Где-то там, в темноте, обрывки фраз. Ровный голос, без тени эмоций. Как сквозь толщу воды, голос, зовущий его.
Вэй Ин.
Твердо, невыносимо. Холодная сталь, беспристрастно готовая к любому исходу, подернутый инеем морозный узор.
Вэй Ин.
Глухо, больно. Так плачут воины, наверно. Без слез, с сухими глазами и всё той же сталью в словах, надломлено и тихо.
Вэй Ин.
В этом голосе звенят в переливах серебряные колокольчики, грохочет отдаленный гром, в нем жар и лед, надежда, крик, мольба, приказ.
О, этот голос. Зачем зовет, не замолкая? Чей он? Кто смел и смог ворваться в мрак и тишину? Почему так отзывается душа и стонет, бьется и кричит? Кто ты? Образ смутный скользит поодаль, почти всплывает из памяти, манящим светлым бликом, но тут же вновь скрывается в голодном и беспроглядном мраке. И тишина. Так страшно и так горько. И всего больнее от того, что, как ни пытался, он не помнит, не знает ту причину, что рвет на части то, что когда-то было сердцем. Сейчас бы кричать, мечась, неистово, сбросить вековое оцепенение, бежать, не зная дороги. За ускользающим следом, за светом. Но больше нет губ, чтоб сорвалось с них имя и тот, впереди, обернулся, замер, хоть на мгновение, чтоб шанс появился нагнать. Но нет больше пальцев, способных схватить, развернуть, удержать, ощутить то тепло, что скрывается за безмятежным отрешенным сиянием. Так страшно, так горько. Были бы ноги — стер бы в попытке, бежал и бежал. Но, как это… Бежать? Память услужливо делится ощущениями — свобода, стремление, радость. И вновь тоска. Кто он? Где он? Что сделал он, чтобы заслужить пустоту? Темноту. Один. Он был тут всегда или лишь мгновение назад ощутил этот холод?
Вэй Ин.
Снова голос, исступленно повторяющий его имя. Его имя. Вэй Ин. Так сложно помнить. Так больно думать.
Вэй Ин.
Отчаянно. С мольбой. О, боги, почему нет сил для рывка? Почему он не может помчаться навстречу этому свету? Ведь, когда он смолкает, вокруг смыкается бездна и всё, что осталось от рваной души, сковывает могильным холодом.
Вэй Ин. Прошу.
Крик. От которого вся тьма вокруг заходится в неистовой дрожи. Его собственный крик. Все силы, что есть. Из цепких пут. К свету. Пока тот еще не исчез. Он сильнее, он сможет. Ведь, если нет, то зачем? К чему терпеть эту пытку? Так больно. Свет… Жжется. Тьма отступает нехотя, жмется по углам стыдливо, не желая отпускать свою драгоценную добычу, но звон струны отгоняет её прочь, вбивая в холодный камень. Тьма отступает обреченно, она больше не властна.
И свет. Неестественно прямая спина, глаза в обрамлении темных кругов, заострившиеся черты лица. Как он мог забыть. Это имя, что мягко катается на языке, этот голос, эти глаза. Почему они полны слез?
Лань Чжань.
Бледная рука тянется к белым одеждам, замирая в нерешительности.
Лань Чжань.
Тонкие пальцы сжимают безучастные руки. Отзвук струн давно стих, но он не поднимает глаз, сидит, словно вся тяжесть мира давит ему на плечи.
Вэй Ин.
Коротко, зло, пока слезы катятся по подбородку вниз. Бледные руки тянутся обнять, успокоить. Но лишь колышут траурные одежды порывом ветра.
Вэй Ин. Почему ты не отвечаешь мне.
Лань Чжань. Почему ты меня не слышишь…
