Парень ведьмака

      Лютик был пьян. И у него заплетался язык. В придачу к осоловевшим глазам, в которых отражались огоньки свечей.              — Я люблю Геральта, — пролопотал он снова и поднёс кружку с пивом ко рту, но промахнулся и пролил на рубаху. — Ой, — отвлёкся он, чтобы размазать мокрое пятно по ткани, и опять заговорил нараспев и мечтательно. — Я хочу быть с ним, ведь Геральт — само совершенство. Идеальное творение природы и магии. У него такие сильные руки!.. Йеннифер, ты видела его руки?              — Да, блять, — закатила глаза Йеннифер, брезгливо фыркнула и продолжила цедить вино из бокала. Ей было скучно. Геральт ещё днём ушёл охотиться на гнильцов, Цири тоже куда-то убежала, и поэтому бард представлял собой хоть какое-то да развлечение. Они вторую неделю квартировали у богатого купца, который был ей обязан. Сам купец внезапно отправился в торговую миссию, оставив в их распоряжение и дом, и всё его содержимое, включая вместительный винный погреб. Который они планомерно опустошали.              — А глаза? Йеннифер, ты видела его прекрасные жёлтые глаза? Они же как звёзды! Как солнце!              — Это взаимоисключающие понятия, — обронила чародейка, опираясь локтем на дубовый стол. Влюблённый идиот её не услышал.              — У Геральта самые замечательные в мире плечи… И торс. И бёдра. И… и… ик… И колени у него обворожительные. Такие… круглые… Йеннифер, ты…?              — Знаю-знаю, — оборвала Йеннифер, — у Геральта всё замечательное: и нос, и рот, и уши с копчиком. Ты уже говорил. Миллион раз. За вечер.              Бард надулся. Отхлебнул пива, как ни странно, попав им куда надо. Но надолго его обиды не хватило. На это глупо было даже надеяться. Он подпёр подбородок ладонью и шумно вздохнул.              — Геральт олицетворяет собой силу и мощь. Говоря поэтическим слогом, он — эталон мужского начала. Все его части одинаково желанны мною. Но, Йеннифер, я тебе скажу… самая притягательная часть Геральта — его задница. Она такая… такая… ик… красивая… и упругая. И крепкая, как скорлупа лесного ореха, что растёт на границах Аэдирна.              — Ближе к делу, — наливая себе ещё туссентского, подогнала чародейка: дальше начиналось её любимое место почти ежедневного представления.              Лютик опрокинул в себя остатки пива, уронил кружку под стол и даже этого не заметил. В глазах заплескалась грусть.              — Ах, если бы Геральт только позволил мне прикасаться к своей заднице. Дал к ней полный доступ… И разрешил бы ласкать другую свою самую прекрасную часть, ту что спереди... Большую и крепкую... Но я парень… Йеннифер, ты не знаешь, как Геральт относится к парням?              Йеннифер подала ему другую кружку с пенной шапкой.              — Нормально.              Лютик повеселел, накинулся на пиво. Высосал половину кружки и спросил:              — У него уже были парни?              — У него и сейчас есть парень, — закидывая ногу на ногу, подтвердила Йеннифер.              — Есть парень? — Лютик скис. — И Геральт его любит?              — Очень. Больше, чем мне хотелось бы.              — И… никогда с ним не… расстанется? — спросил Лютик ещё удручённее, но с надеждой.              — Никогда.              — Зачем ты так жестоко, Йеннифер? — прошептал Лютик, часто заморгав. — Моё сердце разбито. Я этого не переживу… Нет, это разрывает мне душу…              Он попятился, вероятно, собираясь уйти. К несчастью, стул попался под заплетающиеся ноги. Лютик попытался зацепиться за воздух, но у него получилось только вспомнить несколько непоэтичных ругательств, произнося которые он повалил стул и повалился сам. Ворча и другие, не менее грязные словечки, он предпринял попытки подняться, да так и не встал. Вместо этого надрывно зарыдал.              — Так мне и надо, — разобрала в его причитаниях Йеннифер. — Если у Геральта есть парень, то мне не обязательно куда-то идти. Проведу остаток своих дней на этих холодных досках… Так и умру без любви.              После хмельные стенания лишились смысла и громкости. Бард свернулся клубочком и тихо всхлипывал. Йеннифер потеряла к нему интерес. Заново наполнила бокал, откинулась на спинку стула и стала смаковать одно из лучших вин Туссента, как гласила потёртая этикетка. Треск свечей и хныканье поэта пикантно оттеняли блаженную тишину.              Но позже её нарушили шаги за входной дверью. Лёгкие и осторожные. Значит, девочка.              На пороге появилась довольная и смущённая Цири.              — Извини, задержалась, — снимая плащ, сказала она.              — Нет, ты вовремя. Составишь мне компанию, а то скучно: ведьмак ещё не вернулся. Налить вина?              — Да, немного. — Цири кинула плащ на сундук, поправила у зеркала распущенные по плечам волосы и повернулась. — А где Лю…? — Тут она увидела и услышала. Глаза изумлённо расширились. — А… А почему Лютик на полу и плачет?              — Он пьян, — протягивая бокал, отмахнулась Йеннифер.              Княжна взяла, но продолжила пялиться на заливающегося слезами барда, даже не заметившего её возвращения.              — И? — спросила она.              — Он узнал, что у Геральта есть парень.              — Но… — На девичьем лбу появились недоумённые складки. — Он же… и есть его парень?              — Я, блять, знаю.              — А он?..              Цири захихикала, потом прыснула со смеху. Йеннифер подмигнула и приложила палец к губам. Затем взяла Цириллу за руку и усадила рядом с собой, подняла свой бокал. Они звонко чокнулись и завели женские разговоры о вконец ополоумевших в плане сексуальных предпочтений мужиках. К которым, хвала богам, Кагыр, задержавший Цири, не относился.              Снаружи снова раздались шаги — такие же осторожные, но тяжёлые. В залу вошёл ведьмак. Он был в кожаных доспехах и гнили гнильцов.              — Не спите? — устало спросил он, складывая на сундук мечи и куртку. Приблизился, неся Йеннифер мешочек с дневным заработком. Увидел на полу Лютика, остановился. Перевёл взгляд на чародейку.              — Что — опять?!              — Он просто не верит своему счастью, — фыркнула Йеннифер и насмешливо повела бокалом в воздухе. Цири хихикнула.              Из-под стола донеслось всхлипывание с подвыванием:              — Мне мерещится прекрасный голос Геральта… О, мой Геральт… Я люблю его… Но у него есть парень… Ах, если бы он согласился быть моим парнем…              Геральт страдальчески закатил глаза и тяжко вздохнул.              — Блять.              Он кинул чародейке мешочек и присел перед Лютиком, любовно погладил по растрепавшимся вихрам.              — Лютик…              Бард перестал выть. Захлопал мокрыми ресницами.              — Геральт, — дурашливо растягивая рот до ушей, пролепетал он. — Геральт, ты здесь. Какая удача… Я-то думал, ты со своим парнем… Мне сказали, у тебя есть парень…              — Есть, — мягко улыбнулся ведьмак и, поднимаясь, взвалил пьяное тельце на плечо, понёс по лестнице на второй этаж.              — Геральт… ох, батюшки, Геральт… — пытался облапать и объять его Лютик, барахтался, вися вниз головой. Подпрыгивал и икал в такт ходьбе по ступенькам.              Цири и Йеннифер махнули на них рукой и откупорили бутылку боклерского.              — Геральт, — нараспев бормотал бард, — Геральт, ты несёшь меня… Держишь на руках. Ты такой сильный, Геральт…              Ведьмак вошёл в тёмную спальню и опустил его на кровать. Под восхищённое мурлыканье усевшегося со скрещенными ногами Лютика зажёг свечи и камин. Поставил воду на огонь, приготовил лохань.              — Геральт, ты будешь при мне мыться? — перестав дышать, спросил Лютик.              — Да, — развязывая рубаху, кивнул Геральт.              — Покажешь мне свою восхитительную мощную спину?              — Да.              Лютик обрадованно хохотнул и потёр ладони, но через мгновенье опечалился, расстроенно повёл плечом.              — Но… Как же твой парень?..              — Лютик, ты, блять, пьян.              — Я знаю, — икнул бард, сокрушённо замотал головой. — Я напился… сильно… потому что я тебя люблю, а ты любишь своего парня. Ты его любишь, Геральт?              — Больше жизни, — вставая обнажённым по пояс перед кроватью, улыбнулся ведьмак, провёл пальцами по подбородку поэта, коснулся губами губ. Лютик полуобморочно застонал, протянул руку к его торсу, заворожённо огладил мышцы. Потом пьяно уткнулся лицом в упругий живот, обнял за бёдра, втянул воздух.              — Как от тебя восхитительно пахнет… гнилью…              — Смоешь её с меня?              — Можно? — недоверчиво взвизгнул бард. — Ты разрешишь? Мне?              — Раздевайся, — усмехнулся Геральт и пошёл за водой. Слушая заплетающиеся возгласы и икание, наполнил лохань, снял штаны, поймав ещё несколько восхищённых всхлипов, залез в воду. Лютик намылил мочало и принялся возить по шее и плечам.              — Геральт… Геральт… — рвано дыша над ухом, ворковал он, — ты совершенство… ты идеал, Геральт. Твоему парню повезло с тобой… Ты очень красивый и великодушный и… ик… замечательный…              Он не купал, а тёрся. Геральт млел, подставлялся под нежные касания. Все мышцы расслабились, кроме одной, которая наоборот напряглась. И было так хорошо, так тихо и спокойно, словно весь внешний мир замер. Только тёплая вода, нежная пена, он и ласковые руки.              — Лютик, иди ко мне, — не выдержав скопившейся в груди нежности, едва слышно позвал Геральт и одной рукой затащил барда в лохань. Усадил спиной к себе и прочертил дорожку поцелуев по позвоночнику.              — Что ты делаешь, Геральт? — выгибаясь, простонал Лютик, однако льнул. — Что ты со мной делаешь?..              — Хочу подарить тебе лучшую часть себя, — выдохнул ему в загривок ведьмак и, приподняв за бёдра, устроил на свой член. По мыльной воде продвижение прошло медленно, но плавно. Геральт задрожал, сжимая рёбра такого же трясущегося Лютика, вжался лбом ему между лопаток. Медленно, невыносимо медленно начал двигаться внутри, чувствуя головкой каждую толику тесноты и глубины, впитывая каждый импульс, каждый шорох, каждый вздох.              Оберегать. Не отпускать. Брать.              Лютик лежал на его груди, стонал и бормотал пошлости. Лохань была мала для двоих, и от этого соитие получалось интимнее, заставляло прижиматься друг к другу плотнее, слиться в одно целое.              Целуя в плечо, Геральт пропустил руку к паху Лютика и накрыл налитую плоть, провёл кулаком по стволу, давая ощутить свою нежность.              — Геральт, твой кулак — совершенство, — прошептал бард и излился. Кадык заходил, а грудь взметнулась в сладостном крике. Нутро сжало до пугающей тесноты. Ведьмак почувствовал напряжение в собственном члене, а потом выстрелил семенем, за мгновенье до этого улетев в седьмые небеса.              Вода остыла. Геральт сжимал и сжимал прильнувшее к нему тело. Бард, кажется, спал — молчал и мерно дышал. От него пахло винными парами и мылом. Счастьем, любовью и безмятежностью. Домом среди бесконечных опасных скитаний.              Геральт отнёс его на кровать, вытер, укрыл одеялом.              — Как же твой парень, Геральт? — не открывая глаз, сонно пробормотал Лютик.              — Ты мой парень, — улыбнулся ведьмак, касаясь губами его виска. — Я тебя люблю. Очень. Больше жизни. Утром напомню об этом ещё. Третий раз за неделю.              Он затушил свечи и лёг рядом, придвинул к себе, обнимая. Спи, моё пьяное чудо, спи, а то ведь завтра Цири и Йен будут над тобой издеваться, опять.