Обещаю

Мелкий дождик изрядно намочил волосы Жени, пряди потемнели и прилипали к лицу. Но она не уходила; впервые найдя дорогу к могиле отца, Женя Роднина не могла оставить её так быстро. Не могла предать его снова. А дождь был как нельзя кстати: он так удачно скрывал слёзы, которые терпеть не мог Меглин. В ночь смерти отца, избавившись, наконец, от рыдающей Есени, Женя хорошенько надралась, опустошив изрядные запасы второсортного алкоголя в отцовской берлоге – на свою гниющую душу и погибающее тело Родион Меглин не считал нужным тратить дорогой алкоголь. И Жене пришлось здорово поплатиться за привычку отца экономить: за ночь её стошнило несколько раз, а на утро у неё разламывалась голова, и Женя была отвратительна сама себе. И мир вокруг ей тоже был отвратителен. Она была не лучшей дочерью, а Родион Меглин - не лучшим отцом, но без него этот мир был до странности неправильным. Она никогда не думала, что можно так сильно, так отчаянно скучать по человеку, без которого Женя легко обходилась месяцами. Презрение к себе накатило душной волной вместе с похмельем. Как она могла отступить без борьбы? У неё ведь был даже союзник – Бергич, эта преданная душа. Как она могла позволить Есене оборвать жизнь отца? Ведь это всё равно, как если бы она сама вонзила нож в его сердце. Как, в конце концов, она могла так трусливо сбежать, оставив умирающего – или мёртвого? – отца остывать в прохладной воде?! Она должна была встретить утро там, в обшарпанной ванной психбольницы, держа в руке окоченевшую руку Меглина – и посмотреть в глаза Бергичу и наверняка ошеломлённым оперативникам… Но она сбежала. Разбитый телефон, разверзнутая пасть отцовского тайника – всё это взывало к её совести, обличало в ней глупую истеричную девочку, но Женя не смогла совладать с собой. Авторитет Меглина больше не бросал на неё тень, поэтому она раскрыла все свои карты и взяла в отделе отпуск по вполне естественной причине – оплакать отца. В органах, несмотря на всё неоднозначное отношение к Родиону Меглину, ей сочувствовала, и Женя воспользовалась этим. Ею овладела апатия: Женя укрылась ото всех в квартире отца, не стала чинить телефон, опасаясь роковых звонков того незнакомца, а ещё больше – сочувственных звонков друзей. Она много пила, порой курила травку, изредка задумываясь о чём-нибудь потяжелее, много спала и старалась поменьше думать о минувшем. И накрепко заперла стенной тайник, словно так было легче забыть о страшных секретах, хранившихся там. Она проигнорировала похороны отца и ни разу не была на его могиле. Большинство назвало бы её неблагодарной дочерью, но Женя знала, что Меглин бы понял её. Он ведь тоже ненавидел прощания и всякую такую ерунду. Но вот, спустя два месяца после похорон отца она наконец-то нашла в себе силы обратиться к Бергичу за сведениями о последнем пристанище отца. Все вокруг осуждали забывчивую эгоистичную дочь, все, кроме Бергича. Стрый друг Родиона Меглина, его ангел-хранитель, рисуя девушке план кладбища, смотрел на неё без осуждения, а, напротив, с раздражающей Женю жалостью. Он ведь знал историю отца, его недуг, историю их семьи и странных взаимоотношений… Иногда Жене казалось, что Бергич знает всё и о смерти отца, но молчит. И за это молчание Женя была ему благодарна. Теперь она сидела на корточках перед серым надгробием с очень лаконичной надписью: только имя и годы жизни, никаких эпитафий и скорбных слов. Словно Родион Меглин не оставил на этой земле никого, кто бы скучал по нему. Впрочем, уже изрядно помятый непогодой букет лилий говорил об обратном: кто-то приносил на могилу её отца цветы, и, судя по словам Бергича, с завидной регулярностью. Жене не нужно было долго гадать, чтобы понять, кто это был. Любила ли Есеня её отца и впрямь так сильно, или её просто мучила совесть? Жене, по большому счёту, было плевать. - Здравствуй, папа, - она прикоснулась к холодному граниту, стирая с него дождевые капли, но лишь затем, чтобы новые тотчас упали на него. – Ты не любил, когда я плакала, и не увидишь, что я плачу о тебе сейчас. Это всего лишь дождь, - она стёрла со щеки дождевые капли и выдавила из себя улыбку. Улыбаться по-меглиновски, с оттенком холода и безразличия ко всему на свете, она научилась давно. – Я долго думала, что же мне делать дальше, и, кажется, нашла свой путь. Он начинается отсюда, прямиком от твоей могилы, это – твой путь, но пройти по нему придётся мне. Я кое-что тебе задолжала, но я верну долг сторицей. И этот ублюдок – за ним тоже должок. И я заставлю его заплатить. Обещаю.