А там лишь тьма была...

Тишина и непроглядный мрак… Ни шороха, ни ветра, никого. — Нед, где же ты? — спросила я, а мой охрипший голос утонул в пучине тьмы. Разве мертвые могут ощущать страх? Почему сердце замерло и сжалось в ожидании? А может, я ослепла? Нет, не может такого быть. — Рикон, Бран, Арья, Робб… дети мои. Отзовитесь! Я здесь, тут… в темноте, — воскликнула, но звук был жалок. Меня не слышал никто. Нужно сделать шаг. Я ведь могу идти? Несмело ступила я, но не почувствовала ровным счетом ничего. Не было падения, не было земли, не было даже пустоты, лишь тьма. Неужели я вечность буду видеть лишь черноту, забуду все краски жизни? Нет! Как я могу забыть синеву радостных глаз, упрямую улыбку, лохматые и непослушные каштановые волосы, как у меня. Мой Рикон. Мое последнее дитя. У тебя отобрали жизнь, не дав больше смеху взрывать тишину. Эта тьма расселась бы, будь ты рядом. Я бросила тебя… прости меня. Я покинула тебя, но я здесь. Тут… во мраке. — Рикой… Рикон! Уйди, Тьма, прошу, — зарыдала я. Почему? Я же молилась. Если я ещё чувствую, значит, не перестала существовать. Нет? А Бран? Они скинули тебя со стены. Бес, Джейме, Серсея? В моих руках были двое, но я позволила раскрыть им крылья, ощутить свободу. Зачем? Почему? Мне нужно было убить их. Этот мрак не справедлив. Я ведь щадила, пока не увидела черту. Мой милый сломанный мальчик. Ты тоже улыбался, звонкий голос твой возносился ввысь, пугая птиц. Прости меня, что не защитила. — Бран! — вскричала я в надежде, но как бы ты пришел, если ноги больше не слушались тебя. Арья… Ланнистеры! Я так хотела спасти тебя с сестрой ценой безумства. Я отпустила убийцу, подлого лжеца. «Наилучшие пожелания от Джейме Ланнистера», - так сказал человек в черных доспехах. Кто он? Как же я хочу дотянуться до него, сжать свои руки на его горле. Нет… это слишком просто. Я хочу видеть его лицо, выцарапать глаза или вырвать, растоптать в грязи. Выдернуть его язык и кинуть в пламя, а после оторвать голову и бросить псам. Пусть же будут прокляты все они! — Арья? — уже не звала, а лишь робко спрашивала у тьмы, увижу ли я дочку. Проклятая же царица ночи молчала. Отчаянный волчий вой, раздавшийся внезапно, заставил заткнуть уши. Нет! Серый Ветер… Нет, не кричи. Я не хочу вспоминать. Не хочу. В этой тьме же нет ничего, лишь я одна. — Нет… матушка… нет, — шепнул голос, такой любимый, такой желанный. — Робб! — я вскочила, но вновь зловещая тишина проглотила все мои надежды, — Робб… — повторила я, ощутив слезы на губах. Я вновь плачу, а может, это кровь? Я закрыла глаза. Словно так избавилась бы от тьмы. И увидела… Кровь своего сына. Меч, вышедший из его груди, сверкающий багрянцем. Убийца в черных латах, он поворачивался ко мне… Лицо! Я хочу увидеть его лицо! Я расхохоталась безумно, отталкивая мертвое тело Эйегона Фрея. Воспоминания. Как была глупой старухой, так ей и осталась. Я во тьме. Здесь нет ничего кроме неё, а я слепа. Все остальное иллюзия разума, моя память о кровавом пиршестве старого стервятника. Я так и не убила эту дряхлую птицу, восседающую на деревянном стуле. Предатель так был доволен, как наследник перед коронацией. Мой мальчик, мой ангел с окровавленными крыльями, их тебе сломали. Ты парил, грезил, любил свою деву. Ты звал меня… раненый. Умолял меня не унижаться пред тем, кто разрушил все наши надежды. А я молила Неда, убитого такими же демонами, чтоб он укрыл меня в последний раз, чтоб его дух восстал и защитил. — Матушка… — Вставай и беги. Спасайся! — вскрикнула я, — Пусть хоть здесь ты убежишь, ты все еще в моей памяти. Я укрою тебя. Беги, мой мальчик! Беги. Ради своей девы, Жиенны, ей нужен муж, как мне Нед. Стань ей стеной и не позволь такому же горю окутать её сердце, каким окутано мое. Не умирай, женщины созданы любить живых, а не мертвых. — Жиенна? — Опять тот же вопрос задал ты. Разве ты не помнишь? Мой ангел, смысл жизни моей и смерти, беги. — С чего вы взяли, что я позволю ему уйти? — я вздрогнула от этого мерзкого голоса и открыла глаза. Лица исчезли, осталась только непроглядная тьма, с которой я и была все это время. Я завыла, а в унисон мне вновь закричал где-то во мраке Серый Ветер. Крик смешивался с сухими, покашливающими смешками. Этот плешивый хорёк смеялся надо мной и здесь! Ненавижу! — Робб!!! — закричала я так сильно, как только могла. Но здесь не было моего сына, он был лишь в моей памяти. Я попала в Ад, что холоднее зимы и жарче самого злого пламени. Но за что? Неужели я хуже всех тех, кто причиняет боль другим? Мой муж, он был символом истины, но неужто и он заперт на веки вечные в такой же тюрьме? Семеро, разве они могут быть так жестоки? Нет… Нет! Я сошла с ума, если хочу винить во всем богов. Я закрыла очи еще раз, чтоб вспомнить светлые дни без оков и крови. И мыслей поток перенес меня в летний час, когда зима уже понесла пораженье. Алые листья шумели над моей головой, а рука крепко сжимала тёплую, надежную, чуть грубую на ощупь ладонь. Я уже любила своего северного лорда, как и он меня. И Старк умел улыбаться лучше всех светозарных. Мой Нед улыбался тогда только мне, а робкая Талли счастливо плавилась в потоках этой любви. Тогда убегали прочь все беды, обиды и страхи. Безвременье полноправно витало над нами, и мне нравился вкус губ, что касались меня. Северный лорд совсем не был похож в этот миг на ледяного, такой мог сжечь в своих объятьях. Какой же я была молодой тогда, как Санса. Моя девочка, что ещё жива… Моя кровь, кровь Неда, но теперь я бессильна сделать хоть что-то. Я мертва. Опять рыдания, но теперь с отчетливым привкусом крови. Я разодрала кожу на своем лице. Я отдала бы все ради мести, ради того, чтоб уберечь свою последнюю дочь. Сына не смогла… Робб, мой король. — Матушка… — то ли воспоминание, то ли на самом деле я услышала вновь усталый голос убитого ангела. — Неведомый! — со странным торжеством воззвала я. Мои дети не отзовутся, мой муж не слышит меня. Но если я умерла, то в царстве смерти. Если и он промолчит, значит, нет ничего в этом мире, а наша вера ещё глупее меня. — Ну же, Неведомый, покажись, сукин сын! — Тебе незачем так кричать, бедная женщина. Я все время был здесь, — как гром пророкотал во тьме голос. Совсем недавно я ощутила свою силу над тьмой и тут же потеряла всю смелость. Страх смертной просочился в замершее сердце. Но я же умерла и сердце моё не должно стучать. Я всего лишь бесплодный дух. — Не обманывайте меня, — осуществила я свою последнюю мысль. — Я умерла, но ощущаю себя живой. Где мои дети, где мой муж? Почему я не могу увидеть их?! И покажитесь! Или вы выкололи мне глаза? — Ты видишь то, что осталось в твоем сердце. — Ложь! — зарыдала я, — Я хочу видеть маленького Рикона, веселого Брана, непослушную Арью и Робба… моего мальчика, что был так злостно убит воином в бледно-розовом плаще, окроплённым кровью. Кто он? Мне нужно имя! — Ты умерла, тебе незачем знать это имя, дитя, принятое Севером. — Я не дитя! Я матерь, — упрямо возразила я, встав в темноте и сделав шаг навстречу говорившему. Ответил мне уже другой Неведомый, ведь всего одна личина из семи… — А я отец. В твоих руках погиб невинный. Что сделал тебе дурачок? — мужской голос переливчато переменился на женский старушечий. Старица. Неужели и её мудрость так недальновидна, что не может различить моего горя? — Я умоляла Фрея быть милосердным. А он лишь посмеялся… Не я убила Динь-Дона, а он! Сын за сына, хе-хе… Так молвил он, мерзко приправляя слова смешками. Но он мой внук, и от него никогда не было особого проку. Так закончились его слова. Старый хорек подписал приговор дураку, не я. — Динь-Дон был невинен как ребенок, — не слыша меня, явно дала ответ молодая женщина. — Матерь? — догадалась я, — Матерь Всеблагая, ты больше, чем кто должна меня понять! — взмолилась я. — Ты отправила деву в логово гиен, — сменила Матерь юная богиня. Все это время я слышала лишь голоса, теперь же познала боль, когда свет слепит. А я-то думала, что незряча. Сиянье её волос было таким сильным, словно мощь солнца днем. Я различила и её лицо, вздрогнув от отвращения. Это вновь издёвка? Как богиня может иметь лицо Серсеи? — Я не знаю, о чем вы говорите, — ледяным тоном молвила я. Страх ушел. Ну уж, нет, не склоню я головы пред такими богами, точнее одним ликами семьи. — Ты держала оружие, что выковал мой сын, в своих руках. Ты опорочила мой труд кровью. — А для чего же куются мечи и кинжалы? — гордо подняла я голову, дав понять Кузнецу, что теперь их суд надо мной ничего не стоит. — Уж точно не для любования. — Меч для того, чтоб защищать… — закончил Воин. Я презрительно поджала губы. Справедливости нет нигде. Чего же я ждала от жизни, если и смерть несправедлива? — Виновна! Виновна! Виновна! Виновна! Виновна! Виновна! — друг за другом сменялись личины и выносили мне приговор. Каждое было словно удар кнута по голой спине, но я стояла и улыбалась. Да кто вы такие, чтоб я шла вам на поклон? Улыбка моя угасла. Тот же вопрос был задан и в песне, под которую плясала Красная Свадьба. Шесть приговоров. А где же седьмой? — Неведомый, не молчи. Мне не нужно лести смерти, — устало шепнула я. — Я не виню тебя. В чем же я могу обвинить, ведь являюсь лишь смертью? — пожал плечами он, пряча лицо под капюшоном. — Почему вы прячете лик? — Потому, что у меня его нет, миледи. — Поэтому мне не дано знать и имени убийцы сына? — Возможно… — согласился он и исчез. Я рухнула на колени, не почувствовав боли в ногах. Я вновь во тьме, а один голос ничто против шести. Безвременье вновь было со мной, но теперь не в счастье, а в горе. Моя душа словно дробилась на части. Я желала мстить, проклинать весь мир, перечислять имена всех стервятников, чтоб после смерти оказались в этой темной клетке. Я желала любить, прижимать к себе детей и прятаться в объятьях любимого. Теперь было две Кет: старуха и юная дева, ночь и день, месть и любовь. Я не знаю, сколько прошло времени, но однажды я стала не одинока. — Он смотрит на всех остальных с высоты. Драная кошка, — прохрипела старуха. — Какая кошка? — безразлично спросила я. Эта собеседница - всего лишь плод моего воображения. Мне ведь страшно во тьме. — С наилучшими пожеланиями от Джейме Ланнистера. Не помнишь разве? Я задумалась, а ведь не помню… Ничего, словно из моей головы стерли все гнусные события. — Нет. — Ты всегда была глупа, всего лишь рыба, которую словили на крючок и поджарили на сковородке. — Нет… уйди, злая женщина. Оставь меня во тьме. — Во тьме?! Да с радостью. Я слышу призыв волчицы. Ты нет? — Какой призыв? — я прислушалась, но все было как и раньше: тьма и эта безобразная старуха. — Вставай. Вставай, поешь и бегай вместе с нами, — захохотала безумно она, — Волчьи правила, волчьи обеты. Я хочу крови, но не просто жертв, а всех танцующих на Красной Свадьбе. Идем со мной! И мы вместе вкусим их кровь. — Отсюда нет выхода и я не хочу убивать. Смерть Динь-Дона была бессмысленная. — Дура! — взревела она и вцепилась мне в горло. — Умри же и ты. — Я уже мертва, — прохрипела в ответ, задыхаясь. Этого не может быть… не может. Ведь правда? Нельзя умереть во второй раз. Все кончилось… Я стояла на берегу маленького кристально чистого пруда, алые листья словно маленькие лодочки бороздили по водной глади. Я повернулась и увидела улыбающийся лик чардрева. — Что ты видишь теперь, Кейтилин Старк? — спросил знакомый голос. Неведомый. — Небо, землю, солнце, мой дом — Винтерфелл. Я не хочу во тьму! — порывисто сказала я, обернулась и… утонула в объятиях Неда. — Нед? — слезы счастья потекли по щекам. — А где Неведомый? — Это один из ликов твоего бога? Что же ему здесь делать? Оглянись, это богороща. — Да. Ты ведь не исчезнешь? — как девчонка спрашивала я, гладя его по волосам, лицу. — Нет. Здесь нас никто не разлучит, — успокоил он меня, — Здесь никто не потревожит нашу семью. — Матушка! — звонкий и сильный голос оторвал меня от созерцания мужчины моей жизни. Робб, мой ангел с расправленными крыльями. Я стала искать остальных детей, но чардрево заколыхало своими ветвями, подняв шум. Нед и Робб не слышали того, что было предназначено мне: — Их никогда не было здесь и в обитель мою они не спешат, будь спокойна. *** — Вставай. Вставай, поешь и бегай вместе с нами! Мои глаза открылись, но рядом не было волчицы, лишь обезображенный мертвый мужчина, а вокруг нас с ним стояли молчаливые воины. Я встала, созерцая этот испорченный мир. Нет, эти люди не те, чьи зеницы должны выклевать вороны. Я хотела сказать, но из горла раздалось лишь шипение. — Владыка Света выбрал вас, — молвил человек с лохматой седыми волосами. — Мы же сражаемся за избранных им. Приказывайте, миледи.