Мой прокуренный голос, твои тёплые губы
Калум с неохотой отлепляется от Эштона и протягивает ему локоть, призывая взять его под руку. Эш просовывает свою руку и засовывает ладонь в карман. — Спасибо за гигиеничку, — вдруг смеётся Худ. Ирвин думает около секунды, затем поджимает губы и резко вдыхает, распахивая глаза. — Купи себе свою уже, — тут же по-лисьи прищуривается он. — И упустить возможность поцеловать тебя лишний раз? Да ни за что на свете! — весело парирует Кэл. — Кто сказал, что в таком случае я не буду воровать гигиеничку у тебя? — ухмыляется барабанщик. Не придумав остроумного ответа, Худ делает лицо а-ля мем 'справедливо' и кивает. А Эштон смеётся. Калум обожает его звонкий, весёлый и такой родной смех. После недолгого молчания и выдыхания пара изо рта, Эш всё же спрашивает: — И всё-таки, я бы мог посидеть в клубе ради тебя, так почему мы пошли просто погулять? Калум прочищает горло. — Нам, — это слово было произнесено твёрже остальных, — не нравятся клубы, сам же знаешь. А ещё нам нравится мёрзнуть. Бонусом ещё идут твои розовые щёчки, — Кэл сияет так, что может поспорить с солнцем. Эштон с размаху бьётся лбом о плечо парня. — Бесишь, — посмеиваясь, бубнит он. — Обязательно, и я тебя люблю, — Худ кладёт щёку на голову барабанщика и делает глубокие вдох и выдох. Эштон взаимно любит Калума до Плутона и обратно уже около двух лет. Это самая идеальная парочка из всех. Они дурачатся на людях, чуть ли не таская друг друга за патлы и хохоча, а дома всё то же самое, но только к этому прибавляются поцелуи, долгие нежные объятья и всякие милые вещи. Всё это потому, что если речь заходит о выражении чувств на публике, Ирвин реагирует на это совершенно спокойно, а вот Калум похож на смущённого плюшевого мишку. Эштон часто дёргает парня за плечо, уговаривая хоть раз поцеловаться где-то, где есть кто-то помимо них двоих, но на что всегда получается смущённое 'нет', наблюдая нахмуренные брови и поджатые губы на обычно весёлом лице солнечного Калума. Ирвин однажды попытал счастья поцеловать парня в щёку(!) на концерте, за что небольно получил плечом в нос, за что, кстати, дома бурно извинялся. Пока Калум уверенно ведёт Эштона в неизвестном или хорошо забытом направлении, но даже не думал спрашивать о месте назначения и нервничать. Калум не бросит. Калум не предаст. Калум Томас Худ приравнивается к большому плюшевому мишке, который может защитить от кошмаров. Калум хороший. Эштон вдруг думает о чём-то, и его лицо омрачняется нахмуренными бровями. — Кэл? — Да? — улыбается парень, но, увидев выражение лица, тут же сам меняется. — Что-то случилось? — Не самое время спрашивать, но... — Ирвин не выглядит сильно напряжённым, только чуть смущённым. — Ты уверен, что любишь меня? Калум останавливается, из-за чего Эштон выпрямляется, и около полутора минут смотрит своими глубокими карими глазами в сияющие зелёные. Молча. Это съедает барабанщика. И вдруг Худ начинает звонко смеяться.Ну конечно уверен, забери моё сердце, его хватит надолго, чтобы согреться
— И только спустя два года ты задаёшь этот вопрос? — всё ещё заливается Кэл. Это заставляет Ирвина покраснеть ещё больше. — Ну... — реакция парня совсем застаёт барабанщика врасплох. Калум резко заключает Эштона в крепкие объятия, выбивая весь воздух из лёгких последнего и не впуская новый. Теперь хохочет Эш, зарываясь носом в тёмные жёсткие кудряшки и обвивая руками шею басиста. — Ладно-ладно, я понял, — Ирвин быстро касается губами розовеющей от мороза щеки Худа и возвращается в исходное положение, побуждая Калума вернуться к их прогулке. Басист, видя человека, который проходил во время поцелуя в щёку, мило морщит нос и смущается. Снова. Как и всегда. Зато теперь Эши спокоен, и они оба продолжают двигаться в заданном Калумом направлении. По обе стороны дороги начинает мелькать всё больше праздничных гирлянд, спальный район перетекает в центр города. Эштон оглядывается на магазины вроде 'Capitan Candy' и на бочки с мармеладом и вздыхает. Худ ловит один из протяжных вздохов и произносит: — Ну что, ребёнок, идём за сладостями? Калуму глубоко плевать, что Эштон старше, он ребёнок, не более. А Ирвину больше и не надо, он радостно хватает Кэла за запястье и тянет его ко входу в магазин, сияя настолько сильно, что запросто может поспорить с Солнцем. Худ обожает всем своим сердцем улыбку парня, поэтому улыбается сам. Басист как-то пропустил пару промежуточных моментов, и из-за этого очнулся только на улице, напротив него стоял Эши, жующий мармелад и перебирающий пакетик в замерзающих пальцах. Ирвин блестящими глазами смотрит на гирлянды, подвешенные на фонари и улыбается. Самый милый ребёнок, такой искренний и настоящий. Временами Эштон выдыхает ртом тёплый пар и из-за этого веселится. И всё вроде так прекрасно, пока какой-то прохожий не бросает в сторону Калума недовольное 'петушара'. Его спутница одобрительно хохочет. Радостное лицо барабанщика тут же сменяется обеспокоенным. — Всё в порядке? — очень мягким и заботливым голосом проговаривает Эштон. У Калума сразу становится тепло на душе.Недовольны прохожие, что мы ярко одеты
— Я бы дал им по роже, но сейчас не до этого, — улыбается Худ, отчего у Ирвина отлегает от сердца. С неба начинают падать мягкие хлопья снега. Сначала понемногу, но теперь они падают на головы всех присутствующих в том месте. Кэл одним движением скидывает капюшон с копны Эштона. Эш округляет глаза и недовольно ёжится. С каждым мгновением барабанщик становится всё эстетичнее и эстетичнее. Басист улыбается и и выдыхает большое количество пара изо рта. Слишком влюблён парень, слишком. — Я такой безнадёжный, — смеётся брюнет, запуская руку в свои тёмные кудри, но Эштон, сильно подаваясь вперёд, запускает и свои пальцы, разлохмачивая кудри в край. Звонкий смех парня одного отдаётся эхом в голове другого. Эштон возвращается в исходное положение, и Калум отмечает, что теперь волосы Эша покрыты белыми комочками и мелкими капельками воды.Ты такая нарядная
Худ вздыхает и нежно обнимает Ирвина. Последний, шурша пакетиком с мармеладом, тоже смыкает руки за спиной парня. — Принцесса, — шепчет Кэл и тут же отстраняется, отбегая на пару шагов назад. — Калум Томас Худ! — Эш еле сдерживает смех, хмурясь настолько, насколько ему позволяют дрожащие губы и щёки. Бессильно опуская голову и плечи, барабанщик разражается смехом и не находит ничего лучше, кроме как запустить пакетом с мармеладом в басиста. Калум ловит его на лету, и тут же отправляет одну мармеладку себе в рот. Он так улыбается, что все огни, подвешенные над ними, меркнут по сравнению с ним. Эштон отбирает у парня сладости и начинает несильно стучать кулаками по руке Худа. Басист стоит истуканом и терпеливо ждёт, когда избиение прекратится и они смогут продолжить свой путь из точки А в точку Б. В заключение своего бунта, барабанщик берёт парня за руку и кусает его за палец. Калум округляет глаза и удивлённо смотрит на Эштона. Ирвин улыбается и тянет Худа вперёд. — Принцесса, нам в другую сторону, — смеётся басист и, поправляя волосы, шагает в диаметрально противоположном направлении. Эш морщит нос и следует за своим плюшевым мишкой. Идя за руку с ним, Ирвин выдыхает пар изо рта и хихикает. Шуршащий в свободной руке незаконченный пакетик мармелада призывает добить его. Барабанщик отпускает руку парня и весело запускает её в пакетик. Калум наиграно обижается и шагает быстрее, зная, что увлечённый своим делом Эштон не поспеет за ним. — Жижа, подожди, — барабанщик скользит по натаявшей корочке льда и с трудом удерживает равновесие. Когда Кэл наконец оборачивается, Эштон к этому времени набирает скорость, и поэтому, неспособный резко остановиться, парень поскальзывается и с размаху влетает в раскрытые руки басиста. — Добрый вечер, мадмуазель, — хохочет последний и ставит недопострадавшего на ноги. — Рука помощи не нужна? — Не помешает, — Ирвин действительно превращается в мадмуазельку и подаёт руку. Калум снова берёт парня под руку, и теперь Эшу ничего не мешает поедать свой несчастный мармелад. Последний весело причмокивает и улыбается всем прохожим. Изредка сверкают вспышки камер неосторожных и неопытных папарацци, но парням откровенно плевать. Эштон всё ещё пытается поправить свои кудряшки и хныкает каждый раз, когда Калум отнимает его руку от его головы. — Откушу, — грозится Кэл, и Эш кивает, говоря этим, что он верит. Какое-то время парни просто идут молча, прижавшись друг к другу. Жёлтые огоньки над их головами сменяются голубыми, красными, зелёными и розовыми. Людей становится всё больше, а издалека уже виднеется звезда, которая, по всей видимости, расположена на верхушке новогодней ёлке. Это значило только одно — Калум ведёт Эштона в самое людное место — главную площадь города. Учитывая то, что Худ не любил общество, всё это выглядело подозрительно. — Я тут подумал... — прочистив горло, вдруг говорит напряжённый Ирвин. — Знаешь, думать и париться бесполезная тема, — снова сияет своей лучезарной улыбкой басист, успокаивая этим Эша. Барабанщик хихикает, ему нравятся проходящие вскользь шутеечки Калума, плюс он хорошо вставляет в свою речь цитаты, не всегда отличишь песню от его собственных слов. — Так вот, — намеревается закончить начатое Эштон. — Куда мы идём? — О-о-о, рад что ты спросил, — поворачивает голову Калум. Эштон повёл плечами от напряжения и сохранения парнем интриги. — Мы с тобой поднимается по лезвию в небо! — заявил Худ и запрыгнул на ближайший бордюр, балансируя за счёт рук. — С тобой невозможно разговаривать! — надувает губы и хмурится Ирвин, складывая руки на груди. — Но ты же уже несколько лет со мной как-то разговариваешь, — парирует Кэл. Ирвин ухмыляется, находясь не в состоянии придумать остроумный ответ. Но всё же небольшая интрига, до сих пор сохраняемая Калумом, заставляет барабанщика чувствовать слабость в животе, как перед падением на американских горках. Пока Эштон думает, Худ тянет его за руку куда-то в сторону от пешеходной дороги. Эш пытается зацепиться взглядом хоть за что-то, чтобы найти для самого себя пусть даже милипиздрический намёк на то, куда именно они идут. Басист вдруг останавливается и говорит: — Закрой глаза. Тон даже не повелительный, но пониженный голос заставляет Эштона выполнить просьбу. По спине парня бегают табуны мурашек, вызванных нетерпением и напряжением. Ирвин вслушивается в абсолютно все звуки и почти выпадает из мира, как вдруг ему резко прилетает что-то мокрое и ледяное прямо в шею и медленно съезжает за шиворот. Парень истошно взвизгивает и оборачивается. Калум звонко хохочет, запуская второй снежок уже в лицо. Эштон уворачивается и нагибается за боеприпасами, в то время как Калум бросается наспех слепленными комочками снега в парня вслепую. Эштон, слепив идеально ровный снежок, целится и бросает. Худ фыркает и почти безуспешно пытается отряхнуть лицо от снега и отплеваться от него. Начинается битва. Парни бегают по широкой улице, заваленной снегом, оставшимся после украшения главной площади, смеются, морозят руки и кидаются снежками. Битва была в самом разгаре, когда какой-то малыш лет пяти не решает вмешаться и не кидает свой снежок в Эштона, который ослепляет его на время. В голос смеющийся Калум треплет малого по голове и срывается к парню, сбивая его с ног. Глухой бам, скрип кожаной куртки, хруст снега, визги Эштона и смех Калума. Басист валит барабанщика в сугроб и принимается щекотать. Ирвин хохочет, повизгивает и извивается под руками Худа. Когда у последнего начинает болеть живот, он валится на спину рядом с Эштоном.И не хочется сдержанным быть и обыкновенным, когда ты это бешенство запускаешь по венам
— Ребёнок, — хохочет Эштон, тяжело дыша. — Принцесса, — хмыкает Калум. — Сам встанешь или помочь? Ирвин легко вскакивает на ноги и тянет Худа за руку. Последний легко поддаётся, и вот они снова на расстоянии нескольких миллиметров друг от друга. Парни смотрят друг другу в глаза и молчат. Эш тянется к губам, но Кэл просто крепко обнимает его, до хруста рёбер и боли в руках. Эштон что-то бурчит, но Калум плохо слышит. Скорее всего, это недовольство парня, который намеревался поцеловать его. — Не бурчи, идём, — улыбается Калум и снова тянет Эштона к главной площади. Прохожие улыбаются парням, парни вежливо кивают и улыбаются в ответ. Ирвин вертит головой по сторонам и замечает в какой-то кофейне загрустившего ребёнка. Тут же отпуская руку Кэла, он бежит к окну, присаживается на корточки, стучит по стеклу, привлекая внимание малыша, улыбается ему, дышит на стекло и рисует сердце и улыбающуюся рожицу. Дитё весело хохочет, Эштон сияет ярче Солнца, а Калум, наблюдающий до этого момента сзади, подходит, тоже дышит и зеркально пишет пальцем 'be happy kid'. Некоторые буквы перевёрнуты, но это не мешает уже смеющемуся ребёнку прочитать. Малыш тычет на себя, потом на нарисованное сердце, затем на парней. — Сделай половинку сердца рукой, — резко шикает Худ, и Ирвин слушается. Басист также показывает на себя с Эшем, на сердце из их рук и на мальчика. Парни ещё раз машут дитю, встают на ноги и идут туда, куда тянутся почти все прохожие.Запотевшие стёкла и картины руками, эти белые стены стали для нас облаками
— Дети такие милые, — хихикает наивный барабанщик. — А ты бы хотел от меня детей? — смеётся Калум. — Я думал, что из всей группы только Люк похож на девушку, — оба парня хохочут в голос. Только у Худа присутствуют нервные нотки, он напряжён, но очень сильно старается не показывать этого. Так, незаметно, за разговорами Калум доводит Эштона до самого сердца Лос-Анджелеса, до его центральной площади. Беззаботный Эш плюхается на бортик неработающего фонтана и хлопает ладонью рядом. Кэл присаживается рядом и Ирвин тут же прижимается и кладёт голову ему на плечо. Басист, которому нежности всегда были чужды, обнимает барабанщика за талию и целует в лоб, и это не может не вызвать то самое хихиканье. — Хотел бы я, чтобы ты делал так почаще, — наигранно вздыхает Эштон. — Ну нет, только после свадьбы, — шутит Калум. Или не шутит? Эштон глубоко вдыхает и выдыхает со звуком, что похоже на плохую имитацию вздоха, вызывая этим улыбку Кэла. Басист вдруг сильнее прижимает парня к себе и поглаживает его, перебирая складки куртки. Они оба сейчас наблюдают за перемещающимися людьми, которые сейчас были вокруг них на площади. Кто-то ухитрялся снимать парней, кто-то игнорировал, кто-то тыкал в их сторону — жизнь шла как обычно. Эштон отдаётся этой жизни с головой, не заморачиваясь ни о чём, а вот Калума съедают мысли, сгрызают изнутри, не давая ему спокойно наслаждаться таким прекрасным моментом. Пару раз парень предпринимает попытки что-то сказать, но не может собрать волю и не только в кулак. Ирвин молчит, ещё больше напрягая Худа. Так проходит около десяти минут для Эштона, и десяти бесконечностей для Калума. И вдруг, басист встаёт на ноги, тем самым потревожив и барабанщика, который выпрямляется, но всё ещё сидит на фонтане. Кэл делает незначительный хлопок по куртке, проверяя наличие того или иного предмета, облегчённо выдыхает и машет Эшу рукой, призывая его идти за ним. Ирвин кивает и встаёт, нервничая не больше Калума, из-за его поведения. Худ протягивает парню руку, и последний собирается переплести их пальцы в замке, но Кэл плотно держит свои пальцы, из-за чего Эш немного расстраивается. Калум, безумно нервничая, тянет Эштона в самый центр площади. — Боже, — тихо шепчет Ирвин, Худ не слышит его. Выведя барабанщика на самый центр, в самое-самое сердце города, Калум встаёт напротив парня и берёт его за обе руки. Сердца обоих колотятся с бешеной скоростью, они вот-вот выпрыгнут из груди, проломив рёбра. — Эши, солнышко, — нежно говорит Кэл и внутри Ирвина всё переворачивается. Люди вокруг начинают обращать внимание на пару и собираться вокруг, давая им большое пространство. — Я… я люблю тебя уже чуть больше двух лет, — голос басиста прерывается от волнения. — И после полугода совместного с тобой проживания я принял одно важное для нас обоих решение. Калум размыкает их руки, выуживает из внутреннего кармана заблаговременно расстёгнутой куртки небольшую красную бархатную коробочку и становится на одно колено. Глаза Эштона распахиваются, он прижимает руки ко рту, он часто моргает, стараясь убрать наворачивающиеся слёзы. Сейчас он выглядит так прекрасно, со своими кудрями, которые сейчас все в тающих снежинках, его ямочками на щеках, дающими знать о том, что он сейчас широко улыбается своей прекрасной улыбкой, в толстовке, принадлежащей Кэлу и вообще он весь прекрасный сейчас. Не только сейчас. Всегда. Но сегодня как-то по-особенному.Ты такая красивая, словно мне это снится, это только сейчас, это не повторится
Худ открывает коробочку, а из неё поблёскивает красивое кольцо с неизвестным Ирвину камнем, кажется, это смесь янтаря и изумруда. Этот камень похож на глаза барабанщика. — Я принял решение забрать твою руку, твоё сердце и всего тебя, а взамен отдать себя. Принцесса, ты... выйдешь за меня? Эштон звонко смеётся со слёзами, всё ещё стоящими в его глазах. — Я был готов сказать да, но ты всё испортил в конце Калум улыбается своей принцессе. — Но, я полагаю, это 'да'? — Это да, которое я могу произносить тысячи раз, — шмыгает носом Ирвин. — Да, я выйду за тебя. Когда Худ достаёт кольцо из коробочки и надевает его на безымянный палец Эштона, вся толпа, образовавшаяся вокруг них, хлопает и визжит. Эштон уже не сдерживается, по его щекам текут слёзы, он улыбается и смеётся, делая Калума самым счастливым в мире. — Есть ещё кое-что, что я хотел бы сделать, — говорит басист, вставая с земли и пряча коробочку обратно в карман. — Я, кажется, готов ко всему, — Ирвин вытирает слёзы и шмыгает носом. Худ нежно кладёт ладони на влажные, розовые от мороза щёчки Эштона, приближается к нему, смотрит в его чудесные глаза и соединяет их губы в поцелуе. Барабанщик обнимает парня за талию и улыбается в поцелуй. Они оба счастливы. Это лучший день в жизни обоих.Плакали, плакали батареи и трубы, Я целую, целую твои нежные губы. И мало ли, мало ли, что подумают люди, Я такую, такую, никогда не забуду