Темнота — абсолютная и всеобъемлющая. И тишина — звенящая. Звенящая от собственной крови, ревущей в теле. От криков насмерть перепуганных людей. Стариков, женщин, детей, мужчин. Они все кричат одинаково, когда им грозит смерть.
Это место было странным. Он без ложной гордости мог бы сказать, что вдоль и поперёк знает весь Ликей, сможет с закрытыми глазами отгадать любой клочок его пространства, но не в этот раз.
Память не была надёжным союзником. Жуткая головная боль лишала возможности сконцентрироваться, а нечто вязкое, сползающее по лицу и шее, не оставляло сомнений о причинах дискомфорта.
Он был жив, в темноте, не связан. Крики были ложью, он сразу это понял: тональность не менялась, что его слух ощущал очень отчётливо. Нужно было встать. Тогда, быть может, он куда-то сможет выйти. Не может быть, чтобы тут не было выхода. На его негромкий вскрик отозвалось уходящее эхо — это явно был тоннель. Не используемый. Пол был сырой и неровный, словно недавно только над этим местом работали допотопным грубым инструментом.
Как он тут оказался? И когда? Надавив на глаза пальцами, он сумел унять часть боли, но не всю, зато теперь перед глазами поплыли цветные круги.
Они начали атаку, и, поначалу, всё шло как надо. Когда же он оказался отделён от прочих? И где он? Этого места не было на картах — в этом он был уверен так же, как и в том, что на руках у него по пять пальцев.
Цепляясь за стену, Корвус неуверенно пошел вперёд. Ощущение нереальности нарастало, но лишь до тех пор, пока по слуху не резанули крики. Настоящие крики, живых ещё людей. Его людей. Он бросился вперёд, не разбирая дороги.
Свет в глаза хлынул внезапно, словно над ним раскрыли люк. К счастью, свет был тусклым, красноватым, как от жерла печи, закрытого стальной заслонкой.
Он не сдержал тихого ещё рычания, что было на него не очень-то похоже, но, в данных обстоятельствах — оправдано.
Вооружённые охранники сгоняли толпу людей в ловушки, специально заготовленные на случай восстания. Корвус не знал о них, но отчётливо понял, что это. Они были похожи на плавильни, но гораздо больше, даже крупнее заводских.
Словно удар, пришло озарение. Этих людей хотят сжечь заживо. Наказать за его преступление.
Он бросился вперёд, но в плечи вцепились чьи-то сильные руки и оттащили назад, в темноту.
— Нет. Ты им ничем не поможешь.
Шёпот, похожий на шуршание крыс. Почему-то воздух возле уха остыл, будто его не согрело чьё-то дыхание, а, наоборот, остудило.
Он рванулся, но руки удержали хоть и мягко, но крепко.
— Не трепыхайся, птенчик.
Не имея возможности вырваться, он всё же не последовал совету того, кто стоял сзади и продолжил дёргаться.
— Отпусти. Кто ты, будь ты проклят!
Сзади вновь раздался смешок, а чужое тело прижалось слишком близко.
— Ты несколько запоздал с проклятиями, птенчик. Но позволь мне избавить тебя от твоего собственного.
С этими словами незнакомец резко отшвырнул Корвуса. Не найдя опоры, тот начал падать. Падать в бездну, на краю которой на миг успел заметить кого-то очень высокого, одетого в плащ, от которого остались лишь лохмотья. Летя вниз, он инстинктивно махал руками — то ли пытаясь взлететь, то ли ухватиться за выступ. Но крылья не появились, а стен под руки и вовсе не попадалось.
Неожиданно под пальцами оказалось нечто мягкое, и Корвус сжал это чисто инстинктивно. Он услышал треск и распахнул глаза. На пол рухнуло тело надзирателя, которому он раздавил шею. Раздавил, не приложив и десятой доли своих сил.
От неожиданности он шарахнулся назад, но упёрся во что-то. В кого-то, одетого в доспехи. Резко развернувшись, он выбросил вперёд руку: у него тут не было друзей среди тех, кто носит броню.
Рука, движущаяся со скоростью молнии, сжалась на шее, и он удивленно замер, глядя на свою жертву.
Перед ним стоял неизвестный. Огромного роста, не простой смертный, а ровня ему самому. Тем не менее, он не нашёл сил разжать руку. Когда на лицо незнакомца упал блик света, Корвус нахмурился. Он словно смотрел в отполированную поверхность металла. Отражение было немного искажено, но сходство определённо было. Так мог бы выглядеть он, если бы… если бы был мёртв. Ему не понравился этот вывод.
— Кто ты?
Его отражение усмехнулось ему жестокой улыбкой.
— Ты не помнишь?
Это был диалог ни о чём.
— А разве я должен?
— Должен.
Голос хихикнул с другой стороны, и Корвус обернулся. Когда он вновь посмотрел перед собой, то увидел, что пальцы вновь держат простого смертного, у которого к этому моменту уже были переломаны руки и ноги.
— Долг. Какое гнусное слово. Ты должен убить этого человека. Ведь это он избивал твоего отца, разве нет?
Корвус вновь взглянул на замершего в ужасе человека. Да, определённо это был он, и гнев, как чёрная могильная плита, рухнул на него. Пальцы сжались сами, и тёплое, плеснувшее на них, было неимоверно приятным. На сей раз он сжал слишком сильно — голова оторвалась и, упав на камни, покатилась в сторону.
— Следующий.
Он не успел спросить, о чём говорит странный пришелец, когда заметил, что окружён стоящими на коленях надзирателями. Ему пришлось развернуться, чтобы увидеть, что их ряды уходят во тьму, и все их лица были знакомы, хотя иногда почему-то повторялись. Все они вызывали в его душе волну гнева. Убийцы безоружных. Убийцы рабов. Все они достойны смерти.
— Ты медлишь, птенчик. Ты ведь хотел отомстить. Так?
Это было так, и, не раздумывая, Корвус вздёрнул руку вверх — в ней змеилась и плясала длинная плеть, по которой пробегали языки пламенных молний. Он мог прикончить их всех, косящими ударами распарывая тела, словно сенокосец, сшибающий траву. Люди у его ног начали умолять, но он не слушал — как не слушали и они в своё время.
Бич стегнул для пробы воздух, а потом рука отдёрнулась дальше, чтобы следующий удар нанести уже по приговорённым.
Опуститься ей не дали. Всё тот же незнакомец перехватил его руку.
— Нет. Не уподобляйся мне.
Плеть вырвали из его пальцев, и она пропала где-то в темноте. Отбросив от себя призрака, Корвус несколько мгновений смотрел на него с ненавистью, прежде чем броситься на него.
— Зачем ты мне помешал? Почему я не должен тебя убить?
Отражение оскалилось ещё сильнее, и в глазах мелькнул безумный восторг.
— Сколько вопросов. Потому что тебе это не под силу, Воронёнок.
Вывести его из себя оказалось очень легко: его лишили законного права на месть. Однако он ещё никогда не дрался с равным себе. Пальцы царапнули воздух, и руки, такие уверенные, поймали его, и, умело держа за предплечья, завели их назад. Корвус зарычал, но тут же рык сменился тихим стоном, когда его впечатало в невесть как оказавшуюся здесь стену. Сзади его тела вновь коснулось тело незнакомца, и даже сквозь одежду он почувствовал его сверхъестественный холод.
— Кто ты? Колдун?
Незнакомец фыркнул.
— В какой-то степени. В меньшей, чем ты думаешь, братец.
Не переставая дёргаться, Корвус продолжал с рычанием выплёвывать слова.
— У меня нет братьев.
Голос отражения стал почти участливым.
— Ну конечно, я понимаю, что, после всего случившегося, называть кого-то братом очень сложно, но генетически мы всё ещё родня, хотя ты и был всегда более желанным сыном. Преданный Воронёнок.
Корвус дёрнулся изо всех сил, и его отпустили, позволив удариться о камень стены левым плечом, от чего то онемело. Он развернулся.
— Что ты несёшь. Сын? Братья? Кто ты такой?
На лице его противника впервые появилось удивление.
— Постой. Ты действительно не помнишь, кто я? Где мы, по-твоему?
Не было ни малейшего желания говорить с этим неизвестным, а тем более находиться рядом с ним, но избежать его соседства не получалось.
— В подземельях Ликея, и я знаю, что ты мне не знаком.
Отражение, точнее его лицо, раскололось. Этот призрак стал смеяться так откровенно, что злость вновь начала вливаться в тело Корвуса тёмным тяжелым огнём.
Впрочем, длилось это недолго.
— Вынужден тебя огорчить, но ты не прав. Это не Ликей, братик. Это совсем не Ликей. И меня ты знаешь, птенчик.
Он подошёл ближе, и что-то сверкнуло, а затем лица Корвуса коснулось словно бы несколько ледяных ножей. Они скользнули вниз, и тогда он увидел, что это когти, крепящиеся к перчатке доспеха.
— Я — Ночной Охотник. Как и ты, я примарх своего легиона, вот только мой легион сейчас вырезает твой, точнее — остатки твоего легиона, разбросанные среди скал. Это Истваан, братик, и мы вроде как воюем.
Он вспомнил. Вспомнил, что произошло, с такой чёткостью, что в голове будто бы взорвалось то, что давно уже пульсировало за глазами, и жидкий огонь растёкся уже внутри черепа. Он закричал от ярости и тут же бросился на брата.
— Кёрз. Я тебя уничтожу!
Повелитель Ночи отступил в тень, и пальцы Ворона ухватились за воздух.
— Приятно, что ты наконец-то вспомнил родного брата, но, как я уже сказал, ты не сможешь этого сделать. Ты уже пытался.
Он ударил сам, не выходя на скудный свет, но молниеносно, заставив Коракса отлететь на несколько шагов, но это не остановило примарха.
Их манера драться была похожа. Две невесомые тени сражались с запредельной даже для транслюдей скоростью, не уступая друг другу, словно каждый боролся с собственным отражением. Поняв это, Коракс отскочил в сторону.
Кёрз, его брат-близнец, усмехался призрачной улыбкой, но стоял в полутени, не нападая.
— Я же говорил. Ты не сможешь.
— Предатель!
Коракс пригнулся, расставив пальцы, заканчивавшиеся когтями. У Ночного Охотника было такое же оружие, но он не спешил его демонстрировать вновь.
— Мы все в какой-то мере предатели.
И, увидев, замешательство на лице брата, прокомментировал:
— Ты помнишь, как ты оказался здесь? Где Вулкан, Горгон?
Словно получив прямой удар в голову, Коракс пошатнулся. Память возвращалась крупными кусками, причиняя сильную боль.
Его братья. Жестокая атака предателей в тыл. Феррус был слишком увлечен боем и ушёл далеко вперёд. Вулкан первым осознал, что их предали, но было уже поздно что-то предпринимать: их позиции были худшими из возможного. Чудо ещё, что он сам жив, и жив хоть кто-то из его легиона.
В темноте хихикнуло.
— Трогательная братская забота. В первую очередь ты рад, что живы твои сыновья.
Поймав взглядом в темноте чуть более светлое пятно — лицо Кёрза, Коракс шагнул к нему.
— Что ты понимаешь в братстве, ты…
— О, я знаю. Сейчас ты должен назвать меня гнусным выродком, позорящим семью, и пообещать меня убить. Какой твой излюбленный способ убийства?
Он исчез с линии атаки брата, как утекает дым под покровом ночи, но не замолчал.
— Сломать шею?
Почти ледяные пальцы коснулись загривка Ворона, обнаружившего себя неожиданно беззащитным — доспех словно испарился. Его обнажённое тело было лёгкой мишенью, но он не испытывал страха, а лишь презрение и ненависть.
— Что это за игра?
Всё же в голосе прорезалось отчаяние, что не осталось незамеченным.
— Ну что, братик. Каково тебе в тенях теперь? Уже не так уютно, когда ты один на один с их настоящим порождением?
Пытаясь ориентироваться на звук, Коракс без замаха ударил влево. Тут же запястье пронзила острая боль, и он вынужден был припасть на колено, а в плечо уперлось колено брата. Он мог бы сейчас попросту сломать ему руку, но лишь резко дёрнул — вывих, не более, однако рука больше не слушалась. Демонстрация возможностей. Кёрз был чрезвычайно искушён во всём, что могло причинять боль и делать жертву беспомощной.
— Ты не ответил мне. Как бы ты убил меня? Как бы убил моих сыновей? Покажи мне!
Он исчез в тенях снова, и никто не помешал Корвусу подняться на ноги в отчаянной попытке сделать хоть что-то.
Из теней тем временем шагнули шестеро. Отчётливо были видны крылья нетопырей над шлемами и горящие красным визоры шлемов. Из решеток воксов доносилось азартное рычание, словно под доспехами скрывались голодные псы. Их было шестеро против одного примарха. Шестеро сыновей Конрада. Сам он не скрывался. Он стоял позади них, наблюдая. Путь к нему преграждал воин с цепной глефой. Коракс знал его, хотя и непривычно было, что он стоял вот так, молча. Обычно этот легионер был разговорчив сверх меры, не упускал случая вставить жестокую шутку в любой диалог. Великолепный воин, быстрый и смертоносный. Остальные пятеро, он не сомневался, немногим уступают Первому Капитану.
Без привычной показухи командир этого отряда бросился вперёд, сходу проведя сложную подсечку. Тут же атаковали остальные. Время застыло, и Коракс увидел всех их в движении. Он всё же был примархом, и шестеро легионеров против него были лишь напрасной кровавой жертвой. Каждый продержался лишь несколько секунд, каждый своей короткой жизнью продлевал жизнь собрата, но всё было кончено за пару минут.
Первым пал капитан. Он и его оружие были опаснее прочих. Он был быстр, но Ворон был куда быстрее. Он одним ударом перебил космодесантнику хребет на уровне поясницы, а затем, уже упавшему, ногой разбил шлем.
Одному из оставшихся он голыми руками пробил керамит доспеха и вырвал основное сердце. Хрипящую жертву он отшвырнул на его собрата. Ещё двоих поймал и ударил их шлемы друг о друга с такой силой, что головы взорвались кровавым фонтаном. Тем временем сбитый с ног легионер отшвырнул погибшего собрата и быстро поднялся на ноги.
Коракс увернулся от его ревущего цепного меча, направив оружие под нагрудник другого Повелителя Ночи, двигавшегося слишком быстро и не успевшего вовремя заметить опасность. Последнему противнику он начисто оторвал голову, дёрнув за шлем вверх и вскрикнув от отчаяния. Он даже не заметил, что рука вновь слушается его, словно ничего с ней и не было.
Оставшись один среди растерзанных трупов, он тяжело дышал. По рукам и всему телу замедленно сползали густые капли крови. Даже лицо было залито ею.
— Мало?
Он вздрогнул, услышав голос брата так близко. Уже попытавшись что-то сказать, он застыл, осознав услышанное, и со стыдом опустил плечи.
Ему было мало. Он желал крови этих недостойных. Моря крови и гор их тел, вот так же разорванных. Желал, чтобы они умирали, корчась в муках у его ног. Ощутив сильное отвращение, он попятился, но споткнулся о мёртвое тело. Кёрз, наоборот, подходил всё ближе к нему.
— Ну, давай. Солги мне, что ты не хочешь купаться в крови. В крови тех, кого называешь предателями. В моей крови, наших братьев? Что скажешь?
Коракс сомневался в том, что Кёрзу на самом деле нужен был его ответ. Ухмылка была слишком красноречивой. Он знал. Он знал о брате всё, даже то, чего не знал и он сам.
— Все мы убийцы, птенчик. Среди нас нет борцов за справедливость и истину.
Он придвинулся вплотную.
— В любой войне первой жертвой становится истина. Помнишь это? Я вижу, что помнишь. А мы ведь созданы для войны. Что отсюда следует?
Не дождавшись ответа, он разочарованно продолжил:
— Так вот, истина, которую наш Отец пытался скрыть — его желание подмять под себя всё, до чего он дотянется. Тех, кто отступил от его плана, теперь назвали предателями, но это не имеет значения, ты мне всё равно не поверишь, да это и не важно. Все мы — чьи-то марионетки. Твоё сердечко сейчас так колотится от ярости. Ты хочешь защитить идеалы, которые тебе навязали. Ты всегда был верен. Как верен Русс или Дорн. Заметь, я не упомянул прочих.
Он многозначительно умолк и улыбнулся.
— Все мы — не то, чем кажемся сами себе, и не то, что хотел получить Отец. Твоё право принять какую-то сторону. Я не стану тебя уговаривать. Твоё недоверие спасло тебя. Феррус доверился своему любимому Фулгриму, и теперь он не более чем пища для воронов. Ах да, здесь ведь нет воронов, какая жалость. Моему сыну тут совсем скучно.
Коракс вспомнил, как изредка звали убитого им капитана. Принц воронья. Он машинально взглянул туда, где оставались мертвецы из Восьмого Легиона, но на полу — или земле? — не было ни следа крови или тел.
Ударом в грудь отшвырнув бывшего брата, Корвус прорычал:
— Где мы и что тебе нужно?
В одно движение Кёрз оказался опасно близко.
— Мы сейчас здесь.
Он аккуратно постучал по виску Коракса пальцем с длинным ногтем. На руке не было латной перчатки.
— А я пытаюсь заставить тебя снова стать живым. Я не хочу, чтобы ты погиб здесь так бесславно, смирившись со своим поражением, как смирились твои братья. Я люблю, когда мои игрушки живут достаточно долго, чтобы ими можно было играть снова и снова. Люблю, когда они ломаются постепенно, а не сразу. Ты ведь это прекрасно понимаешь, хотя и упорно скрываешь это от самого себя. Это ничего не меняет. Ты — моё отражение, Воронёнок. Я спас тебя, потому что мне нужен достойный противник, чтобы мне не было скучно. Если мне попадётся ещё кто-то из наших братьев, я позабавлюсь и с ним. Знаешь, как это весело: вытащить падающего в пропасть, чтобы затем медленно сталкивать его в другие, и снова вытаскивать, когда несчастный уже на грани.
Коракс с ненавистью смотрел на упивающегося собственной ненавистью брата.
— Ты омерзителен.
Кёрз пожал плечами, нисколько не оскорбившись.
— Правда нелицеприятна, но ты думаешь, что кто-то из вас очень уж отличается от меня? Я ценю такие развлечения и не ломаю игрушки сразу. Это наше единственное отличие. Я умею наслаждаться своим призванием, в то время как вы лжёте себе и друг другу.
Пользуясь затянувшейся близостью, Ворон коротко ударил Охотника справа в челюсть. На удар Призрак ответил ухмылкой и, как бы между прочим, вогнал четыре силовых когтя правой руки в левый бок Коракса. Дыхание оборвалось, но это ещё не убило примарха. Его тело вытянулось, стремясь спастись от боли, аккуратно придерживаемое повелителем Нострамо.
— Нет. Не спеши умирать. У тебя впереди столько дел. Тебе ещё нужно повстречаться с нашим Отцом. А для этого тебе надо захотеть выжить и сбежать отсюда, ведь резня ещё не окончена. Выжить ради мести, мой маленький братик. Бросить здесь своих братьев и сыновей. Спасти хотя бы часть своего Легиона, если уж не можешь спасти наших братьев, столь преданных своему слову.
Слова ядом проникали в сознание. Острая боль раскатывалась волнами по телу, заставляя Корвуса подёргиваться. Когти вонзались всё глубже.
Коракс силился пошевелиться и не мог. Ему осталось лишь наблюдать, как узкая ладонь накрывает его глаза, а губы кровожадного брата тихо шепчут:
— Осторожно. Не делай резких движений.
***
По глазам резанул яркий свет, и он вновь зажмурился, медленно осознавая, где находится и что происходит.
По броне с шуршанием осыпалась земля и мелкие осколки, разбросанные близким взрывом. Его зашвырнуло в траншею и присыпало грунтом — враги не заметили его и прошли мимо. При попытке встать тело отозвалось болью, и, помня совет ненавистного брата, он встал осторожно, заодно прищуривая глаза. Шлем, сорвавшийся с головы, он нашёл довольно быстро, но, едва взяв его в руки, заметил на холме одинокую высокую фигуру, закутанную в драный плащ. Он видел её лишь миг, а в следующий она исчезла.
Он не последовал за предателем, как бы ему этого ни захотелось. Его сильно мутило от услышанного и увиденного, от того, какие видения смутили разум после контузии. Ему не давало покоя то, что предавший брат не убил его, хотя явно видел с вершины холма. В сердце полыхала ненависть из-за того, что тот до сих пор не считает его достойным противником, но он вспомнил о своём Легионе, и злость и жажда крови уступили, ослабев перед более насущными проблемами. Нерешительно активировав вокс, он почти оглох от криков своих умирающих сыновей, и на секунду закрыл глаза, чтобы не дать сорваться с губ горестному стону.
Как долго они были без него? Как много их пало без его поддержки?
Он заставил свой голос звучать ровно и ободряюще, хотя сам понимал, что это фальшивка.
— Сыны мои. Братья. Я с вами!
Птичий клёкот ворвался в канал связи, встреченный дружным хором отзыва. Несмотря на то, как сильно потрепало Легион, он откликнулся без промедления.
***
— Рыцарь. Что ж. Возможно.
Кёрз отвернулся. У подножия холма его ждал Первый Капитан и несколько его атраментаров, которые всё это время сторожили клочок чёрной земли, где их примарх забавлялся со своей жертвой одному ему понятными способами. То, что Ворон ещё не был освежёван и выпотрошен, говорило о том, что ему предназначена иная судьба. Никто не задавал вопросов, даже Севатар. Впрочем, он заинтересованно посматривал на всю эту картину, опираясь о древко своего жуткого оружия. Его легионеры уже уложили несколько случайно оказавшихся поблизости собратьев как из числа бывших союзников, так и тех, с кем сейчас у них были условно дружеские отношения.
Примарх ничего не сказал ему, пройдя мимо. Севатар коротким кивком приказал атраментарам идти следом.
Кёрз знал, что вопросов не возникнет. Какие бы отбросы не составили его легион, Первая Рота представляла собой нечто особое. Как и их Капитан, легионеры были достаточно сообразительными, чтобы держать языки за зубами. Кроме того, им было, чем заняться. Вокруг была ещё добыча, которая нуждалась во внимании с их стороны, ещё дышала и пыталась ползать. Восьмой Легион всегда получал свою долю кровью, страхами и страданием.
Остановившись и обернувшись, он увидел, как горячим воздушным потоком, заменившим здесь ветер, с камней сорвало небольшой прямоугольник. Поток воздуха швырял оставленную карту, как судьба бросает жизни. На одной её стороне был изображен закованный в латы всадник. Это была одна из его карт. Он знал, что больше она ему не понадобится. Коракс быстро поддался, но быстрота всегда была ему присуща. Сомневаться в брате не приходилось. Он ещё не ошибся ни в ком из них.
Мрачная улыбка растянула тонкие губы. Остановившийся рядом Севатар вопросительно взглянул на примарха, но тот качнул головой и продолжил свой путь, шепнув напоследок так тихо, что не услышал больше никто.
— Лети, птенчик.
