Что за идиотская идея? Сделаем это.

      Любовь — самое прекрасное чувство в мире, оно способно как воскресить, так и убить. Его сила непомерна, во имя любви совершаются подвиги и развязываются войны. Оно настолько воодушевляющее и болезненное, что каждый стремится к нему прикоснуться несмотря на риск.       Сколько же людей погубило это чувство…       — Не желаешь объясниться? — спокойно спрашивает мать, остановившись в дверях ванной и наблюдая за тем, как ты смываешь в раковину крохотные белые лепестки. Ты же лишь вымучено улыбаешься и вытираешь губы, зная, что она и так всё поняла. Сложно не догадаться, не заметить взгляды направленные на объект обожания. Это не укрылось ни от кого: родственников, друзей, прохожих. Заметили все, кроме него самого.       — Всё в порядке, скоро отпустит, — натягиваешь на губы улыбку, чтобы не огорчать родного человека. Она лишь поджимает губы, укорительно смотрит и на следующий день ведет в клинику, чтобы врачи назначили лечение.       Иногда ты жалеешь, что родилась в мире, где от любви действительно можно умереть. Где герои многих легенд шли на подвиги не от чрезмерной храбрости, а от понимания, что им уже просто нечего терять.       Порой, ты сама себе казалась таким героем, ведь, стоило Стайлзу оказаться в опасности, как ты прилагала все силы, чтобы ему помочь. А еще — завидовала всем друзьям, наделенным сверхъестественными способностями. Вот уж кому повезло так повезло — ханахаки им не грозит, и они спокойно могут любить безответно. Конечно, у них полно своих заморочек, с тем же полнолунием, но при очередном приступе удушающего кашля так хотелось иной раз попросить Скотта прекратить мучения одним лишь укусом… Правда, потом ты вспоминала о том, с каким упорством Стилински продолжает терпеть свои приступы и несмотря ни на что любить Лидию, собирала волю в кулак и жила дальше. Любила его дальше, про себя проклиная Лидию, любящую розы. А вот ты эти цветы ненавидела всем сердцем, просто потому что они причиняют боль Стайлзу. И Лидию, ведь она, как банши, никогда не почувствует боли, причиняемой цветами.       Окончание школы ты ждала как праздник, в надежде, что, уехав подальше сердце успокоится и перестанет болеть при взгляде на парня, дышащего полной грудью и улыбающегося так счастливо… Пусть Мартин и ответила на его чувства, неприязнь к ней все равно не исчезла. И не зря.       Когда ты отправляла документы в университеты, основной критерий был подальше от дома, и ты совершенно не ожидала того, что ты окажешься на пару со Стилински в Вашингтоне. Ты же специально никому не говорила и даже отказывалась слушать, куда там Стайлз собрался, отговариваясь приметами. Так что, когда вы встретились в аэропорту… Тебе захотелось резко остаться дома, но счастливая физиономия будущего ФБРовца на корню загубила все порывы дать заднюю.       Это был полнейший провал.       Пусть Стилински и нашел друзей среди своих сокурсников, но это нисколько не уменьшало частоты таскания тебя по кофейням, как бы ты ни отпиралась. Парень цеплялся за тебя как за островок стабильности, жужжал про свои телефонные беседы с Лидией, тянул в кинотеатры. Всё это частично напоминало свидания и отношения обычной парочки, но все как всегда портили Лидия и чертовы цветы, с которыми уже плохо справлялись таблетки. Не помогали и попытки переключиться на кого-нибудь другого — никто не мог сравниться со Стайлзом. Поэтому, тебе стало невероятно больно, когда, сидя за столиком в кафешке, парень неожиданно замер и закашлялся.       Когда Стилински забирала скорая, ты была рядом с ним, и тебе еще долго в кошмарах снились пятна крови вперемешку с алыми лепестками роз. Его успели спасти, но тогда ты впервые за долгое время увидела на его лице отчаяние и немой вопрос: зачем?       — Потому что на этом жизнь не заканчивается, Стайлз, — улыбнулась ты, держа его за бледную ладонь, словно в него опять вселился Ногицуне. — Ты нужен нам всем, и на Лидии мир не заканчивается.       — Мой закончился, — усмехается парень, а ты ощущаешь жуткую боль в груди, уже зная, что как только выйдешь из палаты, долгие минуты будешь выкашливать цветы.       — Один закончился и начнется другой, — тебе бы бежать от него подальше, но все равно остаешься рядом до последнего, убеждаешь его в том, что лучшее впереди, потом, извиняешься и говоришь, что сейчас вернешься, выходишь из палаты и со всех ног бежишь в уборную. На сей раз ты видишь перед собой бутоны, и понимаешь, что вскоре сама можешь оказаться на койке как Стайлз, но при этом понимаешь, что теперь не сможешь оставить его одного, ведь ему так нужна поддержка.       Поддержка, которую ты оказываешь всеми силами. Ты сама таскаешь его по кино и кафешкам, в парки и на ярмарки, и, как можешь, шифруешь от него. Нельзя, чтобы он узнал. Нельзя причинять ему еще большую боль. Нельзя перекладывать свои проблемы на его плечи. Нельзя его любить.       — Девушка, с вами все в порядке? — интересуются по ту сторону туалетной кабинки.       — Да, всё в норме! — голос хриплый, а легкие горят огнем. В унитазе плавают почти распустившиеся астры. Опершись спиной о дверцу, ты глубоко вдыхаешь и собираешься с мыслями. Стайлз тебя наверняка уже потерял, надо привести себя в порядок и возвращаться.       Приведя себя в порядок, ты выходишь на улицу и ищешь взглядом парня, который замечает тебя среди толпы счастливых посетителей атракционов, взмахивает руками и по пути явно возмущается. Заждался. На губы сама собой наползает улыбка, но быстро сходит, когда ты понимаешь, что вновь не дышишь. Не можешь вдохнуть, хотя стараешься изо всех сил.       Еще несколько месяцев назад именно ты сидела у больничной койки Стайлза, теперь же он сменил тебя, сидя у края постели и сладко посапывая, улегшись на неё локтями. Такой родной, что ты не удержала улыбки и с нежностью провела ладонью по его отросшим волосам, тут же поспешив убрать свою конечность, заметив, что разбудила его.       — Привет, — открыв сонные глаза, хрипло здоровается он, а ты и не знаешь, что сказать.       — Забавно, да? — кривая усмешка единственное, на что хватает сообразительности в данный момент. — Прошлый раз ты валялся пластом.       — Было дело, — усмехается в ответ Стайлз и на миг в его взгляде проскакивают смешинки. — Почему не сказала?       Ответа ты не находила, по крайней мере такого, который был бы логичным и не казался смешным.       — Не видела смысла, — в конце концов произнесла ты и улыбнулась.       — И давно?       — Со старших классов где-то, если более точно — с момента как в тебя Ногицуне вселился, — усмешка была словно защитная реакция в дополнение к попыткам избежать встречи взглядами. — Вот тогда я знатно перепугалась!       — Прости.       — За что? — удивилась ты, — Стайлз, ну тебя, успокойся. Это лишь мои проблемы.       — Да как же ты не понимаешь?! — Стилински подскочил на ноги и сжал ладони в кулаки, ему было жутко стыдно, что не замечал ничего. Не замечал, как ты мучилась.       — Стайлз, хватит. Прекрати винить себя во всем. Да, я тебя люблю. Да, мне доставляет неудобство ханахаки, но это всё никак от тебя не зависит. И это всё не смертельно. Тебя вот вылечили, и пару лет цветы в твоём организме никак не смогут появиться, хоть облюбись. Мне, как видишь, тоже пару лет теперь можно не париться, а там глядишь, всё пройдет, перегорю. Так что давай, сворачивай нюни и лучше скажи, что у нас есть пожевать, — переключиться на более приземленную и приятную тему показалось разумным, и, несколько долгих секунд еще пронаблюдав за тобой, Стайлз сдался и поплелся за медсестрой.       Словно бы поменявшись с тобой местами, Стилински проводил все свое свободное время у твоей постели и так же, как и ты в своё время, перетащил все свои конспекты в палату. Медперсонал умилялся такому поведению, но вслух никак не комментировал.       Ты восстановилась, жизнь вошла в прежнее русло. Учеба, посиделки со Стайлзом, звонки родителей и друзей. В БейконХиллз за все время учебы вы лишь несколько раз ездили, и то, по большей части из-за дел стаи, хотя оба прекрасно понимали, что, будучи людьми — плохо туда вписывались, несмотря на всю дружбу и пережитые события. Да и расстояние играло свою роль.       Вы даже не заметили, как прошел год, за который каждый из вас успел попробовать наладить личную жизнь, но так в результате ничего и не получив, кроме головной боли. Стилинский вообще последнему твоему ухажёру нос разбил — больно настойчивый был и караулил по углам. А ведь это было Рождество! Рождетсво, в которое ты сидела и перебинтовывала Стайлзу руку.       — Если еще хоть один придурок возомнит себя твоим сталкером, я ему не только нос сломаю, — ворчал парень, — у тебя вообще, есть хоть какой-то вкус?       — Абсолютно точно нет, влюбляюсь в самых разных идиотов, — усмехаешься и завязываешь бинт на бантик. — Готово!       — Всегда знал, что ты считаешь меня идиотом, — вздыхает защитничек. За время обучения что Стилински, что ты, оба знатно изменились. Стали увереннее в себе, обрели цели в жизни и строили планы на будущее, и никогда не поднимали тему того, что оба пережили ханахаки. Просто жили рядом, часто проводили время вместе и смеялись над тем, что вас нередко принимают за сестру и брата, а когда говорили, что друзья — за парочку идиотов.       Так, может быть, и продолжалось бы до тех пор, пока в один из дней, а именно на твой день рождения, Стайлз не зашелся кашлем.       — Господи! Стайлз! — тебя захлестнула паника. Снова, снова это чертово ханахаки. Неужели у тебя нет ни шанса на каплю счастья рядом с ним, пусть даже как друг. Тебе уже не хотелось ничего большего, лишь бы просто знать, что с ним всё впорядке. — Главное дыши, всё будет нормально. Врач назначит медикаментозное лечение, а я съезжу и сломаю Лидии её замечательный нос!       — Успокойся, — хохотнул Стайлз и убрал от лица ладонь.       — Не смешно! Да что б эти её розы… ненавижу! — ты со злости пнула диван и запричитала, принявшись прыгать на месте.       — Эй! Да успокойся же ты! — голос парня стал всерьез обеспокоенным и явно не придумав ничего лучше, он хватает тебя за плечи и удерживает на месте.       — Не могу! Меня это… бесит! Господи… Стайлз, ну чем ты это заслужил? — на глаза наворачиваются слезы обиды. Потому что эта чертова Мартин все портит. Потому что он до сих пор любит лишь её. Потому что на её месте хочется быть тебе. Не выдержав, ты все же заплакала, ухватившись тонкими пальцами за его рубашку.       — Ну-ну, все в порядке, слышишь? Лучше посмотри сюда, — просит тебя и чуть ли не под нос подсовывает тебе открытую ладонь. — Видишь? Это совсем не розы.       На ладони парня красовались цветы гиацинта.       — Ты… — глядя на крохотные цветы, ты даже слова сразу подобрать не смогла, зато плакать перестала тут же.       — Да, я оборвал несколько цветочков с твоих драгоценных гиацинтов, — сознается тут же Стайлз и твои губы тянуться в счастливой улыбке при взгляде на такое оригинальное признание.       — Дурак, мог просто сказать.       — Так не интересно.       — Придурок.       — Не без этого.        — Люблю тебя.       — Знаю, я тоже люблю тебя.       Впервые с момента осознания своих чувств, в груди было легко и дышалось как никогда свободно.