Праздник на перекрестке миров

Брелине казалось, что Дурмстранг станет для неё идеальным прибежищем: никто не знал, где стоит загадочная северная школа, никто не подумал бы искать её здесь, в обители тёмных искусств. Брелине казалось — холод даст ей крупицы покоя. Но здешний лёд слишком хорошо отзеркаливал былое: древний замок у озера, горделивая обитель магии и науки, тёмное прошлое, отзвуки бури… Дурмстранг, вопреки всему, пустил жар по её венам, заново вдохнул жизнь и возродил чахнувшую надежду. Было и тяжело, и невозможно, но тяжесть, которая легла на её плечи теперь, не шла ни в какое сравнение с тем грузом, который Брелина Марион таскала с собой уже очень, очень долгое время. Ей пришлось бежать из дома в спешке, и путать следы, и менять личины, и собирать себя из тех осколков, что злобная и лживая судьба не перемолола в стеклянную пыль, пока боль и горечь день ото дня, с каждой крупицей новостей с Британских островов, становились сильнее. Они казались ей неподъемными и огромными, они могли раздавить её, похоронить под собой, как сотни и сотни таких же до неё, но Брелина — истинная дочь своих родителей, истинная наследница своего рода — выстояла, хоть стальной стержень, не дававший ей пасть, изрядно износился за годы пряток и ухищрений. Брелина запретила себе вспоминать, но забыть не могла — забвение есть подлинная смерть, и второй раз позволить им всем умереть было выше её сил. Скорбь, гнев и нежелание мириться с чудовищной несправедливостью, постигшей её семью, тугим вязким комом скручивались у сердца и порождали надежду. Слабую и тёмную, жестокую, но сладкую — надежду на то, что однажды диктатура Того-Кого-Нельзя-Называть рухнет, а все те ублюдки, не достойные даже права называться британской аристократией и гордо именующие себя Пожирателями Смерти, будто одно название может скрыть, что они смертны и боятся этого больше прочих, захлебнутся в собственной крови. Но что она — Брелина Марион, призрак в чужой коже — может сделать против больных чудовищ, порождённых вырождением? Только держаться подальше и хранить в себе то, что осталось от её семьи и от её рода. И отец, и мама, и Горантир жили в ней. Их кровь, тёмная, поющая древней магией, очищенная свежей, сверкающей новизной, чтобы избежать застоя, вызывающего душевные уродства, характерные для большинства безукоризненно чистокровных, текла в её жилах, и эту кровь Брелина не собиралась отдавать без боя. Она не из тех простецов, кто умирает. Брелина отправилась в Дурмстранг не случайно: предок тамошнего директора когда-то задолжал её прабабке, а волшебники не забывали об услугах — обеты иной раз связывали на крови и долги тянулись сквозь века и поколения. Она не стеснялась этим пользоваться. Её маленькую тайну знал только он, а для всех прочих она была Брелиной Марион, волшебницей из старого магического клана, стоявшего у истоков колониальной Америки. Не самая прочная легенда — но клан Марионов большой, Америка далеко что географически, что идеологически, потому проблем не возникло. Представители её рода славились долголетием и дольше сохраняли молодость, потому личина аспирантки, что перевелась из Ильверморни по обмену опытом, пришлась впору. Брелина даже нашла подругу из ещё более далёких и более холодных земель: светловолосая и голубоглазая Мэва, единственная наследница древнего, как сами льды, норвежского клана драконьих наездников, очаровывала всех внимательностью, участливостью и чудодейственной силой своего голоса. Говорили, что именно в этом — в магии, зарождавшейся в где-то в груди и глубже, в самой душе, — таилась её подлинная мощь. Её предки голосами подчинили ледяных драконов! Мэва же легко очаровывала чародеев, и Брелина не была исключением. И всё было нормально. Пока не объявился Анкано, в котором по одному только вытянутому лицу, по белёсым волосам, по надрывной, показной и по сути своей жалкой надменности угадывался родич Малфоев. Безукоризненно чистокровный британский маг, ничем не лучше десятков таких же чистокровно и безукоризненно бесполезных отпрысков младших ветвей старых родов. Вот его порода, вот его родословная — а большего в нём нет и не было никогда. А большего больным вырожденцам, захватившим власть в Британии, и не нужно. Брелина ненавидела его. Она, взрастившая в себе спокойствие и непоколебимость, ненавидела этого нервозного, среднестатистического, удобного режиму чистокровку, которого — это же последнему идиоту очевидно! — заслали сюда вынюхивать и вызнавать. Многие в Дурмстранге были недовольны тем, что директор согласился на такое, но все понимали, что не от Арена это зависело, что решение "по обмену" было принято на более высоком уровне: больного ублюдка и его не менее больных прихвостней лучше не злить отказом. Всё равно память о местоположении школы сотрут, всё равно ему будет закрыт доступ ко всему, что может быть действительно интересным, всё равно один бездарный Анкано не сделает ничего плохого… Вот только Брелина нутром чуяла — а она за годы в бегах научилась доверять интуиции, — что катастрофа случится. И она случилась. Несчастный случай, произошедший из-за глупости и самоуверенности одного кретина, повлёк за собой смерть и директора, и его заместительницы Эрвин, и слишком много потрясений, чтобы всерьёз считать это "случаем". Сработали защитные чары на нижних уровнях замка, но щит вышел из-под контроля и мог бы разнести полшколы, если бы не Арен и Мирабелла. Но не могла же защита сработать сама по себе? Конечно, нет: кто-то полез куда не следовало, кто-то пробудил древние чары, кто-то... Анкано, глупому, мерзкому червяку, тоже не удалось избежать последствий: высвободившаяся энергия выжгла его дотла, оставив пустую, но живую оболочку. Надежды на то, что он очнётся, почти не было, но магомедики не спешили отключать его от магической поддержки: если есть способ вытянуть из него хоть какие-то воспоминания и понять, что именно тогда произошло и насколько к случившемуся причастен сам Анкано и Тот-Кого-Нельзя-Называть, тело нужно сохранить. Брелина предпочла бы, чтобы он издох, но смотреть на то, как Анкано — тело Анкано — медленно угасает, оказалось небольшой отдушиной. Пока он не очнулся. О, Брелина сразу почувствовала, что что-то в нём не так, и её не обмануло ни то, что он якобы полностью потерял память, ни мастерство, с которым он это изображал. Затаилось в нём нечто тёмное, мощное и неукротимое — притягательное как огонь для мотылька и такое же губительное. В присутствии других, особенно Мэвы и представителей её клана, прибывших по зову наследницы — о, драконьи наездники, будучи влиятельной политической группой Скандинавии, не могли не принимать во всём деятельного участия; с ними здесь считались и потому, что недавно они вновь возродили "славную" традицию объезжать тварей, — он становился растерянным и настороженным настолько, что можно было бы и поверить в амнезию, но никто верить не спешил. Брелина, пользуясь дружбой с Мэвой, присутствовала на большей части безуспешных допросов и слушала "обмены мнениями" после них, а потому знала это наверняка. Пока что целители настоятельно рекомендовали не использовать сыворотку правды на неокрепшем после истощения и комы организме, и все терпеливо ждали. Выжидал и "Анкано". Только с Брелиной он позволял внутренней, подлинной личине проступить сквозь напускное. Чего он добивался этой провокацией? И зачем? "Анкано" раскрыл карты неожиданно, единым ударом под дых и, конечно же, управляя ситуацией подобно искусному дирижеру. Острыми словами содрал с неё чужую кожу, всматриваясь глубже, чем смертное мясо, вырвал на поверхность давно погребённое и настоящее — вырвал вместе с признанием принадлежности к древнему и некогда могущественному роду Карудилов, а взамен обнажил свои кости и дал надежде, тлеющей в груди слабым, но чертовски живущим огоньком, разгореться синими сполохами Адского Пламени. Он спрашивал, не мечтала ли она вычистить всех этих больных чистокровных вырожденцев, причинивших столько страданий ей и сотням таких же ни в чём не повинных магов. Он ещё спрашивал! Брелина — Риннала, раз уж маски были сняты — только нервно рассмеялась. — Но какой тебе прок от Британии? — С чего начинать, как не с малого? Здесь развернуться было бы проблематично, слишком много совпадений, — улыбка у него была сухая и опасная, обнажавшая безупречно ровные зубы. — А с тобой, наследницей древнего британского рода и подругой наследницы ещё более древнего скандинавского рода, получить поддержку в Магической Британии не составит труда. Они всегда были падки на доблестных героев и освободителей. К тому же… пятьдесят лет в одиночной камере кого угодно научат строить правильные планы, и, уж поверь, нынешний план куда надёжней предыдущей моей попытки. — Ты хочешь заручиться поддержкой аристократии? Клан за кланом, род за родом… "Клин клином вышибают", так говорят магглы? Убрать тёмного мага, обманувшего саму смерть, имея на своей стороне ещё более тёмного мага, ещё более изящно обманувшего смерть — чем не отличный план? Особенно если другого уже очень давно не было. — В таком случае, я согласна, Гриндевальд, — Риннала улыбалась, принимая предложение, уверенная, что правильно разгадала намёки. А что делать с таким партнёром дальше, она решит, когда вернёт то, что принадлежит ей по праву.