※※※※
Адриан принес с собой пять настольных игр на любой вкус для их скромной (по меркам остальных) компании из восьми человек, не считая самих хозяев, что очень скоро сплачивает всех в большой круг на полу. И так же скоро (час и двадцать пять минут спустя) Исака и Махди изгоняют на кухню единогласным решением без их участия. Его – за то, что победил в каждой из игр, а Махди – за жульничество. Было на самом деле весело, даже в той игре, где основной упор шел на удачу, а не логический расчет. С хорошей компанией можно провести время приятно и полезно. Любопытно. – Это Эвен? – Нет, – не отрываясь от переписки на телефоне, отвечает Исак. Парням неловко спрашивать об Эвене, чего он не разделяет и не до конца понимает причину. По всей видимости, очередной социальный код, что он упускает. – Это Вильям. – Магнуссон? – Махди часто старается держать лицо, но на этот раз удивления не скрывает. – Верно. – И о чем вы говорите? Исак усмехается, продолжая печатать. Всей истории лучше не рассказывать: нудно, долго, чересчур драматично на его вкус, и ему вряд ли поверят, сам бы он точно себе не поверил. Слово «долг» правильнее будет тоже опустить: – Попросил его об одной услуге. Ответной, – быстрый взгляд на лицо друга, чтобы проверить реакцию. Сложно пока судить. – Было связано с моим планом. Больше не понадобится. Я пишу ему, что все отменяется. Помимо направленных процессов в эволюции также присутствуют и случайные процессы, их соотношение и относительную непредсказуемость… – Тот разве не в Лондоне сейчас? – Верно, – Исак наконец-то прямо смотрит в лицо Махди. Друг выглядит все более озадаченным, но улыбается. Как-то безумно. Что, говоря начистоту, смущает. Эмоции – странный объект. Махди тем временем заливается смехом, хлопая его по плечу. – Исак, честное слово, – из ниоткуда взявшийся смех и хватка на плече только усиливаются, – тебя боятся надо! Мне все чаще кажется, что ты правда бэдбой. Из другой страны человека достанешь! Ха! Хорошо, что я с тобой дружу, а не враждую. – Предпочитаю врагов не держать, – сухо замечает он. – Еще бы… Исак возвращается к своему телефону, хмурясь на пустой экран. Против воли мысли все время возвращаются к одному только вопросу. – Он придет, – уже спокойно произносит Махди. – Откуда знаешь? – не поднимая взора, затаив дыхание. – Это ты, Исак, все знаешь, – Махди обходит его сзади, прислоняясь к кухонной конторке с другой от него стороны. – А я жульничаю. Не то, чтобы он понимал, значение сказанного, но, по крайней мере, хмуриться перестает. Порой знать все и не хочется. Даже таким как он, а парень считает себя человеком науки, случается положиться на удачу. – А это откуда? – Ты о чем? – Исак переключает внимание с телефона на друга. – Вот это, – Махди указывает на длинные тонкие красные ряды полос вдоль его предплечья, и такие же, но покороче, на его щеке. – И на твоем лице. Правда что ли подрался с кем-то? А он наделся, что никто не спросит. Ну что за пустая трата времени. Нужно что-то более или менее правдоподобное в качестве достойного ответа. – «Шрамы украшают мужчину», – как ни в чем не бывало бросает в сторону он. – Разве не так говорят? Друг долго внимательно на него смотрит, будто пытается понять, насколько он серьезен. Исак всегда серьезен. Так действительно выражаются, следовательно, технически он даже не врет. – Это что, грим? – полушутя. Махди из тех, кто знает, когда лезть дальше не стоит. Парень давно это заметил и ценит, сейчас уж точно. – Почти, – ловит волну улыбки он. Пронзительный звон из коридора проходит электрическим импульсом сквозь его позвоночник, предзнаменуя. Необычно. Какова роль случайности в... – Я же говорил, – ухмыляется Махди. Исак понимает, на что намекает друг, но ни на что рассчитывать не собирается, пока не будет больше уверен в текущей обстановке. – Это может быть доставщик еды. – Ну так сходи и проверь. Это не Он. Это не Эвен. Это не…※※※※
Это Эвен. Сана и Эвен приходят вместе. Маловероятное событие не случайность. То, что невозможно предсказать, или то, что субъект не в силах предвидеть. Не случайность. Не существует абсолютной случайности. Есть ряд из множества условий, порой слишком больших объемов данных, неизвестных событий, решений, влияний, что делают процесс их обработки и анализа невозможным, исключают его. Что приходится признать случайным. Но нет ничего на самом деле случайного. Исак не может и не станет скрывать: он очень рад видеть Эвена. Он не видел его с инцидента тем утром в коридоре школы. Тот, возможно, обижен или все еще рассержен на него, или другая любая сильная эмоция, что он не может представить. Их однозначно разделяет невыясненный вопрос и ответы, что он должен рассказать, чувство вины и неловкости. Это могло бы стать началом конца. «Желтый чай трудно достать, но это стоит того». Но не станет. Кристальной чистотой разума и с ясностью ощущений сейчас Исак думает и чувствует все объективно. Осознает то, ради чего придумывал те планы, строил стратегии, включающие других людей, менял привычный уклад своей жизни и мышления. Почему захотел стать ближе именно к этому человеку: Исаку очень нравится Эвен. Методы могли быть неверными, но идея всегда была правильной. И как только событие происходит, неизбежно становятся ясны причины его появления, или по крайней мере становятся доступными для изучения. Не случайность. Нельзя сказать, что он отпускает все на самотек с этого момента, ожидая первого шага от Эвена, но и не бросается в бой с новыми стратегиями. Быть начеку, внимательно прослеживать ситуацию, все то, что он обычно и делает, и действовать так, как считает и чувствует правильным. Долго без новых алгоритмов и планов парень просидеть не сможет, но минувшие дни научили его не упускать настоящего момента, в погонях за пунктами и целями. – Малыш, потанцуй с нами! – врезается между его размышлений оглушительный крик соседа. Эскиль не может бесконечно терпеть скромную малоподвижную встречу группы уюта у них в квартире, устраивая «настоящую» вечеринку, подключая музыку и диодный свет. Как выяснилось, запаса алкогольных коктейлей хватило, чтобы раззадорить девушек (и, к всеобщему изумлению, Адриана тоже) на танцы и более активные игры. Он кратко улыбается, качая головой. Сколько времени они собираются здесь провести? Так вот почему обычно всех приглашают не раньше семи. Исак не против, в конечном итоге наблюдать за остальными даже забавно. В особенности, естественно, за Эвеном. Парень среди группы беседующих девушек, но выглядит будто витает в облаках и то и дело бросает на него взгляды, разных тяжести и намерений. Исаку виднее, потому что он своих подглядываний не скрывает, открыто рассматривая, запоминая и, честно говоря, наслаждаясь видом. Суть до Исака доходит еще минут через десять, когда становится понятно, что напиток в стакане Эвена, если только тот не содержит карман в параллельное измерение с бесконечным пополняющимся содержанием на дне, давно уже закончился, хотя парень все еще подносит тот ко рту, притворяясь что отпивает. Чаще моргает, сглатывает, поправляет волосы и опять-таки посматривает в его сторону и поспешно отворачивается. Это немного забавляет, теперь, когда ему все известно. Эвен ищет повода остаться с ним наедине, например, если бы тот пошел на кухню, обновить свой стакан, но парень не уверен, что Исак последует за ним, и не может никак решиться. Подумав, Исак встает со своего места, медленно направляясь на выход, ни разу не взглянув на парня. Кухня уже оккупирована Саной, сколько бы ни были их нынешние отношения в порядке, общество посторонних ему сейчас будет только мешать. Поэтому он остается в коридоре, прислоняясь спиной к двери своей комнаты. Один. На этот раз это точно была хорошая идея. Два. Теперь он весь дрожит и потеет тоже. Ускорившийся пульс и прочее… Три. А вот и он… – Я тут. – Исак! – Эвен оборачивается, явно не ожидавший быть пойманным на полпути. – Привет, – словно бы невзначай. – Привет. Как бы нелепо не звучало приветствие после целого вечера, проведенного в одной компании, оно также звучит мило. – Откуда ты… – Ну хорошо, можешь отыграть это заново, будто мы наткнулись друг на друга случайно, – обрывает Исак, еле сдерживая улыбку, – Хочешь? Задирает подбородок, склоняя голову набок. Эвен мнется на месте. – Э… м-м… – приятно снова быть способным заставить розовый вспыхнуть на его щеках. – Нет, пожалуй. С мгновение они молча смотрят друг другу в глаза. Эвен явно не знает, куда деть руки: сжимает и разжимает пальцы, постукивая себя по бедру. Даже не взял свой стакан. Так сильно спешил на встречу к нему, что забыл свое алиби. Исак же усилием воли заставляет свои висеть расслабленно вдоль тела. Это придает ему уверенности. – Я хотел с тобой поговорить, – наконец выдает Эвен. – Я тебя слушаю. Тот дважды открывает и закрывает рот. Подходит еще ближе и неопределенно машет в сторону гостиной, ссылаясь на шум. – Наедине. В более уединенном месте. – В моей комнате? – копирует нелепый жест, указывая на дверь позади себя. – Мы можем сесть на стулья… – Откуда он знает, что находится внутри? И что это вообще за намеки? – Тебя смущает моя кровать? – дразнится Исак. Эвен широко распахивает глаза и с трудом сглатывает. – Пожалуйста, – шепчет тот, – давай уже зайдем.※※※※
Скоро Исак осознает, что кровать смущает больше его, Эвен же словно расслабляется в ту же секунду, как за ними закрывается дверь, внимательно разглядывая полный порядок на его столе, стенах, полках, даже потолок. Исак тоже смотрит на свой потолок. Белый. Лунный свет из окна балкона лучом пересекает его по диагонали. Ничего необычного. И что он там видит? Парень продвигается внутрь, включает настольную лампу и задергивает штору. Они все еще стоят. Их тишина словно перерыв в выступлении лектора. Исак терпеливо ждет. В конце концов Эвен делает пару шагов и останавливается в центре комнаты: – Я хотел извинится за вчерашнее, – настойчиво сверлит дырку в его груди взглядом. – Прости. Я не должен был срываться на тебе, верить слухам и… – водит плечом в сторону, словно сбрасывает с себя что-то. Стыд. Стыдно за чрезмерную реакцию и поспешные выводы. – Я думаю, что даже если бы ты был там с Крисом, то только для того, чтобы ему помочь, а не навредить. Верю, что ты так бы и поступил. Несмотря на утвердительность последнего высказывания, тон голоса парня скорее вопросительный, а в глазах скачут сомнение с надеждой. Ждет подтверждения своих слов и боится ошибиться на его счет. Честно, сказанное приводит его в состояние легкого шока. Недоумения и не в последнюю очередь из-за того, как скоро парень радикально изменил свое мнение по этому поводу (нужно будет выяснить причину позже). Однако, все это – прежде всего сам Эвен – чертовски-чертовски мило и приятно. О нем такого высокого мнения, что невероятно льстит. Исак точно знает, что сказать: – Меня там никогда не было. Я попросил Криса сказать, что я тоже там был, – прямо и без утайки. Кровь горячо стучит в ушах, а пальцы подрагивают. – Извини. Я не мог знать, что ты воспримешь это с совершенно другой стороны. Ты просто защищал друга, в этом нет ничего плохого. Собственный голос еще никогда не звучал так естественно и ярко одновременно. Ход за Эвеном. – Люди пытаются стереть свое имя из инцидентов, а не вписать. Это не имеет никакого смысла. Изменений в языке тела нет, на всякий случай подмечает Исак: тот все такой же дружелюбный, слегка сбитый с толку. – Для тебя – нет. Эвен приоткрывает рот, но переводит взгляд в сторону и замирает, вглядываясь или вслушиваясь, а может решая что-то для себя; широкая улыбка вскоре расплывается на его лице. Тот кивает, снова обращаясь к нему, будто объяснений предостаточно. – Пока нет. Я пойму позже, – по-прежнему улыбается, находясь явно в крайне веселом расположении духа, – когда ты расскажешь мне больше. Исак не может понять, что же такого забавного нашел для себя Эвен. Тут явно что-то есть. – Договорились, – соглашается он, заинтригованный. – Исак! Ангел мой! – за криком следует череда настойчивых ударов в дверь. Та не заперта, но Эскиль не ломится внутрь, чем он невероятно горд, как собственной победой: часы лекций о личном пространстве возымели-таки свой результат. Никто из них даже с места не сдвигается. – Что это за шум? – Эвен представляет собой чистое любопытство. Все еще озорно улыбаясь. (Черт, он прекрасен). – Мой сосед. – Исак, не прячься от веселья, пока оно само тебя не настигло! – угроза, конечно, слабоватая, но парень внутренне ежится, представив на миг, как мастерски Эскиль может обратить все внимание вечеринки на его скромную персону. – А ну выходи, мне нужна твоя помощь на кухне! – Да нет же, – Эвена будто вовсе и не волнует истошный вопль снаружи. – Вон там, – он указывает в сторону, куда-то в направлении его шкафа. Брови того вздернуты подразнивая. Глаза Исака расширяются от осознания, делиться которым он не собирается. Нет. Не может быть. Действует быстро. В два шага добираясь до Эвена, он хватает того за рукав и тянет к проему, на ходу отвечая: – Ничего особенного, – а потом уже громче своему сообитателю: – Идем! – да, это, не к его чести, бегство. Дверь распахивается. Эскиль быстро оценивает ситуацию, разглядывая их обоих, в особенности мертвую хватку Исака у локтя Эвена, с неприкрытым интересом (даже не пытается) и шоком оттого, что его, по его (ошибочному) мнению, агамический сожитель был пойман с другим парнем-не-другом в собственной спальне. – Идем? – тихо переспросил тот. – Вы… Как оказывается приятно удивлять людей, разоблачая предвзятые факты касательно его личности, составленные ими самими же. Исак самодовольно ухмыляется, когда замечает румянец на щеках Эвена. Он твердо переступает через порог. – А что вы там?.. – И с чем тебе нужна помощь, – перебивает его Исак, отпуская Эвена и захлопывая за ними дверь. Он уже направляется на кухню, поэтому Эскилю ничего не остается, кроме как поспешить за ним. Исак оглядывается через коридор назад. Эвен смотрит на него комическим взглядом, качая головой, будто не веря, что это действительно с ним происходит. – Я потом тебя найду, – обещает Исак, неуверенный, что его услышали через весь шум и музыку. Но Эвен снова ему улыбается.※※※※
«Долговременный эксперимент по эволюции кишечной палочки, был начат в искусственных условиях …» Долговременный? Почему долговременный? Длительный, продолжающийся какое-то относительно долгое количество времени. Что значит долговременный? Долгий. Постоянный? Постоянный – это тоже долгий. Непрекращающийся. Неизменный. Нет. Изменения необходимы и неизбежны. Всегдашний? Вечный… С каких пор Исака волнуют точные обозначения? Он отвлекается. Нужно вернуться к чтению. «… был начат… в 1988 году двадцать четвертого февраля…» Тридцать один год не так уж и долго. Исак человек науки. Конечно же его волнуют точные понятия. Стремление к определенностям и ясностям естественны. Хотя вечность вообще возможна? Она же без начала и конца, и смысла никакого нет измерять. Маловероятно значит. Слишком много… Чушь. Начало-то есть (или будет). Исходная точка во времени и даже пространстве. Но можно ли запустить отсчет? Он не знает наверняка. Черт. Он в последнее время так часто в чем-то не уверен. Раздражает. Исак трет лицо руками. Сосредоточься! «… в искусственных условиях…» Справедливо подмечено. Это нисколько не обесценивает результат, однако. Это лишь подтверждает возможность, достоверность, правдивость. Результаты повторимы, воспроизводимы. Правильно, да. Это лишь в очередной раз доказывает… Это лишь… Черт возьми! Исак сдается, роняя голову на книгу, зарываясь ладонями в волосы. Держать. Себя. В руках. Не так. Не в прямом смысле. Сядь ровно. Вздыхает. Он садится прямо снова, выдыхая, разглаживает страницы. Попытаться еще раз. «Предпосылками для начала эксперимента послужили…» Вот именно! А какие предпосылки были у него? С чего вообще… Парень слышит шаги напротив себя, вернее шаг, последний, – ногу приставили к другой – но он не смеет проверять. Отчетливое дыхание среди затхлой тишины библиотеки в понедельник после обеда. Чужой вздох. Выдох. Вдох и выдох. Каким-то образом он знает, что это Эвен, даже не глядя. Да это должно быть шутка… Само собой разумеется, что это Эвен. Они смотрят друг на друга не мигая. Вот с чего. Вот и вся причина. Прямо перед ним. Эвен изумительный. В той же степени великолепный, как и в самый первый день. Ни один из них не показывает явного удивления от случайной (случайной ли?) встречи, не здоровается, не пытается начать разговор. Понимание, бесспорное осознанное взаимопонимание, не просто разливается между их взглядами, оседая на поверхности – оно комфортно валится на них словно у себя дома. Так глупо, как они могли не замечать его все это время. Без единого звука, лишь сверкнув краткой искрой в глазах, Эвен подходит к его стороне, отодвигает соседний стул слева от него и садится. Не оборачиваясь к нему, тот размещает вещи: достает из рюкзака ноутбук, тетради, ручки. Ладони на столе: копирует его позу. Открытый разговор с выкладыванием всех черновиков и шпаргалок наружу – это то, что им нужно. Верно? Казалось, что после всего им определенно стоит разобраться в происходящем, на вечеринке в его комнате им так и не удалось объясниться, и сейчас им определенно нужно поговорить… а они молчат. Но это правильно. Так и есть. Ни один из алгоритмов Исака не смог бы прийти к подобному выводу из всех возможных вероятностей, и все-таки это ощущается правильнее и вернее любого из его планов и стратегий, словно нет ничего более очевидного, чем то, что они вдвоем в конечном итоге окажутся здесь. В тишине. Все закончится. Начнется. Да. Он надеется, что начало близко. С вежливой улыбкой Эвен наконец-то оглядывается на него. И ниже, на учебники и конспекты самого Исака, а потом снова на его лицо. Значит, поработаем? Эвен легко кивает. Неспешно они приступают к процессу. Каждый занят своим делом. Вместе, бок о бок. Тысяча девятьсот восемьдесят восьмой. Хм-м… Проект «Геном человека», гигантское магнетосопротивление, космические запуски, астрономические открытия, виды, впервые описанные, обнаруженные, исследованные, первый патент на генетически модифицированное животное, премии, раскопки, награды, изобретения… достижения. И этот эксперимент. Как продуктивно. От дальнейших размышлений на тему того, что еще могло начаться в этот год, Исак с радостью прячется в недрах параграфа. Сконцентрироваться получается сразу же. Следующие сорок семь минут они проводят в шелестяще-приглушенном гуле работы. Исаку удается закончить свой анализ: заметки и первые наброски готовы, выходит сносно. В очередной раз он удостоверяется, что в этом весь он. Наука, исследования, статьи, учебники – не просто предполагаемая будущая польза для общества, он в сущности наслаждается этим искренно. Можно приступить к проекту позже. Он откладывает ручку. Слегка отклоняясь в сторону для лучшего обзора, наблюдает за Эвеном. Вдох-выдох. Тот, чувствуя на себе обращенное чужое внимание, дергает уголками губ, но продолжает печатать. Эссе по литературе? Сценарий пьесы? Длинные пальцы плавно скользят по клавиатуре в собственном ритме, замирая и ускоряясь, Исак полностью осведомлен, что опять пялится, но к прекращению своей деятельности не расположен. Объект его многих желаний сидит прямо перед ним и источает свое концентрированное очарование. Запахом, звуком, видом; нет ни кусочка от него самого, что не тянется навстречу, стремясь разобрать, распробовать, запомнить. Ко всему прочему, он знает, что Эвен тоже посвящает ему (а не окну за его спиной) долгие задумчивые взгляды время от времени. Последним громким нажатием на клавишу Эвен завершает свою композицию, сохраняет и сворачивает документ. В его глазах, когда он смотрит на Исака, столько тепла и нежности. Это несколько смущает, и он садится прямее, сопротивляясь. Дрожь проходит цепким шепотом по всему его телу. Кожа начинает зудеть – это царапины заживают – он поддается искушению и проводит по предплечью ногтями. Четыре раза. Эвен склоняет голову, взгляд следит за его бессвязными движениями, рукава задраны, так что Эвен видит. Но молчит. Они все еще хранят беззвучие. И что-то меняется, Исак не может читать мысли Эвена, но вне сомнения, что-то приходит тому на ум, на лице сияет широкая улыбка. Он терпеливо ждет. Парень берет в руки одну из своих больших тетрадей, открывая пустую страницу в конце. С мгновение тот пишет. Интригует, но размашистый почерк не разобрать с его места. Эвен толкает тетрадь между ними, демонстрируя Исаку свою запись. «Посмотришь со мной фильм?» Механический карандаш оказывается в его ладони еще до того, как он успевает спросить себя, что, черт возьми они делают. «Здесь? Сейчас?», – пишет он. Двойной кивок – достаточно однозначный ответ. Секретируемая париетальными клетками соляная кислота, ферменты, секретируемые добавочными клетками бикарбонаты, слизь… Кажется, его тошнит. Волнение? Он смотрит на Эвена. Беспорядок в его собственном мозге – белый шум на фоне. Затруднительно работать без каких-либо отправных данных, но от него словно именно этого и ждут. «Зачем? Как?», «Что все это значит?», «Как долго?», «Не помешают ли они остальным посетителям библиотеки?» – столько мыслей, и места на бумаге предостаточно, чтобы все их сформулировать, но эти эмоции на лице Эвена не дают ему оторваться. Завороженный, Исак наклоняется ближе, внимательно в них всматриваясь. Серьезность и уверенность выразительны в этих бровях, словно вызов, и Исак понимает: это не просто так. Это важно. Нет места вопросам. Не колеблясь более, игнорируя все сомнения (и слабый налет нервозности в желудке) он приписывает ниже: «Конечно. С удовольствием.» Почерк Эвена вьется в крупный, узкий наклон курсива, его же предложения – прямые, мелкие и четкие буквы. Он хочет оторвать лист и забрать с собой на память. Чертова коллекция! Из внутреннего монолога его извлекает толчок руки. Эвен подсоединяет белый провод наушников к своему ноутбуку и протягивает один из капелек-динамиков ему. Исак только сейчас замечает насколько взволнованным и нетерпеливым, недостаточно удачно пытаясь это скрыть, выглядит парень. Так прекрасен. Лицо Эвена мерцает искрой-намеком на улыбку. У Исака перехватывает дыхание. Они сделают это. Ноутбук оказывается по центру между ними, перед тетрадью, оставленной, словно как возможность для дальнейшего общения. Фильм сохранен на устройстве, пока плеер загружается, Исак быстро строчит свою записку: «Ты его уже смотрел». Эвен отвлекается на мгновение, чтобы ответить: «Да». Запись вместо кивка? Исак склоняет голову на бок в вопросе. «Что?». «Я видел его раз десять», – Эвен прописывает число буквами. Забавно. «Может тогда посмотрим другой?» «Нет!», – тот очаровательно качает головой. – «Хочу узнать, что ты скажешь». В переписке нет необходимости. Он может и абсолютно уверен в качестве и точности своей письменной речи, однако ожидание, пока собеседник закончит, и дальнейшее чтение отнимает какое-то время. Они могли бы общаться вполголоса, что было бы вполне приемлемо, но Исак предпочитает так. Он щелкает карандашом. «А что если мне не понравится?» Ответ интересен не столько потому, что Исак пессимистично настроен относительно совпадения их вкусов, сколько потому, что ему нужно узнать мотив Эвена. Не исключено, что здесь есть нечто большее, чем простое предложение провести время вместе. «Я надеюсь, что тебе понравится.» «Хотя… главное то, что ты уже согласился попробовать.» Двузначность вряд ли только кажется. Только сейчас он отмечает ее наличие и в собственном вопросе. Здесь вне сомнений есть нечто большее. Исаку хочется забрать листок домой еще больше. Человеческие сенсорные механизмы и анализирующие их системы ограничены в возможностях, что досадно в любое время, особенно сейчас. Он чувствует, что что-то происходит прямо в эту секунду между их такими разными телами, разумами и сердцами, но не может вычислить, что именно. Слепой в каком-то смысле, Исак принимает решение доверится Эвену, бесстрашно и безотчетно погрузится в это неизвестное. Едва заметно, но твердо, парень кивает. Пока они смотрят фильм, он по какой-то причине чувствует себя легко. Как водород, элемент с атомной массой в единицу. Единица – сознание и происходящая действительность текут в одном направлении и с одной скоростью. Он давно заметил, что в присутствии Эвена склонен практически полностью фокусироваться на реальности, не отвлекаясь и не сбегая мысленно в безопасную детерминированность собственных познаний в голове. Только он и Эвен. Это как… отдых. На какое-то очень короткое мгновение ему кажется, что можно и не делать ничего особенного, позволить себе окунуться в легковесность. Что если Исак с ним, то можно отпустить себя. (Ненормальна не сама эта мысль, а то, с какой решительностью он готов назвать это совершенно безумное предложение своей новой гипотезой. Неважно! Соберись!) С первым крупным планом лица главного героя, парень заключает, что когда-то в детстве отрывками смотрел это кино, но толком ничего не помнит. Растянувшееся чувство дежа вю активно стимулирует сигналы и импульсы в его черепной коробке. Что-то приближается. И как только начинается очередная сцена, с первым аккордом песни, Исак понимает все. Его блестящий ум складывает всю картинку целиком, каждый кусочек встает на свои места. Вот оно! Ему хочется смеяться. Хочется смеяться так громко, чтобы перепугать Марту и отвлечь всех вокруг от их дел, остановить фильм и рассказать обо всем Эвену. Песня – это та мелодия, что не давала ему покоя в последнее время. Его сознание подсказывало ему все это время правильный ответ. Он должен был знать. Не может быть! Исак такой глупый. Глупый. Такой глупый! Черт, какой смысл иметь гениальные мозги, чтобы потом тупить в самый нужный момент? Все же было очевидно. Ему хочется кричать об этом, но одного взгляда на Эвена достаточно, чтобы немедленно прекратить метаться. «Это важно для него», – напоминает себе Исак. Конечно, ведь это тот самый момент. Ничего, он может подождать. Кивая себе, парень вновь сосредотачивается. На экране главный герой в замедленной съемке под песню Radiohead спускается вниз по ступеням в школьном дворе. Не обращая никакого внимания на студентов вокруг, тот заправляет сигарету за ухо, поправляя черные солнцезащитные очки на переносице. На нем нет черной кожаной куртки. Но Исак все понимает. Это был фильм. С самого, черт возьми, начала. Плохой парень. Дерзкий и спокойный. Очень крутой. Это фильм. Исак в ярчайших деталях вспоминает тот день и тот разговор. «… она проделала невероятную работу с ними обоими…», – сказал Кристоферу Шистаду Эвен Бэк Насхайм в тот самый день в столовой. «Она». Сценарист и режиссер этой кинокартины, Исак видел титры в начале. Фильм. О… просто невероятно! Ну какой же Исак тупо-ой. Вызов, что так зацепил Эвена. Парень, что так сильно понравился Эвену. Это персонаж любимого кино – не реальный человек. Очевидно же! (Ох, он повторяется!) Исак сомневается с каждой минутой все больше и больше, что у него хватит терпения до конца просмотра. Не отключайся! «Это важно». Уважение к парню рядом с ним не позволяет ему отвлечься на долго, а вскоре искренний интерес к картине снова захватывает его внимание к происходящему на экране до самого окончания. Фильм правда хороший. Самое время нарушить их соглашение о взаимном молчании. Снимая наушник, он взвешивает возможные первые слова: – Мне действительно понравилось, – это правда; хорошее начало. – Спасибо, что предложил. Теперь после просмотра они будто поменялись ролями: Исак крайне взволнован, а Эвен безмятежно растерян. Даже застенчивая, его улыбка хранит какой-то секрет. Это как задача, Исак намерен отыскать к ней правильный ответ. – Я… рад, – хитро и весело щурится тот. – Спасибо, что согласился. Разворачивается корпусом в его сторону, одну руку кладет на спинку стула, вторую на стол в его направлении ладонью вверх, тело расслаблено, сдвигает ногу, располагая между их сиденьями, дышит размеренно, лицо открыто, смотрит прямо, ему в глаза, – Эвен настроен на разговор с ним. Отлично. Давно пора. – Все это время я думал, что тебе нравятся плохие парни. Исак задерживает дыхание. Один аксон нервной клетки. Два иона калия импортируются внутрь. Три иона натрия экспортируются за полный цикл. Четыре… четыре… – Такие как он? – Эвен указывает на уже черный экран. Если тот и удивлен его словам, то Исак не в силах этого распознать. Четыре – четыре молекулы рРНК в рибосоме эукариот. Верно. – Ага. Он старается чтобы его голос звучал теплее обычного дикторского, как у вечно отвечающего у доски студента, тона. Может себе позволить. – Это лишь персонаж. Образ. – хоть шепот и неизбежен в их ситуации, Эвен все равно звучит так, будто делится тайной. – При чем не самый оригинальный, но мною желанный… в том смысле, что я хочу его раскрыть, – торопится поправится. (Излишне: Исак и с первого раза корректно интерпретирует). – Есть разные шаблоны историй, знаешь. Это полезно… для того, чем я занимаюсь. Парень не раскрывает, что пишет. Стесняется? – Пьеса. «Glans», – осторожно пробует он. – Твоя пьеса основана на этой картине, не так ли? Даже названия… – Схожи, да… – вроде приятно удивлен, что Исак осведомлен. Верный шаг с его стороны. Розовый на коже щек. Заслуженная награда. Очередной анализ в его светлой голове приводит к выводу, который бесполезно отрицать. Исак наконец признает, почему так странно себя сейчас ощущает: он не может определится. Мечется между полным контролем над ситуацией и сбросом всего управления сразу. Впервые в разговоре с Эвеном он намеренно… просто говорит. Как бы абсурдно это не звучало, но это правда их первый настоящий диалог. Когда он не занят параллельно расчетом всех новых ветвей бесконечного алгоритма. Не скрывает никаких вторых, третьих, пятых мотивов (ну, помимо самого главного, конечно, но это позже). Исак закрывает глаза. Последняя капля напряжения покидает его тело долгим выдохом. Он готов. – Знаешь, я хотел привлечь твое внимание. Пытался найти способ… зацепить, – он наблюдает и думает все так же быстро, надеясь не столкнутся с какой-либо негативной реакцией, однако слова тщательно не подбирает. Вовсе над ними не задумывается. Верен ли этот его шаг? – Исак… – Все это может быть очень глупо, и не имеет для тебя никакого смысла, и я знаю, что правда всегда обречена рано или поздно быть раскрытой, и твое лицо светилось розовым нимбом, у тебя имя, как у футболиста, и сам ты весь «очень классный», знаю, – щебечет Исак до невнятности скоро, изредка прерываясь на срочные оборванные вздохи, – но я не мог не попытаться. Чтобы ты увидел меня. Все наши встречи… что бы я ни говорил, что бы ни делал, это всегда был всего лишь я. Просто я. И я хотел… – его взгляд лихорадочно мечется между глазами Эвена. Сглатывает, – чтобы ты посмотрел в мою сторону. – Я понимаю, – у того и секунды не уходит на придумывание ответа. Это озадачивает. – Не хмурься так, – Эвен тянется к нему и буквальным образом тычет ему в лоб. Срабатывает результативно. Исак, застигнутый врасплох, сидит с приоткрытым ртом. – Ты не должен упускать тот факт, что я тоже пытался впечатлить тебя до этого. Поэтому я правда понимаю. Ах. Исак проигрывает в памяти все их предыдущие реплики, пока не находит нужное: «Ну, любовь – это… гормоны». Вот оно. Эвен знает про его увлеченность наукой и пытается очаровать его, вовлекая в дискуссию о химических реакциях. Говорить на одном с ним языке. Вот чем это являлось. Вау. Это… мило. – Верно, – задумчиво тянет гласные Исак. Ничего умнее пока придумать не может. Эвен ерзает на месте. – В жизни мне нравятся другие… типажи. – Да? – кровь стучит в его ушах. Кивок. Шанса долго рефлексировать над сказанным парень себе не дает. – Читать и учиться это очень даже совсем очень мое, – несвязный лепет слетает с его губ гладко, как капля воды скользит на восковом покровном слое листа. Отдавая себе отчет в том, что несет полнейшую чушь, Исак жмурится и пытается перефразировать: – В прошлый раз в библиотеке я сказал, что это не совсем мое, но на самом деле, я провожу здесь больше времени, чем любой другой школьник Ниссена. По доброй воле. Занимаюсь, э-… учусь. Мне здесь нравится. Должно быть, Эвена это забавляет. Тот наклоняется ближе, касаясь коленом его ноги, и ухмыляется: – И никаких правил ты не нарушал? – В школе? Школьный устав? – уточняет, а не оттягивает время. – У нас есть устав? – Эвен охает, скептически изогнув брови. – Конечно, – Исак уклоняется от прямого зрительного контакта, но тон сохраняет веселый. – Хотя, вероятно его никто, кроме меня, и не открывал. Включая директора, – он горько усмехается: его шуток про главу администрации школы никто обычно не понимает. Само собой разумеется, что Эвен должен отличится и громко фыркнуть после его последней фразы. Естественно. Он снова пристально вперяется взглядом в этого прекрасного парня напротив. Когда-нибудь это очарование перестанет действовать на него? Вряд ли. – Итак? – вскинув брови бросает вызов тот. Честность всегда притягивает за собой еще большую честность, как то, что люди зовут эффектом снежного кома. Исак разделяет это стремление. Сдается. – Деятельность, идущая вразрез со школьными правилами, влекущая за собой наказание? Ни за что в жизни, – прямо заявляет он, его нейтральный голос сквозит презрительной интонацией к самой перспективе подобного занятия. Чем вызывает ответный смешок у Эвена. – Я предполагал, – тот мнется. – Не был уверен, но… догадывался. Тот тепло ему улыбается, а у Исака словно гора с плеч. Непривычное для него чувство: он обычно не гадает, на случай не полагается, слепо чему-то не доверяет, ожидая положительного результата основывается на четкие данные. Будучи осведомленным о всех причинах и следствиях, получая желаемое, списать все на удачу или случай просто не получается. Теперь же – наоборот; и облегчение затапливает его. – А еще ты держал сигарету не тем концом, – невзначай сообщает ему парень. Что? Он набирает полные легкие воздуха, готовый объясняться (оправдываться), защищать весь тот театр-представление, премьера которого состоялась в лаборантской, но не выдерживает и заливается недостаточно приглушенным для библиотеки смехом. Эвен присоединяется к нему также безуспешно пытаясь проглотить веселье. Пузырьки наивной радости лопаются вспышками света и закушенными улыбками вокруг них. – Не напоминай, – Исак фыркает, копируя чужой жест. – Больше никогда! Это было глупо, – ему немного стыдно, хотя если виду не подавать, его собеседник может этого не заметить. Он едва ли не заработал хронический бронхит просто держа в руках эту вещь. Черт, он ясно представляет, что подобное нереалистично, однако иногда преувеличивать разрешается (даже ему). – Все равно смотрелось отлично! – Эвен прочищает горло, явно чтобы умерить прежний пыл. – Не переживай, – продолжает чуть размереннее, – это все еще было круто. Я чувствовал будто… попал в фильм, – парень заметно краснеет, – ты был моим вдохновением, пока я писал сценарий. Он? Вдохновением? Не Крис Шистад? Это… новость. В искренности слов Исак не сомневается, но ему тем не менее трудно сразу же их обработать. Переспрашивать он не любит и Эвена смущать еще больше не хочет. Потом. Нужно будет напомнить. – Я жду не дождусь увидеть постановку, – переходит на что-то безопасное. Не отводить взгляд. Заверить. – Спасибо, – сработало. Хорошо. – А ты? – все еще смущенный Эвен переводит тему, указывая на его книги и записи. – Пишешь новую статью? Готовишься к очередной конференции? Исак силится скрыть недоумение. Откуда он может про все это знать? Сохраняя невозмутимость, парень лишь вздергивает вопросительно бровь. Они оба в состоянии друг друга удивить, недооценивая, судя по всему, интерес другого к себе. Мысль приятная. Даже очень. – Почитай мне, – рука опускается в сантиметре от его учебника, – что ты читаешь? – Эвен настаивает. – Я поделился с тобой фильмом. Теперь ты должен почитать мне. Звучит серьезно. Исак супится, взвешивая за и против. – Это… – прослеживает движение ладони, будто ему нужно прочитать название с обложки заново, чтобы вспомнить, о чем вообще шла речь. Что не так уж и далеко от истины. – Это скучно, – мягко протестует он. – Тебе не понравится, – он не уверен, что это такая уж хорошая идея. – Но тебе же нравится, – это не звучит как вопрос. Тон не требует возражений, а гладкая уверенность и спокойствие в чертах Эвена декларируют утверждение убедительным аргументом. Э-э… На мгновение в разуме Исака ноль целых ноль десятых мыслей. Просто ноль. Пусто. Черт возьми, а может быть это является исчерпывающим доводом. Если тот на полном серьезе имеет в виду то, что говорит, что он может вот так просто поделится чем-то своим, заумным, и не показаться кем-то… кем угодно неприятным, то, возможно (всего лишь возможно), все-таки того, кем он является, Эвену достаточно. Просто Исака достаточно. Возможно. – Да. Очень, – не смея отрицать, он шумно сглатывает. Парню определенно приходит на ум еще одна идея. Тот ласково улыбается. – Тогда расскажи мне. Так даже лучше, – и кивает для надежности. Исак сканирует лицо Эвена, но не ходит ничего, что могло бы послужить причиной для отказа. Потупив голову, он едва шепчет: «окей», – скорее даже для себя, и начинает: – В конце восьмидесятых годов группа ученых начала эксперимент. Особый эксперимент в каком-то смысле. Они взяли штамм бактерии и разделили на двенадцать отдельных популяций, – он сосредотачивается на словах, разрываясь, между тем, чтобы передать информацию максимально достоверно со всеми деталями, и тем, чтобы звучать попроще. – Изменяя условия среды, в которой те… развивались, они смогли проследить за адаптацией бактерий к ним, за тем, как протекали мутации и с какой скоростью. Это все вопросы эволюционной биологии. – Исак поднимает взгляд. Эвен внимательно его слушает. Ладно. Хорошо. – Но самое интересное заключается в том, что эксперимент продолжается до сих пор. Претерпевая постоянные изменения, эти популяции живы и по сей день, разительно сейчас отличающиеся от исходных. Дыхание спирает у него в груди. Он моргает несколько раз. Было так легко… так легко открыться. Эвен сидит, слышит все, что он говорит, и не теряет сияния в глазах. Видит Исака, какой есть, и не отвращается. – Звучит круто, – парень ставит локоть на парту и опирается подбородком в кулак, задумчиво мыча, – правда, наверное, все сложнее, чем кажется, но все равно необычно, – голубые глаза большие-большие, как у ребенка, сраженные, под впечатлением. Из-за него? – Я бы о таком нигде не узнал, если бы не ты. Э-э… – Мне нравится, когда ты говоришь о науке. Потрясающе, – Эвен словно и не замечает его ошеломленного состояния. Исаку еще никто не говорил ничего подобного. Его пульс ускоряется. – Это заразительно. Ты весь светишься, как… – тот издает забавный смешок, – тут должна быть шутка про радиолюминесценцию, но я плохо в этом разбираюсь. – Эвен смотрит на него снизу-вверх с каким-то намеком. – И твой голос, он такой… – Исак намек не понимает. Что? Что это подразумевает? Что с его голосом? Что это за взмах бровями? Исак с настороженностью откашливается. Он не хочет переспрашивать. Тот лишь качает головой, стрелочки в уголках его губ и глаз отвлекают все внимание Исака. Какое-то время они молчат. – Эксперимент значит… – Эвен водит пальцами по поверхности стола, лениво следуя рисунку дерева. Весь он – отражение небрежности, но взгляд, что он бросает на него под конец, заряжен интенсивностью, внутренней силой. – И каков результат? Какой хороший вопрос. Исак очень хочет сейчас не ошибиться с ответом. Говорят ли они об одном и том же? Парень очевидно пытается заставить звучать свои слова двояко. Если он верно воспримет намек, то продолжит, а если нет – то можно отступить. Верно? Верно же? Исак решает рискнуть. – Неоднозначный, – тяжелый вздох. – Трудно сказать, – ему не нравится, как пессимистично это звучит. Пытается заново: – Я не знаю, где начало. Вот в чем дело. А можно ли начать отсчет, если ты не знаешь, начало ли это, не знаешь, когда наступит конец, и лишь надеешься, что он не скоро? Не совсем точное описание, но это верный смысл. Эвен должен понять. – Тогда ты считаешь для того, чтобы узнать, когда конец? – тонкая грань, но он будет осторожен. – Я считаю, чтобы считать. – Что ты имеешь в виду? – тот выпрямляется на своем месте. Сжимает край стола. – Мне не хочется, чтобы это стало каким-то опытом, – это не эксперимент. – Результат не так интересен. Мне важен сам процесс. Здесь и сейчас, Эвен. Понимаешь? – Да, – как завороженный шепчет тот. – Я знаю, о чем ты говоришь. «Здесь и сейчас». – Хорошо, – произносит одними губами. Тишина повисает в воздухе. Плотное состояние – он даже может потрогать его, если протянет руку, понюхать, распробовать. Искры насыщенно разгораются между их взглядами, отвлекая от строгих мыслей и последовательных рассуждений. – Исак, ты… – Да? Эвен несколько раз открывает и закрывает рот. Наконец, глубоко вздохнув, решается: – Ты как-то сказал, что думаешь, что возможно есть шанс, что тебе повезет, – медленно, выверено. – Для чего тебе нужен был шанс? Сердце буквально раскатами грохочет в его груди. У Эвена так же? – Да. Есть одна вещь. Я хотел у тебя спросить, – теперь Исак тоже склоняется ближе. Чувствует. Доверяет. – Спросить что? – глаза мечутся по его лицу. Читает. Анализирует. Пытается определить. Изначальный мотив. Самый первый пункт любого плана. «Начать с простого», – сказал себе он в первый день. Вот оно. У него была возможность сделать это раньше на вечеринке или в тот раз в библиотеке. Он сомневался. Забывал. Отвлекался. Неправильно. Сейчас же – тот самый момент. Да. Верно. – Эвен, дашь мне свой номер телефона? – Исак мягко толкает свой смартфон к Эвену. Отсчет начинается сейчас. Ну же. Какие-то секунды парень хмурится, обрабатывая информацию, а потом широкая зубастая улыбка освещает лицо Эвена. – Конечно, – пальцы спешно вбивают заветные цифры. Его первая цель достигнута. Исак всегда добивается того, о чем думает. Начало положено.