Смотри сквозь туман

      В просторной квартире Свеча самое то все праздники справлять! Поэтому неудивительно, что на день первой смерти Виза собираются именно там.       Узнав повод, Дей удивлённо похлопал глазами: даже и не знал, что у визитёров принято отмечать подобные даты. Всё-таки смерть, казалось ему, — не тот опыт, о котором хочется помнить. Но, наверное, у этих странных людей и устроено всё немножко иначе, так что почему бы и первую смерть не отпраздновать.       Разумеется, он был приглашён: тогда и узнал, по какому случаю все соберутся. И... нет, он сдержался, он не стал расспрашивать, кто ещё там будет, и уж тем более не уточнил напрямую: а что насчёт Главного, вы его пригласили, он придёт? Решил: как получится, так получится, всё в руках судьбы.       ...Но всё равно до позднего вечера незаметно оборачивается на каждый шум в прихожей, жалея, что не умеет видеть сквозь стены; и выдыхает чуть разочарованно, когда входящий в комнату оказывается не Главным.       И чего дался Главный? Неужели и впрямь заново влюбился после одной-единственной встречи в настоящем? А ведь нельзя сказать, что он стал писаным красавцем; нет, такой же, как был, к тому же за десять лет его заметно потрепало.       Наверное, никакой Дей ему вовсе не нужен: паршивый предатель, напоминание о прошлом, взрослый человек со своей жизнью, а не тот милый мальчик, к которому привык.       Свеч угощает всех какао по особому рецепту, с ванилью и перцем. Хельги высыпает из пакета печенье — покупное, но от этого ничуть не менее вкусное, густо усыпанное шоколадной крошкой; Дей с трудом останавливается на десятом и записывает адрес кондитерской, где это восхитительное печенье продают. А сам Виз выставляет на стол контейнеры с салатами — и отмахивается от поздравлений, мол, будьте сегодня живыми, цените свою жизнь, а большего мне и не надо. Но какие-то смутно знакомые люди то хлопают его по плечу, то крепко обнимают, и он смеётся и что-то шепчет им в ответ.       Квартира наполняется теплом и особым, домашним уютом — почему-то пахнущим шоколадом. То есть понятно, почему, вон его сколько на столе; но Дей, примостившийся с края дивана, невольно представляет, как шоколадный уют мягко затапливает его с головой, и ничего не хочется, только лежать и наслаждаться.       А ещё Дей посматривает на часы, и с каждым их щелчком всё быстрее тает надежда увидеть Главного — прямо как шоколад, зажатый в руке.       Ближе к восьми Дей украдкой вздыхает и перестаёт ждать. Договаривались собраться в шесть, и раз уж Главный не пришёл — значит, и вовсе не явится. Наверное, у него дела; а может, его вовсе не пригласили: не каждый захочет видеть на празднике бывшего убийцу. И хотя они с Визом вроде бы неплохо общались — Виз, как хороший хозяин, наверняка подумал про других гостей.       Но в половину девятого кто-то едва слышно скребётся в дверь — и Виз, подскочив, бежит открывать. Дей прислушивается взволнованно: негромкие голоса, шорох снимаемой одежды... И в комнату наконец заходит Главный; и кровь так приливает к щекам, будто последние пару часов цедил не какао и сок, а что-то ужасно алкогольное.       А Главный коротко здоровается, смущённо извиняется за поздний визит — и, спешно забившись в угол, устроившись в старом кресле, с облегчением выдыхает.       И Дей выдыхает тоже: он всё-таки пришёл. Он здесь. Можно хоть весь вечер им любоваться.       Про Главного не забывают, угощают и какао, и печеньем, и салатами. Он, смущённо отводя глаза, пробует всего понемножку; и Дей вспоминает, как раньше любил сидеть с ним на кухне и смотреть, как он ест. И сейчас ничего не изменилось: этот процесс всё ещё кажется невероятно привлекательным; а ведь прошло десять лет, надо же.       Потом все устраиваются на полу играть в какую-то настольную (напольную!) игру, переключаются на пантомимы, предлагают что-нибудь совместно порисовать... Дей, увлёкшийся этим чужим весельем — исключительно как наблюдатель, ни в коем случае не участник! — не сразу понимает, что Главного в комнате уже нет. И, молясь всем ветрам, чтобы он не ушёл, отправляется на поиски.       Далеко ходить не надо: Главный обнаруживается на кухне. Стоит на балконе, закутавшись в кофейный плед; и хотя глаза у него прикрыты, а Дей старается не выдавать себя шагами — он выдыхает:       — Привет. Если захочешь постоять на балконе — вперёд, ты мне не мешаешь. А если я тебе мешаю — извини, придётся потерпеть, — и усмехается едко.       Дей набрасывает на плечи второй плед, зелёный, и осторожно выходит в объятия прохладной ночи. И лишь на балконе замечает, что Главный вертит в руках сигарету.       А ещё — что, несмотря на едкую интонацию, щёки у него мокрые от слёз.       — Что-то случилось?       Главный поводит плечом, так и не открывая глаз:       — Да нет. Просто тюрьма сделала меня чересчур плаксивым. Вернее, это я себя сделал, тюрьма тут ни при чём, там было хорошо.       Но горечи в нём столько, что даже шоколадный уют, затапливавший с головой, приобретает совсем не сладкий вкус.       «Мне уйти? — сомневается Дей. — Или постараться его разговорить?» Кутается плотнее в плед, невольно переступая от холода. А Главный наконец открывает глаза, щёлкает зажигалкой и, затянувшись, смотрит на Дея печально и в то же время равнодушно.       — Они чужие, понимаешь? — Дым он вежливо выдыхает в сторону. — Да, с Визом мы хорошо знакомы, со Свечем — тоже, но другие... Они ещё помнят, что я убийца, они никогда не простят мне мёртвых «фонарей». Они чужие; вернее, это я для них чужой.       И кашляет, отвернувшись и прикрывшись пледом. Простудился? Холодно здесь? Или это из-за дыма?       Какое-то время они стоят молча: Главный курит, Дей наблюдает, как он выдыхает дым, понимая, что выглядит это, несмотря ни на что, довольно горячо. А ведь ни Виз, ни другие курящие никогда не вызывали желания приблизиться и осторожно поцеловать их в ещё пахнущие дымом губы; стало быть, не в курении тут дело?..       Потом Главный признаётся с горькой усмешкой:       — Я вообще не хотел приходить. Но дома не усидел, ноги сами принесли; думал поздравить Виза, шепнуть пару тёплых слов и пойти к себе, а он уговорил остаться. И зачем? Кому это сделало приятно?.. Ну, — он коротко пожимает плечами, — хоть ты здесь есть, — и, затушив окурок в пепельнице, уходит с балкона.       А Дей остаётся стоять, унимая колотящееся сердце. Это... это ему сейчас так странно порадовались, да? Это Главный говорит, что был счастлив его здесь обнаружить? Неужели он тоже спустя десять лет всё ещё что-то чувствует — ну, хотя бы по-дружески, хотя бы в сравнении с остальными...       И горьковатая нежность Главного, перемешанная с запахом едкого сигаретного дыма, окутывает и согревает лучше любого пледа.       Вернувшись в комнату, Дей как раз застаёт момент, когда Главный в сторонке что-то шепчет Визу с крайне виноватым видом, а тот кивает, приобнимает за плечи и позволяет ему уйти.       Проходя мимо, Главный одаривает Дея короткой и не слишком радостной улыбкой. Но это, кажется, единственная за сегодня улыбка не из вежливости — а значит, она всё-таки дорогого стоит.       «Забавно, — думает Дей, — как общее веселье и печаль Главного похожи цветами, но ощутимо отличаются на вкус. А ведь, наверное, сладость надоедает куда быстрее горечи?»       И с трудом давит порыв одеться и выскочить вслед за Главным на улицу. Ничего у них не получится, точно не сейчас; Главному явно лучше побыть одному.       И когда он начал курить?       А впрочем, наверное, с такой-то жизнью поди не закури.       Вздохнув, Дей наливает себе ещё какао и возвращается на диван. Хоть сладости, что ли, порадуется — если уж любимая горечь предпочла сбежать домой.       Зря, наверное, не сбежал вместе с ним, и не только сегодня; но что уж теперь жалеть. Всё в руках судьбы, да?