Монстры и праздники. Мой сладкий Валентин

      «Закрыто».       Гектор нахмурился на ободранную табличку и, назло ей, все же постучал: вдруг глупая девчонка еще на месте?..       «Закрыто».       В истертых буквах, особенно в скособоченной «о», ему почудилось какое-то ехидство. Он стряхнул липкий снег с ручки и толкнул дверь.       «Закрыто».       Но табличка не обманывала: магазинчик, на который он возлагал столько надежд, именно сегодня закрылся пораньше. Все из-за снега, чертового снега, который все валил и валил, словно и так мало подгадил с затором на шоссе; если б не он, Гектор вернулся бы вовремя и достал для своей сладкой, своей любимой прекрасный подарочек, который так порадовал бы ее в эти последние — самые трудные! — дни зимы, когда белый и серый всех возможных оттенков начинают сводить с ума, а пальто и теплая обувь прибавляют вдруг в весе и становятся в тягость. Его милая в это время становится такой меланхоличной, такой печальной — а он просто мечтал увидеть, как ее чудные глаза засияют!       Гнев — на злосчастный снегопад, на дядюшку Энди, вызвавшего его в соседний город из-за своих причуд, на самого себя, в конце концов, такого непредусмотрительного, такого беспечного! — победил на минутку и заставил его пнуть дорожный знак. Мерзкий снег с готовностью осыпался на новенькие замшевые ботинки, и Гектор с ненавистью взглянул на небо и погрозил ему кулаком… Впрочем, вряд ли засевший там шутник разглядел эту смешную угрозу сквозь плотную белесую пелену. Он постоял минутку, свирепо разминая плечи, совсем затекшие во время поездки, подождал, пока злоба уйдет, растает словно снежинка на щеке; пусть у него нет подарочка, но он не явится к своей драгоценной с таким настроением — у нее нюх на такие вещи, особенно сейчас, когда она в бремени. Ему стоило пройтись немного, взбодриться, подумать о хорошем… Ведь несмотря ни на что он знал, был уверен, что она будет ему рада — его любовь, его свет не из тех, кто напускается на мужа из-за пустяка, да еще после недельной разлуки.       Гектор запер машину и снова бросил недовольный взгляд на проклятую табличку: завтра он непременно разыщет эту наглую ленивую продавщицу и все же принесет своей сладкой подарок, пусть и с опозданием. Жаль только, что День Валентина уже пройдет; некстати вспомнилась одна из любимых поговорок кузины Алеки — «гусь дорог к Рождеству»… Как же хорошо, что его милая совсем не похожа на эту злобную фурию!       Он двинулся в сторону парка, стараясь держаться подальше от мутного света фонарей, пробивавшегося сквозь завесу крупных холодных хлопьев — ему не нравился желтоватый оттенок, которым тот наполнял улицу, и собственное размытое отражение в темных витринах казалось почти чудовищным. Гектор даже остановился ненадолго перед книжной лавочкой, выправил плечи так, чтобы пальто не топорщилось за спиной, и надвинул шляпу пониже — его любимая говорила, что когда он злится, глаза у него становятся очень уж пугающими. Хотя кого сейчас стесняться: в такой вечер вряд ли кто-то выглянет на улицу, уж точно не в одиночку; разве что повстречается какая-то более удачливая пара, спешащая домой из ресторана. Ему тоже хотелось бы сводить куда-нибудь свою прелесть на праздник… Но она признает только свежую, домашнюю еду и другой не доверяет.       Витая ограда вынырнула из снежной мглы прямо перед носом, и Гектор остановился, всматриваясь в темный, неосвещенный парк, зачарованный тем, как деревья, сгрудившиеся за жестокими прутьями, страстно сплелись обнаженными ветвями — даже они пытались стать ближе друг другу в День всех влюбленных, почувствовать это удивительное и легкое, нежное, загадочное… Пальто стало тесным в груди, когда Гектор подумал о ней — о своей прекрасной, что ждала его дома. Скоро он сможет коснуться ее, и остальное уже не так важно!       Что-то привлекло вдруг его внимание: в самой глубине парка мелькнул слабый огонек, и почти сразу — еще один. Озорной порыв ветра швырнул в лицо пригоршню снега и еще кое-что — надежду. Гектор легко перемахнул через ограду, проскользнул меж деревьев и застыл; потянул носом раз и другой, не осмеливаясь поверить в свою удачу: тяжелый и маслянистый запах дешевых духов, который нельзя было ни с чем перепутать. Он передернул плечами, поправил шляпу и направился к огонькам. Мягкий свежий снег заглушал шаги. Впереди мелькнули пошлые фиолетовые пряди, припорошенные белым, и Гектор услышал хихиканье — отрывистое и похабное, так непохожее на прекрасный смех его сладкой. Он выступил из плена теней и даже застыл на минуту от возмущения.       Конечно, наглая девица закрыла магазин пораньше не просто так, а ради собственных амурных делишек, и вместо того, чтобы вовремя предоставить ему подарочек, предпочла проводить время на коленях у какого-то смазливого паренька. Гектор с отвращением глянул на коробку дешевого вина и произнес, с трудом справляясь с собственным голосом, тяжелым от гнева.       — Кортни.       Фиолетовые пряди всколыхнулись. Паренек нервно обернулся, облизывая губы, а девица взвизгнула, но почти тут же рассмеялась.       — А, мистер Си! С праздником!       — С праздником, — ядовито произнес Гектор, стягивая перчатки; он ненавидел, когда коверкали его фамилию. — Что же ты не в магазине, Кортни? — он глянул на часы. — До закрытия было полчаса, когда я подъехал за заказом.       — Заказ… А-а… — на круглом глупом лице проступил похабный румянец, но Гектору что-то не верилось в ее раскаяние. — Ну, это все снегопад… Я не думала, что вы поедете обратно в такую-то погоду, и ваша жена, миссис Си, говорила… — она нервно сглотнула вдруг, поглядев в его глаза. — Если хотите, я могу прямо завтра утром, первым делом... Вам не придется даже идти к нам, я…       — Завтра будет поздно, Кортни, — Гектор с силой втянул воздух; запах дешевых духов распался, обнажая сокрытое под ним: окситоцин, дофамин и самая капля адреналина… Все то, что нужно сейчас его сладкой. — Я возьму свой заказ сегодня. Моя жена ждет.       — Слушай, мужик… — начал было парень, но Кортни уже соскочила с его колен и одернула мерзкую красную тряпку, которую считала юбкой.       — Хорошо, хорошо, мистер Си. Ключи при мне, мы можем сходить за вашим заказом. Я — я сожалею… М… Мистер… Си?       Гектор наконец смог расслабить плечи. Хитиновый рог, вырвавшись на волю, зацепил шляпу и сшиб ее с головы; Кортни немедленно раскрыла рот, но закричать так и не успела — он выбросил жало и прошил ей горло, почувствовал, как слабо она ухватилась за него рукой: пальцы, впрочем, тут же разжались, наткнувшись на острую щетину, и крупные капли крови испортили снежный покров на земле, расплывшись по нему алыми звездами. Паренек хрипло вздохнул и бросился прочь, показав всю силу своей «любви»… Впрочем, Гектор и так уже определил ей цену по одному его запаху. Он прыгнул вперед, с наслаждением раскинув крылья, и, поддавшись странному юношескому озорству, сделал круг над подарочком, наслаждаясь свежим ветром. Когти легко прошили тонкую курточку, и Гектор все же добился крика — и сразу оборвал его, впившись жалом в самое основание затылка, не без труда пробив твердый позвонок. Кость все же треснула: он почувствовал ее мягкую внутренность, настоящий деликатес; парень судорожно дернулся, раз и другой. Его пульс слабел, но запах адреналина и вкус его в крови были восхитительны — хотя Гектор позволил себе совсем немного, чтобы не высушить его, оставить побольше для своей сладкой… Как же ему повезло сегодня! Он поднялся чуть выше, любовно обхватив лапами приятеля Кортни; щетина встопорщилась от удовольствия, проткнув глаз, и слизь, заманчивая, но совсем не питательная, смешивалась с девственным снегом на остывающей щеке.       Размявшись в полете, Гектор опустился возле тела Кортни и принялся за дело без промедления: его милой нужно было самое свежее. Жаль, что придется пожертвовать шляпой… Но на какое только безумство не пойдешь в Валентинов День!

***

      Он заметил в окне свет, и мягкое тепло прокатилось по брюшку: его милая волновалась, ждала его, верила, что приедет сегодня, несмотря на снегопад. Гектор неслышно поднялся по заметенному крыльцу, открыл дверь, удерживая потеплевшую шляпу подмышкой, и прошел через холл в гостиную. Его сладкая спала в кресле возле окна; он разочарованно вздохнул, увидев на ней рабочее, человеческое — глупая бледная кожа и пурпурный шелк платья… но сразу улыбнулся, заметив, как вздувается и перекатывается под тканью подросший живот. Их будущий выводок, уже восьмой по счету; если б только знать раньше, как трудно ей будет носить в таком климате! Нужно было слушать проклятую Миру и оставаться на юге — там, по крайней мере, его любовь сбросила бы их чуть раньше в теплый песок. В следующий раз они так и сделают.       Гектор подошел к ней, стараясь не шуметь, но его радость, конечно, все почуяла и сквозь сон: вскинула голову, отбросив в сторону дурацкие мягкие локоны, заметила его... и глаза у нее сразу преобразились: увеличились, вытянулись, покрылись чудными остроугольными фасетками и замерцали всеми оттенками красного.       — Ты пришел, — даже спросонья голос у нее был чудесный: низкий, трескучий, самый красивый на всем свете. — Я тебя так ждала.       — Прости, что задержался, — у Гектора дух захватило, когда он увидел, как омерзительная бледная кожа шелушится и опадает, обнажая жесткую, острую, блестящую от воска щетину на прекрасной мордочке; он едва вспомнил про шляпу и, волнуясь, протянул ей. — Я ездил тебе за подарком, любовь моя.       Изящные гнутые коготки вытянулись и вонзились в темную ткань, и на мгновение алое сияние ее глаз осветило комнату.       — Тебе нравится? — спросил Гектор, уже догадываясь об ответе.       — Мои любимые, — его сладкая вытянула длинное тонкое жало и прошлась по самой поверхности сердец, по одному и затем по второму. Ее восторженный вскрик был подобен треску костра. — Кортни! Но как ты узнал?..       — Заметил, как ты к ней принюхивалась еще на рождественской службе, — Гектор прибавил свет и осторожно развернул поля шляпы. — Смотри: тут еще надпись. Тебе ведь сейчас нужен кальций.       Он все же потратил драгоценное время на то, чтобы выбрать лучшие зубы — без кариеса и без пломб, и вдавить их в мягкую податливую плоть: вышло не слишком ровно, но его драгоценная всегда больше ценила душевность.       «Моей сладкой».       Жесткое шершавое жало нежно царапнуло ему брюшко.       — О, Гектор, — проскрипела его любовь, и он совсем растаял. — Мой сладкий Валентин…