***
Кодзуэ чувствовала себя неуютно, обслуживая посетителей в маске и платье, стилизованном под ведьминский наряд, хотя то, что люди не видели её лица да и сами были разодеты кто во что горазд, должно было ощущаться большей свободой. Но она всегда выбирала говорить правду и делать что-то открыто, чем под покровом тайны. Ничего хорошего из последнего никогда не выходило — уж кому знать как не ей. Вот и сейчас Кодзуэ с большим удовольствием оказалась бы в своих обычных джинсах, красном джемпере и удобных балетках, а не балансировала бы на каблуках между столиками с нагруженным подносом. Но сегодня был Хэллоуин, а значит все уважающие себя заведения не могли не представить какую-то программу, чтобы соответствовать духу праздника. Поэтому их кафе, обычно оформленное в спокойных тонах, с непритязательной мебелью, зато отличавшееся вкусной кухней и обходительным персоналом, превратилось на одну ночь в шумное и помпезное место, кричащее оранжевыми и фиолетовыми красками, встречаюшее посетителей модной музыкой и тематическими блюдами: блюдами: миндальное печенье в виде иссушённых костлявых пальцев, баварские колбаски, похожие на кишки, в густом томатном соусе, "глаза" из маринованных в соевом соусе, фаршированных яиц и маслин, кислотные коктейли, испускающие клубы дыма, благодаря сухому льду. У дверей стояли два жутких йокая, прямо как из фильмов про проклятия, официантки все сплошь были злыми силами: от героинь азиатских сказок и легенд до классических европейских ведьм в остроконечных шляпах. Хорошо, что Кодзуэ не пришлось ходить в такой, но из-за роста её все же нарядили в платье с широкой юбкой, кружевами и плотным корсажем. Веселье было в самом разгаре, когда она почувствовала на себе пристальный взгляд. Но его хозяина не так-то просто оказалось идентифицировать: поди узнай, кто смотрит на тебя, когда, обернувшись, натыкаешься на кучу лиц в масках, не дающих проследить за глазами. Вздохнув, Кодзуэ двинулась к столику, где подвыпившая компания отчаянно сигнализировала о желании сделать заказ. Возвращаясь с тарелками и алкоголем, она снова почувствовала, словно вдоль позвоночника пробежали мурашки. Удивительно, но это не было неприятным ощущением. Наоборот, вместо напряжения вслед за ними растекалось успокаивающее тепло. Кодзуэ снова осмотрелась, на этот раз украдкой, стоя вполоборота и слушая какого-то пирата, которого мучила жажда. Опять ничего. Казалось, что все за столиками и на небольшом танцполе заняты собой или теми, с кем пришли. Хмыкнув, она стала пробираться к стойке, чтобы предать заказ бармену. Неожиданно её запястье обхватили прохладные пальцы, заставив остановиться. Кодзуэ опустила глаза, отмечая контраст своей светлой кожи и смуглой чужой, затем скользнула взглядом вверх по руке до плеча удерживавшего. Он был одет в чёрную шёлковую рубашку с широкими рукавами, пуговицы которой заканчивались немного ниже ключиц, сидящие идеально по фигуре прямые брюки с высокой талией, замотанной широким алым кушаком, на левой половине груди было пришпилено крупной булавкой такое же алое сердце. Кодзуэ долго не могла оторвать взгляда от этого яркого пятна на тёмном фоне. Наконец, она подняла глаза и увидела лицо, наполовину скрытое простой гладкой чёрной маской, из прорезей которой на неё смотрели такие знакомые глаза, рождая бурю эмоций и заставляя в который раз переживать внутреннюю борьбу. Ещё несколько секунд продолжался зрительный контакт, а затем Такума обернулся, отыскивая место на танцполе, и в следующее мгновение привычным движением потянул на себя Кодзуэ, перемещая пальцы с её запястья на кисть и прижимая к себе второй рукой. Она почувствовала, словно небольшой разряд прошёл по телу, и тут же поняла, что не только у неё. Они больше не двигались, просто стояли, глядя друг другу в глаза. Кодзуэ первая нарушила молчание: — Я не танцую больше. — Чтобы чего-то не делать больше, нужно начать это делать. А ты отказалась от всех бесплатных уроков. — Они мне не нужны. Мы ведь всё решили. — Да. Но… Сегодня ночь встречи того и этого мира, прошлого и настоящего. Сделай вид, что ты ещё не отказывалась. — Я ведь уже всё сказала, не надо продолжать… — Мы не на пороге твоей съёмной квартиры. Я не прошу менять решение и не говорю о будущем. Прошлое и настоящее. Просто станцуй со мной. — Мне это не нужно. — Нужно. Нам обоим. Такума отпустил Кодзуэ и раскрыл булавку, снимая со своей рубашки алое сердце, чтобы приколоть его к лифу её платья слева. Ещё несколько секунд он, не отрываясь, смотрел ей прямо в глаза. Она не была уверена, чувствовала ли когда-нибудь, чтобы её кто-нибудь так любил. Несколько секунд Кодзуэ собиралась с духом, чтобы окончательно оттолкнуть человека, перевернувшего всю её привычную жизнь. А потом Такума услышал первые звуки мелодии, сделал шаг назад, начиная вести в танце и одними губами проговаривая счёт «раз, два, три». И она подчинилась — отдалась течению музыки и уверенным рукам партнёра, следуя за ним. Далеко не идеально выполняя первые шаги, слегка деревенея при повороте, через пару тактов Кодзуэ чувствовала мелодию, словно она лилась в ритме её сердцебиения. И объятия Такумы. Она растворялась в гибкой силе, которая исходила от него во время танца, доверяла ему, потому что он не мог ошибиться, потому что всё было так… правильно. Как же ей этого не хватало. Но именно правильное она и не могла выбрать. И это единение должно было рано или поздно закончиться — на этой ноте или на следующей. Музыка прервалась внезапно. Кодзуэ скорее поняла это, чем услышала. Поняла, потому что Такума остановился и сильнее сжал её в объятиях. Это больше не была поддержка партнёра по танцам. Это были руки любящего человека. Мужчина и женщина стояли посреди танцпола, вокруг них продолжал двигаться народ, только для этой пары никого больше не существовало. Такума положил подбородок на плечо Кодзуэ, вдыхая аромат её волос. Ещё немного, ещё секунду. Она прикрыла глаза, чувствуя, что не способна разрушить это мгновение, как раньше, резкими словами. Ещё немного, ещё секунду. Последний раз. На этот раз самый последний.***
31 октября 2022 г. в 14:37
Лёгкий, едва уловимый звук скольжения танцевальных туфель по паркету, отливающему светлой карамелью и золотящемуся в косых лучах заходящего солнца. Без этого Такума не мог провести ни единого дня, без этого его бы не посещала щемящая тоска — две стороны одной медали. В роли инструктора по танцам он направлял других на пути к цели, оттачивал их мастерство, чтобы вызывать восторженные аплодисменты, либо просто помогал почувствовать музыку и двигаться вместе с нею. Было больно: так близко к своей мечте, но в то же время так далеко. Обучать других танцам не значило танцевать самому.
Хотя, сейчас Такума почти смирился, что никогда больше не выйдет на паркет перед судьями, никогда не поднимется на пьедестал и не услышит оваций в свой адрес, только если приведёт к победе кого-то другого. Принять отсутствие привычной цели в жизни оказалось легче, чем отказ Кодзуэ. Даже спустя полгода Такума всё еще остро ощущал неправильность их последнего разговора, злость на своё нежелание давить на неё, глупость собственного согласия с её выбором. Но он не искал встреч и не пытался всё исправить — просто старался свыкнуться с очередной утратой и раствориться в работе, чтобы не чувствовать грусти и одиночества.
Немудрено, что время от времени Такуме хотелось убежать от всего этого и от собственных мыслей, чтобы не сойти с ума от злости на судьбу, отдающей лёгкой жалостью к себе. В такие моменты он просто бродил по улицам вечернего города, шёл куда глаза глядят. А точнее, совершенно не глядя под ноги и по сторонам. Путь обычно заканчивался какой-нибудь кафешкой или баром, где бывший, но всё ещё узнаваемый танцор не задерживался надолго, не давал правильных номеров девушкам и куда никогда не возвращался.
Сегодня был как раз один из таких дней. Новая ученица чем-то неуловимо напоминала Кодзуэ. Может быть, атмосферой, которую привносила своим появлением. Может быть, ростом и фигурой. Только двигалась смелее, охотно становилась в пару с Такумой, если не сказать напрашивалась, делая вид, что у неё что-то не спорится с партнёром. Это продолжалось уже вторую неделю, и он не выдержал — прервал занятие на середине, сославшись на неважное самочувствие, и практически выбежал в объятия вечернего города. Быстрым шагом отмерил несколько кварталов, пока от нагрузки действительно не стало плохо. Опершись о ствол огромной дзельквы, Такума пытался выровнять дыхание и оглядеться. Район был незнаком — сюда его ещё не заносило во время прогулок.
Подул ветер, постепенно усиливаясь, забираясь под лёгкую куртку холодными пальцами и принося с собой шелест воды, падающей на асфальт. Ещё немного, и первые капли прорвались сквозь редеющую листву, неприятно ударяя по макушке и попадая за шиворот. Такума передёрнул плечами, пряча нос в небрежно повязанный на шее платок, и осмотрелся в поисках более надежного укрытия, чем крона потрёпанного осенью дерева. Неподалёку приветливо светилась вывеска небольшой рамэнной, на которую желудок моментально отреагировал голодным урчанием. Такума быстро зашагал к ней, подгоняемый усиливающимся дождём. Когда он нырнул под занавеску входа, капли уже дробно стучали по земле и крышам, высоко отскакивая брызгами и создавая эффект серебристого покрывала. Сделав заказ и получив порцию дымящегося мисо-рамэна с курицей и тофу, Такума пристроился на одно из немногих свободных мест у стойки, которая шла вдоль окон, и принялся за еду.
Утолив первый голод, он стал есть медленнее, заодно рассматривая улицу, насколько позволял хлещущий как из ведра дождь. Интересного за окном было мало: редкие машины, ещё более редкие прохожие, бегущие быстрее домой от непогоды, да ярко освещенные залы в кафе через дорогу. Обжаренные треугольнички тофу и упругое маринованное яйцо с налипшими зёрнышками кунжута в его тарелке и то были увлекательнее ветреной и мокрой темноты за окном. Такума от нечего делать стал наблюдать за людьми, сидящими за столиками в заведении напротив, гадая, что они собирались съесть, как вдруг замер и отложил палочки, чуть подаваясь вперёд всем корпусом.
Пальцы вцепились в столешницу, пока глаза жадно впитывали слегка размытый силуэт официантки: стройная, с размеренными движениями, с собранными в высокий хвост волосами. Она, конечно, изменила причёску, да и дождь замыливал обзор, но ошибки быть не могло — не тогда, когда сердце так бешено бьётся. В кафе напротив стояла и принимала заказ Кодзуэ. Такума забыл про остывающий рамэн и весь обратился во взгляд, наслаждаясь и пытая себя одновременно. Только через несколько минут он встрепенулся, поглядел на остатки бульона с раскисшей лапшой, понимая, что вряд ли будет доедать, и пошёл к прилавку, за которым стояла хозяйка, чтобы спросить у неё адрес заведения.
Следующий месяц превратился в своего рода паломничество: Такума почти каждый день после занятий прогуливался до той самой рамэнной, заказывал что-нибудь и садился у окна, наблюдая за происходящим в кафе напротив. За это время он перепробовал все варианты бульонов, мяса и дополнительных начинок, познакомился с хозяйкой и её сыном, мастерски делавшим и варившим лапшу, и заработал достаточно очков, чтобы ему предлагали пропустить стопочку-другую сакэ, которого в меню не значилось. В свои выходные он боролся с искушением, называя себя сталкером и повторяя, что ни одной нормальной причины переться в другой район города у него нет. Но в один из таких дней сдался и после обеда с родственниками поехал не домой, а пересел в метро на линию, которой обычно добирался до работы, пойдя на сделку с совестью, что свернул не туда по привычке.
Решив, что гулять так гулять, Такума вместо рамэнной пошёл на этот раз в само кафе, где работала Кодзуэ. То ли к счастью, то ли нет, но он не попал на её смену — в зале сновали только два парня, хотя они отчаянно зашивались. Его даже не смогли посадить, и девушка за кассой много и долго извинялась и кланялась, вручив ему напоследок скидочный флаер и рекламу какого-то мероприятия, которое будет проходить в их кафе в Хэллоуин. Такума сразу затолкал бумажки в карман пальто, и так бы они там и жили до следующего похода в химчистку, если бы через пару недель ему не напомнили об отлынивании от дружеских обязанностей.
— Сегодня тебе придётся принять мой вызов, — Кэйскэ выставил перед собой ручку швабры, словно деревянный меч, тыча ею прямо в лицо другу.
— Не думаю, — Такума спокойно отвёл «оружие», направленное против него, и продолжил натирать паркет. — У меня уже есть планы.
— Да что это за планы такие, которые мешают тебе проводить время с друзьями? — возмущению Кэйскэ не было предела. — Ты прокидываешь меня уже которую неделю.
Такума не обращал никакого внимания на причитания друга и по совместительству соседа по квартире, который хотел затащить его на очередную вечеринку. Он сегодня собирался поесть лапши. В той самой рамэнной. Как и во все дни, на которые попадали смены Кодзуэ в кафе — к этому моменту её расписание уже более-менее отложилось у него в голове. Кэйскэ фоном продолжал вещать, расписывая крутость сегодняшнего мероприятия и кто туда должен прийти, какая музыка, девочки — и так по кругу.
После имени диджея, звучавшего как Хэлл-Я, на краешке сознания что-то зашевелилось, слабо трепыхаясь и отсвечивая фиолетовым, оранжевым и серебристым. Небольшая глянцевая рекламка из кафе… Такума вскинул голову, выронил швабру, которая с громким стуком упала на пол, ударив по пальцам Кэйскэ, и под болезненный вопль последнего быстро пересёк танцевальный зал, буквально прилипая к календарю, висящему над стойкой администратора.
— А ведь точно! Хэллоуин послезавтра…
— Ты пойдёшь или нет? — жалобно подал голос Кэйскэ, разминая пострадавшие пальцы. — Девочки про тебя спрашивали.
— Не могу не пойти.
— Правда? Ятта! — Кэйскэ вскинул руку в победном жесте. — Я-то уж думал, ты совсем пропащий. Так… Э-э? Ты куда?
Такума уже надел пальто и наматывал на шею шарф. Не было времени объяснять что-либо и выслушивать очередные причитания. Почему он раньше об этом не подумал? Всё складывалось так удачно, да ещё и с графиком смен Кодзуэ в кафе совпадало. Не это ли был тот самый шанс, в надежде на который он полтора месяца просиживал за витринами рамэнной? Зачем-то же Такума ходил туда всё это время.
— Я ушёл. Нужно придумать костюм!
— Какой костюм? Сегодня обычная вечеринка, не надо усердствовать. Или это куда-то ещё? Но ты подтвердил, что идёшь со мной!
— Когда? — Такума удивлённо посмотрел на друга. — Я же сказал, забудь — у меня другие планы на сегодня. Хорошо поработали!
— Но… Но только что, — теперь была очередь Кэйскэ удивляться. Он подошёл к календарю и уставился в цифры, пытаясь постичь сакральный смысл странного поведения друга. Последнее, что услышал Такума, закрывая дверь: — К чему тогда было «Не могу не пойти»? Эй!