Without umbrella

Они уехали на радио, и я понимаю, что большую часть дня сегодня я проведу одна. Убиваю время в комнате Лукаса, хотя моя стала уже нашей общей. Каждый раз, когда он не рядом, я думаю о том, как я скажу ему об отъезде. Представляю, что он говорит о том, что это не конец. Но я предпочту резать по живому, а не расстаться случайно по телефону, не имея возможности сказать это в глаза. Я слышу вибрацию от сообщений, переворачиваюсь на другой край кровати, где мой телефон, но это не он. Вибрация продолжается, в ванной Люка, по мраморной раковине. Это его телефон. Какого черта забыл? На экране имя «Дакота», не хочу читать, но глаза уже увидели обрывки фраз в смс: «ты приедешь сегодня?», «я скучаю, Лукас», «может, наконец, уделишь время мне?». Вылетаю оттуда. Из ванной, из комнаты. Нет. Бессильно смеюсь от своей тупости. Какого черта я это увидела? Сажусь на лестницу, ведущую на нижний этаж. Выдыхаю весь воздух из легких. Чтобы не накручивать себя и не надумывать ничего лишнего, я должна бы спросить у Лукаса, кто это и что за смс. Это было бы единственное трезвое решение в данной ситуации. Но слова мамы чертовски не вовремя всплыли в голове «это ветреные музыканты, Лили». Лили, не должно быть больно, никто не клялся в верности и не обещал миллионы дней, проведенных вместе в горе и радости. Что за черт? Только в место слез сейчас вырываются неконтролируемые смешки. Теперь мне будет легче сказать ему, что я уезжаю. Только будет больно выслушивать прощальные речи. Хотя теперь, с чего я взяла, что для него мой отъезд будет в тягость? — Лили? — папа подошел сзади, — ты чего тут сидишь, — подал мне руку. — А, я чуть задумалась. Пап, мы можем взять мне билеты домой? Я вижу, что его настроение изменилось. — Да, — говорит он тихо, — Гвеннет сказала мне, что уже дома, — неловкая пауза, — ты не останешься до конца лета? — Нет, мне нужно готовиться к учебе, — я слегка растеряна в словах, — и другие дела. — Хорошо, мы можем сделать это сейчас? Я кивнула. В его голосе все же прозвучала надежда на то, что я скажу: «нет, может, я задержусь еще на недельку», но что ему от этого? Мы все равно проводили с ним слишком мало времени. Или его успокаивает только одна мысль, что я нахожусь где-то рядом, в соседней комнате. Пока он обсуждал по телефону билеты, я погрузилась в мысли о том, что мой отъезд близок как никогда. И в мыслях имя Дакота. Куча вопросов кто она и зачем. Но это меня уже не должно волновать, никоим образом. Чертов Хеммингс. — Лили? — папа обратился ко мне, отодвинув трубку от уха, — тебе лучше прямой или с пересадкой в Мельбурне? — Какой будет ближе по дате? — на его лице читалось непонимание, почему же я так спешу. — Какой ближайший рейс? — сказал он строго в трубку. — Лили, завтра в 8 вечера, пересадка в Брисбене. Я киваю головой, в знак согласия. Дожидаюсь, чтобы папа перестал разговаривать по телефону. — Лили, что-то не так? — Почему? — Ты слишком резко решила уехать. — Нет, — улыбаюсь, — мне просто пора. Я направляюсь к выходу из его кабинета, но разворачиваюсь. — Только не говори ребятам, пожалуйста. — Это Люк что-то сделал? — он развернулся на половину к окну, видимо, ждет, когда они уже приедут. Не хочу ему врать. — Все должно закончиться до того, как мы начнем рушить друг друга. Папа посмотрел снова на меня, и я вижу в его глазах, что есть миллион вещей, которые он хочет мне сказать, но он не уверен, что они нужны мне. Пап, я слишком рано выросла и впредь доверяю свое сердце только себе, как ты и учил. Телефон в моих руках зазвонил, я вышла и ответила на звонок. — Да, Майкл? — Лили, это я, — как бы я не доказывала себе, что эта ситуация не задела меня сильно, но у меня от его голоса все сжалось в огромный острый камень, который тянет на колени и режет мышцы изнутри. — Да, Лукас, — закрываю глаза. — Я забыл телефон дома, мы скоро будем, — я молчу, — все в порядке? — Да, я жду вас. Как же неприятно осознавать, что я все же не одна. Мне всегда была знакома эта истина, что-либо ты — либо тебя. И что же в этот раз я позволила дать себе слабину? Почему в этот чертов раз я подумала, что раз бывают исключения из правил, почему же взаимность не может быть им? Но не может. Взаимности в любви нет, и не было никогда. Нет, чувства двоих людей друг к другу возможны, но не в одно и то же время. Меня тешит, что не было клятв о вечной любви, но все же, мне как будто 16 и мое сердце разорвано. Я не знаю, как смотреть ему в глаза. Искренне не знаю. Но я не хочу устраивать истерики и выяснения отношений, я все равно думала о расставании, но почему снова он первый?! Почему он всегда первый делает мне больно? Я собираю вещи. Надеюсь, успею до их приезда. Пытаюсь угомонить внутреннюю дрожь. А как я скажу ему о том, что все мои вещи собраны? Кидаю платье на пол, опускаюсь на колени. Не плакать, Лили. Не время. Осталось прожить эти чертовы сутки, и я буду в дороге домой. Я попаду в свою комнату, смою с себя австралийскую прохладу, и все будет как раньше. В желудке образовался ком, как будто все нервные окончания по всему телу решили собраться в одну точку, резкий толчок, и я бегу обниматься с унитазом. Признаюсь, мне хреново. Слишком, чтобы выстоять так, как я планировала. Положила ладони на холодную плитку и прихожу в себя. Все что угодно, только не слезы. Псих выходит по-разному. У меня, видимо, так. *** Они приехали через пару часов, мы сидели с папой в гостиной и попивали бейлис. Терпкая сладость и небольшой градус смягчили меня и ослабили цепи внутри. Он все пытается осторожно выведать не обстоятельства ситуации, а мои мысли по поводу этого всего. Это еще одно огромное различие с мамой. Ей важны детали «кто, что сказал», папе — что чувствую я. Пап, чувствую, что мое же глупое сердце обвело меня же вокруг пальца. Лукас с Майклом заходят к нам, обсуждая свои дела навеселе. Я вздрагиваю, ощущая кожей присутствие Лукаса в доме; не хочу оборачиваться к ним. Люк подходит сзади и смотрит на меня сверху, поднимаю голову на него. Глаза. И я в миллионный раз понимаю, что не смогу сказать ему об отъезде и о том, что видела чертовы смс, и о том, что все кончено. Он опускается своими холодными губами на мои, сладкие от напитка, и крепко прижимается. Жгучая боль пронзила все тело и будто парализовала его. Все, что я хочу напоследок — дозу под вену, чтобы хватило до следующей жизни. — Люк, завтра вам в 4 нужно быть в студии, — Лукас оторвался от меня и посмотрел на Джека с вопросом в глазах, — спонтанно, я знаю. — У меня были планы на завтра, — какие Лукас? Уделить время Дакоте? — Отменяются. Джек вышел, кинув взгляд на меня, и оставив Лукаса недовольным. Спасибо, пап. Он сделал это, чтобы облегчить мне завтрашний день. Но я думаю, что должна сказать Майклу. — Лили, пойдем, — Люк уверенно последовал наверх, но остановился, когда понял, что я не иду. — Я сейчас подойду. Майкл стоял рядом и понял, что я хочу поговорить с ним. Хеммингс недовольно пошел наверх. Главное, чтобы он не зашел ко мне в комнату и не понял, что все вещи уже собраны. — Ты что-то хотела, Лили? — Майкл, — я устало улыбнулась, — я улетаю завтра. — Уже? — он поправил свои волосы, — а Люк знает? — кажется, он понял суть разговора. — Я не хочу ему говорить. — Между вами же все было нормально. — Майкл, я никогда не буду для него одна, и у нас совершенно разные планы на эту жизнь — я заучивала эту фразу, чтобы сказать Лукасу в глаза, но не осмелюсь. — Лили, не глупи, — он улыбнулся и сел рядом со мной, — поговори с ним, так нельзя делать. — Кто такая Дакота? — спросила резко и напрямую, вижу в глазах Майкла растерянность, — видишь, Майкл. Я спросила это не для того, чтобы услышать, кто же она такая на самом деле и какое отношение имеет к Лукасу, мне было интересно, знает ли о ней Майкл. Да. Я легко улыбнулась. — Лили, это не мое дело, но не уезжай, не сказав ему ничего. Я просто запрещаю. — Майкл, эта поездка подарила мне много хорошего, но сильно расколола то, что я строила внутри годами. И очередной истерики со стороны Хеммингса, или лживых слов в оправдание я не хочу даже пытаться вынести. Это должно было произойти. Майкл беспомощно опустил голову. — Ты же понимаешь, что я не могу не сказать ему. — Я верю, что не скажешь. Я обняла Майкла, крепко. Его бы я точно забрала с собой. Он лечит. Кажется, что каждая моя разбитая клетка восстанавливается рядом с ним, и я встаю, и снова направляюсь к Люку, снова разбить себя, последний раз. *** О чем они хотят поговорить? Что еще она хочет узнать обо мне от других? И почему не спросить у меня? Это разозлило меня. Поднимаюсь к себе, скидываю с себя косуху. Где я мог оставить телефон? Нахожу в ванной. Куча сообщений, нет желания отвечать. Почему некоторые девушки настолько не уважают себя? Слышу, как Лили открывает дверь в комнату, и выхожу к ней. — Только можешь ничего не говорить сейчас? — она сказала полу-дрожащим голосом, тяжело дыша. — Я тоже скучал. Лили обхватывает меня своими цепкими руками, а я жадно целую ее. Что она продолжает делать со мной? Ее холодные руки, от которых я всегда вздрагиваю, упираются мне в грудь, пытаясь вцепиться в кожу. Я поднимаю ее, прижимая к себе. Я чувствую сильное желание, исходящее от нее, она настойчива. Спускается с меня и хватает мои кисти. — Что ты делаешь? Она заваливает меня на кровать, и садиться сверху. В этот раз, несмотря на все ее желание и огонь в глазах, она не собирается таять, как горький шоколад на горячем, только что испеченном бисквите. Готов, чтобы она вела сегодня. Я чувствую ее напор и отвечаю еще большим. Черт, Лилиан. Я вырываю одну руку и опускаю к ней на шею, слегка сжимая, чтобы повернуть голову на себя, но она нехотя поднимает взгляд, будто не хочет сталкиваться им с моим. Я вижу в ее ярко зеленых глазах подступающие слезы. — Лили? — Лукас, пожалуйста, — умоляет, закрывая глаза, вижу, как скатывается по ее щеке слеза. Но мы слишком на пределе, и я, и она, чтобы обрывать лавину чувств для выяснения чего-либо. Она кусает меня за нижнюю губу, щурится, как будто сама проживает эту боль вместо меня, мне нравится, прикусывает сильнее, как будто ждет, что я попрошу остановиться, хоть до крови, Лили, от тебя хоть ножами по коже. Где-то в области сердца все же сжалось, но я отгоняю все возможные мысли, не сейчас. Она моя. Чертовски моя. Я покрываю ее поцелуями и чувствую, как ее вечно холодное тело становиться похожим на печь. Только не в ад, Лилиан. Ты легко может отправить меня туда. Стань для меня самой горячей точкой Австралии. Я плавлюсь вместе с ней или за нее. Сейчас нет нас раздельно, сейчас есть взрыв сверхновой. Я верю, что это становление нашего будущего. О чем ты заставляешь меня задумываться, Лилиан? *** Ты никогда не почувствуешь того, что чувствовала с тобой я. Мне было тяжело вчера побороть свое желание остаться, рассказать, узнать. Нет. Я никогда не стану тенью чьей-то успешной жизни. Я собираюсь строить свою. Я вспоминаю вчерашние слезы по щекам, сквозь улыбку. Его возбужденное лицо, его ямочку и бешеные синие глаза. Это был последний раз, когда мы соединились на все 200. И я не разделяю искренние разговоры то, или секс. Это все чертовы моменты, которые мы будет собирать всю свою чертову прекрасную жизнь. Все прошло так, как я и хотела. Мы с папой выехали, когда уже никого не было дома, он подтвердил, что специально всех отправил, он я искренне не прочь была бы попрощаться с Майклом. По дороге в аэропорт меня преследовала тревога, что он все-таки рассказал Люку, и мне придется разъясняться с ним. Чем ближе аэропорт, тем больше дает о себе знать та боль, от увиденных смс. Мы никогда не будем единственными для кого-то. И я прекрасно это знала и до этой поездки. Только для полного осознания и погружения приходится переживать все на собственной шкуре. Улыбаюсь. Вселенная решила учить меня прекрасными руками Хеммингса. Правильно, чем больнее — тем сильнее запоминается. Перед стойкой регистрации я обнимаю крепко папу, окончательно отпустив все старые детские обиды. Отпускаю его из объятий и боюсь, что увижу, как Лукас бежит сквозь толпу людей спотыкаясь, останавливать меня. Нет. И сейчас я на мгновение остановилась на трапе самолета, меня обдала австралийская прохлада, надеюсь, что в последний раз, и теперь я не уверена, боялась ли я всю дорогу или надеялась?