Любить не перестану

— Оп! Юнчжон подошёл сзади к стоявшему у ворот кампуса невысокому пареньку и ловко из-за спины выхватил из его руки смартфон, в котором тот что-то рассматривал, медленно водя указательным пальцем по дисплею. Юноша вздрогнул, но тут же замер, похоже, приходя в себя от неожиданности, а затем, медленно повернувшись, без тени испуга или раздражения, спокойным взглядом слегка раскосых глаз вопросительно посмотрел на Юнчжона. Взгляд парня был прям и до того пронзителен, что Юнчжон в первую секунду смешался, как будто его насквозь просветили инфракрасным лучом. С усилием постаравшись стряхнуть с себя неприятное ощущение, прищурил свои красивые медово-карие глаза и, вертя в руке чужой мобильный, произнёс с наигранной усмешкой: — Ну, что молчим? Попроси хорошенько — отдам! Парень, по-прежнему не двигаясь с места и не предпринимая никаких попыток вернуть своё имущество, без тени смущения внимательно разглядывал Юнчжона. А посмотреть было на что: высокий, с тонкими чертами лица, в крутом прикиде: обтягивающих черных джинсах, кожаной дорогой косухе с пуговицами в виде черепа и блестящими замочками на карманах; по последней моде подбритыми висками и собранными в хвост на затылке каштановыми волосами, косой чёлкой, почти закрывающей один глаз — он неизменно притягивал к себе заинтересованные взгляды. Единственное, что портило впечатление — нагловатая улыбочка на ярко очерченных губах. А ещё надменный взгляд, который заставлял чувствовать себя неуютно, настолько он морозцем проникал под кожу и в самую душу, да ещё и с искринкой иронии, как будто он знал о человеке всё: всю подноготную, все его тайные мыслишки и порочные желания, которые думаются лишь наедине с самим собой в ночной тишине спальни за плотно закрытой дверью. Никто из его приятелей этот взгляд не выдерживал, и это была его, Юнчжона, своеобразная фишка. С одной стороны, это «сканирование» его забавляло, но с другой — было скучно. Дальнейшее развитие событий он уже знал: либо отойдут в сторонку, чтобы не отсвечивать и быть подальше от «идола», либо станут ходить следом, как привязанные, и набиваться в друзья. Это парни. А девчонки… те по нему с ума сходили, засыпая украшенными сердечками записочками и смсками с признаниями в любви и предложениями встретиться. Вот только встречаться, а тем более заводить отношения с представительницами противоположного пола Юнчжону было без надобности. Девушки его совершенно не интересовали. Юнчжон среди своей тусовки держался особняком — никого к себе близко не подпускал, но и не отталкивал. Смелость, уверенность в себе, природное обаяние делали своё дело. Его готовы были слушать, подчиняться и идти — куда ни позовёт. «Стадо тупых баранов!», — презрительно думал он про свою «свиту», но как бы там ни было, это была его среда обитания, и других друзей у него не было, как и не было близкого, «своего» человека. Случайные знакомства в ночных клубах и мимолётные встречи были необходимы для того, чтобы чувствовать себя в порядке и сбрасывать напряжение молодого организма, требующего трахаться много и часто. Но это всё было мимолётным удовольствием, никак не затрагивающим его души. Да этого и не требовалось: душа Юнчжона молчала, не желая ни к кому привязываться. И вдруг появился этот странный парень. Юнчжон видел его несколько раз мельком у ворот кампуса в неизменном фирменном комбинезоне и красной, надвинутой на глаза бейсболке, поджидающего очередного заказчика. Проходя мимо, Юнчжон невольно задерживал на нём взгляд. Было в этом парне что-то такое, отчего хотелось узнать его поближе. Он сам не понимал что, но мысли о незнакомце не давали покоя. Это даже как-то раздражало. Ну не станет же он, в самом деле, первым подходить и знакомиться с развозчиком дешёвой еды. Нет, это точно не для него! И всё же он подошёл. Не для того, чтобы познакомиться, а чтобы сбить спесь с невесть что возомнившего о себе парня, совершенно не желавшего его замечать. «Я что, невидимка? Или, может, у этого перца сильная близорукость?» Сейчас он его «разъяснит», решил Юнчжон, поставит на место, как и всех прочих, «просканирует» взглядом, и, увидев привычную смесь восхищения и смущения в глазах, выбросит, наконец, из головы не дающие покоя мысли. В конце концов, это обычный доставщик пиццы. Такая же, как и все прочие, заурядная, серая личность, робеющая при одном мимолётном взгляде красавца Юнчжона. Так думал Юнчжон, подходя сзади к парню и уже заранее раздражаясь от того, что его охватило какое-то непонятное волнение. Такое он чувствовал впервые, и это ощущение было неприятно: он не привык испытывать робость и неуверенность. Это просто бесило! Странно действовал на него этот, в общем-то, ничем не примечательный паренёк. Удивляло его спокойствие и какая-то невозмутимость. Вот и сейчас тоже. Ведь он прекрасно слышал шаги позади себя, но даже не обернулся. Почему? Ведь это же логично: услышать и посмотреть, кто к тебе подходит. И почему его, Юнчжона, это вообще волнует? Чего он привязался к этому развозчику дешёвой пиццы и куриных ножек? Раздражение нарастало, да и с первой минуты всё пошло не так, как обычно бывало с другими: парень на его пронзительный взгляд вообще никак не отреагировал. И теперь Юнчжон стоял и не знал, что ему делать с чужим смартфоном. Вернуть — показать свою слабость. Бросить в траву? Это уж совсем будет похоже на мелкое хулиганство, а он будет выглядеть, как полный идиот. И так чувствовал себя болваном: подскочил, выхватил телефон, и что? Дальше-то что? Никто не кидается его отнять, не останавливает поражённый взгляд на его неземной красоте, не смущается перед его пронизывающим взглядом. Напротив, это Юнчжон ощутил себя букашкой и мелким пакостником. Он вдруг почувствовал, как щёки начал заливать румянец. Пипец! Вот такого с ним точно ещё никогда не случалось. Надо было как-то выходить из этой дурацкой ситуации. И почему этот хрен с горы молчит? Считает себя пупом земли? Вдруг смартфон в его руке завибрировал и зажёгся ярко-синим светом, но рингтона не последовало. Парень тоже посмотрел на мобильник и, переведя вопрошающий взгляд на Юнчжона, протянул руку. — Что? Игрушка нужна? Так попроси, я отдам, — упрямо продолжал гнуть свою линию Юнчжон, хотя уже понимал, что оказался в глупейшем положении. Парень, покачав головой, стоял в ожидании с протянутой рукой. — Вот баран упёртый! — в сердцах бросил Юнчжон. — Чего молчишь, слова забыл? Держи свой мобильник, чучело. И, криво усмехнувшись, бросил смарт в траву, чувствуя себя последним придурком. Парень молча поднял телефон и быстро набрал текст. Затем шагнул к Юнчжону и повернул к нему светящийся дисплей. Юнчжон машинально прочитал: «Я Чонсок. И я не могу говорить». — Как это — не можешь говорить? — с усмешкой спросил Юнчжон, переведя недоуменный взгляд на парня. — Немой, что ли? Парень кивнул и, доброжелательно взглянув на Юнчжона, протянул руку для приветствия. Юнчжон, опять же машинально, протянул свою и осторожно пожал узкую кисть. Парень в ответ коротко улыбнулся и опять набрал текст. «Как тебя зовут?» — прочитал Юнчжон. — Юнчжон меня зовут. Так ты немой? Парень кивнул, продолжая со спокойной доброжелательностью смотреть на Юнчжона. — Понятно. Ладно, пойду, сейчас лекция начнётся. Ты это, извини за мобильник. Глупо вышло. Чонсок примирительно кивнул и опять что-то написал в смартфоне. «Я не сержусь. Давай встретимся завтра где-нибудь?» Чтобы вот так просто ему кто-то предложил первым встретиться? Это уже точно был перебор. Но Юнчжон, сам не понимая почему, согласился. Они договорились в шесть вечера встретиться в сквере в районе Хондэ, недалеко от рядов с уличной едой. С того дня они больше не расставались. А тот их первый день был особенный, хотя, сказать по правде, каждый день, проведённый с Чонсоком, для Юнчжона был особенным. Но тот был самым первым, и потому запомнился так ярко. Тогда, побродив по рядам с разнообразными вкусностями, полакомившись обжигающими токпокки, осьминожками на шпажках, рисовыми пирожками с кимчи, мороженым с красной сладкой фасолью, поиграв в разные игрушки-развлекалки в игровом центре, они поехали домой к Чонсоку. Чонсок жил в съёмном домике в одном из спальных районов Сеула. Домик с крошечной террасой, на которой помещался лишь маленький низкий столик, находился на самой вершине горы, с высоты которой открывался захватывающий вид на сверкающий огнями ночной город. Уставшие от суетного дня и вечерней прогулки, насмотревшись на уличных музыкантов и танцоров, напрыгавшись на батуте и наигравшись в пинбол, «пиратов» и «зомбиков» на игральных автоматах, забыв о том, что они давно уже великовозрастные «дяди», а не малые детки, парни с удовольствием вдыхали свежий ночной воздух, сидя за столиком на подушках и потягивая приготовленный Чонсоком коктейль «Боб Великолепный» — смесь текилы, виски и красного ликёра Aftershock крепостью в 30 градусов. Правда, виски за неимением оного Чонсок заменил соджу, но это был поистине убойный напиток, тем более, что до этого они уже порядком накачались пивом, запивая острые свиные шкурки-шкварки в одном из шатров-забегаловок. Они над чем-то беспричинно смеялись, и Юнчжону никогда не было так легко и весело прежде, как в этот пьяный вечер в компании Чонсока. Они и уснули тут же, опьянев окончательно и упав на подушки возле стола. Потом уже разбуженный ночным холодом, Юнчжон растолкал Чонсока, и они перебрались в дом. Кое-как раскатав матрас, Юнчжон уложил на него пьяного друга и сам пристроился рядом, укрыв обоих одеялом и тут же отрубившись по-новой. Вскоре Юнчжон перебрался жить к Чонсоку, покинув шумный студенческий кампус и своих друзей-приятелей. Утром Чонсок довозил его на мотике с небольшим фургончиком, который звал любовно Кузнечиком, до универа, а сам отправлялся на работу. Целый день до самого вечера он развозил на своём Кузнечике заказы: пиццу, куриные ножки и крылья в острой обжарке, рисовые лепёшки и прочие недорогие «деликатесы» корейской кухни быстрого питания. Немота ему ничуть не мешала ловко управляться со своей работой. Да и Юнчжон быстро привык к их своеобразному общению. Чонсок умел читать по губам, и они всё реже прибегали к «переписке», научившись понимать друг друга с полуслова и обходясь жестами. Они оба чувствовали, что их с неимоверной силой тянет друг к другу, но не решались первыми сказать об этом, продолжая вести себя как друзья. Всё произошло внезапно и само собой. Юнчжон однажды разбил стакан и поранил палец. Рана была, конечно, пустяковая, но струйка крови тут же залила ладонь. Юнчжон побледнел при виде крови и остановившимся взглядом наблюдал, как увеличивается тёмно-красная лужица на столешнице. Чонсок, помешивающий в это время булькающую лапшу в кастрюльке, скорее почувствовал, чем увидел, что за его спиной что-то происходит. Он обернулся и, тут же подскочив к Юнчжону, накрыл салфеткой пораненный палец и слегка прижал. Но кровь не останавливалась, тут же просочившись красным пятном через тонкую ткань. И тогда Чонсок убрал белый лоскут с ярко-красным кровяным пятном и, наклонившись, взял окровавленный палец в рот, легонько стал посасывать и зализывать кровоточащую ранку языком. Юнчжон, как заворожённый, смотрел на манипуляции Чонсока со своим пальцем и вдруг почувствовал, что начинает возбуждаться от вида подкрашенных кровью мягких губ Чонсока, продолжающих посасывающие движения. И тогда он, не отдавая себе отчета, протянул руку и провёл по волосам парня, а затем прижал его голову к груди. Чонсок на мгновение замер, а потом выпустил палец изо рта и, отстранившись, растерянно взглянул на друга. Кровь уже остановилась, но никто из них даже не обратил на это внимания: их взгляды были прикованы к друг другу. Юнчжон, уже не думая, что делает, в каком-то необъяснимом порыве прижался губами к полураскрытому манящему рту. Это был их первый поцелуй — несмелый и сладкий, о котором оба давно мечтали, но не смели переступить грань, разделяющую дружеские отношения от любви, которая уже жила в их сердцах и крепла день ото дня. И с того самого дня началась их любовь. Два года, два бесконечно безумных, счастливых года их любви. Но, видно, правду говорят, что счастье не бывает долгим. Однажды Чонсок не пришёл домой. Юнчжон сто раз звонил, но телефон Чонсока был отключен. Проведя бессонную ночь, утром он поехал не в универ, а на работу любовника — в рамённую. Но и там не знали, что случилось. Парень, работающий официантом, рассказал, что Чонсок вчера, как обычно, уехал вечером домой, и где он, и что произошло дальше, они не знают. Тогда Юнчжон стал обзванивать больницы. И в одной из них ему ответили, что пациент с таким именем вчера поступил к ним с травмами головы и позвоночника. Его привезла скорая с трассы, где произошло столкновение машин. Ранение у парня было тяжёлое, и он умер, не приходя в сознание. Прошло два месяца с похорон Чонсока. И каждую ночь Юнчжону снился один и тот же сон. Открывается дверь, и входит Чонсок. Юнчжон его не видит, так как стоит спиной, но знает, что он уже вошёл и стоит в чернеющем проёме двери, глядя на Юнчжона. А потом он медленно подходит. Звука шагов не слышно, но Юнчжон чувствует, что Чонсок уже за его спиной. Он телом прижимается сзади и утыкается лицом в затылок, вдыхая запах волос. Не в силах дольше сдерживаться, Юнчжон оборачивается. Так они стоят в полутьме комнаты и не двигаются. Глаза в глаза. Грустная полуулыбка Чонсока одними губами, глухой стон Юнчжона — несдержанный, давно рвущийся из груди. А дальше никто уже не в состоянии контролировать происходящее. Они ввинчиваются друг в друга губами, руками, телами и падают на матрас — не отрываясь, не размыкая объятий. И вот они уже без одежды, лихорадочно стянутой друг с друга и отброшенной по сторонам. Чонсок разводит бёдра Юнчжона и входит — сразу и глубоко. Боли нет, или во сне Юнчжон её не чувствует. Но зато он очень хорошо чувствует его в себе. Эта наполненность сводит с ума. Чонсок приподнимается на вытянутых руках и, улыбаясь, оглядывает напряжённое тело Юнчжона. Затем опускается, накрывая своим горячим телом, замирает на мгновение, целуя где-то за ухом и тут же вбирая его в рот, щекоча языком внутри раковины. Юнчжон громко стонет и с нетерпением двигается вперёд, вцепляясь руками в бёдра Чонсока. А затем начинается бешеная скачка. Они трахаются в сумасшедшем ритме, молча. Только слышны в такт движениям приглушённые стоны и прерывистое сиплое дыхание. Чонсок ускоряется, то и дело наклоняясь, чтобы оставить очередной след от укуса или пятно засоса на груди или шее распластанного под ним тела. Юнчжон не отстаёт и тоже беспорядочно «метит» любовника: кусает и царапает тонкую влажную кожу плеч, груди, мускулистых рук. И в тот самый момент, когда они почти уже подходят к пику, и Юнчжон, чувствуя, что вот-вот выплеснется, запрокидывает голову и выкрикивает в темноту его имя… всё исчезает. Неведомая сила толчком, отчего Юнчжон вздрагивает всем телом, выбрасывает его из сна. Несколько минут он неподвижно лежит, тяжело дыша и приходя в себя. Мокрое тело постепенно высыхает и начинает покрываться знобкими мурашками, сердцебиение замирает. Никого нет рядом, лишь темнота и звенящая тишина. И Юнчжоном овладевает страшное разочарование, и тут же наваливается жгучая тоска по Чонсоку. И ещё жалость к себе — брошенному и одинокому. Он ещё продолжает ощущать на себе его тело, руки чувствуют хватку его крепких пальцев. Внутри непроизвольно всё сжимается, как будто Чонсок всё ещё в нём. Но нет. Это всего лишь сон. Сладкий и оттого мучительный. Юнчжон вздрагивает от озноба и окончательно приходит в себя. Грудь заполняет нестерпимая острая боль от осознания страшной потери. Он, скукоживаясь, скрывается под одеялом вместе с головой и, подтянув коленки к подбородку, плачет, поскуливая с подвывом, как собака, выброшенная безжалостной рукой из уютного дома под промозглый осенний дождь. И ещё душит обида. Как он мог быть так неосторожен? Почему не сберёг себя? Почему ушёл и бросил страдать одного? Почему? За что это случилось с ними?! Как дальше жить?! Ответа не было. Нет больше Чонсока. Не придёт, не скажет. А боль не проходит, и сердце не хочет принять страшную правду. Сердце продолжает любить, а тело продолжает помнить и гореть от прикосновений любимого. И неважно, что это лишь сон. Сладкий, тягучий, но сон. Всё, что осталось от Чонсока — это лишь сны о них. Юнчжон как-нибудь переживёт новый день — долгий и безрадостный, и вновь будет ждать встречи с любимым. Пусть только он придёт, ведь это всё, что у него есть — его любовь и ожидание встречи во сне.