Четыре странности: маффины, признание в любви, мужской туалет и злая химичка миссис Байкер

      День пятнадцатого февраля 1960-го был весьма насыщен странностями. Во-первых, что самое странное, на завтрак понедельника мать Бена не приготовила, как обычно, шоколадные маффины, а это значило, что она была в самом прескверном настроении, которое только можно было вообразить. Поэтому Бен постарался лишний раз ее не тревожить и максимально незаметно, на сколько ему позволяли огромные габариты, ретировался из дома. У него было несколько предположений по поводу причины ее настроения: разбитая ваза, осколки которой Бен тщательно спрятал (но она все же могла их обнаружить), ссора с ее лучшей подругой Сарой, закрытие магазина напротив, а также таинственный звонок в полночь (Бен не спал, так как листал комиксы под одеялом). Во-вторых, Ричи признался в любви Эдди. В-третьих, мужской туалет на первом этаже закрыли на ключ и никого туда не пускали, даже разбрасывающих угрозы жалоб старшеклассников. Ходили слухи, что там взорвали огроменную петарду, засунув ее прямо в унитаз. Бен представил подробности — разлетающееся во все стороны говно, например, — и его передернуло от отвращения. Больше он об этом не думал. Правда, у него промелькнула маленькая и испуганная мыслишка о возвращении Того-Кого-Нельзя-Называть — так они негласно сговорились называть Оно, ужасного канализационного монстра, которого они дружною толпою победили год или два тому назад (Бен почему-то точно не помнил дату такого знаменательного события), — но тотчас погасла, как будто ее кто-то резко затушил огромной лапищей. В-четвертых, ужасно противная и злая учительница химии миссис Байкер отменила сложнейшую контрольную и заменила ее относительно легким тестом, чем повергла всех учащихся в глубокий шок (будем надеяться, что именно из-за него половина класса относительно слабо сдала даже его). Впрочем, Бен не особо был удивлен неожиданным наплывом странностей, особенно его не волновали пункты четвертый, ведь он прекрасно знал, что миссис Байкер сама-по-себе не была такая уж злющая, если ее не раздражать, а сегодня все классы ходили на цыпочках, боясь еще больше разъярить раздраженного инцидентом в туалете директора, и второй, ведь это совершенно нормально, это же его друзья, ведь если бы Билл признался в любви Бев, была бы такая шумиха? Конечно, в голове мальчика проскальзывали мысли о том, что это как-то неправильно, ведь надписи на мосту и в парке четко выражали свою позицию, но ведь у Бена должно быть свое мнение, отличное от мнения местной шпаны, он ведь умный мальчик, не так ли? Его мама, которая сегодня почему-то такая сердитая и расстроенная, даже говорила ему как-то, что оскорблять людей «геями» и «лесбиянками» глупо и так взрослый люди не делают (Бен тогда вспомнил надписи на стенах, сделанные, несомненно, очень даже взрослыми людьми, но промолчал). Но Бен помнил решительное и взволнованное лицо Ричи, когда тот подошел и тронул Эдди за плечо около школы после уроков (Бен наблюдал из-за угла, случайно оказавшись рядом). — Эй, Эдс, я должен тебе кое-что сказать, — небрежно и шутливо на вид бросил Ричи, тревожно закусив губу (у Бена было очень хорошее зрение). — Четырнадцатое было вчера, в воскресенье, но я нигде не смог тебя найти… — Вчера я с мамой был у доктора в Мэне, — неловко вставил Эдди, недоуменно смотря на своего непривычно серьезного друга, мелющего какой-то бред про числа (как Бен понял, Эдди не сразу догадался о необычности этой даты). — …и поэтому решил сказать это сегодня, не откладывать же из-за какой-то глупой традиции и ванильного праздника, как раз во вкусе твоей мамашки, такую важную речь, — он иронично усмехнулся, и Бену показалось, что ему не четырнадцать, а как минимум восемнадцать. — Ричи, я мерзну, — стесненно напомнил Эдди, засунув ладони в карманы и ежась на холодном ветру. Покрасневший кончик носа робко выглядывал из-под шарфа крупной вязки, а шапка соскальзывала с побледневшего от мороза лба. — Ой, да, конечно, извини, — засуетился Ричи, — Короче, если коротко, — он глубоко вздохнул и выпалил: — Я гей и ты мне нравишься. Бена окликнул Билл, вышедший из кампуса школы и притаптывающий на крыльце. Последнее, что увидел Бен перед тем, как развернуться: клокочущее, бурлящее удивление в глазах Эдди. Казалось, мальчишка сейчас просто свалится от шока на холодный снег или поперхнётся приступом астмы — в любом случае придется прибегнуть к помощи скорой. Но Бен мудро решил не вмешиваться в чужие «семейные», как он уже окрестил ссоры сей милой парочки про себя, дрязги и поспешил домой к Биллу — возвращать визит, представляющий собой ночевку с горячим какао и каким-нибудь второсортным фильмеце, купленным родителями в Мэне. Отворачиваясь от порывов метели назад и прикрывая лицо рукой в теплой варежке, Бен краем глаза увидел, как Эдди метнулся к Ричи, немного раскинув руки. Бен на секунду остановился, удивленно вскинув брови, но спустя мгновение поспешил на оклик Билла. Когда он повернулся в последний раз у угла школы, они стояли рядом, испуганно и скованно целовавшись. Пальцы Эдди сцепились на спине его «друга», или как его сейчас можно назвать, принимая во внимание ситуацию, он поднялся на цыпочки, такой зажатый и непривычно раскованный одновременно. Хлопал по спине Ричи вязанный шарф Эдди, а сам мальчишка лихорадочно сжимал в руках свою шапку, которую он ни разу за холодную зиму так и не надел. Сейчас, когда Бен засыпал под монотонное жужжание телека на диване в гостиной у Большого Билла, у него на рассмотрение оставалось две странности: поведение мамы утром и инцидент в школьном туалете. На сей раз Бен вновь поступил мудро: решил, что завтра он все равно узнает ответы на все свои вопросы, а пока неплохо было бы вздремнуть перед тяжелым рабочим «буднем». Когда наутро он пришел в школу, немного злой и невыспавшийся, первое, что бросилось ему в глаза: крепко сцепившиеся пальцы Ричи и Эдди.