*
Ночью здесь невероятно холодно. Приходится достать ещё одно одеяло, чтобы не покрываться мурашками каждые несколько минут. Это не помогает.*
Днём мать застаёт его сидящим на полу в своей комнате. Колонки оглушительно ревут, ей хочется сжать руками уши как можно сильнее. Киришима сидит прямо напротив них и смотрит на то, как гудит и бьётся динамик, сотрясая воздух. Она не может выключить их, ей не позволено делать это. Пыль разносится по воздуху, Киришима не чувствует удушливости. Ему легче, ему намного легче. Он подбирает под себя ноги, обнимает колени и опускает на них подбородок, пока звуки разносятся по всему дому, пока пол под ним гудит и вибрирует, пока его мать сидит на кухне и сдерживает слёзы где-то в горле. Киришиме нравятся слова. Обычно он не выделяет строчки из песен, но в этой ему нравятся слова. Они о городе, в котором нет солнца. Он живёт в нём, теперь он живёт в нём.*
Он видит доктора Аизаву всего в третий раз за всё время, но Киришима не против разговоров с ним. Он не похож на тех, с кем его заставляли общаться раньше. Те люди задавали вопросы, у них всегда было много вопросов. Они были в белом и иногда в тёмно-синем. У них на шее висел стетоскоп и иногда блестели звёзды на погонах. Аизава не такой. Аизава носит чёрные вещи, и Киришима думает, что чёрный — тоже неплох. Почти так же неплох, как и красный. — Они заставили меня всунуть сюда Jelly Belly, — его палец дотрагивается до стеклянной вазы на письменном столе. У Аизавы всегда много сладостей. — Ты любишь их? Многим нравится. Но вообще-то я не против иметь здесь немного Twizzlers, но это не совсем удобно. Ты пробовал Twizzlers? Киришима кивает: — Чёрные мои любимые. Но я никогда не пробовал радужные. По телеку сейчас только о них и говорят, — он чешет щеку и проводит ладонью по шее. — Мама не любит смотреть новости, поэтому часто переключает на развлекательные каналы. Там полно всякой рекламы. Однажды мы наткнулись на рекламу хлопьев. Как их там… Frosted Flakes? С той девушкой, которая сидела в кафе, знаете? * И в конце мама начала плакать. Я думаю, она не хотела, чтобы я это видел, поэтому делала вид, что смеётся. Я чувствовал себя неуютно. Аизава запрокидывает ногу на ногу. Он ненавидит свой письменный стол и своё кресло, поэтому Киришима часто разговаривает с ним, поворачиваясь лицом к кушетке. Аизава не заставляет его ложиться туда, как делали все остальные. Он говорит Киришиме расслабиться, говорит занять любое место, которое ему по душе. Киришима мог бы даже сесть на стол, если бы захотел. Ему нравится разговаривать обо всём, он не чувствует давления. Аизава говорит ему, как ненавидит кофе, потому что тот делает его раздражительным, но он все равно продолжает пить его по утрам, потому что «у взрослых часто нет выбора». А Киришима рассказывает о том, какую музыку слушал сегодня и что происходило в его голове, пока мама жарила ему яичницу на завтрак. Иногда он показывает Аизаве записи с камеры, но это всегда добровольно. — Я собираюсь вернуться в школу, — произносит Киришима. — Мама говорит, что это необязательно, и что я могу посидеть дома, если чувствую, что мне нужно ещё немного времени. Но я заверил её, что все в порядке. Я чувствую, что всё в порядке. Аизава упирается кулаком в подбородок. Киришима слышит, как он коротко мычит в знак одобрения. — В школе есть математика. Уверен, что хочешь туда вернуться? Киришима улыбается.*
Ночью он просыпается от холода. Его камера снова работает.*
Школа сосёт. На спинке одного из кресел школьного автобуса так и написано. Автобус возит старшеклассников — и это ужасно, но его мама предлагала отвезти его в школу на своей машине — и это ещё хуже. Какая-то девчонка наматывает жвачку на свой палец, а потом засовывает её обратно в рот. Киришима определённо ненавидит школьные автобусы. Литература ему не нравится, а математика всё такая же, какой он её помнит — отстойная. В школьных коридорах полно народу. Киришима слышит, как некоторые шепчутся о нём. Они показывают пальцем и глазеют. С ним никто не разговаривает. У выхода он сталкивается с группой подростков. Они в красных джемперах и джинсах. Жёлтые цифры на груди и «Wild Cheetahs» на спине. Один из них кладёт руку ему на плечо, словно они старые друзья, и говорит: — Привет. Ты новенький? Киришима кивает. Всё внимание устремляется на него, и он крепче сжимает шлейки рюкзака. Не то чтобы он не был готов. — Меня зовут Денки, — рука всё ещё на плече, он по-дружески похлопывает ладонью. — Как тебе первый день в нашей школе? Тебе приставили гида или что-то такое? Сэро, ты позаботился о нём? Ты должен был позаботиться об этом парне. Он под кайфом. Видимо, этот парень Денки может позволить себе находиться под кайфом в школе, играть под кайфом в баскетбол — или в какой секции он там состоит? Видимо, он может позволить себе быть таким беспечным и открытым. — Хочешь придти к нам на тренировку? Или на игру? Может, хочешь вступить в нашу команду? Тебе нравится лакросс? Киришима слышит одёргивания. Все говорят Денки «чувак» или спрашивают «чувак, ты не в курсе?». Киришима не понимает, почему они не расскажут ему об этом прямо. Эти парни достаточно круты для того, чтобы опустить его на глазах у всей школы и не моргнуть. Он качает головой и убирает руку со своего плеча: — Извини, мне нужно идти. Ему действительно нужно. Хренов автобус. Наверное, Киришиме хотелось потусоваться с этими парнями, если бы они действительно были бы его друзьями. Но они не знали его, не понимали его, тыкали пальцами и сторонились.*
Ночью он не спит. Смотрит в потолок и сжимает тонкими пальцами край одеяла. Киришима успокаивает панику мыслями, пытается успокоить панику мыслями, но он не дышит. Он, мать его, не дышит. Это первый раз, когда Киришима выбирается на задний двор. Он хочет пробежать вниз по ступеням, но не чувствует ног. Он наступает на иголки, его ступни кровоточат и болят, а грудная клетка сдавливает лёгкие. Киришиме кажется, что из его горла течёт кровь, ему больно дышать, он не дышит. На улице он прислоняется головой к стене дома. Трава холодная и мягкая. Она щекочет его щиколотки и заставляет съёжиться. Киришима снова обнимает свои колени. Отчаяние крадет его дыхание. Он бьётся затылком о деревянную стену и плачет без остановки. Мама находит его утром на полу гостиной. Его глаза красные и опухшие, в волосах застывшая кровь. В тот день Киришима пропускает школу.*
Он больше не спит ночью. Аизава назначает ему снотворное.*
— Это Грэндсон, соседский пёс, — комментирует Киришима. Золотистый ретривер облизывает его ладонь и машет хвостом в камеру. — Он часто прибегает к нам. Ему нравится наш двор. Он шумный, но милый. Грэндсон жалобно скулит, устремляет взгляд в пустоту и гавкает. Киришима наводит на него камеру и зумит. Он гладит пса по голове и спрашивает «что такое, приятель? что там такое?». Через некоторое время Грэндсон убегает обратно, хозяин уже зовёт его домой. Киришима заходит внутрь. — Я много сплю теперь, — он направляет камеру на себя, его лицо опухшее, а волосы растрёпанные. — Я просыпаюсь и всё равно хочу спать. Доктор Аизава сказал, что поменяет мои таблетки, он сказал, что это из-за них. Но это временные меры. Киришима сонно хлопает глазами. Он аккуратно кладёт камеру на журнальный стол и садится на пол перед ней. Время от времени он нервно потирает руки, и теперь это происходит чаще. Он не может сжать ладони из-за бессилия. — Оказывается, когда ты много спишь, тебе не становится лучше. Ты чувствуешь раздражительность. Доктор Аизава говорит, что чувствует её каждый день, но это из-за кофе. Я не люблю кофе. Я не люблю чувствовать раздражительность, но это нормально. Это лучше, чем не чувствовать вообще ничего. Киришима ковыряет кутикулу на указательном пальце. Он думает, как правильно выразиться, как сказать то, что сейчас у него на уме. Ему сложно преобразовывать мысли в слова, это вызывает тревожность. — Мне приходят в голову всякие идеи. Я не думаю, что это хорошо. Они навязчивые и заставляют меня много думать. Я не могу избавиться от них, мне очень сложно. Иногда, когда я закрываю глаза, я продолжаю видеть потолок. Я ненавижу белый цвет, почему бы не сделать потолки чёрными? Теперь мне не нравится смотреть на углы комнат. Я не думаю, что это хорошо. Музыка играет в его голове, одна и та же песня на бесконечном повторе. Он выключает камеру и выглядывает в окно. Тёмные дома на фоне серого неба выглядят удручающе, голые ветки деревьев повсюду — стучатся в окна, валяются на асфальте, привлекают птиц. Киришима не против пасмурной погоды, пейзаж снаружи не отличается от того, что происходит внутри его дома, потому что шторы задернуты, а свет выключен. Ему не нравится смотреть. Мама оставляет его дома и уезжает на работу. Она думает, что так лучше, что всё хорошо, пока он не выходит наружу. Киришима ненавидит быть внутри.*
— Я отменю таблетки, чтобы ты смог ходить в школу. Тебе ведь нравится ходить в школу? Теперь ты не будешь спать так много, — Аизава за письменным столом на этот раз. Он пишет какие-то бумаги. Ваза с конфетами снова полная, разные цвета смешиваются друг с другом за прозрачным стеклом. — У меня болит голова, когда я много сплю. Я перестаю понимать, что происходит и мне становится трудно дышать. Аизава понятливо кивает. — Это нормально, Эйджиро. Всё нормально.*
В школе всё по-прежнему. Много взглядов и пальцев, тычущих в него. Киришима игнорирует людей с наушниками в ушах. Как он и предполагал, Денки больше не говорит с ним. Возможно, он вообще не помнит, что Киришима существует.*
Киришима заводит блокнот и пишет в него строчки любимых песен. Четыре страницы исписаны одним и тем же текстом. На следующих двух он пишет текст по памяти. Мелодия в его голове ходит по кругу и сплетается в бесконечность. В его телефонной книжке полно номеров. Он сохраняет горячие линии супермаркетов, банков, номера с вечными автоответчиками. Иногда его горло настолько сильно сдавливает паникой, что он набирает первый попавшийся номер из списка контактов и просто слушает. Зачастую это голос робота, он просит выбрать одну из указанных функций или просто говорит «ждите своей очереди на линии», а потом в трубке разносится плавная тихая мелодия. Киришима слушает, он всегда слушает. Ему не нужно говорить, он хочет слушать и дальше, чтобы успокоиться, чтобы вынырнуть из тёмных вод, в которые тащит его подсознание. Киришима снова выводит строчки. Скоро они заполнят каждую страницу внутри. Он вплетает свои чувства между ними карандашом, когда пишет «шум в голове» или «горло очень сухое, не могу дышать». Обычно Киришима не растягивает свои ощущения на большие предложения, это всегда короткие фразы или просто одинокие слова. Одышка. Дрожь. Паника. Боль в груди, толчки. Ему часто не хватает воздуха, даже когда он просто лежит на кровати. Сердце начинает бешено биться, и Киришима чувствует себя проваливающимся куда-то вниз. Отток крови из головы, она становится слишком лёгкой, она кружится. Он не плачет, он никогда не плачет. Плакать хочется, и этому нет причины — просто паршиво, но он не плачет.*
Этой ночью мама гладит его по волосам и без остановки шепчет о том, что всё будет хорошо. Всё будет хорошо, детка, всё будет хорошо.*
Впервые он видит это спустя два месяца после переезда. Его камера снова работает, и Киришима тянется к штативу, чтобы её выключить. Его руку перехватывает чужая ладонь. Он быстро моргает. Ничего. В субботу его мама на работе, и Киришиме приходится позаботиться о себе самостоятельно. Он готовит спагетти на ужин и смотрит ситком по телеку. Его камера в гостиной, потому что он только недавно болтал с ней и ещё не унёс наверх в свою комнату. — Почему? — спрашивает он вслух, оглядывая её со всех сторон. — Ты барахлишь? Раньше ты так не делала. Он хочет поменять батарейки, поэтому тащит лестницу и поднимается в чулан. Среди всех заброшенных сюда его матерью коробок нужной ему не оказывается. Киришима светит фонариком с телефона и проводит рукой по пыльной поверхности. Ничего. Он возвращается обратно на кухню. Камера снова работает.*
Теперь он видится с Аизавой только раз в неделю. Мама больше не обнимает его ночью, но продолжает говорить, что всё будет хорошо. Она никогда не говорит «всё хорошо», она говорит «всё будет хорошо», и Киришима не понимает, почему она плачет в своей комнате каждый вечер, снова и снова.*
Они проходят «Пигмалиона» по литературе и травят бесконечные разговоры про социально значимое звучание Бернарда Шоу. Киришима смотрит в окно. Он теряет последние крупицы воздуха в лёгких, поэтому не перестаёт думать думать думать. Он задумывается о чувствах и ощущениях, он думает о холоде по ночам и о том, что видит перед собой. Или не видит. Он не знает. Киришима думает, что в его комнате кто-то есть.*
Во второй раз он сталкивается с этим, когда заходит в свою комнату после ужина. Его камера записывает видео, лампочка мигает красным. — Что ты делаешь? — спрашивает он. — Зачем ты её трогаешь? Киришима не напуган, он подходит ближе. Слабый свет пробивается сквозь тёмные шторы, комната утопает в бледно-голубом. Бледно-голубой — цвет холода, цвет мальчика, которого он видит перед собой. Бледно-голубой — цвет одиночества, он знает об этом лучше всех. Ошарашенное лицо возникает перед его собственным. Оно злое и растерянное одновременно. — Ты видишь меня. — Да. — Нет. Почему ты видишь меня? Киришима хлопает глазами. — Я не знаю. Он опускается на кровать и нервно одёргивает молнию на кофте. Он не напуган. Он просто так долго не говорил ни с кем, кроме своей матери. Киришима прочищает горло: — Как тебя зовут? Он слышит хмыканье с другой стороны. Слышит ли это ещё кто-нибудь, кроме него? — Бакуго. — Круто, — Киришима заламывает пальцы. Один за одним. — Хочешь стать друзьями, Бакуго?*
Ночью горло Киришимы болит. И он задыхается задыхается задыхается без возможности сделать вдох. Руки на одеяле, оглушающая боль в голове. Бакуго стоит возле штатива. Бакуго смотрит на него и ничего не может сделать. Камера снова работает. Вспышки в его голове похожи на молнию. Он слышит крики, а затем тишину, и она тошнотворно-ужасная. Киришима подскакивает к колонкам, он выкручивает переключатель на оглушительную громкость. На дворе три часа ночи. И Киришима кричит, избавляясь от тишины, он снова бьётся головой об пол, его бровь разбита, и тонкая струя крови стекает вниз по его лбу. Мама накрывает тёплыми ладонями его уши. Она гладит по голове и говорит, что всё будет хорошо. Всё будет хорошо, детка, всё будет хорошо.*
— Думаешь, это из-за меня? — Бакуго стоит у кухонной плиты. Он смотрит на то, как Киришима лениво ковыряет хлопья ложкой. — Что именно? — спрашивает Киришима. Его плечи дрожат от холода. — Твоё состояние. Вчера ночью ты… — Нет. Это просто происходит. Бакуго ковыляет по кухне. Он может переместиться в гостиную за секунду, может даже стоять на потолке, но не делает этого. Он всегда наступает на пол, он ходит ногами. — Скажи, — Киришима чешет шею, — ты настоящий призрак или я тебя выдумал? Бакуго раздражён. Киришима никогда не думал, что мёртвые всё ещё способны испытывать эмоции, но Бакуго раздражён. — А ты уже когда-нибудь кого-нибудь выдумывал? — Никогда. Холод пронизывает его тело и выворачивает кости. — Где ты вообще видел настоящих призраков? Этого не должно было случиться для тебя. Я не здесь, не в этом мире, не на этой стороне. Ты не должен был видеть меня, говорить со мной. Ты неправильный, ты сломанный, Киришима. Киришима вытирает глаза рукавом: — Заткнись.*
В машине тепло и пыльно. Киришима слушает радио и смотрит в окно. Его мама говорит без остановки, улыбается и спрашивает, что приготовить на ужин. Киришима вжимается спиной в сиденье и пытается дышать как можно глубже. Его мама игнорирует произошедшее, она делает так уже длительное время. Улыбается и заводит пустые разговоры, улыбается ещё и ещё, она не собирается останавливаться. Бакуго сидит на заднем сидении, но она об этом не знает. — Хочешь поговорить с Аизавой, милый? Или, я не знаю, провести день только вдвоём дома, смотреть старые комедии и есть мороженное из ведёрка? Я могла бы взять выходной на работе и мы бы купили немного наггетсов. Ты же любишь наггетсы, дорогой. Киришима растерян и напуган. Он ни за что не хочет огорчать маму, но он не может ответить ей прямо сейчас. Он чувствует, как рыдания понемногу сжимают его горло. Пальцы тянутся к змейке на кофте и цепляются за неё со всей силы, его голос звучит надрывисто: — Да, хорошо. Его мама улыбается, снова улыбается, она хочет не обращать внимание на то, как Киришима нервно заламывает руки, но она не может. Ей приходится сдерживать слёзы, глотать их и прятать отчаяние за улыбкой. Ей приходится быть сильной, потому что Киришима не может. Потому что ему становится хуже с каждым днём, и он не знает, как это остановить. Он не знает, что с ним происходит. Машина останавливается на парковке супермаркета. Тёплая ладонь хлопает Киришиму по плечу, его мама целует его в макушку. Выезд за продуктами спонтанный, Киришиме не нужно ничего определённого, поэтому он бесцельно слоняется по кругу и выбирает между коробками хлопьев. Бакуго стоит рядом и смотрит на рекламу шоколадных шариков. — Я никогда не был снаружи. Я имею в виду, я всегда жил в том доме. Я не мог выйти. Киришима не может ответить ему, потому что это странно, так что он просто смотрит. Бакуго знает, о чём он хочет спросить, и Бакуго отвечает: — С тех пор, как ты появился, я могу следовать за тобой. Я могу выходить, — он указывает на красный рюкзак Киришимы. — Твоя камера. Единственное, до чего я могу дотрагиваться по-настоящему — твоя камера. Я могу включать и выключать её, как, знаешь, человек. И я могу выходить, пока ты носишь её с собой, как если бы моя душа поселилась внутри неё. Киришима смотрит. Его губы сомкнуты, пальцы в беспорядке цепляют змейку от кофты. — Никто не видел меня прежде. Киришима копошится в рюкзаке, выуживает оттуда телефон и оглядывается по сторонам. Его мама исчезла в мясном отделе. Он заходит в сообщения и печатает: какие хлопья хочешь купить? я могу съесть и сказать какие они на вкус для тебя. выбирай всё что захочешь. я съем всё даже если мне не понравится Бакуго читает текст. Он растерян, он снова злится. Киришиме кажется, что это похоже на защитный механизм, но он не позволяет Бакуго отмахиваться. Он хочет схватить его за ладони и сказать, что он понимает, каково это — слоняться в одиночестве и чувствовать сжимающее горло отчаяние. Он хочет сказать, что понимает, но он смотрит. И Бакуго кивает. — Эти, — он указывает на коробку Reese's Puffs со вкусом арахисовой пасты. — Давай возьмём их.*
Киришима заливает хлопья соком, и Бакуго говорит, что это дикость. Reese's Puffs на вкус, как сладкий сэндвич.*
Мама ходит по гостиной и нервно сжимает телефонный провод. Она разговаривает уже полчаса, но пытается делать это как можно тише. Не то чтобы Киришима действительно слушал, о чём она ведёт разговор. — С кем разговаривает твоя мама? — спрашивает Бакуго. Киришима печатает: Аизава. это мой психотерапевт Бакуго на диване рядом с ним, он поворачивается и смотрит время от времени. — И тебе не интересно, о чём они говорят? Он исчезает на мгновение, Киришима даже перестает печатать. Он сползает вниз по спинке дивана и погружается в просмотр ужастика по развлекательному каналу. Ему повезло, что мама не видит. Бакуго возвращается спустя некоторое время. Он ничего не говорит. Киришима ни о чём не спрашивает.*
Вечер вторника он тратит на домашку. Литература и математика его проблемные предметы. За окном падает снег, и Киришима видит его только из небольшого окна входной двери, потому что его шторы задёрнуты. Он выводит карандашом предложения для школьного эссе и напевает песню под нос. Бакуго неподалёку. Он на кровати и возле окна, он за дверью и на его письменном столе, он в комнате Киришимы и не дома одновременно. Он может летать, но не делает этого. — Сколько тебе лет? — спрашивает Киришима. Край карандаша зажат между его губами. — Я не знаю, — говорит Бакуго. — Как ты умер? — спрашивает Киришима — Я не знаю, — говорит Бакуго. Призраки не помнят, призраки ничего не помнят. Просто однажды ты умираешь и забываешь всё о своей прошлой жизни. Призраки — это души, у которых остались незавершённые дела на земле — так говорили в фильме, который Киришима смотрел, или призраки — это непрощённые, это наказанные Богом души, которые вынуждены слоняться между мирами из-за своих грехов — так говорили в церкви, в которую мать однажды повела его. — У тебя есть какое-то желание, не сбывшееся при жизни? — спрашивает Киришима. — Я не знаю, — говорит Бакуго.*
Зима нравится Киришиме, потому что зимой дышится легче. Зимой школьный автобус кажется уютным, зимой дома всегда теплее. Снег хрустит под его ботинками. Сегодня он ждёт маму. Она должна забрать его и отвезти к Аизаве, сегодня день приёма. Киришима заходит в магазин комиксов с яркой вывеской в форме диалогового окна. На стенде красуется новый тираж «Алого бунтаря». Киришима проходит дальше и берёт с полки один из новых выпусков. Он не может достать телефон, потому что не хочет, чтобы хозяин подумал, будто он фотографирует, поэтому просто указывает на обложку. Бакуго понимает: — Он нравится тебе? Киришима кивает. Он перемещает палец на красные волосы. — Они красивые. Тебе нравится красный, да? Тебе поэтому нравится красный?*
За окном серо и мрачно. Киришима не перестаёт ходить к Аизаве даже тогда, когда снег на улице тает. Его головные боли учащаются. — Нам следует быть деликатными, — говорит Аизава его матери. — Нам следует сгладить момент, когда воспоминания начнут возвращаться. Это будет довольно болезненно. Киришима на заднем сидении, когда они едут домой. Он смотрит в окно и не видит отражения Бакуго. — Как я выгляжу, Киришима? Я похож на человека? Киришима достаёт телефон и печатает. Интересно, думал ли Бакуго когда-нибудь о том, что был призраком всё это время? Приходила ли ему в голову идея, что он никогда не был человеком? у тебя светлые волосы и они в беспорядке Киришима закусывает губу. цвета плохо различимы потому что ты всегда слабо светишься и твои глаза красные Он добавляет: они красивые Бакуго злится. и ты вечно в чёрной одежде Бакуго говорит: — Я вижу свою одежду. Киришима съезжает вниз по сиденью, потому что его мама замечает то, как он печатает. тебе нравится чёрный? тебе идёт чёрный цвет Бакуго отворачивается: — Тебе идёт красный. Бакуго помнит только своё имя. Он не помнит свою жизнь, внешность, не помнит, почему умер и почему не исчез. Бакуго помнит только то, что ему всегда хотелось исчезнуть. Дома Киришима записывает строчки из песни в блокнот. Он пишет только те, что крутятся у него в голове, он знает их наизусть. Бакуго рядом с ним, подпирает щеку кулаком и следит за каждым движением карандаша. — Это песня такая бледная. Я имею в виду, она как прозрачная, — говорит Бакуго. — Я думал, тебе нравится красный. Киришима вынимает из уха второй наушник. — А ты знаешь красные песни? Его мать уехала на работу, но дверь в комнату всё равно закрыта, а окна зашторены. Бакуго качает головой: — Я вообще не знаю песен, — он тычет пальцам в блокнот Киришимы. — Кроме этой. Теперь. Ты всегда слушаешь только её. Особенно по ночам. — Думаю, если бы у меня была бы какая-нибудь красная песня, мне бы не приходилось слушать только эту. Красный успокаивает. Бакуго хмыкает. — Тогда давай добавим красного? Я видел красный лак для ногтей у твоей мамы. Хочешь попробовать? Я знаю, где он лежит, — он спрыгивает со стола. — Если ты, конечно, не струсил.*
Киришима приходит в школу с накрашенными ногтями. Денки говорит, что они выглядят круто. Бакуго стоит возле его шкафчика: — Я бы тоже хотел покрасить ногти. в чёрный? — Да. я сделаю это за тебя за нас двоих По дороге домой Киришима заходит в супермаркет. Он берёт два лака, красный и чёрный. Теперь у него есть свои собственные. Вечером ногти на одной руке выкрашены в чёрный, а на второй — в красный. Бакуго включает камеру, чтобы заснять это.*
Киришима всё больше печатает и всё меньше говорит вслух. Его мама думает, что у него появился интернет-друг, она думает, что у него есть друзья в школе. Но она не спрашивает, она никогда не спрашивает. Они смотрят «Назад в будущее» вместе, это её любимый фильм. Киришима кусает ноготь на большом пальце, лак царапается его острыми зубами. Мама аккуратно убирает его руку от лица, она говорит ему так мягко, как только может: — Твой лак может слезть, если продолжишь. У тебя красивые ногти, милый. Киришима кивает и прячет пальцы в длинном рукаве кофты. Он спрашивает: — Тебе нравится чёрный цвет? — его мама улыбается, но она в смятении, так что он продолжает: — Моему другу нравится. Это для него. Она кивает и снова улыбается, а затем обнимает его и утыкается носом в плечо. Она без остановки шепчет ему «я люблю тебя, я люблю тебя, детка», её тело дрожит, и кофта Киришимы влажная от горячих слёз. Бакуго ходит по дому, пока Киришима лежит в своей кровати. Ночью потолок окрашивается в чёрный, и ему нравится этот факт. Его дыхание размеренное, руки под головой. Он чувствует холод у ступней и спрашивает: — Тебе когда-нибудь хотелось исчезнуть? Бакуго садится на пол: — Всё время. Киришима поднимается на локти, его взгляд расфокусирован, он пытается найти Бакуго в темноте. — Даже сейчас? Мы же друзья. Бакуго на кровати, простынь проходит сквозь него. — Ты покинешь этот дом когда-нибудь, а я всё ещё буду здесь. Я всегда остаюсь, пока другие уходят. Киришима двигается ближе, холод опаляет его щёки. — Тогда я возьму камеру и буду носить её с собой повсюду. Ты больше никогда не будешь один, Бакуго. Ты больше никогда не останешься один в этом доме. Бакуго злится, он в бешенстве. Он закрывает глаза, чтобы не видеть Киришиму, он закрывает уши, чтобы не слышать его слов. — Заткнись, Киришима. Заткнись, заткнись. — Всё хорошо, Бакуго, всё хорошо.*
Киришима на полу в ванной. Он открывает коробку с краской, вытаскивает инструкцию, откручивает крышку тюбика. Пахнет апельсинами и химией. Он смотрит на Бакуго, Бакуго смотрит в ответ. — Что там написано? Киришима берёт в руки аннотацию, раскрывает её и подбирается глазами к цифре «один». — Шаг первый: откройте коробку. Бакуго обнимает свои колени: — Они болваны? Как бы мы добрались до инструкции, если бы уже не открыли коробку? Киришима хмыкает: — Я думаю, они имеют в виду краску. Они говорят о тюбике с краской. Бакуго складывает губы в форме буквы «о»: — Ясно. Теперь волосы Киришимы красные. Бакуго говорит, что ему идёт, Бакуго говорит, что он выглядит красиво. Мама улыбается ему. Она собирает его волосы в хвост, когда они вместе сидят на диване в гостиной, она поглаживает их и говорит, что они похожи на рассыпавшийся закат. Киришима думает, что это звучит красиво. Он хотел бы купить чёрную краску для Бакуго, хотел бы рисовать кисточкой на его волосах, хотел бы, чтобы мама сказала что-нибудь такое и про Бакуго. Чтобы она сказала «они похожи на звёздное полотно», даже если они ужасно-чёрные и Киришима вышел за линию роста волос в некоторых местах. Он хотел бы, чтобы она сказала «звёздное полотно» про них. Его мама зажигает свечи, и тени причудливо пляшут на стенах. Бакуго где-то на полу, он долго смотрит на свои пальцы, а потом переводит взгляд на Киришиму и говорит: — Они горят, — Бакуго показывает на его волосы, на пламя свечей. — Они как огонь.*
Ночью ему снится Бакуго. Светлые волосы торчат во все стороны, влажные губы, румянец алеет на щеках. Бакуго сидит рядом, проводит рукой по его спине, он может прикоснуться. Киришима часто дышит, сердце в его груди болит и сжимается. Холод уже не обнимает его кости. Бакуго что-то говорит. Он больше не злится, он больше не раздражён. Он указывает пальцем в густую чёрную пустоту. — Духи ждут в темноте. Я не позволю им выиграть, ступай тише**, — он гладит Киришиму по плечу, он смотрит в его глаза, он живой. — Всё в порядке, я не позволю, просто ступай тише. Воздух дрожит, паника отступает от горла, Киришима впервые за долгое время расслабляет плечи. Он улыбается, Бакуго обхватывает ладонями его щёки: — Будь тем, кто заберёт меня домой и покажет мне солнце. Киришима просыпается. Его спина холодная и липкая, волосы рассыпаны по подушке, они лезут в глаза и в рот. Он убирает их с лица, садится на постели. Его пальцы снова слишком слабые, он не может сжать ладонь в кулак. Киришима включает ночник. Его движения хаотичные и безумные, он подбирается к письменному столу и открывает блокнот. Карандаш в его руке, наушники в ушах с одной и той же песней на повторе. Голые ступни шаркают по полу, он трётся щиколотками друг о друга, забирается с ногами на стул, обнимает колени, закрывает глаза. Он дышит размеренно, никакой тошноты, никакой паники.*
В школе тематическая неделя, много постеров и плакатов. Киришима слышит, как Денки говорит что-то про вечеринку. Его не приглашают. Вечером они с мамой едут в супермаркет. На этот раз Бакуго выбирает «Lucky Charms». Киришима чешет затылок. — Что? — спрашивает Бакуго. Он печатает: никогда не думал что тебе захочется узнать каковы на вкус единороги Тогда Бакуго спрашивает ещё раз: — Что? Киришима указывает на радужную упаковку. Внутри кусочки разноцветного маршмеллоу, зефирки в форме единорогов, клеверов, сердечек, воздушных шаров, радуги, звёзд, подков, полумесяца. Бакуго таращится в ужасе, ему просто понравился лепрекон на коробке. Киришима отмахивается: я съем это даже если умру от повышенного сахара в крови Как он и предполагает, Lucky Charms похожи на сахарную вату, пропитанную в ванили и посыпанную толстым слоем Twinkle Sprinkle. Бакуго видит, как он морщится, но его мама здесь, поэтому Киришима продолжает есть. Как только она уходит в гостиную, Бакуго садится на её место и спрашивает: — Хочешь пойти на вечеринку? Он давится. Дорожка из сока и слюны бежит по его подбородку и капает в миску, когда он вытирает её бумажным полотенцем. Он кашляет ещё некоторое время, а потом отодвигает хлопья на середину стола. Мама заходит проверить как он, и уходит снова, когда Киришима отмахивается. — Меня не пригласили, — говорит он. Бакуго на стуле рядом, он качает ногой: — Да кому вообще нужно приглашение? — Это иррационально. — Оглянись, ты болтаешь с призраком. Это иррационально.*
Аизава заваривает чай, они в самом разгаре обсуждения хлопьев. Киришима говорит о тех, которые пробовал недавно, он говорит, что у него есть «топ-5», и они составляли его вместе с другом. — Я чувствую себя хорошо, — он сжимает руками кружку, горячее стекло обжигает его ладони. — Мама берёт ночные смены теперь, она говорит, что может взять их и не беспокоиться обо мне. Моя голова почти не болит. Я даже могу смотреть в потолок и не чувствовать, что задыхаюсь. Аизава крутится в кресле, его кружка в его руке, он чешет пальцами свою щетину. — Ты выглядишь хорошо. Красный тебе к лицу, Эйджиро. Бакуго кивает за его спиной. Киришима кусает нижнюю губу. — Мы начнём снижать дозировку твоих таблеток. Постепенно, — говорит Аизава. — Это значит, что ты идёшь на поправку. Скоро они тебе не понадобятся. Ты молодец, Эйджиро. Ты молодец, ты справляешься. Вечером он на пути к дому, где проходит вечеринка. Бакуго рядом, и он оглядывается по сторонам. Он всегда делает это, когда оказывается снаружи. Киришима хотел бы вслух рассказывать ему, как всё устроено, но некоторые вещи он не понимает и сам. я не сказал маме. не хотел чтобы она волновалась Бакуго кивает. но я никогда не был на вечеринках. понятия не имею что нужно делать? Бакуго кивает. — Я тоже. Киришима звонит в дверь, за которой слышится грохот и музыка. Ему открывает девушка с синими волосами. — Привет, — говорит она. — Привет, — отвечает Киришима. Он ждёт шквал вопросов и нервно крутит змейку кофты пальцами, но она молча пропускает его внутрь. Его руки трясутся, но это хорошо, это радостная дрожь, это предвкушение. Внутри жарко, пахнет потом и травкой. Киришима никого не знает, он тут для того, чтобы посмотреть. Кто-то уже шепчется о нём, но музыка приглушает любые разговоры. Киришима наливает колу в пластиковый стакан. Бакуго говорит, что так он сольётся с толпой. — Классные волосы, приятель, — темнокожий парень свисает прямо с перил лестницы, под которой стоит Киришима. — Ты же тот парень из Огайо, да? Я не сразу узнал тебя. Он спускается к нему, банка пива в его руках слегка помята. На его шее висит кулон с буквой J. Бакуго рядом с Киришимой. Он упирается кулаками в бока и щурится. — Ты красишь ногти? — он смеётся. Его смех нездоровый, надрывистый, он не может остановиться. — Чёрт, ты реально красишь ногти! Я должен был понять. Та перестрелка оставила свой след, да? Ты ходишь к психотерапевту или что-то вроде того? Знаешь, все тут думают, что это странно. Я имею в виду, родители погибших, наверное, винят тебя, да? Ты единственный, кто выжил из своих одноклассников. Спорю, каждый хоть раз думал: «О нет, это должен был быть мой ребёнок. Мой ребёнок должен был выжить». Киришима молчит. Бакуго машет кулаками. Он хочет ударить этого парня ногой в лицо, хочет отбить ему селезёнку, но нет. Конечно же, нет. Все удары проходят насквозь. — Нелегко тебе, да? Если честно, некоторые даже думают, что ты был причастен к этому. Что вы были в сговоре, понимаешь? Весь город говорит об этом, но у полиции нет доказательств. Конечно же, их нет. Разве твоя мама не работает день и ночь для того, чтобы собирать деньги на взятку копам? Вокруг собирается толпа. Киришима молчит. — Никто не хочет поднимать эту тему, никто даже не спрашивает. Обычно меня такое не интересует, я, типа, далёк от этого, но мои предки говорят, что у всех есть подозрения. Ты считаешь себя жертвой? Ты благодаришь жизнь за то, что ты выжил? Хотел бы ты поменяться с кем-то из тех людей местами и умереть от пули в голове? — он тычет банкой в плечо Киришимы, его руки трясутся, а на коже мурашки. — Ты точно не убивал их? У всех есть эти вопросы. Бакуго неподвижен. Он держит этого парня за подбородок, но нет. Его выташнивает прямо на пол. Внезапно банка пива падает из его руки, и по всему полу растекается рвота. Она под паласом, на ковре, на его штанах и ботинках. Толпа закрывает губы руками и морщится. Кто-кто кричит ему: «Господи, Джеф, ты такой, блять, неудачник», и они расходятся. Бакуго отходит на несколько шагов и зажимает ладонью рот. Улыбка играет на его губах. — Блять, — смеётся он. Бакуго впервые смеётся. И Киришима смеётся вместе с ним. А потом они сбегают с вечеринки. Вечером прохладно, трава на заднем дворе мокрая и холодная. Киришима разводит ноги в стороны, руки под его головой, а взгляд упирается в звёздное небо. Он находит большую и малую медведицу. — Прости, — говорит Бакуго. — Это моя вина. Не надо было ходить туда. Бакуго в такой же позе, он приглушённый и расслабленный, мысли в звёздах, он насчитывает их количество в видимых участках. Киришима машет головой. — Всё нормально. Я почти ничего не слышал, музыка была громкой, — он врёт. — К тому же, ты опозорил этого парня. Это ведь твоих рук дело? Бакуго пожимает плечами: — Думаю, отчасти. Иногда я могу материализироваться, но это, типа, затратно. Как если бы… — Как если бы у тебя уходила манна на это? Как, знаешь, в играх? — Э, да? Наверное? Понятие не имею, о чём ты говоришь, но да. Они лежат в тишине. Время от времени Киришима закрывает глаза, а Бакуго смотрит на его умиротворённый профиль и отводит глаза снова. Он ковыряет пальцем землю. Нет, ковырял бы, если бы мог. — О чём говорил тот болван? Я пойму, если не захочешь рассказывать, — Бакуго отворачивается. Это непросто. Киришима равнодушно пожимает плечами: — Какой-то парень принёс пистолет в школу или вроде того. Я ударился головой, когда толпа сбила меня с ног, так что многое не помню. Помню только голые стены, белый потолок и звук собственного дыхания. Наверное, он подумал, что я уже умер, потому что я был без сознания некоторое время, и не выстрелил в меня. Полиция говорит, что такие люди точно помнят, в кого стреляли, потому что они мстят. Они говорят, что он намеренно оставил меня в живых. Он стрелял и стрелял, я слышал крики своих одноклассников. Сейчас я не помню даже их лиц, и я не помню его лица. Я даже не знаю, кто это был. Киришима прикрывает глаза снова и снова. Пальцы сжимают молнию на кофте. — То, о чём говорил тот парень — неправда. Моя мама работает потому, что ей приходится тянуть меня самостоятельно, она всегда много работала. И я не был в сговоре с этим человеком, я просто был там, как и все остальные. Но я выжил, и это не стало радостью для людей, это стало для них проблемой, потому что у них было горе. Бакуго приподнимается на локтях. Он внимательно смотрит на Киришиму и на то, как звёзды отражаются в его глазах. — Мама продала наш старый дом, потому что она хотела уехать из Огайо. Она думала, что так будет лучше для меня. Этот дом меньше нашего предыдущего и обходится дешевле, так что я не был против. Я никогда осознанно не сторонился того, что произошло, и мне не больно думать об этом или говорить об этом, но моё подсознание в ужасе. Оно помнит. Я не могу дышать, у меня болит голова и трясутся руки, потому что оно помнит. Мне не страшно, но ему — да. Бакуго хочет взять его за руку. Киришима чувствует опоясывающий холод возле костяшек, но не отстраняется. Он тянет пальцы навстречу, он почти касается пальцев Бакуго, между ними всего несколько миллиметров. И Бакуго хочет рвануть вперёд, он хочет прикоснуться, сжать ладонь. И Бакуго говорит: — Всё хорошо, Киришима, всё хорошо. Он не говорит «будет», он не говорит это слово. И Киришима тоже не говорит его. Это их знак.*
Киришима не спит всю ночь. Бакуго слышит, как всхлипы слетают с его кровати. Его подушка мокрая от слёз, одеяло скомкано, волосы в беспорядке. Бакуго молчит. Киришиме не нужны слова. Их пальцы в миллиметре друг от друга.*
Киришима наводит камеру на сувенирную лавку через дорогу. Женщина с лабрадором о чём-то спорит с хозяином. Она говорит: «Мне нужен поводок», он говорит: «У нас нет поводков», она кричит, он слушает. Это продолжается бесконечно. В конце концов, он называет её проблемой, и она уходит. Киришима перемещает камеру на другой конец дороги. — Как думаешь, я — проблема? — спрашивает он у Бакуго. Он может говорить с ним вслух и делать вид, что комментирует происходящее на камеру. Бакуго рядом, он просовывается головой в объектив, но в камере этого не видно. — Нет. Я думаю, нет. Киришима молчит. На следующий день он ест ланч на улице. Солнце ярко светит, лучи попадают ему в глаза, теряются на его щеках. Киришима сидит на бордюре и сжимает сэндвич в руке, когда ладонь накрывает его плечо, и Денки усаживается рядом. — Привет, — говорит Денки. — Привет, — отвечает Киришима. Бакуго рядом, его кулаки снова упираются в бока, пока он неодобрительно смотрит. Но всё нормально, пока это Денки, Киришима хочет сказать Бакуго расслабиться. — Ты клёвый, — говорит Денки, и Киришима предлагает ему половину сэндвича. Денки соглашается. — Ты был на той вечеринке, да? Я тоже. Ты клёвый, ты заявился туда без приглашения, хотя я должен был пригласить тебя. Я должен был просто… — Ничего, — Киришима качает головой. — Думаю, весь смысл был в том, чтобы заявиться туда без приглашения. Денки улыбается, он откусывает кусок сэндвича. — Знаешь, тот парень… Тот парень сказал: «Все думают так», но я никогда так не думал. Он переборщил. С алкоголем и словами, он переборщил. Киришима качает головой. Он понимает. Денки вытаскивает пачку сигарет из кармана и протягивает одну Киришиме: — Ты куришь? — спрашивает он. Бакуго здесь. Он перемещается к Киришиме и говорит: — Скажи, что бросил. Будь крутым. И Киришима слушается: — Я бросил. Денки пожимает плечами. Они молчат. Киришима доедает сэндвич, а Денки курит. В воздухе пахнет табаком и марихуаной. — Все мы зависим от чужого мнения. Все мы по уши в этом дерьме. Я могу даже не разговаривать с тобой, если так скажет общество, ты понимаешь? Киришима понимает. — Я могу оскорбить кого-то, ударить кого-то, если так скажет общество. Я могу быть на стороне таких, как Джеф, я могу поддерживать их и смеяться им в такт, ты понимаешь? Киришима понимает. — Я буду играть в лакросс, даже если я ненавижу лакросс. Я буду ходить в форме Диких Гепардов, даже если я ненавижу эту форму. Я буду пропускать уроки, даже если я ненавижу пропускать уроки, понимаешь? Киришима понимает. — У меня будет девушка, даже если мне не нравятся девушки. Я буду говорить лучшему другу «приятель», даже если я хочу назвать его «любимый». Общество, понимаешь? Киришима понимает. Денки плачет, и Киришима понимает.*
Вечером он за ноутбуком в своей комнате. Мама на работе, но дверь закрыта и окна зашторены. Киришима в интернет-магазинах на вкладке с футболками ищет то, что могло бы понравиться Бакуго. — Людям нелегко живётся, да? — спрашивает Бакуго, расхаживая по комнате. — Да, — кивает Киришима. — Многие хотели бы стать призраками, как ты. Бакуго думает, что хотел бы поменяться с ними местами, но он молчит. Киришима кликает мышкой на одну из футболок. Он спрашивает: — Ты когда-нибудь видел других призраков? Бакуго качает головой: — Нет. Киришима молчит. Чёрная футболка с надписью «OUR HOMETOWN IN THE DARK» летит в корзину. Высвечивается реклама, она ужасно назойливая и вульгарная. Бакуго подходит ближе: — Что это? Киришима молчит. Он спрашивает громче: — Что это? Киришима молчит. Бакуго смотрит в его глаза, он растерян: — Что это? Киришима говорит: — Реклама. Здесь номер, он для вызова проституток. И ему приходится объяснять, кто такие проститутки. Бакуго смеётся, Киришима жуёт нижнюю губу. — Давай вызовем проститутку? — Что? — Давай вызовем проститутку? Он включает камеру, потому что это весело. Он указывает на телефон, он диктует номер, он говорит, что щёки Киришимы красные, как его волосы. Он говорит, что ему идёт. Киришима ни о чём не думает. Он не растерян, как предполагал, он сжимает телефонную трубку и смотрит на Бакуго, который смеётся в кулак. — Здравствуйте, мне нужна девушка на ночь. — Девушка на ночь? Первый раз, приятель? — в трубке низкий мужской голос. — Какая тебе нужна? Голос говорит о том, сколько баксов в час уйдет на каждую из них, голос говорит о том, кто сейчас свободен, голос неожиданно одёргивает: — Погоди-ка, сколько тебе лет? И Киришима кладёт трубку. Бакуго смеётся, он хватается за живот так, будто он может болеть от смеха. Он на кровати, он катается по полу и хохочет. Киришима с грустью понимает, что эта телефонная линия была платной, ему бы стоило догадаться. — Почему он спросил, сколько тебе лет? Это важно? Киришима кивает: — Да. Это «развлечение для взрослых». Бакуго не понимает, и Киришима включает ему порно. Бакуго всё ещё не понимает. — Ты уже делал это? Киришима качает головой: — Нет. — А хотел бы? Ну, знаешь, с какой-нибудь красивой девчонкой, как на этом ролике. Киришима качает головой: — Нет. Бакуго садится рядом: — Почему? Киришима сжимает пальцами змейку кофты, его подбородок опущен. — Помнишь то, о чём говорил Денки? И Бакуго всё понимает.*
Ночью Киришима снова включает колонки. Он сидит напротив них и вглядывается в пустоту. Бакуго рядом, ходит по комнате и наблюдает. Киришима показывает пальцем на свои уши: — Иногда тишина — это насилие. Бакуго кивает. На часах пять утра, Киришима на полу. Он не может уснуть, он смотрит вверх, смотрит на то, как светлеет потолок. Бакуго лежит рядом. Они почти не разговаривают. — Киришима, — говорит Бакуго, и Киришима переводит на него взгляд. — Что ты чувствуешь, когда исчезаешь? Солнечные лучи не могут проникнуть сквозь плотные шторы, но потолок светлеет. Потолок исчезает. — Свободу, наверное? — отвечает Киришима. Бакуго отворачивается. Бакуго закрывает глаза. Киришима не спрашивает.*
У Киришимы весенние каникулы, и он проводит их, помогая маме с уборкой. Избавляется от пыли, оттряхивает ковры, моет пол. Она готовит им обед и танцует на кухонном кафеле. — Сегодня твоя последняя встреча с доктором Аизавой? — спрашивает она, вынимая печенье из духовки. Киришима кивает. — Он просил узнать, как называется тот чай, который ты недавно покупала. Я сказал ему, что он был вкуснее, чем Twizzlers. — Ах, — говорит его мама. Она достаёт банку с верхней полки. — Вот он. И правда вкусный. Киришима кивает. Он оглядывается по сторонам. Бакуго не рядом.*
Киришима спит весь день. Его дыхание прерывистое и неспокойное. Он глотает одну из таблеток, которые Аизава выписал «на всякий случай». Бакуго не рядом.*
Математика первым уроком. Киришима грызёт кончик карандаша. Бакуго сидит на его парте. — Знаешь, о чём я думал? Киришима переворачивает лист. Он выводит карандашом: о чём? — Ты сказал, что не помнишь лица того парня, который стрелял тогда. Ты сказал, что не помнишь его, — Бакуго смотрит вниз, его лицо растерянное и напуганное. — Что, если это я? Что, если это я устроил ту стрельбу в твоей школе? А теперь я призрак и следую за тобой — единственным выжившим, и это моё наказание. Киришима машет головой и только потом вспоминает, что он на уроке. Он пишет: нет. нет, Бакуго, это не так этого не может быть — Я никогда не найду прощения, потому что я виноват. Я буду здесь, и я буду обречён на одиночество в этом доме, потому что это моё наказание. Я виноват, я монстр. Киришима выводит слова на бумаге, паника сковывает его запястья: ты не такой. это не ты, это не можешь быть ты Но Бакуго не смотрит. Бакуго здесь нет.*
Они едут в супермаркет. Его мама за рулём, она качает головой в такт популярной песне по радио. Киришима снимает дорогу на камеру. Бакуго здесь нет. — Мам, можно спросить у тебя кое-что? — он съезжает вниз по сиденью. Его мама кивает. — Кто тот человек, начавший стрельбу? И что с ним сейчас? Её плечи содрогаются, но он не хочет сожалеть о своём вопросе. Киришима сжимает молнию на кофте. — Ох, этот человек, — она слабо улыбается, морщинки показываются у её глаз. Она бы хотела, чтобы он вспомнил сам, тогда бы им не пришлось начинать этот разговор. — Это твой друг. Нет, на самом деле, ты любил этого человека. Ты любил его, вы были больше, чем друзьями. Киришима сжимает змейку, сильнее и сильнее. Он был готов к этому, всё в порядке, он был готов. — И этот мальчик любил тебя тоже, он так любил тебя, детка, — она всхлипывает, он держит её за руку, она расстроена, а он в ужасе. — Над ним постоянно издевались. Дети в школе были такими злыми, они били его, они ненавидели его. И потом случилось это. Он убил их всех. Он убил всех, кроме тебя, он любил тебя, детка. Когда его арестовали, он сказал мне, что ты был его отдушиной. Он сказал, что ему не жаль, но он никогда больше не сможет посмотреть тебе в глаза. Он сказал, он сказал– Киришима гладит её по руке, Киришима борется с удушающим отчаянием, Киришима хочет узнать его имя, но не может сказать об этом вслух. Его мама делает глубокий вдох: — Суд до сих пор идёт, но ему дадут пожизненное заключение. Мне жаль, Эйджиро, мне так жаль. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Слёзы текут по его щекам и шее, они падают на красную кофту, они на его пальцах и тыльной стороне ладони. Киришима отмахивается. Вдох-выдох.*
это не ты. тот парень — это не ты. Бакуго кивает. Их пальцы в миллиметре друг от друга.*
Он спрашивает у Денки. Они сидят на бордюре и едят ланч. — Кто жил в этом доме до того, как мы сюда переехали? Денки пожимает плечами. Он спрашивает у мамы. Они смотрят телевизор в гостиной. — Кто жил в этом доме до того, как мы сюда переехали? Она пожимает плечами. — Аизава помог мне с поисками дома. Он должен знать. Он спрашивает у Аизавы. Они разговаривают по телефону. — Кто жил в этом доме до того, как мы сюда переехали? Аизава молчит. Киришима слышит, как звенит его кружка. — Обычная семья. Они переехали, когда их сын покончил с собой. Мальчишка был очень одинок, не нужен ни родным, ни обществу. Он наглотался таблеток. Мать даже не плакала на его похоронах. Они продавали этот дом по дешёвке, говорили, что давно хотели уехать. Киришима сжимает змейку кофты. — Как звали этого мальчика? Аизава мычит в трубку. Он говорит немного подождать и уходит, а потом появляется снова. — Бакуго Кацуки. Его звали Бакуго Кацуки.*
Они в супермаркете. Киришима ждёт, пока Бакуго выберет хлопья, но Бакуго говорит: — Возьми любые, какие захочешь. Выбери сам. Он достаёт телефон и печатает, его пальцы дрожат: почему? Бакуго молчит. Киришима ничего не выбирает.*
Киришима исписывает весь блокнот строчками из песни. Он снимает на камеру дождь за окном. Бакуго не здесь. Бакуго не рядом.*
Киришима спит, и его ресницы слегка подрагивают. Он чувствует холод подушечками пальцев, по его шее бегут мурашки. Бакуго хочет убрать прядь со лба Киришимы. Его волосы понемногу отцветают. Когда Киришима открывает глаза, вокруг никого нет. Он пишет записку перед тем, как уйти в школу. Там одно единственное слово: почему? Бакуго появляется вечером. Киришима обнимает свои колени и смотрит на зашторенное окно. — Если я тоже умру, тогда я смогу прикоснуться к тебе где-нибудь не в этом мире? — спрашивает он. Их пальцы в миллиметре друг от друга. — Даже, блять, не думай об этом. Бакуго раздражён. Он отдёргивает свою ладонь, он ходит по комнате, он говорит что-то себе под нос. — Этим я хотел сказать, что ты мне нравишься, — Киришима отворачивается. — Ты нравишься мне, Бакуго. Киришима хочет, чтобы Бакуго сказал «всё хорошо, Киришима, всё хорошо», но Бакуго молчит. — Забудь об этом. Забудь, я призрак. — Я люблю тебя, Бакуго. — Я вспомнил, как я умер. Я всё вспомнил. — Я люблю тебя, Бакуго. — Я скоро исчезну, Киришима.*
Киришима не встаёт с кровати. Окна зашторены, дверь закрыта. Бакуго нет уже три дня. Киришима слушает одну и ту же песню на повторе. Киришима заводит новый блокнот. Теперь там «Бакуго» в каждой строчке на каждой странице. Киришима разговаривает с камерой. Красный вымывается из его волос, они снова чёрные. Лака больше нет на его ногтях. Бакуго не появляется.*
Киришима на заднем дворе. Его мама на работе, и он задыхается внутри дома. Его руки расставлены, пальцы сжимают прохладную влажную траву. Бакуго появляется в полночь. Киришима разбитый и сломленный, без блеска в глазах и с сухим горлом. Он чувствует всхлипы в груди, он тянется вперёд, он хочет спросить почемупочемупочему? Он говорит: — Бакуго. И Бакуго говорит: — Послушай. Он подходит ближе, холод обжигает кожу Киришимы. Его плечи трясутся. — Я убил себя, потому что был одинок. Я не был нужен никому, я не был нужен даже себе самому. Я думал, это моё наказание, я застрял здесь потому, что наложил на себя руки, но ты прав. У меня было желание, которое не исполнилось при жизни. Я хотел быть кому-то нужным, я хотел, чтобы меня любили. И теперь моё желание исполнено. Киришима машет головой. Он знает, что происходит. Он не готов, он никогда не будет готов. — Твоя мама так любит тебя, — Бакуго подходит ближе. Он обхватывает ладонями щёки Киришимы, и его руки не проходят насквозь. Киришима перестаёт дышать. — Твоя мама очень любит тебя, ты нужен ей. Она старается. Я видел, как она молится каждую ночь о тебе, я слышал это. Киришима плачет. Его рёбра болезненно сжимаются. Он машет головой и безостановочно шепчет «нет, Бакуго, пожалуйста, нет». Бакуго теряет дыхание, Киришима слышит его всхлип. По его щекам стекают настоящие слёзы. — Я исчезаю, потому что ты исполнил моё желание. Прости меня, прости, Киришима. Бакуго живой. Бакуго настоящий. Он прислоняется своим лбом ко лбу Киришимы, он прикрывает глаза, его ладони горячие. — Если Бог действительно существует, то он даровал мне прощение, он даровал мне тебя. Ты — мой второй шанс, Киришима, ты — моя свобода. Бакуго целует его. Его губы горячие и влажные. Киришима задыхается, он льнёт ближе и плачет, он цепляется пальцами и умоляет «нет, Бакуго, пожалуйста, нет». — Я люблю тебя, Киришима. Спасибо и прости. Бакуго смотрит в его глаза. Бакуго улыбается. Бакуго целует его ещё раз. — Найди друзей, не будь одинок. Оставайся живым. Бакуго исчезает навсегда. Его колени подкашиваются, Киришима падает вниз, ладони в мокрой траве. Он кричит, он вопит, его голос эхом разносится по целой улице. Он зовёт Бакуго, он зовёт маму, он бьётся головой о землю ещё и ещё, пока грудь режет лезвие отчаяния, пока боль расправляет шипы в его горле, пока его не начинает тошнить от чувств, пробирающихся наружу. Киришима задыхается, Киришима не дышит. У Киришимы земля под ногтями и кровь в волосах. Киришима не перестаёт кричать.*
Он открывает глаза в больнице. Его мама рядом, она сжимает его ладонь и гладит по волосам: — Всё будет хорошо, детка, всё будет хорошо. Киришима плачет.*
Он пропускает завтраки. Он больше не ест хлопья. Его камера не работает.*
Красный вымывается окончательно. Теперь Киришима носит только чёрные футболки.*
В мае Киришима снова посещает психотерапевта. У Аизавы Twizzlers вместо Jelly Belly в вазе и огромная коллекция чая.*
В июне Киришима заканчивает школу. Он не идёт в колледж. Денки знакомит его со своей девушкой и уезжает из города.*
В августе Киришима вспоминает всё, что было до стрельбы в школе.*
В сентябре Киришима попадает в психиатрическую лечебницу.*
В октябре Киришимы не существует.*
В ноябре Киришимы не существует.*
В декабре Киришимы не существует.*
В январе Киришимы не существует.*
В феврале Киришимы не существует.*
В марте Киришимы не существует.*
В апреле Киришиму выписывают. Он покупает новую камеру и говорит в неё: — Я жив. Больше он никогда не вспоминает про Бакуго Кацуки.