Сыграем?

— О, так ты здесь? Канда скрипнул зубами. Он хотел незаметно проскользнуть мимо территории его личного ужаса, но не успел и был обнаружен поднявшим голову Тики. Ведь тот с недавних пор (с пор своего поражения стручку) поселился в Черном Ордене. Ага. Вы все правильно поняли. Бывший уеб злодей Тики Микк теперь стал белым и пушистым, обитает на отведенной ему территории и в ус не дует. Конечно, первое время его держали как заключенного, остерегаясь, что тот сохранил верность Графу, его отдавали научному отделу (синяки капитана Ривера тогда достигли критической отметки, он мог разве что подставлять кружку для новой порции кофе и болезненно морщиться на звук), его даже хотели использовать против акума, но вот беда. Он просто человек. Ноя внутри больше нет, зато сам Тики остался, остался со своим особенно раздражающим характером, к сожалению всего Черного Ордена и Канды Юу в частности, остался, но никто точно не знал, зачем. Информация? Шантаж? Какой вариант смешнее? Для Канды в этом нет ничего смешного, потому что повесили экс-ноя и экс-врага на его шею. Первое время это было даже весело, особенно то, с каким хрустом его кулак встречался с точеной челюстью. Да и приятно было слышать, как Микк обрывает недосказанную колкость из-за врезавшегося в его живот колена. Но удовольствие это приносило примерно неделю, потому что ему даже не пытались ответить. Лишь смотрели насмешливо из-под длинных ресниц, будто ждали, когда он наиграется. Наигрался, теперь Канда только брюзжит и пытается избегать их недозаключенного. А Микк, поняв, что больше его избивать не будут, решил извлечь для себя пользу. Развлечься за его счет. — Сыграем, малыш? — Тики разомкнул губы, из-за чего изо рта его клубами потёк дым. Канда зло скрипнул зубами, крепче сжимая рукоять оружия, которое таскал с собой везде. Его злило это вынужденное соседство. Он нахмурил брови, врезаясь острым взглядом в насмешливое лицо. Хотелось уколоть посильнее. — Не зови меня так, как ты зовёшь этого стручка. — Ревнуешь? Тики тасовал колоду, когда Канда шагнул вперёд, желая стереть эту улыбку крепким ударом. Но на него снова смотрели снизу вверх этим ебанным понимающим взглядом, да так, что руки опускались. И хотелось скалиться, пока зубы не сотрутся. Самое обидное, что этот ублюдок не отстанет, если не сыграешь с ним. Комната Канды находится буквально через стенку, так что если с ним не сыграть (и не заткнуть), то спать ему никто не даст. — Когда я выиграю – ты заткнешь свой рот на месяц и не будешь со мной контактировать вообще, понял? — Как самоуверенно. Не когда, — Тики приподнял уголки губ, хлопая ладонью рядом с собой, — а если, красавчик. Тики очевидно шулерил. Канда, не слишком искушенный в карточных играх, не мог поймать его за руку, но, черт, этот мудак просто не мог так стойко побеждать, не обманывая. Доверия к нему не было ни на грамм. — Ты – шулер! Канда наклоняется вперед, с психом бросая свои карты на пол рубашкой вниз. Взгляд Тики лишь на секунду скользит по очевидно проигрышной комбинации, но потом он оказывается заворожен гневным личиком и растрепавшимся хвостом. Очаровательно. Тики склонил голову к плечу, достойно встречая сверлящие его глаза, а потом набрал полную грудь воздуха. Ему сейчас понадобится вся смелость, что есть и была в нем, чтобы сделать свою очевидную ошибку. — Чудесные волосы, — Тики намотал пряди на кулак, дергая вниз, ближе к себе, — красавчик. — Руку убрал, — Канда шипит не хуже змеи и сжимает его запястье так, что оно, кажется, треснуло, — обмудок, пока я не затолкал ее тебе в задницу. — Как грубо, — Микк сам подается вперед, не позволяя Юу отдернуть лицо, и говорит в губы, так, что чужое дыхание касается тонкой кожи. Канда сейчас – пружина, готовая разжаться и ударить до горького металла во рту, на зубах, в носу. Тики же будто бы и не боялся, хотя от беспокойного сердцебиения он дышал раза в два чаще, чем обычно. Пан или пропал, пан или пропал. — Не смей трогать мои волосы, ты, кусок… Жёлтые глаза светились мерным золотым в темноте. Юу сжал руки, бессильно прикрывая глаза. Да что с ним такое? От себя тошнит. Чужие пальцы скользнули по его щеке, шее, плечу, а Канда... Позволял. Юу вспомнил заинтересованный взгляд Тики на Уолкере, вспомнил, как сам прожигал дыру в седом затылке, а потом вспомнил насмешливый взгляд Кросса и руку, скользнувшую по чужому бедру. Все было очень просто, слишком просто, чтобы не понять. Канда было и хотел что-то сделать, подойти к Аллену и… И что? Генерал все видел, он иронично приподнимал бровь каждый раз, когда замечал решительный шаг или протянутую ладонь, так и не коснувшуюся плеча. В развернутых плечах, сощуренных глазах и на растянутых в понимающей ухмылке губах было лишь «ты же видишь, он мой». И Канда видел. И понял. Он был не настолько зависим от чувств, да и продлилось это не так долго. Кто-то более слащавый сказал бы, что он «переболел». Отлично, теперь его тошнит еще сильнее. А затем он увидел заинтересованный взгляд желтых глаз уже на себе. И безразлично насмешливый, адресованный иногда заходившему Уолкеру. Это было очень странно и, Дева Мария, никто не должен об этом знать, немного приятно. Скорее из злорадства, не более того. — В свое время Борик назвал тебя, — Тики вытянул шею. Между их губами оставался один вдох, — сладким. Я даже завидую ему. Ты и правда... — Терпеть не могу. Канда оскалился и вдохнул.