Being your lover and your friend

      Они не танцуют — парят надо льдом, как будто надёжно спрятавшись где-то в своей собственной параллельной реальности — сокровенной невесомости, в святости скрытой от завистливых посторонних глаз — и всегда строго в чёрном. — Исключительном и звёздно-космическом, бездонно прекрасном, возвышенным, но с их вполне приземленными сущностями намертво сросшемся, под кожей, тут и там покрытой рубцами старых травм, растворившемся, до боли знакомым и давно уже ставшем родным. И этот обволакивающий, в омут затягивающий, словно опиум, опьяняющий, сгоревшего пороха цвет — для их светлое олицетворение высшей духовной и справедливой спортивной борьбы… Когда Саша приходит к Нему поздним вечером, тёмной холодной ночью практически, разбитая и совершенно точно уставшая в край, обессилевшая, непривычно притихшая, Ваня не тратит времени попусту на такие лишние в это мгновение слова: их души из одной стали спаяны, одним кузнецом-творцом кованы, потому понимают они друг друга даже на языке в забытьи увиденных снов… Обжигающе-страстным, порывисто-необузданным, ласкающим безудержными запястий соударениями привкусом блюза на языке; в лихорадочный трепет бросающим, мурашками по обнажённым плечам расплескавшимся, пламенно-алым в сути своей и таинственно-сумеречным в каждом движении танго — не приевшимся в подкорке дуэтом, на ногах надёжно удерживающим союзом совершенно насмерть сражаются, руками переплетёнными, так, что бок о бок, лезвиями коньков души на льду всему миру на исповедь оставляют… С полки в спальном шкафу, на который табличку «специально для Саши» точно в пору должно наклеивать, старенький плед аккуратно достающий и привычно-обыденно заботливой рукой кладущий его на кровать; заваривающий для Неё мятный чай в ту самую кружку, что неизменно-естественно давным-давно превратилась вдруг в одну на двоих; в крепкие объятия бережно укутывающий, у себя на руках убаюкивающий, не задавая глупых вопросов, дарующий необходимую безопасность и столь желанный покой — это всё Её Ваня, и ни один мужчина на целом белом свете не прикроет ей тейпами покрытую спину лучше и неуязвимей Его… Путано-несвязные, цепями сомнений охваченные, как будто дымом дешёвых сигарет пропитавшиеся, чужие, прогнившие, словно мышьяком отравляющие мысли, набатом звучащие у них обоих в голове, в себе разобраться не помогают ни капельки, но душат безжалостно, безоговорочно покаяния требуют, немое признание, горечью отдающее, не стесняясь, практически вслух выкрикивают, ибо не пристало им быть трусами, от страха дрожащими и не способными сказать, кем они неожиданно-ожидаемо друг другу приходятся… Засыпают в одной постели без обсуждений-договорённостей, когда он в Её золотых локонах, на груди у него сияющим водопадом рассыпавшихся, отчаянно зарывается, их сладким запахом упивается, ладонями вдоль предплечий и бёдер ведя, на острых коленях узоры загадочные бессознательно вырисовывает… Просыпаются, телами во сне воедино сплетённые, кожа к коже соприкасающиеся, пальцами рук соединившиеся, даже ночью не расстающиеся, в то время, что она украдкой, совершенно спонтанно, неуверенно даже чуть-чуть, дорожку поцелуев на Его ключицах прочерчивает, простуженным шепотом имя Его едва слышно молитвенно повторяет-не прерывается, в объятьях сильнее сжимая, к сердцу ближе притягивая… У Вани — есть девушка, та, что невеста практически, та, что без устали их заставляет играть непременно для толпы и на публику, да так, чтобы им верили, искренность постановочную лицемерно приветствовали, но сама ревности при том не жалеет-не скупится, ссорится с ним упорядоченно-периодически, криками нервы струною натягивает, на деле эгоистично мешает сосредоточиться… У Саши — есть правило, то, что клеймом на внутренней стороне век отпечаталось, её личным табу на душе в осадок рассыпалось, то, что про лёд и любовь отдельными, параллельными тропами прочно в разуме закрепилось-не нарушается, служит ей верою-правдою и помогает не потерять самого близкого, до боли необходимого, незаменимого, родного Его. Она без партнера и без катания, без танцев и смеха Его самого доброго, без льда и без их дуэта в спорте извечно неугомонного на атомы распадётся-расплавится, сути и смысла лишится-не справится, вовсе-по-настоящему перестанет существовать… Не под прицелом ТВ-камер и репортеров, не на суд мира из критиков-антагонистов, не толкования желтых бумаг, на дно опускающих, ради, но друг для друга единственно верно прикосновением губ одурманить разум-обрушивать стены, сомненья любые смело сбрасывать в пропасть, безжалостно оборачивать в прах…? — Так удивительно, внеорбитно, перекрывающе воздух прекрасно, что раскалённой лавой по телу прошлось-в душу нагло прокралось, едва ли осознанно определяя Им путь.