Прекрасный белый замок

      – Партия семнадцать, сорок два экземпляра, вводим компоненты один и пять, – официально произнес Кикё, и Бьякуран лег, уложив голову на руки. Он поставил в лаборатории самый большой белый диван, который смог найти, и теперь во время экспериментов больше не кружил у клеток и аквариумов, а ложился и ждал.       – У нас снова крысы? Почему у нас снова одни крысы? – у Бьякурана ничего не получалось целое лето, так что лежать в ожидании, когда все станет как надо, было правильным логичным решением.       – Потому что мы заказывали только на прошлой неделе, поставщики не успевают за нашей скоростью, – вежливо пояснил Кикё.       – Значит, нам нужны другие поставщики, – иррациональная детская обида заставила Бьякурана сесть. – И я же просил тебя говорить «магическая сфера» и «супервоин», а не «один и пять», ты такой своевольный и холодный!       Вообще Бьякуран так не считал. В Кикё чудесно сочетались качества, без которых лаборатория не могла бы функционировать, а вся их команда рассыпалась бы, как дом без цемента. Кикё был самым выгодным и удачным приобретением сезона, кто бы мог подумать. Но эксперимент не удавался, приходилось снова и снова отправлять провальные отчеты в Эсцет, получать крыс вместо запрошенных животных и лежать на самом большом белом диване в этой части страны.       – Я учту, – учтиво сказал Кикё, элегантно прижав руку к груди – боже, он просто чудо! – и тут же продолжил: – экземпляр двадцать восемь, самец, компонент пя… супервоин, жизненные процессы критически падают.       – Скажи Закуро, чтобы больше не возил этих ужасных крыс, они даже не альбиносы!       Закуро на экспериментах не присутствовал. Сваливал клетки как попало и лениво удалялся, ворча про грузчиков, для которых эта работа была бы в самый раз.       – Экземпляр тринадцать, самка, компонент «магическая сфера», критическое состояние, – бесстрастно объявил Кикё. – Экземпляр двадцать четыре, самец, компонент «супервоин», показатели падают.       В лабораторию скучающе вошла Блюбелл, прижалась лбом к одному аквариуму, к другому, попыталась схватить за хвост полудохлую крысу через прутья клетки. Яркий больничный свет делал ее бледной и болезненной, кожа отливала нездоровой голубизной, Бьякурану все это не нравилось.       – Сдох! – её писклявый голос ужасно раздражал. – И этот тоже сдох! Бьякуран, они все сдохнут!       – Закрой рот, – настроение у Бьякурана переменилось мгновенно, заставило встать, словно сработала пружина.       – Дорогая, сходи к своим тритонам, Закуро мог оставить их в переносках, они не протянут там долго, – Кикё мягко развернул Блюбелл за плечи и подтолкнул к двери, закрывая от Бьякурана собой.       – Тупой Закуро! – Блюбелл исчезла молниеносно. Бьякуран сжал переносицу, судорожно стараясь отодвинуть обрывки видений на задний план – они наваливались хаотичными картинками, стоило немного потерять контроль, размышлять в таком состоянии становилось невозможно.       – Сядьте, пожалуйста, – мелодичный голос Кикё действовал успокаивающе, ему не хотелось сопротивляться; Бьякуран почти чувствовал, как видения остаются за пределами чудесного бесконечного сада, самого безмятежного места на земле и в воображении.       Они сделали это сразу. Установили связь – единственную, уникальную, нерушимую связь между оракулом и телепатом, маяк, что всегда приведет оракула к родному берегу. Это было так сокровенно, Бьякуран был в восторге: он впервые испытывал такое живое чувственное удовольствие. Кикё же это удовольствие явно было уже не чуждо, тем лучше, Бьякурану вовсе не хотелось с этим возиться. Он хотел получать, и он получал – Кикё раскрылся перед ним, как цветок раскрывается солнцу, позволил проникнуть в себя, как корни проникают в землю, напитать собой, как соки питают стебель. Бьякуран к такому глубокому проникновению не привык, оно все еще вызывало трепет, хотя уже не такой явственный. Наверное, с Мукуро было бы не так технично, думал Бьякуран, но скорее всего интереснее, сложнее и глубже, вряд ли Мукуро пустил бы Бьякурана сразу. Мукуро хватило бы надолго. Но это еще не конец. Однажды, когда пророчества исполнятся, когда у белого замка появится новый король, он подчинит себе всех, кто когда-то посмел не покориться, и начнет, конечно, с Мукуро.       – Я сварю кофе, – Кикё тактично оставил Бьякурана наедине с собой – Бьякуран не скрывал от него мыслей, и Кикё, кажется, это вполне устраивало. Во всяком случае, недовольства он ничем не обнаруживал.       Лабораторию поручили Бьякурану в первый же день после выпуска. Это было вполне естественным – разве можно было растрачивать его потенциал на бессмысленные задания для пушечного мяса? Его, творческого гения, необходимо было беречь, Эсцет это тоже было очевидно. Какая досада, что за все лето – никакого прогресса. Бьякуран ясно представлял свое имя во всех пособиях Эстранео и других школ, каждый паранорм должен будет знать, кто наделил животных псионической энергией, кто дал им всем фамильяров, кто принес в их мир волшебство, возможность трансформировать реальность в чудо. Но пока вместо чуда Бьякурана преследовала смерть: дохли крысы, дохли медлительные черепахи, яркохвостые павлины (глупые курицы), собаки, свиньи, хорьки, дельфины, обезьяны. Семнадцать неудачных экспериментов, семнадцать полных провалов. Что-то в расчетах Бьякурана было неверным, белый трон скрывался за горизонтом, и Бьякуран блуждал, словно слепой, что не знает, с какой стороны взойдет солнце.       – Остался только номер пять, самец, компонент «магическая сфера», показатели в норме. Ваш кофе, – Кикё вернулся неслышно, Бьякуран не замечал его, пока тот не заговорил – идеальный исполнитель.       – В норме? – Бьякуран потянулся за кофе, передумал, встал, возбужденно сел обратно, все же снова поднялся, подхватил чашку, взглянул на стену – хотелось знать, что там, за стенами, светит ли солнце, идет ли дождь, что хочет сказать ему мироздание, не может же исторический момент существовать в вакууме, кому пришло в голову делать лаборатории без окон? Положительно нужно переехать в другое помещение – и подошел к клетке. Крупная лабораторная крыса увлеченно грызла прессованный брусок корма, не обращая никакого внимания на окружающий мир. Она родилась в неволе, так что мир для нее всегда заключался в питательных брусках, опилках и железных прутьях, за которыми не происходило ничего интересного. Чудовища за пределами клетки были явно выше ее понимания.       – О, – сочувственно произнес Кикё: цифры на мониторе рядом скакнули, крыса вдруг обнаружила взглядом Бьякурана, кусок выпал из лап, хвост конвульсивно дернулся, маленькое тельце рухнуло на дно клетки, и глаза закрылись.       Раздался характерный звон – чашка Бьякурана ударилась о глухую стену, кофейное пятно художественно расплескалось по ней кляксой. Третьей или четвертой, репутация лаборатории была запятнана, Бьякурану больше не было в ней уютно. Как вообще можно работать в таком отвратительном месте?       – Не хочу это больше видеть, убери, – Бьякуран неопределенно махнул рукой. – И…       – И подготовить все к переезду, – закончил за него Кикё. Бьякуран посмотрел на него в упор, внимательно и долго: проникновение все еще вызывало в нем легкое волнение, и глубина, и интенсивность его вполне удовлетворяли. Прекрасный выбор. – Я заварю вам новый кофе.       Бьякуран кивнул и пошел прочь, подальше от этих мертвенных ламп, куда-нибудь, где виден горизонт.