***
— Я же сказала тебе использовать до конца полный свиток, прежде чем начать новый! — Сакура только что узнала, что свиток, который она считала давно пустым, все еще содержал две банки бобов и почти килограмм риса. — Ты вносишь хаос в мой список запасов. И раз уж мы заговорили об этом: вчера я нашла твои грязные носки в свитке 4-2. Я уже пятнадцать раз говорила тебе, что использованные тряпки идут в нижние свитки в свитке 16 — в тот, который разгружается в Шиккоцу. А теперь твои грязные носки среди моих чистых, спасибо тебе большое! — Сакура была сегодня в таком дерьмовом настроении, готовая к конфронтации, что у нее должно быть скоро начнутся месячные. Но это не помешало ей сорваться на нем. — Я собирался снова их надеть. — Тогда ты должен был носить их до конца! Зачем класть их обратно? От этого они не станут чище, понимаешь? Мадара не ответил, но стал агрессивнее ковыряться палкой в костре. Сакура могла бы поклясться, что он надулся. Внутри, в душе, потому что это никогда не отражалось на его лице. — Если мы уже перешли к управлению свитками, — сказал он пять минут спустя, когда она уже забыла, из-за чего рассердилась, — то на прошлой неделе ты запечатала свиток 3-7-1 сразу в свиток 3, а не в 3-7. Как я должен следить за всем, если ты нарушаешь структурирование? — Я думала, мне понадобятся ножницы из 3-7-1, поэтому я запечатала его не так глубоко чтобы мне не пришлось откапывать! — И почему после того, как ты воспользовалась этими ножницами, ты не запечатала его в нужном месте? — Потому что забыла, понятно? — Теперь уже она надулась. И она знала, что это заметно. Это разозлило ее еще больше. Мадара, явно довольный тем, что одержал верх, расстелил свою постель и похлопал по месту рядом с ним. — Давай прекратим эту глупую ссору. Иди сюда, хорошо? Сакура фыркнула. Конечно, теперь, когда он «выиграл», он хочет закончить спор! — О нет, мы не будем делать это. Если хочешь, можешь пойти и сам себя подрочить! — Объявила Сакура и развернула свой спальный мешок на противоположной стороне костра. Они снова взялись практиковаться в тайдзюцу, причем по инициативе Мадары. Забавно было наблюдать, как от возбуждения при мысли о предстоящей битве у него кружится голова — пусть даже она была ненастоящей и ограничивалась рядом правил. Сакура видела, что это действительно приносит ему радость. В эти короткие мгновения она смогла углядеть в нем что-то детское, что-то более похожее на ее сверстников. Может быть, даже слабое воспоминание о том, каким он был в молодые годы? Увидя его таким счастливым, Сакура улыбнулась. Тем не менее, спарринги были жесткими. Сакура чувствовала, что она по-настоящему медлительная — перерыв на отдых в Шиккоцу не принес ничего хорошего — и все ее попытки атаковать были довольно жалкими. Всякий раз, когда она нападала на него без своей увеличенной чакрой силы, он даже не двигался с места, если она не наносила удар действительно хорошо, например, в челюсть или точно в солнечное сплетение, что случалось очень редко. Обычные удары — по туловищу, по рукам — нисколько его не беспокоили. С хорошей стороны, после пяти или около того спаррингов (и некоторых упражнений на гибкость, которые расстроили Сакуру, включенных в ее вечерние занятия) у Мадары начались проблемы с тем, чтобы попасть по ней. Он мог быть быстрым, но, очевидно, его скорость была также частично увеличена чакрой. Без этого усиления Сакура могла уклоняться от его атак, и это заставляло ее по-настоящему гордиться собой. Но всякий раз, когда он наносил удар, она чувствовала его всем своим существом. Если он сдерживался ради нее, то не настолько, чтобы не причинить ей боль. Сакура была благодарна за это, это означало, что он, по крайней мере, нашел ее достаточно способной, чтобы принять настоящий удар. Он не останавливался после этого, а шел прямо на нее, как в настоящей битве. Обычно второго удара ей удавалось избежать. Ей было полезно снова почувствовать себя в боевой обстановке. Спарринг длился уже четверть часа, и у Сакуры появилась небольшая одышка. Но воздух в этом измерении был реально божественным, таким холодным и свежим, что она еще не сильно вспотела. Она нырнула под его кулак и метко пнула его по ногам. Он увернулся. Когда она выпрямилась, он резко развернулся, удивив ее, и едва не нанес удар. Едва, потому что она блокировала его предплечьем. И тут же отпрянула от слепящей боли. — Стой! — Крикнула она как раз в тот момент, когда приближалась еще одна атака, нацеленная в ту же руку. Мадаре удалось погасить часть силы. Некоторую. Не всю — удар был нанесен. Сакура закричала, чувствуя, как осколки кости впиваются в ее мышцы. Она отшатнулась назад, не в силах предотвратить падение, левой рукой сжимая правое предплечье в тщетной попытке унять боль. Падая, она ударилась спиной о камни. Мадара подскочил и обнял ее, помогая сесть. — Что случилось?! Сакура боролась с тошнотой. — Моя рука. Она сломана. — Ей снова хотелось закричать, но она сдержалась. Боги, как больно. Она осторожно повернула руку, чтобы осмотреть повреждение — как ей показалось, локтевая кость пронзила кожу. Первый удар Мадары, должно быть, раздробил ее, а второй сместил осколки. Тьфу. Но она не будет использовать печать для простого перелома, это точно. То есть ей нужно будет сконцентрироваться достаточно, чтобы справиться самостоятельно. — Я не нарочно. Я не хотел. — Мадара смотрел на то место, где из ее кожи торчал осколок кости. Его голос звучал странно. Сакура покачала головой. — Ничего страшного. Правда. — Она попыталась улыбнуться, но у нее ничего не вышло. Она направила часть чакры в свои нервные окончания, чтобы они онемели. Однако она не могла полностью их обезболить — она должна была чувствовать, что делает. Стиснув зубы, Сакура вдавила торчащую кость обратно внутрь. Мадара расхаживал вокруг нее, и это совсем не помогало. Вот, самый большой кусок попал в нужное место — Сакура выдохнула. Теперь она могла начать ее сращивать, подумала она с облегчением, посылая мощный импульс энергии в предплечье. — Мне следовало быть осторожнее, — сказал Мадара, скорее самому себе, чем ей, завершая очередной круг вокруг нее. — Не думаю, что ты бил сильнее обычного. Это была случайность, вот и все. — Тогда почему это случилось? — Интонация Мадары вернулась к нормальной, но это была сердитая версия его голоса. Она бы отшатнулась, но на этот раз Сакура знала, что он зол на себя. — Может быть, дело в недостатке солнечного света… — задумчиво произнесла Сакура, посылая еще больше чакры в надкостницу. Было необходимо, чтобы эта кость была хорошо снабжена питательными веществами. — Большинство измерений темные, и именно ты совершал большую часть вылазок за припасами в наш мир. Насколько я помню, я бездельничала в Шиккоцу. — Она посмотрела на него снизу вверх, проверяя, нашла ли ее шутка в нем отклик. — В Шиккоцу есть солнечный свет. — Ну, шутка получилась не очень удачной, но, по крайней мере, он ее услышал. — Да, но там в основном пасмурно, не так ли? А солнце Шиккоцу такое слабое, что даже представить себе нельзя, как там можно получить солнечный ожог, верно? — Верно. — А это как раз то, что нужно. Такая сила солнечного света. Что ж, мне надо будет принять это во внимание к следующему возвращению. А в остальном, — она подняла руку, повернула ее так, чтобы он мог видеть место травмы, и улыбнулась ему, — видишь: все в порядке. Даже следа не осталось!***
Он больше никогда не просил о спарринге. От этого ей стало так грустно. Но она не осмелилась попросить сама. У него были на то свои причины; он, вероятно, просто отказался бы, и она в конечном итоге почувствовала бы себя дерьмово. А Сакура уже и так стеснялась быть слишком прямолинейной. Она никак не могла понять, чего он хочет. Может быть, для него удовольствие от спарринга не стоило риска. Или, может быть, она ошиблась, может быть, бои были не так уж приятны для него. Ей было трудно понять его, и это расстраивало. И не только когда дело касалось спаррингов. Даже более того, когда речь шла об их ночных взаимодействиях. Долгое время она думала, что он на самом деле не хочет их. Что предложенная ею компенсация едва ли приемлема для него. Но потом он сказал ей, что получает удовольствие, прикасаясь к ней. Она отбросила эту мысль, слишком занятая другими вещами, но теперь, когда тревога от проверки состояния людей, связанных деревом, прошла, и решение о следующем маршруте было принято… Когда они снова прошли сотню измерений без особых происшествий… Сейчас Сакура думала о его словах. Она предположила, что это хорошо, что он получал большее удовольствие, чем она ожидала, но все еще не понимала. Для нее не было ничего захватывающего в том, что она делала с ним. Такое простое движение рукой — схвати, сильно сожми и делай вверх-вниз. И повторяй столько, пока он не кончит. Что в этом было захватывающего? Это было так… безлично, так механически… Всякий раз, когда она смотрела на него, его лицо или осанка не выдавали никаких эмоций. Он не издавал ни звука, никогда не шевелился. Он предупреждал ее только тогда, когда вот-вот кончит. Он сказал, что она что-то упускает… Должна ли она что-то чувствовать? Значит ли это, что она каким-то образом сломлена, если не чувствует? Может, с ней что-то не так? Или, может быть, это не она была сломлена, может быть, сломлен он? По крайней мере, она давала ему хоть какую-то обратную связь. Но он никогда этого не делал. Он никогда не говорил ей, чего хочет. Это было все равно что идти по темной комнате и надеяться, что не споткнешься. Как долго можно жить без подкрепления? Он совсем не помогал ей, и она не понимала почему. Единственное, что подсказывало ей подсознание, — то, что она делает, на самом деле не очень хорошо для него. Тогда он должен сказать ей, как еще она может исправиться! Он всегда был таким, это так расстраивало! Всякий раз, когда она делала что-то не так, он никогда не искал конфронтации, он только отступал, и ей приходилось самой разбираться в своих ошибках! Как тогда, когда она набросилась на него после возвращения из второй ветви, или когда она была эгоисткой и даже не думала о том, чтобы отплатить ему тем же. Сакура очень хотела бы, чтобы ей рассказали о ее ошибках. И вот однажды вечером, после тяжелого и полного стрессов дня, когда миновали несколько миров, в которых не было пригодных для дыхания атмосфер (к счастью, вперемешку с теми, что были), когда ей требовалось именно снять напряжение и блаженно уснуть, она не могла выбросить эти мысли из головы. — Нет. Остановись. — Сакура отпрянула, когда Мадара просунул пальцы между ее складок. — Больно. Мадара отдернул руку. — Извини. — Он изумленно покачал головой. — Я буду осторожнее. Прости, я должен был… — Нет. Это из-за меня. Я не… Дело не в том, что я не в настроении… Потому что я хочу быть в настроении, просто… это… Там совсем не влажно… Не знаю почему. До сих пор всегда было, — закончила она с несчастным видом. — Наверное, будет лучше, если на сегодня мы просто забудем об этом. Сакура покачала головой. — Но я хочу! Просто мое тело не слушается. — У тебя есть какие-нибудь идеи, почему? — Потому что у меня стресс и я устала? — Сакура отвела взгляд в сторону. — Большую часть времени у тебя стресс и ты устала. А сейчас ты о чем-то думаешь, но не говоришь, о чем, — невозмутимо произнес он, и Сакура прикусила губу. — Тебе напомнить, кто во всеуслышание кричал о том, что мы должны все друг другу рассказывать? — Ох, просто заткнись! — Сакура раздраженно фыркнула. Она отодвинулась от него, свернулась калачиком и обхватила руками колени. — Я просто все время думаю, что от того, что я делаю, тебе не хорошо… — пробормотала она с безопасного расстояния в полметра, пряча рот и нос за коленями. — Что? — То, что ты делаешь, просто нечестно! — Нечестно…? Как это то, что я делаю, нечестно? — На лице Мадары отразилось полное непонимание. Она должна была понять намек по выражению его лица, но Сакура была слишком взвинчена. — Ты никогда мне ничего не рассказываешь! Ты так хорошо выполняешь свою часть. Ты… ты заставляешь меня взлетать, каждый раз так высоко на небеса. — Сакура бросила быстрый взгляд в его сторону. — Моя же часть… Я даже не знаю, нравится ли тебе то, что я делаю… Ты никогда мне ничего не говоришь… Откуда мне знать, правильно ли я это делаю? — Сакура сделала вдох, чтобы успокоиться. — Я просто волнуюсь, и мне так неловко. Как я могу вообще начать наслаждаться этим, если не знаю, нравится ли тебе то, что я делаю? — У тебя все отлично получается. Мужчины не настолько сложно устроены. Не надо так много думать об этом. — Но должны же вы чего-то хотеть! Разве ты не можешь мне сказать?! Я всегда тебе все рассказываю. Ладно, может, и не рассказываю, — поправила она себя, — но я же даю тебе знать, верно? — Верно. — И ты это ценишь. Мадара ничего не сказал, и она восприняла это как маленькую победу. — Так скажи и ты мне. Чего ты хочешь? — Я? — Да, ты. Кто же еще? На мгновение у него был такой несчастный вид, что Сакуре захотелось забраться к нему на колени и обнять его, прижать к себе. Спрятать в своих объятиях. А потом что-то в его лице изменилось — он рассматривал ее, сузив глаз, словно она была загадкой, которую нужно разгадать. Как будто она представляла для него какую-то опасность. Должно быть, она все выдумала — никто не представлял опасности для Учихи Мадары. — Я хочу поцеловать тебя там, — сказал он наконец, и в его голосе прозвучал вызов. У Сакуры отвисла челюсть. Она не была настолько неосведомленной, чтобы не знать о таком виде половых актов, но… он всегда казался ей очень странным. И единственный контекст, который она знала, был почерпнут из пошлых комментариев мужчин о том, как им хотелось бы, чтобы женщины проделывали это с ними. Она даже точно не знала, как это происходит наоборот, когда этот акт совершается мужчиной для женщины. Ну, конечно, это возможно… Перед ее глазами промелькнула мгновенная, как короткое замыкание, картинка — голова Мадары меж ее ног. Кровь прилила к ее щекам. Она подавила желание съежиться и дотронуться до своего лица, чтобы проверить, действительно ли ее щеки были такими горячими, как ощущались. Вместо этого она выпрямилась и посмотрела Мадаре в глаза. — Это жульничество. Это опять тот акт, что ты проделал бы для меня! — Ты спросила, чего я хочу. Я ответил. Делай с этим все, что хочешь. — Мадара пожал плечами. Как по ней, его улыбка была чересчур торжествующей. О нет, она так легко от него не отстанет. — Ты пытаешься поставить мне шах и мат тем, что я побоюсь сделать для тебя в ответ то же самое? — Сакура прищурилась. Он мог быть всесильным, но, несомненно, не гнушался тем, чтобы играть грязно. Может быть, именно поэтому он и добился такого успеха… Мадара снова пожал плечами. — Как я уже сказал — делай с этой информацией все, что хочешь. Просто отвали от меня. — Ты хочешь, чтобы я это сделала? — Из тех обрывков подслушанных разговоров у Сакуры сложилось впечатление, что эти действия высоко ценились среди мужчин. И тогда они звучали отвратительно, потому что это были какие-то пьяные незнакомцы в таверне, комментирующие женщин, которых даже не знали. Мадара же отвратительным не был. Пугающим — да. Сбивающим с толку — безусловно. Но никогда отвратительным. Даже в самом начале ее больше всего пугала неизвестность, а теперь она уже давно привыкла к нему. — Это не то, что я имел в виду. Ты не обязана оказывать мне ответную услугу. — Нет? — Конечно, нет. — Но разве ты этого не хочешь? В ответ последовало молчание. Молчание всегда означало его согласие. — Хорошо-хорошо. Сакура нервно заправила прядь волос за ухо. Она вся горела, свободная футболка, которую она надевала перед сном, вдруг стала тесной, как двенадцатислойное свадебное кимоно. Она поднесла руки к щекам. Горячие. Ладно, надо дышать. По спине у нее пробежали мурашки, вверх, прямо к основанию черепа. А между ног у нее была самая настоящая лужа. Какие бы проблемы ни были у ее тела сегодня, они давно кончились. Им даже не нужно было прибегать к чему-то непривычному — теперь она могла просто повернуться и позволить ему сделать это пальцами, как и в любой другой день. Что, вероятно, и следовало сделать. Но теперь она не могла перестать представлять, каково будет, если он действительно, действительно поцелует ее там. — Давай сделаем это. — Что это за незнакомое чувство было сейчас внутри нее? Возбуждение, нервозность, беспокойство… Было ли это похоже на желание? Оно мешало мыслить здраво. — Так, что мне надо делать? Мадара долго смотрел на нее. Сакура поняла, что он все еще ждет, когда она струсит. Она ответила ему свирепым взглядом. Мадара покачал головой, взял за лодыжку ее ногу и отодвинул в сторону. Сакура не сопротивлялась. Он передвинул ее другую ногу. Он устраивал ее так, словно она была куклой, а она смотрела на него, загипнотизированная. Теперь он стоял на коленях между ее раздвинутыми ногами. Сакура сглотнула. — Снимай трусы, — сказал он, постукивая двумя пальцами по ее бедру. — И ложись. — Но ты же все увидишь! — Пронзительный протест сорвался с ее губ, хотя она знала, что следовало бы сдержаться. Она сама попросила об этом, как она будет выглядеть, если сейчас откажется? — Ты ведь знаешь, что я и так уже почти все видел, не так ли? — Но не с этого ракурса… — слабо ответила Сакура и от стыда прикрыла глаза. Пожалуй, это был самый жалкий аргумент, который она когда-либо приводила. — Нам вовсе не обязательно это делать. Дело не в том, что я настаиваю… Сакура покачала головой. — Нет. Все нормально, — сказала она и стянула с себя нижнее белье. Кровь стучала у нее в голове, она это даже слышала. Он наклонился и двумя пальцами раздвинул ее нижние губы, опустил голову, и она почувствовала его дыхание на своей влажной плоти. Сакура сделала слишком громкий вдох. Он еще даже не прикоснулся к ней по-настоящему, а ее тело уже пело. Она хотела выгнуться и прижаться к чему-нибудь, она хотела издавать звуки, она хотела так многого. А потом он поцеловал ее там. Поцеловал на самом деле. Она думала, что он начнет с внешней стороны, проберется внутрь, как всегда делал пальцами. Но нет. Он просто погрузил в рот ее клитор и сделал то, что за неимением лучшей формулировки можно было бы назвать «поцелуем». Сначала аккуратно, просто впиваясь вокруг него, затем прилагая большее давление, покусывая и захватывая его губами. Сакура уперлась пятками в постель и вслепую попыталась найти хоть что-нибудь, за что можно было бы ухватиться. В какой-то момент ей это удалось — это оказался край спальника. Ей казалось, что она все время стонет, но она даже не была уверена. А потом он остановился, выпрямился и посмотрел на нее. Сакура приподнялась на локтях. — Я… я хочу… — начала она. Но чего она хотела? Чтобы он снова накрыл ее там своим ртом? О да, это без сомнения. Но что заставляло ее нервничать даже сейчас, когда он отстранился? — Я хочу… я хочу сделать то же для тебя, — выпалила она. Образ того, как это будет, полыхал у нее перед глазами. — Я хочу, чтобы ты почувствовал то же самое, — прошептала она, задыхаясь. Он прижал ладонь к ее животу, толкая ее вниз, и она подчинилась. Когда он опустил голову на этот раз и обхватил ртом ее бутон — она не сдержалась. Она выгнулась дугой, схватила его за волосы, притянув к себе. Он не отпрянул, наоборот, надавил сильнее. А потом начал посасывать ее плоть. Сакура всхлипнула. Он остановился. Затем она почувствовала, как его язык обводит круги вокруг ее бутона, двигая его взад и вперед, и больше не могла думать. Через некоторое время его пальцы нашли ее вход и начали медленно, завораживающе кружить. Он отпустил самую чувствительную ее часть и нырнул ниже — лизнул от входа обратно к клитору. И еще раз. А потом он сглотнул. Сакура закрыла лицо руками — должно быть, это были ее соки — она была уверена, что они просто вытекали из нее. И он… он просто их проглотил. Он вернулся к ее клитору и вместе с еще одной серией засосов, которую он применил, в голову Сакуры закралась мысль — она так же будет делать это? Она кончила так сильно, как никогда раньше. Она лежала распластанная очень долго, глядя на небо, полное странных зеленых звезд. Эйфория бурлила в ее венах. Было слишком хорошо, чтобы вставать, но они еще не закончили. Сакура приподнялась. Он сидел, небрежно подперев рукой подбородок. Она вспомнила, о чем думала минуту назад. Каково будет сделать это с ним? Повторяя его прежние движения, она раздвинула его ноги, освобождая место; дрожащими пальцами расстегнула брюки. Еще один взгляд вверх — он наблюдал за ней, изучая ее, так показалось Сакуре. Он все еще думал, что она не осмелится. — А теперь ты ложись, — сказала она, стараясь, чтобы ее голос звучал ровно. Может быть, роль смелого была тем, что делало этот акт захватывающим? Она впилась пальцами в его бедра, возможно, сильнее, чем это было необходимо, и медленно, ох как медленно опустила голову, пока кончик его члена не оказался прямо перед ее носом. Она приоткрыла рот ровно настолько, чтобы высунуть язык, и лизнула самый кончик. И она почувствовала это — волну напряжения под своими ладонями. Он не шевельнулся, но весь напрягся. Она лизнула снова, охватывая немного больше. На этот раз она что-то ощутила на вкус — он оказался соленым. У нее закружилась голова — она действительно делала это. Действительно делала что-то такое… Правильное слово не находилось. То, чего она никогда от себя не ожидала. Она лизнула еще раз. И после еще один. Сакура заставила свои ладони расслабиться — она сжимала его слишком сильно. Перевела дыхание. Итак, что дальше? Она снова опустила голову и осторожно обхватила головку его члена губами. Закрыв глаза, она попыталась представить, что бы она делала, если бы кого-то целовала. Его головка была вся гладкая, и ее губы легко скользили вокруг, сжимая и лаская. Она вынуждена была признать, что втягивается в это — если это действительно доставляет удовольствие. Но так ли это должно делаться? С ним это работало не так, как с ней. У нее была всего лишь, так сказать, кнопка удовольствия, просто некое место, куда надо нажать для нужного эффекта. Для него… Какая-то часть Сакуры всегда знала, просто до сих пор она никогда не выражала это словами. Для него это была имитация полового акта. Ее сжатый кулак служил этой цели. А теперь ее рот должен был сделать это. От осознания этого на нее нахлынула новая волна жара. Она приоткрыла губы чуть шире и повернула голову так, чтобы его кончик скользил внутрь, миллиметр за миллиметром, пока не оказалась внутри не только головка, но и ствол. Было странно держать во рту такую большую штуку. Она почувствовала, как он коснулся ее языка. Мадара издал какой-то звук. Она бы отдернулась, если бы не была так поглощена своей задачей. Она так же не хотела поднимать глаз, так или иначе все углы были неправильными, ее лицо было слишком близко к его промежности… Она взяла его глубже. Она не знала, что делать со своим языком, поэтому прижала его к нему и немного им покружила. Он издал еще один звук, более громкий. Ладно, ей просто было слишком любопытно — она отстранилась и подняла голову, чтобы посмотреть на него. Он выглядел… по-другому. Его рот был слегка приоткрыт, брови нахмурены, а глаза… Его глаза… В них было выражение острой сосредоточенности и пламени, которых она никогда раньше не видела. И следы шарингана, исчезающие в темноте. — Твой шаринган… — Извини. Это рефлекторно. Я больше не буду. — Он закрыл глаза, а когда открыл их снова, они были черными. Сакура облизнула губы. — Все в порядке, можешь активировать его, если хочешь. Я не возражаю. Она снова опустила голову и на этот раз не побоялась принять его. Она сжала губы вокруг него, обхватила ту часть, что осталась снаружи, и начала двигать головой вверх-вниз. Вот так и надо, верно ведь? Имитация полового акта — он скользит в нее. Она вся была такой горячей, что подумала, что не выдержит. Кровь в жилах чуть не кипела от возбуждения. Она прибавила скорость. Ее язык скорее мешался, а во рту было слишком много слюны, и челюсть болела, но он реагировал, она чувствовала это. Его член подрагивал, из него вытекала еще какая-то жидкость, эти мельчайшие рывки она ощущала под своими руками. Звуки. Это было захватывающе. Волнующе. Она все делала правильно, и в этом было что-то необъяснимо возбуждающее. Сакура потерла бедра друг о друга. Она почти чувствовала, как хочет, чтобы к ней снова прикоснулись. Но стоящая перед ней задача была гораздо важнее. Судя по ее предыдущему опыту, вероятно, он кончит быстрее, так что ей нужно сосредоточиться. Она сильнее сжала кулак и стала покачиваться в такт движениям головы. Как она и думала — пришло предупреждение, в виде его руки в ее волосах. — Осторожно, — сказал он, пытаясь ее отодвинуть. Сакура положила свободную руку ему на живот в утвердительном жесте и нырнула ниже. Надеясь, что он поймет. Ей пришло в голову, что, возможно, им следовало обсудить это раньше. Странно ли было это делать? Но если предполагалось, что это будет похоже на половое сношение, то в этом и был весь смысл… Он отпустил ее волосы. Значит, ничего странного в этом не было. Сакура еще крепче сжала губы. И чуть не подпрыгнула от шока, когда жидкость брызгами ударила ей гораздо ближе к горлу, чем она ожидала. Она замерла, стараясь не задохнуться. Вот еще один всплеск, и она успела проглотить его, прежде чем последовал следующий. Сперма была совсем невкусной. Но это не имело значения. Она чувствовала это, она чувствовала все. Все его реакции, все то, чем это было для него. Она пробовала его на вкус, она чувствовала его движения, даже такие незначительные и ограниченные. Она пошевелила языком, чтобы убедиться, что все кончилось. И медленно отпустила его. Убрала от него пальцы. Осмелилась поднять глаза. То, как он смотрел на нее, чуть не заставило ее расплакаться. Она и представить себе не могла, что кто-то может так на нее смотреть. С такой сильной преданностью.