Брат

      Щётка. Эта чёртова щётка бесит меня вот уже шесть лет. Просто кто-то придумал, что у крови есть свойство забираться под ногти, да так, что простым мылом не отмоешь. А ещё бесит мелкий. Он и его нескончаемые синяки и ссадины. Шум воды прекращается, я перевожу взгляд на него, сидящего на бортике ванны. В руках — пара бинтов и медицинский спирт. Протягивает их мне, а сам отводит глаза, — ну что за идиот? Это своего рода традиция — мою руки и перевязываю ему все конечности, потому что порой от него не остаётся живого места.       Знаете, иногда так бывает, что родственники, мать их, похожи друг на друга! Особенно, если речь идёт о братьях. А потому Изуку может успешно уходить от вопросов о том, кто над ним издевается — мелкий от рождения так же умён, как и я. Знает, что если пойму кто — от этой мрази живого места не останется. А мне что? Ничего.        — Пистолет? — коротко задаю вопрос. Он знает, о чём я.        — С собой, — тихо отвечает, будто мы не дома, а на допросе.        — Всегда носи его с собой. Обещай мне, что будешь носить.        — Обещаю.       Потому что пистолет — единственная защита, если вдруг кто-то из моего окружения захочет надавить на слабые точки — мать и брата. Вероятность того, что кто-то узнает о существовании таких точек — крайне мала. На улице я — Шигараки Томура, а здесь — Мидория Тенко. Тем не менее, пистолет — его страховка, которую он никогда не снимает.       Прохожу по его ранам спиртом, слышу, как малой всхлипывает. Не потому что не может потерпеть пару минут дезинфекции, а из-за обиды. Вечный плакса. Ну и похер, главное, что живой и относительно здоровый.       А потом мы выйдем в гостиную, и всё начнётся сначала. Будничные разговоры, улыбки, даже пару шуток — всё, чтобы мать ничего не заподозрила. Пусть старший сын остаётся в её глазах честным добытчиком семьи, а младший — беззаботным школьником, мечтающим стать героем. Она не должна знать, что я с двенадцати лет продавал наркотики, в шестнадцать впервые убил человека, а сейчас возглавляю самую разыскиваемую подпольную организацию. И ещё она не должна заметить, как тяжело на самом деле Изуку одновременно терпеть издевательства и успевать прикрывать брата, чтобы наша совместная ложь никогда не всплыла. Но она не заметит, не поймёт и не узнает. Мы ей этого не позволим.       Что до желаний Изуку — я ничего не чувствую по отношению к наивным мечтам брата о становлении героем. Он всё равно беспричудный, какая разница? А значит, никогда и близко не сможет подобраться к геройскому сообществу. Никогда не будет рисковать жизнью. И меня это устраивает — один сын точно выживет. Возможно, останется тряпкой, но точно будет жив и здоров. А мне большего и не нужно.       Изуку был определённо одарённым парнем, раз смог так долго скрывать имя обидчика. Загвоздка лишь в том, что мы одарены интеллектом в равной степени, а потому я разгадал этот маленький ребус. Бакуго Кацуки, это мерзкое, взбалмошное создание и есть источник вечных побоев брата. Мелкий искренне считает этого мудака другом. Блять, у тебя что, настолько всё плохо, Изуку?! Хотя, может ли быть хоть что-то хорошо в нашем-то положении. Это не первый мудак в нашей жизни. Первым был отец, бросивший беременную мать и меня. Но отца я не помню вовсе, а вот Бакуго успел помелькать перед глазами. Некоторых людей хочется убить сразу, как только их встречаешь. Кацуки — один из них. Но к сожалению, убить его я не могу — Изуку сразу поймёт, кто виноват в смерти его «дорогого друга». Он и слышать не захочет о том, что правило «бьёт, значит любит» в реальной жизни вообще не работает. Отвернётся от меня, а в худшем случае — от семьи в целом. Мать этого не выдержит. А значит, Бакуго можно только припугнуть.       Идиот слишком самоуверен. Думает, ходить по малолюдным переулкам ночью — хорошая идея. Но мне его дурость только на руку.       Иду на дело один, не беру никого из Лиги, даже самых проверенных. Это приведёт их к Изуку. На мне маска, та, что использую в образе Шигараки, а причуда до ужаса сильна — тренировал её с детства. Распад. Мне даже не обязательно дотрагиваться до предмета — дар всё равно сработает.       Заворачиваю за угол, вот и он. Бакуго Кацуки.        — Придурок, чё встал передо мной?!       Опять этот долбоёб раскрывает рот. Если он сам не понимает, что лучше помолчать, тогда я помогу ему понять.        — Эй, ну что ты такой раздражённый? — сокращаю дистанцию между нами и хлопаю его по спине.        — Ты идиот?! Не трогай меня! — пихает в живот. Делаю вид, что мне больно.       Отхожу на пару шагов, и шоу начинается. Сначала школьный пиджак и рубашка отрываются лоскутами и падают на асфальт, а потом распад доходит до кожи. Протяжный стон-хрип, пацан падает от дикой боли на колени.        — Что, не очень приятно? — почти заботливо говорю я, разгибаюсь после «болезненного» удара, плавно приближаюсь.       Парень что-то пытается рыкнуть в ответ, но слова застревают в горле. Останавливаю причуду, когда распад начинает переходить во что-то более тяжёлое, чем я планировал.        — Странно. Ты-то не особо думал, когда использовал причуду на более слабых.       Хватаю его за воротник рубашки и заставляю смотреть на себя. Моё лицо почти полностью закрыто, кроме красных глаз — пожалуй, единственного, что оставил мне грёбаный папаша.        — Запомни этот момент, потому что он в любую секунду может повториться, если ты ещё раз хотя бы просто дотронешься до Мидории Изуку.        — Что? — спрашивает всё так же дерзко, как и вначале. Не понимает, причём тут Изуку. Ха.       Решаю его проучить, и позволяю причуде поглотить ещё пару сантиметров его кожи. Он шипит. Да-да, прикуси свой язычок, мразь, и слушай. Запоминай, можешь даже записать, блядь, мне всё равно!        — Что слышал, — кидаю его на спину, чтобы мудак ещё раз помучался.       Слышу хрип, удовлетворённо улыбаюсь. Знаю — никому не скажет, ни полиции, ни тем более Изуку. А шрам брат вряд ли когда-нибудь увидит. Всё равно, это их последний совместный год обучения.       А потом бесшумно исчезаю, оставив Бакуго валяться на асфальте в собственной крови. И не жалею о сделанном.       Потому что Изуку больше не приходит побитым и выглядит счастливым. И я чувствую облегчение. Интересно, почему герои или хотя бы учителя не останавливали это? Все знали, что происходит, но никто и пальцем пошевелить не захотел. Общество, привыкшее к героям, оказалось подлым и прогнившим.       Ну и нахуй всё это.

***

      И вот, в который раз он приходит уставший до изнеможения. Снова и снова. Это тянется с того дня, когда он побывал на поимке какого-то злодея. Мудак, кстати, там тоже был. Брат совсем с дуба рухнул и пытался спасти его. И что же я вижу теперь? Задерживается после уроков, встаёт раньше всех. В этот раз это точно не из-за Кацуки, тогда из-за чего?       Спрашиваю его. Говорит, тренируется, чтобы поступить в Академию ЮЭЙ. Смеюсь, и отвечаю, что без причуды всё равно не поступит. И он вдруг упирается, доказывает, что у него есть шансы. Что с ним вдруг стало? Неужели, перестал быть маленьким плачущим мальчиком?        — Я верю в героев! Моя мечта — стать одним из них! И даже ты меня не остановишь!        — Верь во что хочешь, да только оглянись сначала вокруг! Кто всё это время опекал вас с матерью?! Может, какой-нибудь герой, а? Чёрта с два!        — Мир не может быть справедливым всегда!        — В этом вся суть: он никогда не бывает справедливым!        — Я всё равно буду героем!        — Мне похуй. Но вот, что я тебе скажу: беспричудные героями не становятся! Смирись сейчас, чтобы не было так больно в будущем!       И он затыкается. Но чувствую: не потому что я смог доказать ему хоть что-то, а будто бы потому, что он чего-то не хочет говорить.       Мы стали ссориться постоянно. Из-за мелочей и не очень. Потому что всё друг в друге раздражает, бесит, выводит из себя. Даже смотреть в сторону зелёной макушки не могу. Уверен — ему тоже неприятно видеть поседевшую после первого убийства башку. И всё равно не бросаем и не предаём то, что называем семьёй. Потому что каждому из нас мать говорила, что семья важнее всего. Знаем — это правда.       Споры о мировоззрении не прекращаются. Малой верит, что станет героем, я же пытаюсь вернуть его в реальность. Он сломается раз и навсегда, если кто-то сломает его мечту, — неужели не понимает этого? Что за упрямый осёл? Хах. Такой же упрямый, как и я. И всё же чувствую — теперь он готов к возможному разочарованию. Я его подготовил.       День экзамена. Спокойно провожаю его к выходу. Без раздражения и злобы. Мать желает удачи. И я вдруг тоже подаю голос. Желаю порвать всех. Ха. Всё равно не посту…        — Мама! Я прошёл! Прошёл!!!       …пит.       Что. Это. Блять. Было?!       Выхожу из своей комнаты. Мать вне себя от радости, а малой держит в руках письмо из ЮЭЙ. Поступил всё-таки. Но ка-а-ак?!       Уже ночью, когда мать давно спит, встаю и иду в его комнату. А он будто ждал — сидит на кровати и смотрит на вошедшего меня.        — У меня проявилась причуда.        — Да ну? В пятнадцать? — закрываю за собой дверь и подхожу ближе. — А мне лично кажется, что ты чего-то не договариваешь.       Ну вот опять этот взгляд. Отползаешь дальше и вжимаешься в спинку кровати. Да что с тобой такое?! И тут в голову приходит страшная мысль. Вдруг на брата вышел Он?        — Я вижу, ты не хочешь говорить об этом. Но я не могу не надавить. Откуда. Ты. Взял. Причуду?       Прекрасно знаю, что может значить внезапное появление дара. Он мог связаться с Все за одного в обход меня.        — Я-я… я не могу сказать, Тенко! Я обещал, что не скажу!        — Говори! Откуда? — давлю на него.       Опять плачет. Закрывает лицо руками. Закатываю глаза, а затем аккуратно расставляю его руки в стороны.        — Ты возненавидишь меня, если узнаешь, — говорит почти одними губами, но я всё равно слышу.        — Я никогда не возненавижу тебя, Изуку, — стараюсь выглядеть спокойно, хотя на душе спокойствием и не пахнет.       С минуту колеблется, но потом отступает.        — Причуду передал мне… Всемогущий.       Я замер. Теперь не понимаю, что хуже. Отпускаю его руки, и он с новой силой начинает рыдать. Видимо, считает моё молчание чем-то очень страшным. А я просто не знаю, что сказать. Лига планирует в начале года нападение на ЮЭЙ и убийство Всемогущего. Я что, блять, мог ему об этом рассказать?! Нет, не мог и сейчас не могу!       И потому молча встаю и выхожу из его комнаты. Пусть думает, что хочет. Я просто… не могу.       Снова споры, ссоры, даже небольшие драки. Изуку больше не молчит. Теперь он ебёт мне мозг своей геройской темой.        — Тенко, никто не видел твоего лица! Ты можешь отказаться от Лиги и тоже стать героем!        — А что, глаза тебе мозолю?! Противно, наверное, — где же это видано, чтобы у преемника героя №1 был такой брат!        — Что ты несёшь?! Я никогда не говорил, что ты мне противен!        — Что я вижу?! Злодей не противен герою? Неужели, герой ему симпатизирует? Не боишься подпортить репутацию?        — Тенко, хватит!        — Что? Что «хватит»?! Неужели, сдаёшься? Я слышал, герои не сдаются!        — Замолчи! — кричит и кидается на меня.       Всё ещё не может справиться с причудой, а потому не использует её. И даже то, что брат резко стал сильнее, не мешает мне повалить его на живот и сесть сверху, попутно заломив руки. Слышу под собой короткий всхлип.        — Я же говорил, — сдавленно произносит он. — Ты возненавидишь меня.        — Не я начал этот разговор — это ты хотел поиграть в милосердие и сделать из меня героя.        — Но, но…        — Я злодей, не потому что меня вынудили обстоятельства. Кто мешал мне найти честную работу тогда, в отрочестве? Никто, но я всё равно пошёл продавать наркотики. И сейчас никто не держит меня в Лиге. Я злодей, потому что я захотел стать злодеем. Не пытайся изменить меня, Изуку.       Аккуратно встаю с него и опять оставляю одного. Наверное, будет плакать. Ну и плевать. Живой, здоровый — это главное. Это главное, да, это главное. Я не обернусь и не буду успокаивать его. Я не нянька, сам должен понимать.       И что он вообще говорит? Зачем? Ах да, убить Всемогущего, кажется, я вспомнил, Курогири. Да-да, теперь точно помню. Нападём во время урока. Ну и что будет с Изуку?! Он даже с причудой-то справиться не может!       И снова встаю с неудобного стула, даже не дослушав туманоподобного соратника, и иду куда-то, сам не зная куда. Блять, блять, БЛЯТЬ! Он не должен был стать героем! Он должен был сидеть дома, жить самой обычной, а главное безопасной жизнью! А что теперь?       Единственное, в чём до сих пор был смысл, ускользало, терялось среди насильно привитых чумному обществу идей. Ненавижу, ненавижу всё это! И больше всего ненавижу Всемогущего. Он отнял Изуку у меня, обрёк его на ужас и страдания. И потому я убью его собственными руками. А Изуку… я знаю, что с ним делать.        — Вкусно, очень вкусно, Тенко! — радуется, уплетает за обе щёки завтрак, что я ему приготовил. Наверное, думает: мы помирились. — Спасибо!       И я смотрю на него нечитаемым взглядом. Изуку, ну почему ты такой? Почему мне приходится идти на подобные шаги?       Иногда я думаю о том, как бы это было прекрасно, будь Изуку другим — слабым, трусливым и беспринципным. Он никогда бы не ринулся спасать Бакуго, не смог бы долго и усердно заниматься для поступления в ЮЭЙ. Его бы не выбрал Всемогущий. Ну и кто виноват в том, что у Изуку есть всё, чтобы стать героем? Гены? Или сама грёбаная жизнь?!       И вот, его глаза постепенно закрываются, движения замедляются, а координация падает, пожалуй, так же стремительно, как палочки из рук. И малой понимает, что произошло. Я вижу это в его глазах, слегка прикрытых от дозы снотворного, но тем не менее, остающихся такими же сосредоточенными как раньше. Хочет встать, но ноги не держат, и он падает. Подхватываю его, всё ещё смотря в зелёные глаза, в которых читается болезненное разочарование. А потом Изуку хочет что-то сказать, но слова застревают в горле, и на выходе получаются хрипы. Но я всё равно понимаю, щурю глаза и прижимаю ближе его маленькое в сравнении с моим тело.        — Спи, Изуку. Пожалуйста, спи, — не знаю, зачем говорю это. Он ведь всё равно заснёт. Почему-то глажу его по голове, и даже немного качаю, убаюкивая. Извиняюсь? Может быть, не знаю. И вообще, мне похуй!       Он внимательно рассматривает моё лицо и руки. Кажется, я вижу, как в уголках его глаз собирается влага. Опять он плачет…        — Н-не надо, Те… — из последних сил шепчет Изуку, не договаривая моё имя.       Ничего не отвечаю, лишь жду, когда снотворное окончательно подействует. А смысл что-то говорить? Он в полу-бессознательном состоянии, всё равно мало что вспомнит.       Наконец, глаза Изуку закрываются, и он проваливается в глубокий сон. Бережно поднимаю его и несу в комнату, к кровати. Он не должен участвовать в последующих событиях, увидеть меня, убивающего и калечащего его друзей. Пусть он просто уснёт. Может, ему приснится более справедливый мир, чем этот.       Один вдох, отличный от ровного дыхания, — и вот, мир как будто подменили. Кажется, настал момент, когда дождь польётся вверх, огонь станет холоднее льда, а время, вопреки известным законам физики, из секунд соткётся в минуты и превратиться в лёгкое полотно, потому что теперь даже время материально. Вы сделали из всего, что мне было дорого, примитивную сказку и продали её на аукционе, выдав подделку за подлинник. Вы не герои. Я даже не уверен, люди ли вы. А потому, сегодня я не убийца. Во мне больше от врача, чем от убийцы. Отравленное наркотиком, усыплённое вечной помощью извне общество — вот результат вашей деятельности. Людям пора слезть с иглы. И я им в этом помогу.       Я не хотел жертв среди несмышлёных первогодок, а потому те «злодеи», которых мы набрали для отвлечения внимания, на самом деле — простая шваль. Среди них нет ни одного убийцы, так, в основном мелкие воры. Мне нужны лишь смерти профессионалов, а с ними я справлюсь сам.       Первым ко мне пробирается Сотриголова, а я считаю секунды, выжидая нужного момента. Уклоняюсь от его ударов вновь и вновь, сейчас я — дымка над озером, пена морской волны, не человек, а что-то настолько фальшивое, что дотронься — рассыпается песком. Да, Аизава — достойный соперник, но я ждал слишком долго, чтобы проиграть. Его глаза совсем высохли, и мне хватило этого мгновения — теперь их милейший сенсей, сжав зубы, пытается перенести боль от распада.        — Прощай, Сотриголова, — тихо шепчу, наблюдая за тем, как рука, начиная с локтя, рассыпается всё дальше и дальше.       Сначала был свист, потом резко образовавшийся поток ветра поднял пыль, закрыв весь обзор. А потом, я увидел перед собой Ному, закрывшего меня своим телом. Секунда — и в ноги мутанта упал какой-то маленький мальчик, ещё секунда — и я узнаю в нём брата. Изуку, Изуку, ИЗУКУ. Зачем? Почему ты не дома?!       Что-то сжалось внутри меня — у Изуку были сломаны обе ноги, он шипел, стараясь сдержать рвущиеся наружу крики. Мне тоже хотелось закричать, хорошенько влепить этому дурню по затылку и отвести домой, но я не мог. Знаю, Шигараки Томура за эти несколько лет сломал много жизней, но Тенко Мидория не готов был пойти на такое, признав родство с Изуку, тем самым навсегда лишив брата шанса на счастливую жизнь. Что бы сделали эти недо-герои, узнав, что мы братья? Даже если бы я, положа руку на святую книгу (так уж и быть, не расщепив её), поклялся в невиновности и непричастности Изуку ко всем убийствам, они бы лишили его будущего. Его и в придачу мать. Брата бы не спасло ни моё чистосердечное признание, ни его целеустремлённость и незапятнанность. Не имея возможности даже найти работу, его бы ждала ужасная смерть. Скажи, Всемогущий, неужели, такова цена вашим геройствам? Я смотрю на героев и не вижу различий со злодеями. Хотя, нам, пожалуй, хватает смелости признаться в грехах, в то время как герои прячут их в самые дальние тёмные углы. И таким грехом мог бы стать мой брат. И потому я смолчал. Сжал зубы и смолчал. Лишь вновь осмотрел издалека его тело: руки были целы, за исключением одного пальца. Вот как он выбрался из глубокого сна! — смог использовать причуду, чтобы разбудить себя. А ноги… Брат не пытался ударить. Он просто хотел скинуть меня с Аизавы.       Странный, не свойственный мне, короткий и горький смешок всё же вырвался из горла. Я — злодей, он — герой. Весь этот грёбаный мир хотел, чтобы мы перегрызли друг другу глотки. Знаете, что я думаю? Нахуй такой мир.       Потому что семья важнее, не так ли, Изуку?       Забываться посреди битвы крайне опасно, особенно, если это битва с героем-профи. Аизаве хватило секунды моего замешательства, чтобы вырваться из захвата и положить меня на лопатки. Глаза учителя горели ярким огнём, я схватил его за горло, но причуда опять не сработала. Как оказалось, она не особо была нужна мне для победы над Сотриголовой. Ному, посчитав, что с Изуку больше не будет проблем, переместился ко мне и поднял над головой Аизаву.       Сенсей, очевидно, пытается стереть причуду Ному, но мутанту наплевать на его жалкие попытки. Хруст, а затем сдержанный стон боли. Смотрю на Аизаву, но думаю совсем о другом. Рука сама тянется к шее, снова расчёсываю кожу. Потому что, чёрт возьми, здесь не должно было быть Изуку! Он обездвиженный лежит где-то сзади. Я почти физически чувствую на себе его замерший взгляд.       Снова хруст — Ному ударил Аизаву о землю и вывернул ему руки. Поднимаюсь на ноги, смотрю на сенсея свысока. Его лицо почти наполовину испачкано в крови. Ну и плевать, что Изуку видел это. Я не могу ничего изменить.        — Остановись! — крик раздался совсем рядом, а в следующую секунду кто-то дёрнул меня за ногу, и я вновь упал.        — На руках дополз, ха, — говорю скорее для себя, нежели для брата, сидящего на мне.       Резко скидываю малого с себя и даже легонько ударяю по спине для вида. Возможно, не будь Аизава так занят пересчитыванием собственных костей, он бы даже что-то заподозрил в нашей ну уж совсем вялой драке с Изуку.        — Тенко, не надо, пожалуйста, — аккуратно шепчет брат.        — Ты знаешь — я не могу по-другому, — тихо отвечаю, отбрасываю его подальше и уже намного громче добавляю: — Не суйся, мелкий сосунок!       Всё будет так и только так. Злодей здесь я. А он — герой.       Рядом появляется Курогири и рассказывает об одном сбежавшем студенте. Мой туманный «друг» нервничает, говорит, что пацан приведёт подмогу. А я только этого и жду. Потому что здесь наконец появится Всемогущий.       Но прежде Всемогущего появляются ещё три студента академии, среди которых я замечаю и мудака. На секунду он даже останавливается в ступоре, прожигая во мне дыру взглядом. Узнал. Уже в следующее мгновение решается прожечь во мне дыру по-настоящему и с криками «сдохни» кидается вперёд. Ещё один паренёк с красными волосами и причудой укрепления бежит следом, а позади них остаётся парень, наполовину покрытый льдом. Прекрасная компания.       Уклоняюсь первый, второй раз. Предугадываю удары обоих. Бакуго всё больше бесится, а я краем глаза замечаю того половинчатого, что остался позади. Ему удалось заморозить Ному, а теперь он даже пытается помочь Изуку встать. Он твой друг, Изуку? Если да, то я рад. Он, конечно, немного тормоз, раз не проверил наверняка действие своей причуды на неизвестного противника — Ному, но уж получше мудака будет. Последний, в то время, всё не успокаивался, наносил новые и новые удары. Он и его прочный дружок мне порядком надоели, и я дотрагиваюсь до бетона под ними. Распад срабатывает быстро и точно — и вот, двое неугомонных упали в расщелину, образовавшуюся от моего касания. Нет, они не мертвы, но выбираться будут достаточно долго, чтобы я мог забыть о них на некоторое время.       Аизава без сознания лежит на земле. Ному, восстановившись после замораживания, одним молниеносным рывком хватает половинчатого.        — Ному, стой! — кричу я и понимаю — ещё бы мгновение, и мутант разорвал бы пацана на две части, несмотря на сильную замораживающую причуду.       Половинчатый в лёгком шоке. Даже забыл, как пользоваться квирком. «Так и знал, тормознутый он какой-то,» — иронизирую у себя в голове, а сам краем глаза замечаю благодарный взгляд Изуку. Нечего меня благодарить, это не из-за тебя. Я не убиваю студентов из-за призрачного шанса, что кто-то из них захочет стать одним из нас. Новые поколения — это надежда на возможную справедливость в будущем. Они ещё не закостенели в системе, они готовы если что пойти против неё. Кто-то из них может перейти на нашу сторону.        — Просто аккуратно выруби его, Ному. Не убивай, — мера предосторожности. Всё же у половинчатого слишком сильный квирк.       Секунда — и рядом с Аизавой теперь лежал и этот парень. А потом ещё секунда — и со стороны входа раздался грохот. Всемогущий.       Поворачиваюсь, расплываюсь в странной улыбке, которую, правда, никто не видит. Наконец я поквитаюсь с тобой.       Я подозревал — с первого раза убить его не получится. Не зря величают «Символом мира». Но даже не это так бесило меня. Изуку. Он больше не разговаривал со мной. Обычно, мы итак не произносили такие бесполезные фразы как «будь здоров» или «приятного аппетита», но сейчас я ждал даже этого. И не дожидался.       Блять, Изуку! Ты знал, кто я! Не притворяйся наивным маленьким мальчиком! Ты знал, что я… готов пойти на убийство.       Хах. Хотя, кто говорил, что такой как я вообще может заслуживать семью?       И всё же моё беспокойство не уходило. Изуку был очень слаб после нападения, долгое время лежал в больнице, а потом ходил с гипсом. Я больше не могу оберегать его, он сам не позволяет мне этого. И я чувствую — это не приведёт ни к чему хорошему.       Захожу поздней ночью к нему в комнату. Сидит за столом, что-то читает. И даже не оборачивается. Собираю всё, что было дорого внутри себя, прячу за толстую скорлупу. Мгновение — и теперь я не Мидория, я Шигараки.        — Мне плевать, что ты думаешь о своём обожаемом Всемогущем. Мне даже плевать, что ты думаешь обо мне, о моих поступках, злодеях, героях. Мне. Насрать.       Подхожу ближе, сажусь на стол. Брат смотрит куда-то вниз, глаза наполовину скрыты волосами — не могу прочитать, что за эмоции плещутся в них. Чуть сильнее сжимает в руках книгу, и, как ему кажется, незаметно отстраняется.        — Но ты обещал мне носить с собой пистолет.       Изуку сильнее сжался, но не от страха или обиды, а будто готовясь к выпаду, как кошки готовятся к прыжку.        — Я не могу носить оружие, пока не получу лицензию героя, — вдруг сказал он твёрдо.       Первая эмоция внутри — радость, потому что он говорит со мной, и наконец говорит твёрдо и решительно — он так вырос. Но позже накрывает раздражение — опять герои, опять эти странные правила. Герой не убивает, герой не калечит, но если захочешь спасти человека без лицензии — то тебя посадят как злодея. Как же всё достало!        — А ещё герои держат своё слово.       Кладу пистолет на стол перед ним. Отрывает взгляд от книги — было бы слишком по-детски игнорировать меня сейчас, убирает её, и ничего не выражающим взглядом смотрит на оружие. Слезаю со стола, иду прочь, но останавливаюсь у входа.        — Ты уже шестнадцать лет мой брат, Изуку. И лишь несколько месяцев — потенциальный герой. Не хочешь думать обо мне, подумай хотя бы о матери. А потом скажи, что из этого важнее.       Говорю это ровно, без восклицаний. И ухожу. Вечно уходить тогда, когда во мне нуждаются — привычка. Ха! Уверен: генетически от отца передалось.

***

      Дребезжащий звук режет тишину комнаты, давит мне на мозги. Кто звонит в такой блядский час?! На дворе давно ночь! Поднимаю трубку, терпеливо жду, когда звонящий наконец-то вымолвит хоть слово. Кажется проходит целая вечность, заполненная моими мысленными отборными матами в сторону неизвестного, прежде чем слышу знакомый голос.        — Тенко…       Подскакиваю на кровати, выхожу в коридор, открываю дверь комнаты брата… и с ужасом обнаруживаю, что того нет дома. Да, конечно, это было и так понятно из звонка — не станет же он звонить, находясь по соседству, но мне так не хотелось верить в это. Где он?! Что с ним?!        — Изуку, что происходит? Ты где?        — Помоги мне, — с придыханием говорит он и вдруг осекается.        — Что? Чем помочь? — я уже на грани срыва. От кожи на шее практически ничего не осталось.        — Помоги мне спрятать труп.       Я щурю глаза, сосредотачиваюсь. Больше нет страха и волнения.        — Где ты? — один вопрос, один ответ.       Не помню, когда в последний раз меня так сковывал страх. Оживлённые улицы мелькали, словно кадры фильма. Складывались в общую картину, а потом вновь распадались на отдельные части. Огни, машины, здания. Что это за гул? Это шум Токио, или я просто сошёл с ума? Вопрос риторический, ха.       Зелёные завитушки, такие же зелёные глаза с голубым отливом, и даже те же веснушки на щеках. Почему же я сомневаюсь, мой ли это брат? Он сидел, оперевшись о тёмную кирпичную стену, вытянув ноги вперёд. Обессиленные руки свободно лежали вдоль тела, в одной из них до сих пор был зажат телефон. Брат редко глубоко дышал. Когда я вышел из-за угла переулка, он, казалось, даже не заметил меня. Он не плакал, не ныл, не стонал. Он вообще не издал ни единого звука. Он просто молча смотрел на труп. Труп Бакуго Кацуки.       Мудак лежал в луже собственной крови, часть крови доходила до ботинок Изуку, делая их ещё более красными. Почему он не плачет? Почему не замечает меня? Что с тобой, Изуку? Я пристально смотрю на него, пытаясь найти хоть что-нибудь от прошлого брата, а страх всё больше и больше охватывает тело. Потому что не нахожу. Господи, ну почему он не плачет?! Пожалуйста, Изуку, очнись!       Но секунды складывались в минуты, а брат не двигался. В его глазах даже не было сожаления — там была просто пустота. Ему нужно время. Сейчас его лучше не трогать.       Ничего не спрашиваю, не говорю, лишь подхожу ближе, осматривая успевшее остыть тело. Десять грёбаных выстрелов в грудь — вся обойма. Он убил его не причудой, а оружием. Тем пистолетом, что я дал ему.       Дотрагиваюсь до Бакуго и жду, когда причуда поглотит всё его тело. Я был бы готов даже порадоваться его смерти, устроить пир на костях, только если бы убийцей не был мой брат.       От Кацуки остаётся лишь горстка разложившихся останков, больше похожая на пепел. Никто никогда не узнает, что произошло здесь, я обеспечу это. Лужа крови, хоть и не может расщепиться причудой, всё равно теперь бесполезна — после долгих исследований собственного дара я понял, что, хоть сыпучие и жидкие вещества не исчезают, они меняют свои химические свойства. А значит, теперь ни в одной лаборатории эту кровь не смогут опознать как кровь Бакуго Кацуки.       Встаю и теперь осматриваю Изуку. Ожоги, синяки и пара рваных ран — мразь напала на него, прежде чем была убита. Я будто вижу это собственными глазами. Всю развернувшуюся битву. Бакуго позвал его сюда ночью, знал, что Изуку не откажет. И брат пошёл. Наивный дурак! Думал, Кацуки — его друг. Брат не мог использовать причуду — он только восстановился после нападения на ЮЭЙ. И Бакуго это знал. Вот только он не знал о пистолете.        — Я пошёл на это осознанно, я не был в состоянии аффекта, — вдруг подал голос брат, и я дёрнулся. — Не жалей меня и не оправдывай.       Он говорил без сожаления, твёрдо и чётко. Ни слёз, ни даже жалобного взгляда.        — Ты ведь никогда бы не убил, если бы дело было только в тебе, — озвучил я свою мысль, внимательно рассматривая брата.       Изуку поднял глаза, и я вдруг прочёл в них всё. Всё, о чём он молчал.        — Шигараки Томура и Тенко Мидория — один человек, не так ли, придурок?!        — Каччан, что ты…       Взрыв, крик Изуку.        — А ты думал, я настолько тупой?! Я пару раз видел твоего брата на улице. Да и твоё «чудесное спасение» во время нападения выглядело ну уж слишком подозрительно.       Снова взрыв.        — Сначала я оторвусь на тебе, Деку. А потом расскажу героям и полиции о твоём чудесном родственнике.       Изуку пытается уклоняться от резких и точных выпадов, но истощённое тело почти не подчиняется хозяину. И Кацуки пользуется слабостью Мидории. Если его брат окажется за решёткой — больше никто никогда не заступится за Изуку. А Бакуго только этого и хочет.        — Каччан, остановись, не надо!        — Полиция ворвётся в твой дом и схватит того седого долбоёба. Может, и тебя в придачу посадят — не факт, что ты безгрешен. И ты ничего не сделаешь!       Время отсчитывается ударами сердца Изуку и падающими с рук Бакуго каплями пота. Раз, два — и вдруг что-то меняется. Во взгляде, в движениях, наконец, в голосе и словах.        — Не трогай моего брата.       Нервы, тело — теперь всё подвластно.        — Что ты сказал, кусок дерьма?       Как будто, вынырнув из воды…        — Я сказал: Не трогай. Моего. Брата!       …наконец делаешь глоток воздуха.        — Ха! Буду я слушать такое ничтожество, как ты.       Щелчок, а затем выстрел. И ещё, и ещё. Даже когда выстрелы больше не звучат, всё равно нажимает на спусковой крючок. А потом оседает на грязный асфальт. Он уже давно стрелял в бездыханное тело.       Изуку…       Заче-е-ем?       Зачем ты пошёл на это? Я и так злодей, рано или поздно тайна Мидории Тенко будет раскрыта. Я бы мог убежать, ты же знаешь. Или ты боялся… за меня?       Снова смотрю на него. Опять сверлит взглядом асфальт. Семья важнее, ха. И почему ты так же внимательно слушал наставления матери, как и я?        — Идём за мной, — говорю ему, и он покорно встаёт и идёт следом. Его нужно отвлечь. Иначе он умрёт.       Крыши зданий, по своей сути, могут выступать как олицетворением жизни, так и смерти. А если не углубляться в философию, они также прекрасны для простого уединения со своими мыслями. Или с новоиспечённым убийцей.       Мы сидели молча около четырёх часов. Одни со своими мыслями, переживаниями и прочей шелухой, от которой, может, и хотелось бы избавиться насовсем, да вот только никак. Пока мне больно, я жив. Больно смотреть на Изуку в таком состоянии — значит, Мидория Тенко точно живой. А больно ли Мидории Изуку? Чувствует ли он хоть что-нибудь?       Похуй! Чувствует, не чувствует. Мне вообще нет дела, я злодей и этим всё сказано. Пусть себе рыдает, убивается — мне всё равно! В следующий раз будет думать, прежде чем соглашаться на встречу с человеком, который хотел убить его всю сознательную жизнь.       На горизонте рождаются первые лучи восходящего солнца, стремительными линиями рассекая всё ещё тёмное небо. Ветер подхватывает листья деревьев, поднимает их высоко вверх. Этот же ветер гладит Изуку по голове, играет с зелёными завитушками. А потом в его волосы вплетаются золотистые солнечные лучи. Ну и плевать, что ему там в башку вплетается! А потом он кладёт голову мне на плечо. Не обнимаю, просто придерживаю его.        — Я люблю тебя, — на выдохе говорит он.       И против воли что-то внутри откликается на его слова. Это ли — то единение, которое мы ненадолго потеряли? Утыкаюсь носом в его макушку. Скажи мне, а какая разница? Злодей? Герой? Он всё равно сидит рядом. И будет рядом, когда мне понадобится помощь.        — Ты — мой герой, — говорит и обнимает меня обеими руками.        — Я не герой. Я просто твой брат.