Жажда

Воздух в комнате спёртый, вязкий, захлебнуться им проще, чем водой. Раньше он казался другим — свежим, символом новой жизни. Символом перерождения. За стенкой трудятся обезьянки. Отсюда, из спальни, я слышу их копошение. Слышу, как дом пыхтит, пропитанный и заряженный их преданностью. Как он не спит, постоянно, вынужденно бодрствуя, а я не сплю вместе с ним, точно его полноценный орган. Точно его сердце, безостановочно перекачивающее кровь по венам этажей. В моей ладони покоится пистолет с просверленными в корпусе дырочками вместо глушителя. Обжигающе холодный. До странного тяжёлый. И именно его тяжесть, помноженная на мою усталость, мешает поднести его к виску. Сколько я уже не сплю? Два дня? Неделю? Две недели? Таблетки, отданные мне Марлой, перестали действовать. Вчера я закинул в себя в пару раз больше рекомендуемой дозы. Не помогло. Идея, порождённая отчаянием, не привела ровным счётом ни к чему. Не считая желудка, вывернутого наизнанку, и моей блевотины, растёкшейся по паркету. Глаза слипаются. Я тру веки, усердно отгоняя позыв вдавить глазные яблоки поглубже в череп. Пальцы пахнут бензином, и я тщетно пытаюсь вспомнить, почему. На все имеющиеся вопросы напрашивается один единственный ответ. Одно имя из шести букв. Запретный шифр, открывающих доступ к огромной красной кнопке, способной подорвать целую вселенную. Возьми достаточно мыла и сможешь взорвать земной шар. Так он мне говорил? Тайлер. Тайлер. Тайлер. Моя вторая личность. Мой ночной кошмар, вырвавшийся из темницы воспалённого разума и несущий в реальность песнь анархии. Реальность для Тайлера — это податливый кусочек глины. Это инструмент в его заботливых, крепких руках. Он меняет её форму, её законы и саму её сущность по собственным извращённым представлениям. И я боюсь заснуть, боюсь добровольно передать ему контроль. Боюсь однажды навсегда утратить себя. Но организм плюёт на мой страх, он просит положенный ему природой сон, изнывая от истощения. Хотя бы час сна, но у меня в распоряжении нет и его. Посидев, я всё же поднимаю пистолет. Дуло вплотную к виску обжигает. Взгляд скользит к двери. Возле неё стоит застывшая тень, очерченная полумраком. Она наблюдает за мной, не моргая, не дыша. А нужно ли Тайлеру вообще дышать? Он ненастоящий. Он моя больная фантазия, которую мир почему-то любит гораздо, гораздо сильнее меня. — Что ты делаешь? — спрашивает он моими губами, а тон искажается не моей злобой. Я хочу поспать. Хочу забыться. — Ещё рано умирать, — говорит он, игнорируя меня. — Это не твоя смерть. Твоя будет величественной. Грандиозным торжеством. Ты и вообразить себе не… — Я устал, Тайлер, — перебиваю я. Тянет кричать, но всё, что я могу из себя выдавить — тихая мольба. Но её, видимо, хватает. Голос Тайлера, укоренившийся в недрах сознания, пропадает, и тень становится немой, словно скульптура, сотканная из красоты и величества. В наступившем молчании раздаётся щелчок затвора. И пистолет на чудовищной скорости выплёвывает моё спасение. Одна треть пороха и две трети свинца, оболочкой вылитого вокруг. Всё происходит слишком быстро. Слишком внезапно, чтобы сразу понять — ты всё ещё жив. Ещё немного времени уходит на то, чтобы осознать причину неудавшегося самоубийства. Пуля прошивает картонную стену, повыше бортика кровати. Через сквозное отверстие, оставленное ей, проглядывается улица, точно через дверной глазок — квартира нелюбимого соседа. Да, дом на Бумажной улице действительно бумажный. Не знаю, как, но Тайлер выбил у меня пистолет. Оружие ударилось об пол, прокатившись по нему с металлическим лязгом. Тайлер хватает меня за плечи, прижимая к матрасу. Я, как безвольная кукла, не сопротивляюсь ему. — Что ты делаешь? — спрашивает он. Его злость, переплетённую с презрением и непониманием, не обрубить и бензопилой. — Объясни мне, что ты, мать твою, делаешь? Он выплёвывает эти слова мне в лицо, а я не могу не думать о том, на каком всё-таки мягком одеяле лежу. Он сдавливает мои плечи, а я думаю, что его прикосновения чересчур реальны для того, кто заперт в клетке моей изломанной психики. Я усталость Джека. Я его сумасшествие. — Дай мне поспать, Тайлер. Прошу, — снова скатываюсь я до мольбы, отчаянной, жалкой. Он рассматривает меня, снисходительно, сверху вниз. Будто я его подданный, а он — мой король, которому плевать не только на судьбу его слуг, но и на всё королевство. Прошу, Тайлер. Пожалуйста. В его зрачках что-то мелькает. На милю секунды, на одну сотую её части, не позволяя за это что-то ухватиться. Но я замечаю. Тайлер по-прежнему сидит на моих бёдрах. Отпускает плечи, чтобы дотронуться до моего лица. Берётся за подбородок, приковывая моё внимание к себе. — Я ведь предупреждал, что, если ты попытаешься мешать мне, мы станем врагами, разве нет? И почему ты всегда нарушаешь обещания, данные мне? Я не обещал тебе подобного. — Скажи, если бы я подарил тебе сон, ты бы изменил отношение к нашему общему делу? Я не отвечаю. Не хочу так легко продаваться этому ублюдку, которого даже не существует. С подбородка его рука перемещается мне на губы. Требовательно касается нижней, вынуждая приоткрыть рот. Указательный палец проникает внутрь, утыкаясь в не до конца зажившую дырку, а большой проводит по щеке с противоположной стороны. Тайлер сводит их вместе, надавливая со всей силы. Боль пронзает щёку, а язык лижет кровь, отдавая металлом. Я зажмуриваюсь на мгновение, но противиться не смею. Я смирение Джека. Стоит Тайлеру убрать пальцы, боль отступает. Наклонившись, он целует меня, настолько выверенным жестом, будто проделывает это далеко не впервые. Поцелуй выходит нежным и противоречиво властным, так что от него сводит под рёбрами. В висках бьёт пульсацией, разнося по телу жар. Я никогда не мечтал о поцелуе с Тайлером. Размышлял о нём мимолётно, не отрицая такую возможность, но не представляя, как цельную картину. А теперь он стал реальностью. Пугающей и одновременно очаровывающей реальностью. Закончив исследовать мой рот, Тайлер переключается на мою шею. Целует, покусывает. Зубами оттягивает кожу, а после впивается до крови, вызывая волну мурашек. С шеи переходит на ключицы, затем обратно на губы, а с них — на мочку левого уха. Его поцелуи-укусы походят на спутавшуюся цепь, чьи звенья соединены в одному Тайлеру ясной последовательности. Они отпечатываются в памяти, копируя тот самый поцелуй, навечно въевшийся химическим ожогом в ладонь. Покрывая моё тело багряными отметинами, Тайлер лишний раз напоминает, что я принадлежу ему. А мне приходится покорно лежать под ним, распластавшись на измятой постели и глупо притворяясь, точно ни о какой зависимости речи не идёт. Я отворачиваюсь, натыкаясь на пистолет, валяющийся поодаль в углу. Разглядываю его рифлёную поверхность, стараясь отвлечься. Это как медитация, как фантазия о ледяной пещере с пингвином внутри. А Тайлер, словно Марла в группах поддержки, мешает отстраниться от окружающей действительности. В барабане ещё шесть пуль. Довольно, чтобы превратить череп в решето. Или в насадку для мясорубки, куда вместо фарша засунут мои мозги. Но отсюда достать пистолет нет и шанса: Бог не одарил меня способностью к телекинезу. Он расщепил мой разум надвое в качестве ничтожной компенсации. Хорошее и плохое. Плохое и плохое. Хорошее и хорошее. Чёрт его знает, какую часть олицетворяет Дёрден. Но хочется верить, что я по крайней мере не хуже него. На шее пылающим бутоном раскрывается очередной поцелуй. Я пробую расслабиться, но из-за болезненных ощущений сделать это в полной мере не выходит. Боль смешивается с удовольствием, и я сам не замечаю, как начинаю упиваться ею. Рука Тайлера скрывается под резинкой моих трусов и обхватывает член. Я вздрагиваю, резко вдыхая носом. Я слышу усмешку Тайлера. Широкую, довольную. Чувствую, что он смотрит на меня. Чувствую, как он смотрит. — Ты псих, Джеки, — заявляет Тайлер. — Ты мог просто подрочить или позвать мне Марлу, но выбрал это. Он ведёт по моему члену, постепенно набирая темп. Для первого стона многого не требуется. Он вырывается непроизвольно, наверняка долетает до соседних помещений. Да и чёрт с ним. Ещё бы мне стесняться творения собственного искалеченного воображения. Внизу живота разливается наслаждение. Я внимаю каждому движению Тайлера, подаваясь ему на встречу. И почему он кажется настолько живым? — Потому что ты создал меня таким, — шепчет Тайлер, наклоняясь к самому уху. — Потому что мы связаны. Ты принадлежишь мне, а я — тебе. Он слегка замедляется. Решает продлить удовольствие, не давая мне кончить. А от его голоса — глубокого, повелительного — по позвоночнику пробегают мурашки. — Ты мой, Джеки. И всегда им был. — Тайлер… — бормочу я, ворочаясь туда-сюда. Слишком медленно. Слишком идеально. Я машинально принимаюсь двигать бёдрами. Выгибаюсь в спине и тычусь в его ладонь в тщетной попытке прервать сладкую, невыносимую пытку. Но мне всё равно чертовски мало. — Ох, Джеки, знал бы ты, как восхитительно выглядишь со стороны. В ответ из груди вырывается жалобное хныканье, но для Тайлера оно равносильно пустоте. Он сжимает мои запястья, не разрешая коснуться разгорячённой плоти. — Тайлер… Тайлер, пожалуйста… — скулю я, из раза в раз бездумно повторяя его имя. Я уже пребываю на том уровне, когда мозг не в силах банально сложить два и два, потому что не помнит чисел. Мною целиком управляет желание. Первобытное, грязное. Неотделимое от человека, заложенное в нём одним из первостепенных инстинктов. — Чего ты хочешь, Джеки? — интересуется Тайлер, обдавая ушную раковину горячим потоком. Длинные пальцы двигаются к самому верху, задевая головку и выбивая из меня очередной стон. — Просто скажи, чего ты хочешь, и я исполню твою просьбу. Я хочу заснуть до скончания веков. Я хочу, чтобы всё прекратилось. Я хочу, чтобы ты продолжал говорить со мной своим, чёрт бы его побрал, невероятно изумительным голосом. Я хочу, чтобы ты сделал мне больно. Хочу трогать тебя, понимать тебя… Тебя тебя тебя Тайлер наконец ускоряется. Его движения становятся резче, грубее, а комнату вновь наполняют несдержанные, разгорячённые стоны. Я дёргаюсь вперёд, буквально захлёбываясь ощущениями, овладевшими как телом, так и разумом. Перевожу взгляд на Тайлера, смотря в его полуприкрытые глаза. На его лбу виднеется капелька пота, а дыхание, сменившись на глубокое и жаркое, звучит чуть сбивчиво. Ему чертовски хорошо, потому что чертовски хорошо мне. Тайлер более не удерживает мои запястья. Он обхватывает мою шею, перекрывая доступ кислорода. Не настолько сильно для того, чтобы потерять сознание, но достаточно, чтобы вызвать головокружение и завораживающее чувство опасности, обволакивающее пожирающим огнём. Пальцы сдавливают горло. Завтра на их месте появятся синяки. Меня окончательно вырывает из этого мира, выбрасывая за пределы допустимого земного наслаждения. Я стискиваю ткань покрывала, не зная, куда вообще деться. Тайлер втягивает меня в новый поцелуй, и я стону ему прямо в губы, пока во рту хозяйничает чужой влажный язык. — Тайлер, я… Изображение плывёт, давно утратив всякие осмысленные очертания. Воздуха едва хватает. Да даже в долбанном космосе его найдётся больше, чем в моих лёгких. Я кончаю с громким стоном, откидываясь на подушку. Ещё пару секунд меня бьёт блаженная дрожь, и я выдыхаю, отдаваясь столь пьянящему ощущению. Меня всё настойчивее одолевает потребность отрубиться хотя бы до следующего утра. Кровать скрипит. Тайлер ложится рядом. Укрывает нас покрывалом, и я утопаю в эйфории из тепла, мягкости и сильных рук, обвивающих грудь. Он обнимает меня, прижимая к себе, словно любимую плюшевую игрушку. Утыкается носом куда-то в шею, приятно щекотя её. Я нахожусь в полном одиночестве, но странная иллюзия защищённости греет душу. Знание, что Тайлер способен решить любую проблему, не покидает, и мне хочется никогда не переставать в него верить. Может всё, над чем он трудится, действительно стоит того? Но обдумать сию мысль я не в состоянии. Точно не сейчас. — Спи, Джеки, — шепчет Тайлер, будто сам Морфей глаголет его устами, зазывая в своё таинственное царство иллюзий. — Спи, а я обещаю, что сегодня ночью не посмею украсть твоё тело. Одну ночь наше дело вполне подождёт. Он говорит мне что-то ещё, но я уже не слышу, проваливаясь в блаженный сон.