***
Альтаир очень смешно морщится– это то, что для себя Малик подметил во время их хода. Первый раз он это сделал из-за бьющего по лицу ветра, второй— из-за назойливого промоутера с его рекламой финской мебели, окрещённого самим юношей "чёртовым бардом двадцать первого века". Сейчас Малик лишь смотрел на его уже расслабленное лицо и проматывал перед глазами каждый кадр его “коллекции”, пока они пробирались сквозь толпу у входа в магазин. Юношеская рука ухватывается за шуршащий пакет с упаковкой-безвкусицей, на которой разными шрифтами по поехавшей строчке плывёт "Italiano coffe". Малик хмыкает, кажется, уже прекрасно понимания, для чего это. В ответ на немое осуждение Альтаир лишь подносит пакет к нижней части лица и изображает пальцами рогатый "мир". Ребячество. Причём распространённое среди всех из этой компашки. —Так ты специально? —Теперь да. Художник чуть ли не лёг корпусом на тележку в его руках и стремительно понёсся прочь от начала торговой зоны гипермаркета, на котором они с Маликом слишком задержались из-за поисков "самого ублюдского" кофе. Аль-Саифу всё же пришлось его догонять, и как только они поравнялись, парень вдруг улыбнулся. Это вроде бы уже не было такой резкой сменой поведения, но Малика с толку всё ещё сбивало. Он улыбнулся в ответ, но вместо ярких глаз напротив встретил его уже русый затылок. Парень вдруг начал копаться в полке со всякой бумажно-газетной ерундой и уценёнными книгами. Какой-то сборничек с рок-певцами новой волны в руках ещё очевидного юнца смотрелся достаточно органично, но весьма жалко из-за своего дешёвого вида и погнутого края. —Ты ещё возьми журнал с плакатами,— смешливо протянул Малик, тут же получив свою порцию гневных взглядов. Но их араб больше не боялся. Чувствовал себя не в том положении, что раньше. —Зачем? Это на один раз. Альтаир опять сгорбился над ручкой тележки, но уже с разворотом в руках, и не глядя направлял их скудный караван с одной транспортной силой в виде желёзной решётчатой "кобылки" и целыми двумя тянущими. Малик уже думал, что Альтаир так легко "отвалился" от их миссии, но нет— он чуть ли не вслепую подбирал продукты, даже с такого положения слишком придирчиво выискивая руками хорошие фрукты, а отрывал взгляд от страниц только тогда, когда Малик с ним говорил или нужно было проверить срок годности. Морщился он даже при выборе апельсинов, а Аль-Саиф за этим наблюдал и понимал, что на месте фруктов уже давно бы почувствовал себя униженным. Второй раз догонять пронырливого парня даже в длинных очередях клерку пришлось уже на финишной прямой. Альтаир почему-то гнал и гнал к самым первым кассам в то время, как Малик уже устал тянуть того за рукав и указывать на очереди поменьше. Замолк он тогда, когда увидел, как студент переворачивает последнюю страницу сборника, а следом кладёт его обратно на полку. Так и не удостоил его спасением в виде покупки. Аль-Саиф от такого расклада даже повеселел, радуясь тому, что уже на эту улыбку ему ответили тем же. —И как? —Ерунда это всё, пытаются прыгать выше головы, к "высокому". А в простом искусства бывает не меньше,— оставлять неплохую тему для разговора Малик не хотел, даже успел сформулировать в голове зачинку, но был прерван самим парнем. Его рука врезалась брюнету в плечо, немного пихая,— Возьми мармелад. Цветных медвежат Аль-Саиф раньше на кассах не замечал, либо смешливо цеплялся взглядом за презервативы, либо выхватывал жвачку. Ну, или Ребекка слишком похабно и громко для общественных мест шутила над ухом про "во-о-он ту смазку" и новые требования в офисе. Но это только если закупка была коллективной.***
—Вроде в верблюды не нанимался, думал, что мессия или на худой конец, баши, тут я. —Я бы тебя сразу эмиром провозгласил, ты только хмурься поменьше. Оба парня тянули по пакету на руку, а раздражение Малика усыплялось каждые пять минут благодаря словам Альтаира о том, что идти осталось мало. —А ты вроде только этого и добивался,— вдруг со смешком заметил Малик. Собеседник стал на толику серьёзней, но полностью свой настрой не растерял. —Твоя злая мина, конечно, всё ещё интересно выглядит, но мне бы на весь спектр эмоций посмотреть хотелось. Вот улыбнись, например. Малик его просьбу не сразу воспринял всерьёз, встрепенулся только когда юноша подал знак, растягивая указательные пальцы по своим щекам, образно проводя "инструкцию". Он улыбнулся, пусть без особых стараний, но сделал хоть что-то. —Слишком измученно. Ты будто не в бюро работаешь, а на рудниках. —Поверь, синонимы,— хохотнул Малик, а Альтаир подхватил.***
—Нагни голову пониже, тут потолки невысоки. И пахнет тут не спиртом, но нос на всякий случай зажми. —А пакеты куда прикажешь? —Куда пожелаешь.
Русый парень крючился над дверным замком, постепенно переходя от первого к, наверное, сотому ключу и никак не мог подобрать нужный. —Ты, наверное, не только фрукты эти семь лет воровать учился. Прокручивая ещё один и услышав фразу Малика, Альтаир улыбнулся, так до конца и не сделав полный оборот в замке. —Да знаешь, всё ключи с прошлых работ не выкину. Копятся. А кому такие погнутые дубликаты для персонала нужны обратно? —Звучишь ещё больше как какой-то нелегал. Альтаир обиженно фыркнул и даже повернулся на бесстыдно ухмыляющегося Малика. —А как иначе? Эта страна так капризна, хочешь не хочешь, сто подработок сменишь. —Я ни разу рабочее место не менял. Только кабинет, когда отделы сдвинулись. —Ты не считаешься, ты у нас особенный. Малик, в это время скучающе блуждавший взглядом по фасаду одноэтажного блока, резко вернул внимание к собеседнику, уцепившись за обманчиво лестную подробность. Альтаир же замято укусил себя за щёку, всем видом показывая то, что не будет давать разбираться в своих словах. Да и куда приятнее любых слов звучал язык открывающихся дверей. Особенно, когда распахиваются они крайне легко и под просторным углом, а руки едва держат груз из-за давящих на кожу лямок пакетов. Альтаир вошёл, рукой загребая воздух вперёд для сигнала о том, что гостю пора бы скорее входить. Он и рад бы, да загляделся на всё окружение: на очевидно вручную покрашенные окна под витраж классического образца, через призму которых вечерние рыжие лучи превращались в потрясение для житейского восприятия слова "свет". Следующим занятным для внимания предметом глаза араба нашли диковатый, как и сам хозяин обители, плющ-сорняк, который от неряшливого скопления горшков плёлся к потолку и пробирался к перекладинам на окнах, а следом- наружу. —Успеешь ещё, мы даже за флигель не зашли. Парень растворился в прямом коридоре, даже не взглянув на него, а Малик пошёл следом, оставив всю набранную еду у входной двери. –О, это же после Леонардо,– художник выпрямился из полусогнутого положения и подхватил винную бутылку за горлышко. –Вы вдвоём работаете?– Малик шагнул внутрь, нагиная голову, чтобы не задеть вверх низкого косяка. –Не то чтобы,– Альтаир подбрасывал стекляшку в руках во время рассказа– Мы решили сделать совместный триптих. Не могли решить, по какому плану будем действовать: пишем половины отдельно или один делает рисунок, а второй- красит. Он достал чтобы "настроиться". Так за работу не взялись, по домам пошли. Парень прервался, с натугой отрывая бутылку от чего-то вязкого, после со звоном поставив в раковину и оставив бутылку наполняться водой. —Запарно, выставка нашего курса на носу, а теперь от него ни весточки. Только Эц его фотки с мокрыми волосами в часов девять кидает,— Парень хихикнул, и не менее шумно достав бутылку, принялся хаотично поливать содержимым пару цветов поодаль, а остатками наградил пластиковую палитру. Малик хмыкнул, зацепившись за последнюю подробность. Парень всё носился из угла в угол достаточно просторного, но пустоватого помещения и при каждом движении занимал руки каким-то делом. Теперь Малик понимал, что хорошее сочетание Альтаира и черновых картин в качестве фона- только цветочки. Альтаир в окружении голых стен с розливью резких переходов краски то одного цвета, то другого– что-то действительно удивительное, авангардное для Маликовского восприятия средней искушённости. Араб осматривал стены и потолки, а всё пространство для его зрения выстраивалось не хуже высоких зданий, которыми он так любил любоваться от пят фундамента. —И дорого стоит держать такую диковинку? —Вообще нет. Студия не отапливается, а из проводимого тут только вода и освещение. Но всё-таки работать недельку-две ради неё приходится,— Альтаир по-хозяйски похлопал стену, будто под его рукой было не какое-то нежилое помещение, а подчинённый дикий зверь-талисман, коими любили грешить онлайн-игры из подростковой жизни Малика. —А у себя ты не работаешь? Аль-Саиф подошёл к юноше, всё ещё не отрывая глаз от потолка и только иногда поглядывая на самого хозяина. —Работал в начале курса. Первую... Неделю? Если с Дезом и Эцио проблем не было, то наш сиджишный Шон до этого только свои пиксели и видел, он ну просто не выносил запах любой краски. Как раз первым и оплатил мне ательер, до сих пор иногда так открещивается. Альтаир, заметив, как Малик беспечно осматривает его "владения" и к любым другим действиям не склоняется, знаково подтолкнул того к уже разложенному табурету около сколоченного из пары деревяшек "стола". —Ты уж извини, но раздеваться и тут придётся. —Пояс?— Малик с удивительной готовностью принял такой расклад, лишь задал конкретный вопрос и напоследок поднял бровь. —Нет,—Альтаир подтянул ногой стул и уложил на него коричневый плед,— Я уже сказал, отопления нет, ставлю чайник для горячего, всё с перерывами, по-человечески. —Странно такое слышать от шайтана,— Малик уже по-солдатски стягивал с себя пуловер и даже близко не удивился ощутить на себе чужие руки, когда запутался в рукаве. Раздевать умеет каждый. —С каких пор я в звании повышен? —С первого рабочего дня,— Аль-Саиф понимал, что разговоры в качестве увертюры их не самого благозвучного “сеанса” тут необходимы, ведь какое-то время назад они буквально молнии в друг друга были готовы метать, но он боялся всё свести к тому, что эти разговоры станут вынужденными со стороны Альтаира,— Рисуй уже. Малик демонстративно упал на стул, вытянув вперёд ногу и закинув её на другую. Создался образ важной персоны даже при том, что мужчина был не по-богатому раздет и в роли пребывал явно не управляющей. —Два раза просить не надо,— юноша с готовностью сорвался с места, но к удивлению Малика, не к холсту, а окнам. Художник резвыми движениями плотно зашторил жалюзи и стал еле виден в плотной темени. Малик устроился на месте, куда прежде Альтаир жестом указал ему передвинуться. Парень спешно зажёг свечку, несколько секунд держал над головкой пламени чашку из рук, чтобы удержать его и слегка поддувал ради забавы. Натурщик огляделся, так и не найдя ещё одного источника света, который в теории должен был помочь Альтаиру хотя бы видеть свой холст, уже устроенный у него на коленях. —Тебе разве не нужен свет? —Нет,— художник свёл плечи, показывая выражением лица свою незаинтересованность в такой возможности. —Но... Как ты тогда увидишь, какой цвет берёшь? —Я интуитивно. Малик немного удивился, но после хмыкнул, кивнув своим мыслям. —Я и так знаю, какие цвета мне нужны. Они у меня уже на подкорке,— вдруг добавил художник. Малик не стал спрашивать. Просто почувствовал, что никто в комнате не хочет объяснений.***
Улыбка на лице Малика подрагивала от Альтаировской тяжёлой натуги, с которой он старательно выводил салфеткой с его лба пятно, оставленное им же по случайности. Натурщик для вида наигранно шипел, будто художник сейчас тёр по его коже не спрессованной целлюлозой, а наждачкой. Между делом Аль-Саиф решил разговорить парня. —А как было в немецком сквоте? Альтаир слегка дёрнулся, когда до него дошёл смысл вопроса собеседника и он оторвался от работы. –Ты и туда добрался?– парень с явным смешком провёл тыльной стороной ладони по лицу, оставив тёмно-рыжую отметину. –Ага,– проговорил сириец, пока расправлял и вытягивал вперёд руку. Малик, перфекционист лишь в плане ровности отступов в вордовских документах, всё равно потянулся к чужому лицу и скорее попытался "смахнуть" пятно, чем стереть его в стандартном смысле. Конечно же, юношеское лицо оно не покинуло, но Малик и не совершил повторную попытку, решил, что всё идёт так, как должно. Даже на лице художника. Последний же сперва отпрянул, не до конца понимания причину его действий, но всё же вернулся в исходное положение и приготовился отвечать. —Хм,—Парень закрыл глаза и откинул голову назад, будто это действительно помогало ему что-то вспомнить,— Здорово. Без стандартных благ жизни, конечно, но очень здорово. —Например? Альтаир с опущенной головой выслушал вопрос и не до конца понял чего конкретно пример у него попросили. Однако он повёл бровями в сторону перед тем как пояснить. —Например, мыться мы ходили в реку, а краску разводили в воде же. Я себя не в этом мире чувствовал, а в каком-нибудь фильме. Я бы и сейчас хотел туда вернуться на какой-то срок, но именно к тому отряду,— Парень вновь запнулся, что-то вспоминая,— И с нынешними навыками. Я и имён людей тех не помню, хотя они в моей жизни стали важнее тех, чьи я знаю даже фамилии. Считай, что это были как наставляющие на путь духи,— парень вновь свёл плечи и вернулся к рисунку,—Я только сейчас понимаю, что они были одними из первых отцов Кёпи. Малик с серьёзным видом слушал парня, как-то по-особенному раскрывшему для него в целом образ Германии. Раньше единственной ассоциацией лишь являлось рычащее произношение слова "Берлин" на конце языка и слишком строгий цветраж для любого здания. Аль-Саиф даже покинул своё установленное положение головы, что Альтаир очень быстро заметил. Художник мазнул большим пальцем по щеке натурщика, оставив на скуле жёлтую полосу. На очередной серьёзный взгляд он вновь ухмыльнулся, похлопав себя по коленям, когда резко вскочил. —Вон какой злой, явно есть хочешь. Юноша вышел, явно ожидая от Малика той же реакции. Напоследок русый успел уложить на его плечи тот странный тёмный плед, который теперь Аль-Саиф старался поудобнее раскрыть и согреться. Альтаир опять шёл впереди, шёл и горел. Горел какой-то необъяснимой энергией, пока что будто беспочвенно в нём бушующей. Ещё окунулся в огонь вечернего света, без проблем пробравшегося на веранду мастерской, едва стрелка часов перевалила за четвёртую отметку. Их "провизию" Альт нашёл быстро– запнулся ногой о пакет, из которого вывалилась уже помятая коробка кипяточной лапши. —Эцио сегодня поголодает во имя искусства,— быстро заключил для себя парень, уже передавая вторую коробку в руки Малика,—Хотя ещё не факт, он скорее всего придёт сытым, будет нести чушь и свои романтические бредни, а ещё даже светлый волос со свитера не снимет. Похабщина. —Похабщина,— со смешком согласился Малик, находя крайне забавным то, как Альтаир вуалирует все тонкости романа своего соседа. —А с Шоном что? —С Шоном? Если бы компьютеры носили волосы или на худой конец, парики, то он бы приходил как после игры с каким-нибудь блохастиком. —Украду это для описания своей подруги. —Ты на Ребекку не наговаривай, она классная. —Откуда ты...?— уже не в первый раз задавал этот вопрос Малик. —Она в отличие от тебя не ссыт. Не ссыт и пишет. Держи,— парень всучил в руку араба одноразовую миску с порцией уже подготовленной для заваривания кипятком лапши и не принимал отказа,—Сейчас по моей "галерее" прошвырнёмся. Альтаир бы явно заговорчески выглядел, если бы сейчас не держал дешёвую лапшу и не хрустел за щекой отломанной частью от общей пластины.***
Малик шипел, когда немного горячего бульона проливалась из его или Альтаировской миски на босые ноги. Однако, слушать историю работы он продолжал, если таковая была. Курс от картины до картины у них был не такой, как в музеях. Они перебегали из одного угла в другой, от стены к стене, ведь стоило Альтаиру рассказать какую-то деталь об одной из работ, над ним будто лампочка вспыхивала, и он спешил к другой, видимо, которая связана с историей либо временными, либо смысловыми рамками. От таких перегонок Малик и ронял на пол львиную часть своего позднего обеда. Первое время извинялся перед хозяином, но тот одаривал его взглядом сумасшедшего, будто всем видом говоря: "Посмотри вокруг, пойми всю глупость своих слов и засунь извинения куда подальше". Вдруг, опять следуя за парнем, араб заметил, что обошлись они без мини-цунами в их мисках, а сам художник почему-то сейчас не активно жестикулирует свободной рукой, он даже отставил еду на опору в виде очередной ненадёжной деревянной установки и вдруг стал пережимать между собой руки. Не тараторил ещё одну-две подробности, а молчал, вынуждая Малика взглянуть на полотно самому. Мужчина этому безмолвному призыву повиновался. Оторвал взгляд от самого Альтаира и увидел перед собой холст размером куда больше. Он занимал место впереди сложенного и перепачканного краской хлама, стоял на самом полу, даже так достигая длины почти с рост Малика. Обзор написанной, но ещё не законченной работы следовал от лица человека, будто таящегося в кустах. Именно эта высохшая "зелень" и была главным росчерком в разделении песочной дали и второго плана, где не высохшим маслом был написан Масиаф, который вживую Малик увидеть не успел. Заинтересовался и узнал всю суть поздно, уже за экраном ноутбука, когда вычитывал текст статьи о целой сектантской группировке, заложенной и обосновавшейся в стенах ныне исторического объекта. Глаза принялись гулять по написанному дальше, цепляясь за все мелко прорисованные части в виде песчинок, витков куста. Следом он заметил на ещё нетронутом цветом месте росчерки и наброски оружия нескольких видов: начиная какими-то бедными заточками и заканчивая парой залитых stg 44*. Поверх каждого из образов была пришпилена ломаной линией ярко-красная нить. Малик взглядом проследил по направлению её "путя", миновал живо написанный огонь, который сверху крылся образом воды, на чём Малик долгое время удерживал внимание, а потом всё же пришёл к прикреплённым зажимом к краю холста листам, полным набросков. Заинтересованный араб двинулся ближе, всё же аккуратно ступая из-за страха хоть как-то повредить работу. Вглядываясь несколько секунд в уже желтеющую бумагу, он признал в этих образах себя, чередующегося с какими-то зарисовками огня или свечей, а также причудливого тиснёного шара. Альтаир неотрывно за ним наблюдал и перехватил тот момент, когда Малик уже был готов на него обернуться, подошёл самостоятельно. —Долгострой. Мистер Уильям любил о нём беседовать, когда я ещё собирался это выдвигать как дипломную. Даже закрывал глаза на то, что непонятно какую технику беру. "То ли коллаж, то ли живопись, слишком дико."— Всё же процитировал Альтаир своего преподавателя. —А сейчас? —Нет. Я решил, что слишком лично, чтобы это выдвигать как работу, которую я должен буду защищать с точки зрения навыка. Да и тут для зрителя выставлена неудобная позиция. Всё должно быть как с театром, где комедия- собственная боль, а не причинение боли. —Но собственная передана. —Да, но посягает на комфорт смотрящего. Поэтому я решил, что её незачем видеть посторонним. —А я точно могу видеть? —Ну, если ты уже часть,— парень уже облокотился на всю ту же деревянную установку, с серьёзным видом кивая на последний вопрос Малика. —Не расставь неправильно роли. Ты– не часть "первой боли", ты возникаешь после стадии спасения водой, но почему-то отдаёшь огнём, как в Масиафе. Поэтому я ставлю огонь свечи. Ты словно должен был быть в моей жизни в то время, но почему-то не появился,— во время пояснения Альтаир блуждал взглядом по предметам внутри мастерской, но тут же споткнулся о поражённый и внимающий взгляд Малика. Он и на толику не рассчитывал на чужое понимание, больше ждал, что тот сделает поспешные выводы и покинет это место,— Вот теперь исправляй, возмещай пробелы. Последнее Альтаир сказал с вдруг расцветшей улыбкой, вызывая у Аль-Саифа ровно такую же. Художник таким образом высказал негласную благодарность, а тот её принял.***
Альтаир трепетно водил рукой по лицу Малика, едва касаясь пальцами впадинок под глазами, которые до этого старался отчерчивать. Он с видимым волнением во всей красе демонстрировал натурщику свой способ запоминания формы, которым тот сильно заинтересовался после того, как Альтаир решил ему "вскрыться". Вскрыться, как после многоэтапной игры в покер, граничащей со статусом войны, во время которой юнец всё это время вместо избитого "покерфейса" прятал себя и свои истинные карты за вечными самодовольными ухмылками, смешками и колкостями. Теперь же он будто в неверии и с непривычки не мог свободно вздохнуть чистый воздух, который словно не заслуживал, дрожал при одной только мысли, что может погрузить внутрь лёгких что-то не пропитанное фальшью и напыщенностью своего уже привычного образа внутри общества. На горло не давила петля секрета*, а человек рядом спокойно вслушивался в каждое его слово, из-за чего руки тряслись сами по себе. —... Держали в комнате за каменной перегородкой, выпускали на кормёжку редко, обучали, как ищеек. Оружием до сих пор умею управляться. Малик заметил, что когда Альтаир рассказывал ему о своих детских воспоминаниях, то он хватался за любой лист, выводя в нём тот самый шар с необычным вытисным узором. Они уже час ворошили прошлое, и это уже не рисование Альтаира прерывалось на разговоры, а он иногда хватался за кисть, проводя по холсту намешанной вслепую краской. О каких бы больных вещах они не говорили, ни один из парней ни разу не свёл брови в немом жесте, который бы сигнализировал, что необходимо прекратить. Каждый будто весь свой грузный дух выпускал в воздух с очередным отпущенным в рассказ словом, и чувствовал себя как после исповеди. Но они не христиане, чтобы после такой отбывки чувствовать себя чистыми, они лишь ощущали отходящую пустоту, то, как чернь наконец ослабляет хватку и больше не давит так на горло как раньше, едва кто-то из них просто заикался о 2011-ом годе или теме протестов. Русый парень сидел поджав под себя ногу, при этом удерживая её кистью за лодыжку. —...Я тоже понял, что не должен был обесценивать чужую судьбу. По сути, повезло именно мне, я был один, сам себе старший брат и никого не терял,—парень вдруг вздрогнул и дёрнул плечами,— Разве что себя,— он качнул головой к левому плечу, возможно, фигурально ставя всё произошедшее в Сирии туда,— Где-то там в воде. Когда тонул и вгрызался мужчине в ногу. Я не знаю, получил ли бы я всё, что у меня есть, если бы тогда не прокусил кожу или если бы тот зуб у меня выпал чуть раньше. Я просто не знаю. Малик положил руку ему на плечо. —Я не думаю, что ты хотел бы знать.***
К девятому часу в мастерской было темно уже и без зашторенных окон, позади их виднелось тёмное небо, а внутрь зала с голыми стенами пробивался лишь свет от уличных фонарей и тусклой лампы с веранды, которую Альтаир оставил включённой. Когда Малик и Альтаир тянули очередной приступ смеха, они уже плавно перешли от такого сокровенного к чему-то до простого лёгкому, о чём непрерывно шутили или искали способ раскрыть тему ещё больше. Например, оба рвали глотки, едва Альтаиру стоило опять открыть чат, где Эцио вновь и вновь уже благим капсом неверяще переспрашивал, действительно ли никакой фунчозы ему не достанется. Альтаир вслух рапортовал печатаемое им же предложение собрать все блондинистые волосы с его одежды и сообразить из них лапшу. Но, видимо, не насытившись звуковой информацией, Малик выхватил его телефон, явно собираясь внести свою лепту, из-за чего Альт тут же вскочил. Последнее, чего он хотел, это чтобы Аль-Саиф лично увидел все закреплённые внутри чата шутки про него и "второго вороного жеребца", которые его друзья в последнее время придумывали с особым рвением. Малик с видом самого заинтересованного человека наклонился к экрану и впивался взглядом в строчки, как раз под звуки закипающего подобно старому чайнику, Альтаира. Вместе с тем добавились уже шорохи быстро отбрасываемых предметов, а следом– олимпийский рывок, сумевший сильно подбить не только ровное положение Малика, но и пламя свечи. —Блядство,— цокнул художник, вновь переключая внимание на бедный шмоток воска, которому, наверное, уже что угодно не почём. —Мог бы так не волноваться. Может, я просто сравнивал их с Ребеккой. —Твои тоже?— уже со смешком спросил русый парень, припадая к основанию свечи со стандартной схемой "подуть на пламя" для сохранения огня. Брюнет лишь по-совиному угукнул, отбирая у юноши роль хранителя огня. Он аккуратно свёл ладони над головкой пламени и не сбивал его дыханием, в отличие от Альтаира, из-за чего оно наконец вернуло своё "устойчивое" положение. Переполненный радостью и гордостью за себя, Аль-Саиф вскинул голову, смотря прямо на отчего-то застывшего парня. Альтаир же в это время непроницаемым взглядом смотрел в упор, и Малик не понимал, это он разглядывает его лицо или пытается смотреть сквозь. Играть в гляделки было не впервой, но одно дело, когда вас отделяют безопасные добрые десять метров, а другое, когда из хотя бы относительно существенных ограничений остаётся лишь редкий и тонкий дым от огонька сбоку, и смотрит каждый уже далеко не в глаза. Малик брал эту башню исключительным мором и никакого милосердия проявлять не собирался. Лишь безмолвно проверял на решительность, так и чуя уже повеявший в воздухе запах коптящегося самосознания парня напротив. Альтаир наконец спустил щиты вместе с уже привычным цоканьем, блеснул всем золотом своих глаз, прежде чем ожидаемо дёрнулся. Окончательно сдавшись, он прошептал "Чёрт с тобой" и сам припал чужим губам, на ходу туша пламя свечи пальцами. Как по всем азам дежавю, в нос почти призрачно ударил запах разбавителя, но с этим и многим другим Малик был готов смириться, когда это становится окружением, неотъемлемой частью берущего всё живое внутри него, такого поглощающего момента. После почти задорного и лёгкого укуса в угол губ, Аль-Саиф как по заказу самой госпожи-мести вспомнил про все свои козыри, будто неумышленно забытые в рукаве во время последней партии. Взяв на опережение и вытянув руку из брони лёгкого юношеского объятия, он, с помощью неизвестно каких богов, всё же сумел пресечь поцелуй собственной ладонью, совсем как студент в прошлый раз это сделал там, в аудитории. Подобной дерзости русый явно не ожидал, поэтому с самым удивлённым видом взглянул на Малика, с всё ещё прикрывающей низ его подбородка Аль-Саифовской ладонью. В лице и ответной мимике араба он явно ожидал ответа. —А это не типично? Альтаир, уже склонившийся над сидящей фигурой, вновь громко цокнул и с нескрываемым раздражением спешно стянул чужую руку со своих губ. —Заткнись, это романтично. Во второй поцелуй вместе со всем трепетом и жаром попал также и смешок брюнета. Малик ненавидел все эти сопливые сказки о том, что от любви до ненависти один шаг, и мириться с ними он тоже не собирался. Да и к тому же, пока они валили мольберты, как домино, успели пройти далеко не один. Примечания: *Lumen- секрет. Спустя долгое время оставляю сноску про это и уже не вижу в этом надобности, но слуханите, если вдруг. *немецкие винтовки со времён Второй мировой, которыми в большом количестве пользовались в Сирийской войне в 2012-2015. "В августе 2012 года появилась новость о том, что одна из сирийских группировок нашла тайник с 5000 немецких штурмовых винтовок Sturmgewehr 44".