Белковый набор

Белая больничная палата. Светло, немного прохладно, пахло лекарствами. Он сидел на кровати, вытянув свои костлявые ноги, и медленно разрезал апельсин на две части, кое-как держа нож костлявыми пальцами. Она стояла напротив, в белом халате и бахилах, обхватив себя руками. Они оба молчали. - Так нельзя, - голос девушки прозвучал, как гром, в этой небольшой палате, пусть и говорила она тише, чем шелестит листва. - Можно, - половинка апельсина упала на пол, а парень чуть брезгливо слизал с пальцев оранжеватый сок. Она уже потеряла счет дням, которые ее возлюбленный провел в этой больнице. Она приходила изо дня в день и подолгу сидела молча, наблюдая, как Он то берет худыми пальцами книгу, то выдергивает капельницу, с холодным выражением лица потом выслушивая врача, то разрезает какой-нибудь фрукт на две половинки, одну из которых обязательно роняет, и начинает меланхолично откусывать по чуть-чуть от той, что осталась в руке, и жевать, глотая лишь изредка, в основном выплевывая пережеванную массу на салфетку. - Тебя могут вылечить, - сказала Она, подойдя чуть ближе. - Я здоров, - впалые щеки дрогнули, а выступающие ключицы чуть шевельнулись. - Мне ничего не нужно. Девушка прижала ладони к груди, пытаясь придумать что-нибудь, что образумило бы ее любимого. Но каждый раз, как она сюда приходила, все слова мигом улетучивались из головы. Она смотрела в колючие запавшие бледно-голубые глаза парня, который никогда не соглашался с ней, и почти плакала. Ему ничего не было нужно. Он считал себя здоровым. - Отвали от меня, - парень откусил от апельсина немного мякоти вместе с коркой. - Хватит меня дергать. Это мое тело. Я сам со всем разберусь. Она задрожала, кое-как сдерживая слезы. Ее возлюбленный превратился в эгоцентричное чудовище, которое отказывалось от пищи, теряло массу и физическую силу, но умудрялось ранить в сердце сильнее всякой пули. Он каждый раз просил ее отстать. Ему меньше всего хотелось, чтобы какая-нибудь дрянь жужжала над ухом о том, что он должен делать, а что не должен, что ему нужно, а что нет. Он сам знал, что ему надо. - Но ты же ешь! - она ухватилась за единственную спасительную тростинку. - Мне скучно. И я не ем. Обыкновенная потребность жевать что-либо, - очень спокойно с безразличным выражением лица произнес парень. - Скоро и это пройдет. Я стану чистой энергией. - Ты сумасшедший! - Сумасшедший. Но разве безумцы осознают, что они безумцы? Вряд ли. Значит, я не сумасшедший. Он со всей силой, что еще осталась в его костлявых руках, сдавил половинку апельсина, и липкий сок потек по его бледной коже, плотно обтянувшей кость. Она затряслась, комкая в руках халат, и разрыдалась. Ее плач отразился от стен, потолка и пола, и в ушах почти тут же зазвенело. Больше всего хотелось проснуться, осознать, что это всего лишь сон, что никто здесь не умирает, не сходит с ума... - Ты сдохнешь! Все анорексики умирают! - отчаянно закричала она, швыряя халат на пол. - Я белковый набор. Все белковые наборы разлагаются, - все тем же холодным тоном ответил парень, сверля девушку колючим взглядом. Она убежала, рыдая и крича. В палате стало сразу легче дышать, вернулись тишина и покой. Парень подтянул к груди ноги, обнял колени и лизнул липкую от сока руку. Вкуса он уже не ощущал.