Дракон и Рождество

Благ Господь к надеющимся на Него, к душе, ищущей Его. (Плач 3, 25) Будем же милосердными, так как великодушие достойно восхваления. Без великодушия победа – плохое, зверское дело. (английский рыцарь Раймон Толстый, XI в.) - Если кому придет охота шутки шутить, пусть сразу бросится на меч, - негромко, но веско предупредил Карл, после того как саксы удалились в отведенные им покои. *** - Ваши милости, не извольте гневаться, велено вас обмерить. Платье (47) готовое подберем, в дорожном-то негоже. А уж на Крещение новое пошьем… - старый слуга явно побаивался гостей, и Видукинд, пожалев его, сказал миролюбиво: - Ну, обмеряй. Руки поднять или в стороны развести? - А короля тоже обмеряют? – тявкнул Альфрик, видимо, посчитавший это действо колдовством, которое неминуемо сведет их обоих в могилу. - А как же, ваша милость, - удивился портной. – Король посты соблюдает, хоть и сердится, что тяжело. Худеет всякий раз, одежу перешивать приходится. Когда старик ушел, Видукинд подмигнул Альфрику: - Приготовься к худшему, Аббио. – Когда Карл его неожиданно обнял, он вдохнул перемешанный с привычными воинскими запахами железа и кожи тонкий и нежный аромат какого-то невероятного мыла. – То, что говорят о любви короля франков к воде, - ужасная правда. Тебе предстоит смертельно вымыться! - Немытое король жрать не станет? Ой!.. - Язык отрежу, - ровным голосом пообещал Видукинд. И добавил: – Не напейся смотри. Карла никто не видел пьяным. *** Увидев в золотистом свете свечей странное и прекрасное лицо сакского вождя, Карл не сразу понял, что не так с этим лицом, потом осознал отсутствие бороды. Видукинд выглядел как франк - небольшие усы «подковой» и бритый подбородок, - шитая золотом котта (48) цвета вишневой мякоти шла ему необыкновенно. Теперь, когда с диковатым видом лесного варварского князька было покончено, его благородная наружность привлекла всеобщее внимание. «Похоже, этот парень ничего не делает наполовину, - подумал Карл и ужаснулся: - Да он же мне весь королевин курятник переполошит!» В душе он немного завидовал красивым людям. Себя же, вопреки лести любовниц, красавцем не считал – помнил ощущение собственного длинного, нескладного, неуклюжего тела в юности, когда слишком быстро рос. …И переполошил ведь. Одна дура даже пискнула восторженно: «Ой, какой зайчик!» - и онемела, встретив бешеный королевский взгляд. Сакс не дрогнул, возможно, искренне не понял, кто тут зайчик. Альфрика и Ворнокинда посадили в самом низу стола, с молодежью – пускай обвыкаются, им еще под одним знаменем кровь проливать. Видукинд как мог незаметно косился в ту сторону. - Не обидят, - проследив его взгляд, усмехнулся Карл. – Они у меня наглые, конечно, но ведь не бессмертные. В этом зале Видукинд был абсолютно одинок, и только Карл казался в некотором роде не чужим – при первой встрече между ними протянулись какие-то нити взаимопонимания. Наверное, поэтому он ответил искренне: - Как бы не опозорились, смеяться будут. - Посмеяться можно над любым, дурное дело не хитрое. Надо мной в их годы тоже смеялись – долговязым рос, нескладным, ловок был только на охоте да в воде. Да, может, и сейчас смеются – я же не умею писать. Буквы забываю. -Тебе необязательно уметь писать, - простодушно удивился сакс, - вон у тебя сколько монахов. Ты не умеешь писать, они не умеют сражаться – почему бы тебе не занять у них немного учености? - Да я уж до того дошел, что сплю с латинской грамматикой под подушкой. Знаешь, как новый меч кладут с собой в постель, чтобы поскорее признал хозяина, стал послушным. Может, хоть так научусь. А чего твои люди мне в глаза не смотрят? – вдруг спросил Карл, заметивший эту странность еще при появлении саксов на ужине. - Боятся. - Видукинд и выпил-то совсем немного, но это его как-то расслабило, скулы порозовели. – Говорят, у тебя взгляд василиска - люди от него замертво падают. - И много их попадало? – возмутился король. – Всего-то один такой случай и был! Когда заиграли свечной бранль, Карл повел в танце Фастраду, но вскоре королева присела отдохнуть: после рождения дочери Теодорады она была еще слаба, быстро уставала. Альфрика новые приятели затащили в круг и со смехом объясняли ему фигуры танца. Видукинд в одиночестве задумчиво рассматривал свой кубок, впрочем, никто и не ждал, что он пойдет плясать. Фастрада вспомнила просьбу мужа быть приветливой и спросила: - А где сейчас ваша жена? Она ведь из данов, красавица, наверное? Северянки все очень красивые. Видукинд невесело улыбнулся: - Все верно, моя королева, она северянка и красавица. И живет у своего отца, Сигурда Кольцо. Когда я был разбит и бежал к данам, Гева осталась там, не поехала со мной обратно. Дочери конунга не место в лесу. - Простите, - извинилась Фастрада, вспыхнув от своей невольной бестактности. - Ей действительно было не место рядом со мной, когда король Карл гонял меня по всей Саксонии, как кабана. Ночью, оставшись наедине с мужем, Фастрада слово в слово пересказала ему разговор. - Просто ужасно получилось, - пожаловалась она. – Я была тактична как никогда. - Все к лучшему, моя дорогая, - утешил ее король. – Благодаря твоей ошибке я узнал о саксе нечто очень важное. - Что он фактически не женат?.. Скорее всего, его Сигурддоттир уже брюхата от какого-нибудь викинга. - Нет, то, что он не сказал ни одного дурного слова о жене, которая его, можно сказать, бросила. …Пока все были заняты бранлем, принц Карл, мучимый ненасытным мальчишеским любопытством, подобрался поближе к сакскому вождю. Видукинд заметил его интерес и доброжелательно усмехнулся: - Ты похож на своего отца. Он уже посылает тебя в походы? - Только с моим дядей Герольдом, или с графом Тьерри, или еще с кем-то, кто знает, что делать, - вздохнул подросток. И неожиданно признался: - Я сейчас смотрел на тебя и думал, что я еще недостаточно храбрый. - Почему? - спросил Видукинд, глядя в серые глаза мальчика. – Почему вдруг такая мысль пришла тебе в голову? - Мой отец ничего не боится. А ты не испугался моего отца, и это, наверное, еще труднее. Мне до этого далеко. - Я не так хорошо знаю твоего отца, как хотел бы узнать, - задумчиво ответил Видукинд. – Но вряд ли ошибусь, если скажу, что он наверняка боится напрасно погубить своих людей. Как и я. *** Королевская вилла Аттиньи не была укрепленным замком – никто не планировал отсиживаться здесь во время долгой осады. Просто богатое поместье, способное на короткий срок, не больше недели, принять на постой возвращающуюся из похода армию, или на всю зиму – королевский двор, до тысячи людей и лошадей. Огромные конюшни, шорные и оружейные мастерские, церковь с баптистерием, дворец, в котором многое было устроено по римскому образцу: полы с подогревом, водопровод, бассейн, библиотека. Во всех направлениях непрерывно сновали захлопотанные слуги и служанки - кто с тюком постельного белья, кто с полной торфа жаровней, - разодетые в пух и прах придворные лютнисты, гордые своей службой мальчишки-пажи с соколами на рукавицах и борзыми на сворках, ученые клирики, стайки хихикающих девиц... Под ногами путались ребятишки (трое или четверо были темноволосыми, сероглазыми и носатыми, как король) и собаки, которым не досталось пажей. ...Где-то, когда-то Видукинд уже видел этот дом, эти мозаичные полы, эту галерею, по которой, стуча тупыми когтями, носилась взапуски стая рослых остромордых борзых… В загонах вокруг конюшен резвились жеребята, назначенные этой зимой в заездку – смешные тонконогие двухлетки, которым предстояло вырасти в могучих жеребцов, ударную силу грозной королевской конницы. Будет чем заняться свитским, чтобы не обленились за зиму. Отдельно гулял громадный, хоть втроем садись, королевский вороной. Воины Видукинда в свободное время в основном слонялись вблизи левад, и его это устраивало: по крайней мере лошадей они точно спереть не смогут. А вот насчет красивого кубка или драгоценной фибулы с чужого плаща - ручаться трудно: вышедшие из лесу парни ошалело моргали при виде диковин, за сохранностью которых никто не следил. - Christus est natus (49), ваша милость герцог Саксонии, - важно обратилась к Видукинду длинноногая девочка-подросток в тунике шафранного цвета. Нос юной особы говорил сам за себя, а темные волосы, хоть и заплетенные в косы, тем не менее казались взлохмаченными. - Gaudete (50), госпожа моя принцесса. - Нос, - рассмеялась девица. – Конечно. Я всегда узнаю своих сводных братьев и сестер, сколько бы их не было. Вы хорошо себя чувствуете? - Да, неплохо, - удивился Видукинд, - а что-то не так? - Да на вас прямо лица нет. Переживаете, как бы ваши люди не набедокурили или не своровали чего-нибудь? Видукинд онемел. - Пустяки, - светским тоном продолжала принцесса. – Лишь бы не редкую книгу и не священную реликвию, вот тогда папа будет вне себя. А если что другое, чашу там или безделушку – да на здоровье, все сделают вид, что ее и не было. - Адель! – раздался сердитый голос короля. – Дочь, я просил не докучать гостям. Принцесса скорчила рожицу и порскнула наутек. - Мои дети слишком много говорят и всюду суют свой нос, - проворчал Карл. – Признаюсь, что избаловал их. Это потому, что мой отец был суров со мной; я не хочу, чтобы мои дети боялись меня, как я его когда-то. - Говорят, если девица похожа на отца, ее жизнь будет счастливой, - заметил Видукинд. – Но твоей старшей дочери и принцу Карлу лучше бы родиться двумя братьями. У тебя есть кто-то на примете для нее? - Аделаида пишет стихи на латыни и ведет богословские диспуты с учеными клириками, так что подходящего мужа у меня для нее нет, - усмехнулся Карл. – Возможно, она решится посвятить себя Церкви; это было бы лучше всего, поскольку мужчину образованнее себя она найдет только среди клириков, а те не женятся. Пока она при мне, я никому не позволю отобрать у нее книги и засадить за прялку, как просидела моя мать до самой смерти отца. Когда она выйдет замуж, мне будет сложнее ее защитить, так что это ждет. *** Видукинд не пропускал ни одного богослужения, хотя, как и положено оглашенному, всякий раз покидал храм до начала литургии верных. Огласительные беседы с ним проводил сам Алкуин, которого Карл попросил отложить ради этого другие дела. - Трудно тебе с ним? – спросил Алкуина король через несколько дней после Рождества (Крещение сакского вождя было решено приурочить к Богоявлению, так что времени на его катехизацию оставалось немного). - Легко, - ответил монах. – Он, как всякий, кого коснулась призывающая благодать Божия, «связан и упоен ею, погружен и отведен пленником в иной мир» (51). А вот Альфрика и других я бы пока оставил оглашенными. Они не готовы. С их стороны Крещение будет формальным актом, данью лояльности. - Пожалуй. А что ты скажешь о саксах? Теперь, когда посмотрел на них вблизи? - Скажу, что ты несправедлив, приписывая им коварство. Они не коварны, хотя и непостоянны; у их верности другое основание, поскольку они, в сущности, дети. - Гм!.. Забавы у этих малышей не ребячьи! - Так ведь и настоящих детей ангелами считают лишь те, кто никогда не пытался их воспитывать, - рассмеялся Алкуин. – А я слишком долго был учителем, чтобы так заблуждаться... Что до Саксонии - Юлий Цезарь зашел туда, огляделся и тотчас вышел. И доложил Сенату и народу римскому, что галлы еще так-сяк, а вот германцы совсем бешеные, лучше их оставить в покое. - Вряд ли можно говорить о покое, когда под боком завелся дракон. Отец не имел ресурсов для долгой войны, поэтому бил комаров, а я намерен осушить болото. Так какое, говоришь, основание у их верности? - Привязанность. Как у детей. Твоя младшая дочь ударится в рев, если забрать у нее старых потрепанных кукол и предложить взамен дорогие и красивые новые игрушки – к старым она привязана. Люди Видукинда последовали за ним, как они полагали, на верную смерть: его вела воля Божья, а их – привязанность к вождю. - Видукинд обратился, его люди просто последовали за ним, но для начала и этого достаточно, - кивнул король. - А что такое, по-твоему, вера, Карл? - Вера - это действие, - ответил Карл и на треть выдвинул из ножен меч: - Вот свидетель моей веры!.. Я не гожусь в миссионеры, Алкуин: трудно проповедовать то, чему всецело принадлежишь. Но я Minister Dei, Devotus Sanctae Ecclesiae defensor humilisque adiutor (52) – как король, я связан этим долгом, а как человек, многим пожертвовал во имя его исполнения. Ни на что не взираю и не дорожу своей жизнью, только бы с радостью совершить поприще мое и служение, которое я принял от Господа Иисуса (53) . - Все верно, Карл. Вера – это действие. Доказательством веры апостола Петра было то, что он, простой рыбак, по слову Спасителя сотворил чудо: бросился в воду и прошел по ней аки посуху. Доказательство веры Видукинда – то, что он здесь. Если апостол ступал по воде, то сакс шел к тебе босиком по огню. - Знаю. Надеюсь, меня нельзя упрекнуть в том, что я не проявил уважения. Я старался! - Ты совершил незаметный подвиг человеколюбия, мой король. Сказано: Не радуйся, когда упадет враг твой, и да не веселится сердце твое, когда он споткнется. Иначе увидит Господь, и неугодно будет это в очах Его (54). Люди этого не оценят, на них произвело бы большее впечатление, если бы ты подверг своего врага жестокому поруганию. Но Бог замечает такие вещи. И я, смиренный монах, был бы горд, что служу величайшему из королей – если бы только мне было позволено испытывать гордость. - Тебе, клирику, нельзя, ну а мне, воину, можно! – рассмеялся Карл. – В душе я горжусь, что приручил вестфальского оборотня. Он – мой великий враг! Никто и никогда не наносил франкам таких поражений. Его смерть или позор ничего не прибавили бы к моей славе, его честь дорога и мне, победителю, потому что увеличивает ценность моей победы. 47 Здесь: костюм. 48 Котта - длинная (ниже колен) мужская верхняя рубаха с короткими широкими рукавами и квадратным или полукруглым вырезом, отороченным вышивкой или мехом. Котту носили поверх брюк и нижней рубахи – камизы – белого цвета, с длинными рукавами – и подпоясывали ремнем. Костюм знатного воина дополняли плащ и перевязь с мечом. 49 Христос родился (лат.). 50 Радуйтесь! (лат.) 51 Прп. Макарий Египетский. Цит. по: Добротолюбие, Том I. 52 Слуга Божий, благочестивый защитник и смиренный пособник Святой Церкви (лат.) – так называл себя Карл Великий в своих капитуляриях. 53 Деян. 20, 24. 54 Притч. 24, 17.