Жизнь и честь

День был солнечным, дул свежий южный ветерок, прохладный воздух пах соснами. На утоптанной поляне, окруженной простенькими жилищами одичалых, Эйрон Грейджой упражнялся в стрельбе из своего нового лука. В цель он попадал неплохо, но выдающимся стрелком не был, и у Джейме сложилось впечатление, что ему пока не хватало силы и выносливости. За ним наблюдала Вель, умостившаяся с прялкой на бревне. После каждого попадания в цель Грейджой украдкой бросал взгляд в ее сторону, чтобы удостовериться в том, что удачный выстрел не остался незамеченным. Зато после промахов он смотрел твердо вперед, не отводя глаз от мишени, чем ужасно смешил Вель. — Ты что, думаешь, что если ты меня не видишь, то и я тебя не увижу? – поддразнивала она его. Наблюдая за ними, Джейме ощущал странное удовлетворение. В последние дни у него появилось время, чтобы обдумать и переварить последние события, и, хотя слишком многое еще довлело над ним, у него было такое чувство, словно он наконец ощутил под ногами твердую землю. К нему подошел Блейн. Он ступал тихо, но все же не настолько, чтобы Джейме не услышал его шагов. В то время, как самого Джейме Далла собиралась держать тут еще пару недель, а Куорен настоял на том, чтобы остаться с ним, Блейн вызвался без промедления отправиться в Черный Замок, чтобы доложить Мормонту о том, чем кончилась их вылазка. Впрочем, раз уж теперь все равно выплыло, что он был соглядатаем, оно и к лучшему. — Ты все еще болен? – спросил Блейн. Джейме с подозрением взглянул на него. Настойки, которыми его выпаивали, уменьшили боль в горле и в груди, но он все равно чувствовал себя выжатым досуха. Но Блейн, судя по его виду, не ждал от него честного ответа. — Уже получше, — ответил Джейме. — Уверен? Я-то, признаться, подумал, это горячка виной тому, что ты любуешься на Грейджоя с глупой ухмылкой. Разве ты не должен потребовать его голову? Джейме вяло улыбнулся. — Я просил у Даллы позволения казнить его. — Далла куда-то уходила на целый день и как раз вернулась. К ужасу Джейме, после этого она вдруг разрыдалась и стала сквозь слезы объяснять, что Эйрон был ей другом, что Вель обязана ему жизнью. Что было ужаснее и унизительнее всего, так это то, что у Джейме у самого в глазах защипало, когда он понял, что все было не напрасно, что он оказался прав, с детской наивностью поверив в лучшее в человеке. Куорен, который выбрал именно этот момент, чтобы вернуться, при виде заплаканной Даллы и трущего глаза Джейме выскочил из хижины, как ошпаренный. Переглянувшись, Далла с Джейме почти одновременно рассмеялись. В целом, их беседа была довольно приятной… до того, как Далла пересказала ему видение Вель. — У Даллы просил, — повторил Блейн, вернув внимание Джейме. – Далла не знает железнорожденных, Джейме. Если бы флот его братца после Ланниспорта перехватили днем позже, Эйрон с командой сжег бы мою деревню и поимел бы моих сестер. И не говори, что у него кишка тонка. Все они из одного теста слеплены. Джейме встретился с ним взглядом. — В один из первых своих дней на Стене я высмеял Эймона, поглумился над смертью Рейнис и Эйгона, и едва не придушил встрявшего Клидаса. Еще немного, и я свернул бы ему шею. — Да брось заливать. — Ты просто не представляешь, как я тогда был зол. Так вот, меньше всего мне бы хотелось, чтобы обо мне судили по поступкам, которые я мог бы совершить. – Но на Блейна этот аргумент, по-видимому, мало подействовал, и Джейме попытался зайти с другой стороны. – Ну вот ты же поладил с Маленьким Волком, а люди со Стылого Берега со своими врагами тоже не церемонятся. — Я его себе в друзья не выбирал, — отрезал Блейн. – Просто так уж вышло. Столько времени мы вместе провели, не мог же я после этого к нему спиной повернуться. Это не по-рыцарски было бы. — Ну а я полагаю, что по-рыцарски было бы позволить Эйрону вернуться на Стену. — Да он труп, если станет известно, что он дезертировал, — сказал Блейн. – Нам троим пришлось бы врать, что одичалые держали его в плену. — Ты придаешь этому слишком большое значение. Всего лишь маленькая безвредная ложь во имя благородной цели. Блейн приподнял брови. — Вот, значит, как ты оправдываешься в собственных глазах?. Или ты просто решил, что Мормонт все равно не станет слушать про Иных, чудесные видения и волшебные мечи? Джейме почему-то раньше не приходило в голову, что Блейн слышал его пламенную речь в доме собраний, и что Далла тоже должна была как-то объяснить Блейну свою заинтересованность в Джейме, прежде чем завоевать его доверие. Он смутился. Джейме не нужно было объяснять, как глупо это все должно было выглядеть в глазах южанина. Он уже почти был готов заявить, что просто морочил одичалым головы, но Блейн перебил его: — Семь преисподних, да не делай ты такое лицо. Я ж не смеюсь над тобой, верно? Еще потолкуем об как-нибудь в другой раз. Сейчас ты вроде как собирался поболтать со своим горе-пиратом. Лучше не тяни с этим, а то они уже сворачиваются. Джейме бросил взгляд через плечо и увидел, что так оно и есть. Он заколебался. — Ради тебя я бы и соврал, — добавил Блейн напоследок, — но зуб даю, это не понадобится. Грейджой твое предложение не примет. Чепуха, подумал Джейме, провожая взглядом уходящего Блейна. Но времени на раздумья у него не было, Грейджой уже снял тетиву и теперь только ждал Вель. Джейме вышел из своего укрытия в тени и уверенно зашагал к ним. При виде него Эйрон оцепенел. Реакция Вель была не такой явной, но все же ее улыбка потускнела, а лицо приняло непроницаемое выражение. Для Джейме Вель пока оставалась загадкой. Она все еще выглядела наполовину ребенком, и в то же время уже была прекраснее, чем даже Серсея. Далла рассказала ему, что Вель нравился Ивар, что она была подругой его дочери. Когда Джейме перехватил ее взгляд на поляне перед самой казнью Ивара, она смотрела на него настороженно, почти с опаской. Возможно, она винила его в случившемся? Или считала, что он должен был спасти ее подругу, как когда-то Али? Джейме до сих пор грызла мысль, что он не смог ничего сделать. Смерть Сигвин, виновной лишь в том, что она была дочерью Ивара, напомнила ему Элию и ее детей. — Приношу свои извинения, — сказал Джейме, обращаясь к Вель. – Я должен был возобновить наше знакомство еще три дня назад. — У тебя были другие заботы. – Даже не пытаясь скрыть свои намерения, Вель встала между Джейме и Эйроном. — О, в этом нет никакой необходимости, — заявил Джейме дружелюбно. – Я уже поговорил с твоей сестрой, и она разубедила меня вершить кровавую расправу над твоим спутником. Эйрон Грейджой выпрямился. — Можешь попытаться. Джейме великодушно пропустил его слова мимо ушей. — Я здесь, чтобы предложить тебе вернуться с нами на юг. Другого шанса у тебя не будет. Блейн и Куорен смолчат, что ты дезертировал, и все сочтут, что тебя удерживали против воли. Всю браваду Грейджоя как рукой сняло. Словно не веря своим ушам, он впился глазами в лицо Джейме, потом обернулся к Вель. Та ответила ему настороженным взглядом. — Нет, — сказал Эйрон, глядя на Вель. Потом повторил, обращаясь уже к Джейме. – Нет. — Нет? – переспросил Джейме. — Я и хотел бы вернуться, — продолжил Грейджой. Осознав, что со стороны Джейме ему ничего не грозит, он говорил теперь со всей искренностью. – Дома из рук вон плохие, про одежду и говорить нечего, еда пресная и скудная, а женщины…. — тут он бросил взгляд на Вель и предусмотрительно не стал эту мысль развивать. – В Восточном Дозоре жить куда приятнее. Да и проще, если так рассудить. — Эйрон перехватил дыхание. – Но я уже сделал свой выбор. Я уже предал и тебя, и Дозор. Многие годы я бежал от проблем. Последние несколько месяцев стали началом чего-то нового, и я не хочу все испортить, вернувшись к старым привычкам. Он говорил с таким воодушевлением, что было понятно: уговаривать его бесполезно. Джейме мысленно выругался. Если бы он, ко всеобщему изумлению, притащил исправившегося Грейджоя назад, это стало бы образцовым завершением паршивой вылазки. Вернуться на Стену без него – только огрести новые неприятности. В отношении дезертиров Дозор занимал предельно жесткую позицию. Манс не зря так часто рассказывал легенду о семидесяти девяти стражах: в воображении черных братьев даже тягости суровой жизни на Стене должны были меркнуть в сравнении с тем, что ждало дезертира, иначе Стена быстро бы обезлюдела. И если Эйрон дезертировал – а умалчивать о встрече с ним Джейме не собирался, правда все равно рано или поздно выплывет, — он должен был лишиться головы. Джейме не мог так просто взять и отпустить его на все четыре стороны. Этого ему уж точно не простят. По-видимому, эти мысли отразились на его лице, потому что Эйрон уже не выглядел таким уверенным. Вель выступила вперед. — Что такое? – спросила она, снова готовая броситься на его защиту. Джейме посмотрел на нее, вспомнил, как плакала Далла. С другой стороны, они все равно не позволили бы мне его убить, подумал он. Можно сказать, что одичалые отказались выдавать Эйрона. Это даже не была ложь, скорее, полуправда. Как Манс любил говорить – слегка приукрашенная правда. Как-нибудь уж он выкрутится. А если повезет, то и Эйрону вменят не дезертирство, а какую-нибудь другую вину, за которую не виселица грозит, а что попроще. Чем черт не шутит. Джейме пообещал себе поразмыслить об этом как-нибудь на досуге и улыбнулся. — Не кипятись, Вель. Я просто удивился. – Обращаясь уже к Эйрону, он сказал: — Хорошо, что ты определился. Так ты останешься с Даллой и Вель? Эйрон перевел взгляд на Вель. — Ну я… — неуверенно начал он, — Они же почти все время в пути. Здесь надолго не задержатся. — Выходит, тебе так полюбился Скарсунд? — Вообще-то нам нужно о другом поговорить, — выпалил Эйрон. – Мой брат…. — Да, он отправится с нами к Тормунду, в Красные Палаты, — раздраженно перебила его Вель. – Ему это пойдет на пользу. Он слишком серьезный. — В нынешние времена серьезность более чем уместна, — огрызнулся Эйрон, но хотя тон его был сердитым, глаза у него загорелись. — Ты все перепутал, — сказал Вель. – В суровые времена и нужно искать повод для улыбки. А ты, Цареубийца, — огорошила она Джейме вопросом, — ты-то еще умеешь смеяться? Раньше ты все время скалил зубы, а теперь стал таким мрачным. Джейме и забыл, как много всего произошло с их первой встречи. Когда они в последний раз виделись, у него все еще было две руки, и он мнил себя самым отважным и блистательным рыцарем из всех. Возможно, виной тому была безупречная красота Вель, но на ее фоне он вдруг ощутил себя изрядно потрепанным стариком. Если бы он хоть не выглядел сейчас таким больным и жалким… — Пожалуй, я действительно в последние дни несколько серьезнее обычного, — заметил он сухо, — но это пройдет. В целом же я склонен скорее согласиться с тобой, чем с Эйроном. Не стоит цепляться за свои горести. Эйрон нахмурился и непонимающе взглянул на него, словно Джейме внезапно заговорил на незнакомом ему языке. Вель пристально разглядывала лицо Джейме, и он не мог не задаться вопросом, что она искала в нем. Того человека, которым он когда-то был? Но ему оставалось лишь гадать. — В одном Эйрон все же прав, — сказала Вель. – Нам действительно нужно поговорить об Эуроне. Джейме с видимой неохотой кивнул, и они втроем уселись на бревно. Далла уже успела ввести его в курс дела, так что их разговор не занял много времени, но рассказ Вель заставил Джейме вспомнить свой собственный сон – и человека, у которого один глаз был черным, а другой смеялся. Но примечательнее всего была реакция Эйрона, когда Джейме сказал, что намеревается отправиться на Пайк, чтобы лично встретиться с Эуроном. — Только не это, — Эйрон выпучил глаза, в голосе его звучал неприкрытый страх. – От этого будет только хуже. И он… он умеет нравиться людям, он любого вокруг пальца обведет, если захочет. В конце концов ты просто уверишься, что мы его оболгали. — Вы меня недооцениваете, — сказал Джейме, но сделал вид, будто выкинул эту мысль из головы. Эйрон и Вель скоро ушли – и Джейме не мог не отметить, что со своим луком Эйрон обходился так же бережно, как Манс с лютней, — но Джейме остался на поляне. Он просто сидел и смотрел в небо, размышляя о предопределении, о грядущем, и гадая, мог ли он изменить что-нибудь, просто убив Эурона. Потом пришла Далла. — Что теперь? – невесело усмехнулся Джейме. — Они решают, что делать с сестрами Ульфа. Скорее всего, им грозит изгнание, но кое-кто полагает, что их головы заставят тебя расщедриться. — Боги, ну и кровожадный же у вас Совет. — Убить проще всего, — сказала она. – Это удобно, доходчиво и решает все проблемы. Тем более, что обе сестры жаждут твоей смерти. Одна, правда, утихомирилась и согласна на примирение, но вторая никак не уймется. — У первой ребенок и муж, ей есть, что терять. – Джейме встал на ноги. – Я поговорю с ними. Пообещаю щедрые подарки. Посмотрим, получится ли у меня рассчитаться с ними так, чтобы обойтись без убийства двух женщин. Он отряхнул штаны и галантно предложил Далле свою руку. Утром того дня, когда ему предстояло покинуть Королевскую Гавань, Тирион заставил себя пойти к Серсее – попрощаться. Когда он приблизился к спальне Серсеи, он услышал звуки музыки и замедлил шаг. Дверь была приоткрыта, напротив нее стоял на страже Сандор Клиган, тем самым хоть какая-то видимость приличий была сохранена, но это все равно было, по меньшей мере, неосторожно. Если это называется бросать куски со своего стола, то мне под силу и Гору из седла выбить, подумал Тирион. Песня была ему незнакома, и, дав знак Клигану погодить, Тирион остановился и стал вслушиваться. Уж много лет с тех пор прошло, Но помню как сейчас, Как к замку Баэль-бард пришел, Едва закат угас. В высокой башне у окна Прекрасна, молода Стояла женщина с лицом Как будто изо льда. И золото ее волос Струилось по плечам Напоминая лунный свет, Что виден по ночам. Свой взгляд на север устремив, С печалью и тоской Она как пленница была Пусть в клетке золотой. Ему представился орел, Что заперт в клетке был И мог увидеть целый мир Но не расправить крыл. Подумал он, что будет ей Прекрасно за Стеной, С ним жить, и править, и любить Его и край седой. И он решился предложить Ей убежать вдвоем. "Я украду тебя" — он пел "Король мне нипочем. Спустись ко мне и убежим Что толку в кружевах? Мы за Стеною станем жить, В метелях и снегах. Из листьев дам тебе наряд, Вплету цветок в косу И станешь королевой ты В прекраснейшем лесу." Закрыв решетку изнутри, Задвинувши засов, Ему ответила она: "Ищи-ка дураков! Зачем мне покидать дворец, Зачем бросать шелка Зачем идти с тобой к Стене, Что слишком далека? Я королевой быть хочу, Что правит всей страной, Не только шайкою бродяг, И речкою лесной! Беги отсюда, идиот, Покуда я добра, Не то я стражников к тебе Отправлю со двора! У них достанет на тебя Мечей и алебард, Все знают — мужем быть моим Лорд должен, а не бард!" Был Баэль-Бард вооружен, Был меч его остер. Но предпочел он отступить, Не продолжая спор. Своим отмщением решил Он сделать мысли той Что оставалась взаперти В короне золотой. Пусть думает она о том, Что победить смогла, Хотя осталась в клетке жить, В которой и жила. Как грозный кондор иль орел, Не может жить в тюрьме, Так эта женщина навек Несчастна на холме. Когда-нибудь она, увы, Зачахнет и умрет - Не замок вовсе нужен ей, А воздух и полет. Не радость жизнь ей сулит, А множество невзгод.. И это столь же точно как И завтрашний восход. — И она позволяет ему это петь? – спросил Тирион Клигана. Тот хмыкнул. — Они вечно препираются по этому поводу. Но она часто просит именно эту. Разрази меня гром, если я знаю, что она в ней нашла. Тирион кашлянул. —Я пришел попрощаться с сестрой. Раз уж Манс здесь, то и с ним заодно. Могу я войти? Клиган снова хмыкнул, пропуская его. Манс сидел, развалившись, на огромной кровати под балдахином, которую Серсея делила с Робертом. Серсея уютно устроилась в стоявшем неподалеку кресле. Она была босиком, ее туфли валялись тут же на ковре, в руках она вертела кинжал с драгоценным камнем в навершии рукояти. —А Роберт знает, что вы тут вдвоем? – спросил Тирион, не отважившись спросить про нож. Манс извлек несколько нот из своей лютни. — А что в этом такого? Если бы тут было что-то неподобающее, мы бы не вели себя столь открыто. — В отличие от Серсеи, Манс был в сапогах. Во всех Семи Королевствах сложно было найти человека более низкого происхождения, и все же именно он сидел в грязных сапогах на королевском ложе наедине с королевой и играл для нее на лютне. Серсея подняла на Тириона глаза. —Тебе уже пора отправляться в путь? — Пора, — ответил Тирион, поглядывая на кинжал в ее руках. – Если, конечно, ты не собираешься меня пырнуть этой штукой. —Разве не прекрасный кинжал? Манс подарил его мне. – Она звонко рассмеялась. – А потом предложил мне отправиться с тобой и Герионом в Эссос, подумать только. Словно я и не королева. —Ваша корона – оковы и тяжкая ноша. Будь вы с этим не согласны, вам бы не нравилась так эта песня, — заметил Манс. —Мне нравится слушать про одичалого глупца, который мнит себя самым умным, — парировала Серсея. – Есть вещи поважнее свободы, власть в том числе. Уж лучше быть королевой и терпеть Роберта и толпу глупых хихикающих куриц, чем… чем бы там чернь ни занималась. – Повернувшись к Тириону, она добавила: — А ты можешь и дальше разбрасываться удачей. Слава богам, подумал Тирион. —В таком случае, почему бы тебе не вернуть кинжал? В замке он тебе не пригодится. —Я могу получить любой кинжал, какой захочу, если мне вздумается, — напомнила Тириону Серсея. – Но ты зря тревожишься, я вовсе не собираюсь его использовать. Мне просто приятно, что Манс преподнес мне такой подарок, вот и все. Тирион ничего не понял. Он посмотрел на Манса, но тот снова взялся перебирать струны. Решив, что лучше сменить тему, Тирион сказал : —Вообще-то я хотел поговорить с тобой о Стеффоне. Улыбка Серсеи скисла. — В этом действительно есть необходимость? — Манс вчера показывал ему, как играть на лютне, — сказал Тирион, — и ему понравилось. Ты не думала, что ему было бы полезно поучиться изящным искусствам? Он чахнет, как цветок, который растет в тени. Когда он станет постарше, любой прощелыга сможет втереться к нему в доверие, проявив немного участия. — Ну какой из этого несносного поросенка музыкант? Манс сел на кровати и повернулся к королеве. На левой стороне его лица расплывался огромный кровоподтек – след от удара Роберта. — Слова Беса звучат мудро, моя королева. Хотя… боюсь, королю это не понравится. Серсея изящно отмахнулась от него. — Ты поднял мне настроение, Манс Разбойник, так не порть все разговорами о мальчишке. Я поразмыслю об этом на досуге. Убрав, наконец, кинжал в ножны, она добавила, обращаясь уже к Тириону: —Постарайся все же не сложить там голову. И можешь вернуться в Королевскую Гавань, когда пожелаешь. Как ты верно подметил, отец желал бы, чтобы ты оставался в пределах его досягаемости, так что я уж как-нибудь смирюсь с твоим присутствием. Если, конечно, не станешь слишком мне докучать. —Да ты само воплощение сестринской любви. — Молюсь о том, чтобы ты вернулся не таким, как Джейме, — сказала она уже серьезно. Манс хмыкнул, и Серсея закатила глаза. – Не спорь, я знаю, что ты высокого мнения об этом унылом угрюмце, но мне совсем не хочется, чтобы оба моих брата стали мне чужими. Не говоря уж о манерах. С трудом удерживаясь от смеха при виде лица Манса, Тирион ответил: —Приложу все усилия, чтобы сохранить себя в лучшем виде. Манс отложил лютню в сторону, встал и подошел к Серсее. — Моя королева, позволите ли вы мне проводить Тириона к причалу? Я бы хотел попрощаться с Герионом и его командой. Она кивнула. —Передайте моему дядюшке: хоть он и дурак, но я готова его простить, если он принесет извинения в свой следующий визит. Манс поцеловал ей руку и, поймав взгляд Тириона, жестом указал ему на дверь. По пути они наведались в отведенные им покои, где Манс оставил лютню, и Тирион напоследок заглянул к принцу. Стеффон был безутешен. Когда Тирион вернулся к Мансу, поджидавшему его в коридоре, тот сказал: — Я уговорю Серсею. Идея-то здравая. Тирион не ответил. Он не стал ничего обещать Стеффону, потому что слишком хорошо помнил, как ему самому когда-то, отправляясь в Харренхол, обещал вернуться Джейме. И все же он чувствовал себя ужасно. Горечь и обида от разлуки с Джейме нахлынули на него с новой силой. Джейме бросил меня, подумал он. Манс бросил Джейме. Если судьба окажется жестокой, возможно, годы пройдут прежде, чем я снова увижу Стеффона. Пока они шли к выходу, Тирион спросил, чтобы отвлечься от грустных мыслей. — Возможно, я еще пожалею, что спросил, но все-таки: зачем ты подарил Серсее кинжал? – Оглядевшись по сторонам, он тихонько добавил: — Надеюсь, не для того, чтобы она убила им Роберта. Манс провел рукой по заплывшей щеке. — Если бы я хотел его убить, убил бы сам. Ты же знаешь, что она им не воспользуется. Тирион так и бросал на него вопросительные взгляды через каждые несколько шагов, пока Манс не объяснил: — Кинжал – это не подарок для леди. Оружие скорее преподнесут в дар рыцарю, лорду или королю. Твоя сестрица спит и видит себя в их шкуре. — Серсея, — возразил Тирион, — как-то, изрядно захмелев, сказала мне, что ее лучшее оружие у нее между ног. — Лишь потому, что боги ничего другого ей не оставили. Джейме рассказывал, что в детстве даже отец не мог различить их. Как же так, ведь маленькие лордики носят штанишки, а маленькие леди платьица? — Тирион промолчал, а Манс продолжал: — Что-то сомневаюсь, что Джейме так хотел сбежать с уроков фехтования, что это он предложил поменяться местами. Ты сам говорил мне, что она мнит себя Тайвином Ланнистером в юбке, да и Герион высказывался схожим образом. Тирион вспомнил те песни, которые Манс пел для Серсеи при первой встрече. В Королевской Гавани полно людей, которым что-то нужно – так Манс сказал, когда они были в домике Бриони. Достаточно понять, что именно им нужно, и они в твоих руках. По спине Тириона пробежали мурашки. — Так что, когда я дарю ей оружие и говорю, что в ней больше от мужчины, чем в Роберте, что это она должна была бы быть на троне… я как будто вижу в ней то, что сокрыто от всех остальных. Первый человек после Джейме, который осознает, насколько она превосходит всех этих глупых куриц в ее окружении, — заключил Манс. — Ты же говорил, что тебе ее жаль. — Убивать Теннов мне тоже было жаль. И все-таки я это делал. Трудно было объяснить, почему это так встревожило Тириона, благо, он с самого начала знал, что Манс водит Серсею за нос. Задумавшись на мгновение, он решил, что раньше не понимал, насколько это личное. Манс не просто воспользовался ее глупостью, он играл на ее самых потаенных слабостях. А как воспринял бы это Джейме, Тирион даже думать не хотел. — Но зачем? – спросил он наконец. От смеха Манса у него мурашки по спине побежали. — Немного усилий с моей стороны, и она пожалует деньги Дозору. Она даже может… — Не продолжай, — остановил его Тирион. Достаточно понять, что им нужно, и они в твоих руках. Он часто думал об этом, гадал, что же двигало Мансом, и со временем уверился, что тот пытался подсобить Джейме, пусть и окольными путями. Но тут явно крылось еще что-то. — Ты пытаешься доказать Дозору, что ты лучше их всех, — сказал Тирион, — что стоишь любого из них. Вся эта история с твоим появлением на юге, и то, что ты заявился к моему отцу, и то, что ты играешь с Серсеей – все это, чтобы доказать что-то кому-то. Возможно, даже себе. Неужели ты никогда не задавался вопросом, что, если Денис Маллистер не ошибся на твой счет? Что, если он был прав, предполагая самое худшее? Манс на мгновение отвел взгляд, но, когда он снова обратился к Тириону, губы его уже кривила усмешка. — Не буду лукавить насчет твоей сестры, эти ухаживания распаляют мое воображение и льют бальзам на душу. Королева и недостойный бард… будет, что порассказать за Стеной. Что же до прочего… Неужели так сложно поверить, что я всего навсего пытаюсь помочь нашему брату? Тирион открыл рот, но Манс жестом остановил его на полуслове. — Довольно. Наши пути вот-вот разойдутся, и я бы предпочел, чтобы мы остались друзьями. Тирион знал, что он прав, что Манс лжет, и все же не стал настаивать на своем. Оно того не стоило. Каковы бы ни были намерения Манса, и корабли, и деньги уйдут на Север. Джейме получит второй шанс назвать братом человека, которым с детства восхищался. Что же до Серсеи, то она о Тирионе не слишком-то переживала. Возможно, это даже послужит ей уроком – если до нее, конечно, дойдет, что ее обвели вокруг пальца, в чем Тирион сомневался. В доки они отправились верхом, и Манс всю дорогу болтал о всякой ерунде, явно намереваясь поскорее оставить этот неприятный разговор в прошлом. День был прохладный, небо было затянуто низкими облаками, с Черноводной дул резкий пронизывающий ветер. У лотка с фруктами Манс остановился, чтобы купить кроваво-красный дорнийский апельсин. Он попросил старуху-торговку почистить его и заболтал ее до того, что она всерьез вознамерилась подарить ему второй. Но Манс все равно оставил старухе золотую монету. Когда они отъехали, Тирион спросил: — Ты хоть знаешь, сколько стоит золотой дракон? — Сущую малость, — ответил Манс, снимая кожуру со второго апельсина. Он положил дольку в рот. – Несколько тысяч я раздобыл за какую-то неделю. Команда Гериона сновала на корабле, готовясь к отплытию, Бриони с Джой стояли на берегу. Манс направился к ним. Джой, хоть и младше Стеффона, была не робкого десятка, и при виде Манса бросилась к нему с громкими радостными криками. Недобежав несколько шагов, она остановилась и спросила: — А спина болит? — Уже нет, — ответил Манс, легко подхватывая ее на руки, отчего она залилась пронзительным смехом. Подставив ей щеку для поцелуя, Манс опустил ее на землю и обратился к ее матери. — Если Герион будет плохо с тобой обращаться, отправь весточку за Стену, я приду и проучу его хорошенько. За тебя кишки ему выпущу. Но Бриони его слова не слишком впечатлили. — А ты-то сам что будешь дальше делать? Продолжать грабить и продавать награбленное? — Хорошего же ты обо мне мнения, — оскорбился Манс. Если бы Тирион его не знал, он бы, может, и купился на это, а так он лишь уверился в том, что у Бриони проницательности побольше чем у многих при дворе. — Чья бы корова мычала, — отрезала Бриони. – Порку ты заслужил, да еще и легко отделался. Готова поклясться, что и этот синяк за дело схлопотал. — Вот ведь упрямая поклонщица. Ну ничего, запоешь по-другому, когда окажешься подальше и от Тайвина, и от Вестероса. Бриони лишь сдвинула брови. — Так-то ты хороший человек, лишь ты бы сам об этом не забывал. — Я никогда об этом не забываю. Как соберусь кого-нибудь пограбить или обмишулить, так только об этом и думаю. – Манс увернулся от притворной оплеухи и достал из-под плаща небольшой кошель с монетами. – Возьми это. Прошу. Пока ты во всем зависишь от денег своего лордика, свободной тебе не бывать. Бриони смерила его долгим и жестким взглядом, но деньги все же взяла. — И будь потерпимей к Бесу, — добавил Манс. – Он с женщинами и говорить-то толком не умеет, пусть… Лицо Тириона залила краска, и он уже собрался было встрять в их разговор, но его опередил Герион, который поспешил сойти на берег, заметив их. —Тирион! Наконец ты здесь. Готов отправляться? — Боги, да, — ответил Тирион со всей искренностью. — Мы собираемся сперва зайти в Браавос, — сказал Герион Мансу. – В свите Морского владыки подвизается один мой старый знакомый. Может, и с самим владыкой удастся потолковать. Если какие-то корабли останавливались там или были захвачены, он об этом знает, как и о том, в какие порты работорговцы держат путь. Ну а если повезет, то и еще чем поможет. Если в Браавосе ничего не выйдет, отправимся в Пентос. — Ты собрался искать рабов там, где рабство вне закона? – удивился Манс. — Мы начнем там, где есть шанс получить хоть какую-то помощь. В Лисе или Мире придется действовать куда более осторожно. Там нам будут, мягко говоря, не рады. Даже в Пентосе небезопасно, если уж на то пошло. Денежным мешкам законы не писаны, и если мы не будем соблюдать осторожность, у них есть способы сделать так, чтобы Смеющийся Лев просто исчез. — Но ведь если одичалые там, они будут бросаться в глаза, и их несложно будет разыскать, — заметил Тирион. — Ты знаешь кого-нибудь из этих денежных мешков? Они тоже могли бы нам помочь. Герион широко улыбнулся. — Знаю-то я многих, только мало кто из них меня любит. Но об этом стоит поразмыслить. — Что ж, я желаю вам обоим удачи. – Манс крепко обнял Гериона и потом положил руку Тириону на плечо. – Пройдемся напоследок. Почему бы и нет? — подумал Тирион. — Это в последний раз, и больше мне уже не придется ему потакать. Он позволил Мансу увести себя в укромный закуток. Как он ни старался, он все же не мог оставаться совершенно равнодушным при мысли о предстоящем расставании, и к его облегчению примешивались и другие, более сложные чувства. Минувшие месяцы были наполнены событиями, и скучать ему точно не пришлось, а Манс при всех своих недостатках никогда не принижал Тириона. Может, я еще и скучать по нему буду. Самую малость. —Знаешь, ты вырос за эти месяцы, — сказал Манс с едва заметной улыбкой, которая совсем не вязалась с его насмешливым тоном. – И, думаю, узнал о себе много нового. Поверишь ли мне, если я скажу, что и я узнал о себе то, о чем и догадываться не мог? —Нет. — И все же это так. – Манс потеребил свой обтрепавшийся рукав, задумчивый взгляд его карих глаз был устремлен вдаль. – Через четыре дня мы отплываем на Драконий Камень. Там Давос уладит кое-какие дела, возьмет своих людей, и уже оттуда мы отправимся на север. Честно говоря, я даже рад, что мы задержимся на Драконьем Камне. Подумываю о том, чтобы сделать запас драконьего стекла для Дозора. —Зачем? – переспросил устало Тирион. — Джейме найдет для него применение. – Из голоса Манса исчезла былая непринужденность. — Я собираюсь настоять на том, чтобы мы зашли в Белую Гавань – набрать людей, пополнить припасы. Там я и смоюсь. – Он напряженно улыбнулся. – Приглядывай за своим братцем вместо меня. Продолжай писать ему. Он дорожит твоими письмами. Хоть его сердце и принадлежит Дозору, он Ланнистер и всегда останется Ланнистером. —Я… по правде сказать, я так до сих пор и не написал ему о том, что произошло в Утесе, — признался Тирион. — Не смог подобрать слова. Манс выглядел удивленным. —Прекрасно. Лучше ему и не знать. Не для того я с Тайвином разговоры разговаривал, чтобы Джейме потом взбрыкнул и отказался от его помощи. Тирион нахмурился. —Так вот почему отец не побоялся реакции Джейме. Он просто знал, что ты это от него скроешь. —Думаю, он это подозревал. – Манс потер глаза с видимым раздражением. – Но я должен был сам все прояснить. Я даже не подумал… — Он вздохнул. – Как легко упустить из виду какую-нибудь мелочь, из-за которой все пойдет насмарку. Так ты ничего ему не написал? —Я же сказал. — Ну и отлично. – Он выдохнул. – Ну а раз самая сложная часть останется между нами, теперь тебе должно быть проще. К тому же я сам собираюсь написать Джейме, так что тебе вообще нет нужды объяснять ему мои похождения. На твою долю остаются только хорошие новости. —Только ложь, — голос Тириона звучал тускло. Может, он и расчувствовался немного вначале, но Манс на удивление быстро сумел обернуть вспять его сентиментальный порыв. —Всего лишь недомолвки, — поправил его Манс и продолжал, не дав Тириону и слова вставить. – Я советую тебе не забывать про Стену, ну а если тебе нужен лишний повод туда наведаться, то в Черном замке сохранилась копия Неестественной истории Барта, а Эймон Таргариен знает о драконах побольше прочих. Насколько я помню, тебе нравятся драконы… по крайней мере, нравились, когда тебе было тринадцать. Побеседуй с ним при случае, и скажи, что это была моя идея. И кто знает… возможно, он еще чем-нибудь с тобой поделится, и тогда ты сможешь лучше понять кое-что из моих бредней. Барт? Ведь все эти книги должны были быть уничтожены. — Ну, береги себя, братишка, — добавил Манс. – Я тебя, можно сказать, полюбил – и есть за что. — Бра… нет, так не пойдет, — пробормотал неуверенно Тирион, — мы с тобой не такие друзья, чтобы… — Но Манс уже обнимал его, фамильярно похлопывая по плечу. Однако Тирион не собирался делать вид, что все так и должно быть, и не считал, что пара ласковых слов может все искупить. Удержав Манса за руку, не давая ему уйти, он сказал: — Когда-то ты говорил, что больше не чувствуешь горечи. Что гнев плохой советчик, и глупо позволять ему направлять себя. Ты уверен, что не врешь самому себе, как врешь всем остальным? — А я думал, мы собираемся расстаться друзьями, — сказал Манс сухо. — Это были твои слова. Я не говорил, что согласен. – Заметив, что на лице Манса отразилась скорее усталость, нежели злость, Тирион вздохнул. – Можешь считать это дружеским советом. Не знаю, что и кому ты пытаешься доказать, но я боюсь, ты бьешь мимо цели. На мгновение выражение лица Манса дрогнуло, и он будто растерял всю свою уверенность, но тут из толпы появился Герион, который велел Тириону поторапливаться, и момент был упущен. Манс оставался на пристани, пока корабль не отчалил. Когда Смеющийся Лев отошел от берега, Тирион еще какое-то время видел его с кормы. Он стоял чуть поодаль от суетливой толпы и казался недвижной тенью средь людского моря. Но скоро он совсем скрылся из виду, а потом скрылась и Королевская Гавань. Дело с Гертой и Трутой уладили даже быстрее, чем Джейме надеялся, выслав их отряд из Скарсунда, но спокойнее от этого ему не стало. Слухи о смерти Ивара быстро разнеслись по округе, не всем это пришлось по нраву, чтобы утихомирить недовольных, совет разослал военные отряды. В Скарсунд начали стекаться люди из окрестных деревень: одни, чтобы своими глазами увидеть, как обстоят дела, другие – чтобы присягнуть на верность новому вождю, и каждому из них Джейме приходилось объяснять, что он тут делает, раз за разом, с небольшими отступлениями, повторяя речь, которую он говорил на суде. В то же время он пытался вести переговоры с советом от имени Дозора – занятие столь же приятное, как зубная боль. Совет хотел, чтобы разведчики не нападали на налетчиков, а это было неосуществимо. Помимо этого совет хотел, чтобы одичалых пропускали за Стену, и это тоже было неосуществимо. Они требовали оружие, но Джейме не соглашался добавить что-то сверх того, что уже от его имени пообещала Далла. Пользуясь тем, что Джейме у них в руках, они пытались давить на него в расчете на серьезные уступки, и ему все чаще приходилось напоминать, что это именно их народ на грани порабощения. С каждым новым отказом вероятность договориться становилась все призрачнее. В итоге они сошлись на простых условиях. Союз между одичалыми и Дозором ограничится вопросами работорговли и продлится лишь до тех пор, пока обе стороны не сочтут дело улаженным. Разведчики, которые окажутся на востоке, могли рассчитывать на помощь и защиту со стороны племен, связанных со Скарсундом, но они не должны были нападать на мирный народ. При этом, как вольный народ не мог поручиться за каждого одичалого, так и Джейме не мог поручиться за каждого разведчика. Поскольку все договоренности были только на словах, и каждая из сторон оставила для себя массу лазеек, было очевидно, что трактоваться они будут, как кому вздумается, и все-таки для Джейме это ощущалось как шаг вперед. Под конец договорились о местах и времени встреч разведчиков и одичалых. Первая запланированная встреча должна была состояться через пять месяцев, и это давало Джейме время на то, чтобы собрать и доставить обещанные Даллой подарки. Если присутствие Джейме в доме собраний не требовалось, Далла таскала его за собой по Скарсунду и знакомила с самыми разными людьми – не только с прославленными воинами и умудренными знахарками, но и с торговцами, с женщинами и детьми. Не похоже было, чтобы это занятие доставляло ей особенное удовольствие, и, судя по тому, какие взгляды она бросала в сторону леса, она бы с большей охотой вернулась к своим странствиям. На Джейме эти знакомства тоже наводили смертную скуку, но он понимал, что благодаря Ивару за ним тянется слава демона во плоти, и что людям нужно было дать возможность составить свое мнение. Так прошло две недели. Наконец все условия были обговорены, и Джейме был волен отправляться на все четыре стороны. Утром того дня, когда они с Куореном должны были отправиться в путь, Далла предложила ему проводить ее к сердце-древу. — Опять заставишь меня клясться перед богами? – спросил он, когда они вышли за пределы поселения. Небо было затянуто бледной пеленой облаков, и в тусклом свете Далла походила на привидение. Все эти дни они почти все время были вместе, но при этом всегда находились какие-то дела. У Джейме внезапно возникло ощущение – ложное, разумеется, — что он знает ее не лучше, чем в день их первой встречи. Далла отвела в сторону низкую ветку, преградившую им путь, и пропустила Джейме вперед. — Не в этот раз. Мне просто хотелось немного перевести дух. — Признаться, я тогда решил, что ты спятила, — сказал Джейме. – Теперь-то я вижу, что это мир сошел с ума, просто ты из тех, кто сумел найти в нем свое место. Он хотел съязвить, но улыбка Даллы была печальной. — Я ведь просила тебя повернуть назад. Я предупреждала тебя о том, что впереди тебя ждет боль и страдание. Джейме размышлял об этом, пока они шли к пруду. Далла вела его по узкой тропинке, то огибая переросшие ветви, то легко переступая через камни или сухие ветки. Она все время была на шаг впереди. От быстрой ходьбы Джейме запыхался – его болезнь все еще давала о себе знать. Вскоре они вышли на поляну. Дерево над серой гладью пруда в унылой утренней дымке казалось спящим. У его корней еще заметны были пятна крови. Джейме подошел к дереву, Далла следом за ним. — Один из братьев Дозора сказал мне как-то, что ничто не вечно. Все цветы увядают, — сказал наконец Джейме, продолжая начатый разговор. — Это мудрость вольного народа. — Этот брат чтит ваших богов, — согласился с ней Джейме. Точнее будет сказать, что он один из них. Ну или близок к тому. – По правде говоря, мне нелегко смириться с этой мыслью. Я же Ланнистер. Тысячелетиями мы властвовали – и будем властвовать еще не одну тысячу лет, по крайней мере, так всегда говорил мой отец. Мне привычна мысль о том, что какие-то вещи остаются неизменными. Но теперь я, кажется, начинаю понимать, что Бринден имел в виду. Оказавшись на Стене, я получил возможность геройствовать, как с детства мечтал, и тогда я возомнил, что так оно и будет до самой моей смерти. Но вместо этого я годами терял себя, капля за каплей, пока от того человека, которым я был, ничего не осталось. Последние остатки той жизни были уничтожены, когда Манса объявили дезертиром. — По твоему голосу и не сказать, что тебя это сильно огорчает, — заметила Далла. — Так и есть. Ты была права, когда предсказывала мне боль и страдания, но они не сделали меня хуже. Они просто изменили меня. Теперь я знаю, что некоторые потери надо оплакать и жить дальше, а не пытаться вернуть все как было. Джейме бросил на нее взгляд, чтобы убедиться в том, что она его поняла, и рассмеялся при виде выражения на ее лице. — Семь преисподних, да не стоит так напряженно мне внимать. Ты принимаешь красивые слова за мудрость. Далла звонко рассмеялась, в ее смехе звучали недоверчивые нотки. — Джейме, зато ты делаешь ровно обратное. Другого подтверждения тому, что он давно перегнул палку с высокопарными речами, не требовалось. Неудивительно, что Вель сочла его угрюмым. Это все Далла виновата, подумал Джейме. Она так серьезно иной раз говорит, что сложно не начать подражать ей в этом. Джейме откинул со лба волосы, которые лезли в глаза, и сказал с нарочитой небрежностью: —Куорен мечтал о том, чтобы оказаться подальше отсюда, с того самого момента, как мы здесь появились. Лучше не заставлять его ждать слишком долго. — Это, конечно, не мое дело, — заметила Далла неуверенно, — но со слов Манса я поняла, что вы с Куореном были друзьями. И Куорен явно боялся за тебя, он места себе не находил. – Она нахмурилась. – Теперь вы ведете себя как чужие. Что у вас стряслось? Что-то в ее голосе вдруг снова напомнило Джейме мать, он зажмурился на мгновение и тряхнул волосами, чтобы отогнать прочь наваждение. Но даже этого краткого мига было достаточно, чтобы заставить его ответить Далле со всей искренностью. — Я повел себя как осел. Но я все улажу. Он собирался все уладить сразу после суда, но к тому времени, когда у них наконец появилась возможность поговорить, Джейме был слишком вымотан и измучен. «Все хорошо», — только и смог он из себя выдавить. Куорен пробормотал в ответ: «Как скажешь», и Джейме тут же заснул беспробудным сном. С тех пор они толком и не разговаривали, разве что по поводу Эйрона еще поспорили, но Куорен тогда быстро сдался. После ухода Манса он, вероятно, стал иначе смотреть на дезертиров, и это сделало его более сговорчивым. В остальное время Куорен обычно держался сам по себе, и Джейме мельком видел его лишь за столом и еще вечерами, когда они устраивались на ночь. Несложно было позабыть о том, что между ними не все было ладно. Далла легонько коснулась его щеки рукой. — Обещай мне это. Путь тебе выпал тернистый, и, идя по нему, не стоит взваливать на себя лишний груз уязвленной гордости и мелких обид. — Даю слово, — сказал Джейме и почесал в затылке. – Но я, пожалуй, повременю с этим, пока мы не окажемся у Стены. Мне вовсе не хочется месяцами терпеть его дурное настроение, если что-то пойдет не так. Они, наверное, о многом еще могли бы поговорить – о Мансе, об Иных, о Дозоре, об Эйроне, о работорговле, – но у Джейме было ощущение, что тут они с Даллой и так прекрасно понимали друг друга, так что они просто постояли на поляне молча еще немного и повернули назад. Спустя пару часов они с Куореном тихо и без суеты покинули Скарсунд. Эйрон и Вель явились вместе с Даллой, чтобы проводить их, но с их стороны это явно была просто дань вежливости — за все время Джейме с ними едва ли парой лишних слов перекинулся. Распрощавшись с ними, Джейме напоследок поцеловал Даллу в лоб и оседлал Крапинку. — Только не суйся на Пайк, — в очередной раз предупредил его Эйрон. – Рады тебе там не будут, а от Эурона ты ничего кроме вранья не услышишь. — Я не могу просто взять и отправиться, куда мне заблагорассудится, — сказал Джейме. – Для этого мне потребовалось бы дозволение лорда Мормонта, что маловероятно. Эйрона его ответ, казалось, вполне удовлетворил, но Вель так легко было не провести. Она прищурилась. — Это не ответ. — На Пайке он не появится, — сказал Куорен тоном, который не оставлял места для возражений, и после этого они тронулись в путь. Вскоре они оставили Скарсунд далеко позади. Поначалу Джейме время от времени поглядывал на Куорена, не вполне понимая, как вести себя с ним, но Куорен молчал и выглядел так же, как и всегда, и Джейме это быстро наскучило, он стал глазеть по сторонам. Хорошая погода держалась все то время, пока они двигались через редкий лес, простиравшийся к юго-западу от Скарсунда. Дни стояли теплые и безоблачные, по ночам небо утопало в звездах. Пока они добрались до Оленьего Рога, молодой месяц успел стать полной луной. Еще неделю они шли вдоль реки и потом свернули на юг, в самое сердце Зачарованного леса. К тому моменту твердое намерение Джейме отложить их разговор изрядно поистерлось. Атмосфера хоть и была не такой гнетущей, как прежде, оставалась напряженной, и Джейме постоянно ловил на себе тяжелый взгляд Куорена. Как-то вечером, когда Джейме, скрючившись у костра, чистил после ужина котелок, он поднял глаза и в очередной раз обнаружил, что Куорен, нахмурившись, пристально на него смотрит. Мысленно велев себе держать язык за зубами, Джейме вернулся к своему занятию, но когда через пару минут он снова поднял глаза и убедился, что Куорен продолжает буравить его взглядом, он не выдержал. — Что-то не так? Куорен вздрогнул и огляделся по сторонам. — Я ничего не слышу. И тон, и слова Джейме сложно было истолковать превратно. Чувствуя, что вскипает, Джейме сказал, нарочито проговаривая каждое слово. — Ты с меня глаз не сводишь весь вечер, и так всю дорогу. – Напомнив себе, что дело может быть и не в его увечной руке, он попытался смягчить тон. – В чем причина? Вместо ответа Куорен просто уставился в огонь. Это только подтвердило опасения Джейме, и он спросил: — Все потому, что я копаюсь? Куорен выглядел сбитым с толку. Джейме отвернулся и стал убирать котелок в сумку Куорена. Он тянул время, пытаясь решить для себя, нужно ли продолжать этот разговор. Покончив с этим, он огляделся по сторонам, но не нашел, чем еще можно было бы заняться. — В чем ты копаешься? – переспросил Куорен. Джейме плюхнулся на свое одеяло, в глубине души сожалея, что рядом нет Люка, об которого можно было бы погреться. Он бы и рад был перевести разговор на другую тему, но теперь Куорен уже вряд ли купился бы на его отговорки. Проще было покончить уже с этим. — Копаюсь, — повторил он, подняв культю на обозрение. – Я калека, я все делаю слишком медленно. Куорен сразу не ответил. Где-то вдалеке завыл волк, и Джейме бросил взгляд на Крапинку, чтобы удостовериться, что с ней все в порядке, но обе лошади спокойно себе дремали. Вскоре волку ответил его собрат. Дикие звери — и те лучше умеют вести беседу, подумал Джейме, но придержал язык за зубами. Наконец Куорен процедил сквозь зубы: — Раньше на вылазках ты вообще ничего не делал. У тебя полночи уходило, чтобы лошадей накормить, а если с нами кто еще был, так ты уговаривал или подкупал его, чтобы он за тебя делал то, к чему у тебя душа не лежала. Я и забыл об этом. Джейме смутился, но виду не подал. — Тогда с чего ты все время такой мрачный? Ты меня своим видом до белого каления доводишь. — Раньше ты не затыкался, а теперь постоянно как воды в рот набрал. Мало того, что ты перестал отлынивать от работы, теперь ты еще и за меня норовишь что-нибудь сделать, — сказал Куорен. Когда до Джейме дошло, он расхохотался. Совладав наконец с собой, он уже было собрался ляпнуть что-нибудь вроде: «Ну и олухи мы с тобой, представь только, что бы сказал Манс на это», но, взглянув на Куорена, осекся. Тот молча продолжал смотреть в огонь, на его лице застыло мрачное выражение, словно его привычно беспокоила застарелая рана. Повеяло холодом. Джейме затылком ощутил ледяное дыхание ветра, будто нож приставили к шее. Сердце у него колотилось. Решив, что Куорен его не понял, он пояснил: — Я вел себя ниже травы и тише воды, потому что чувствовал вину за то, что вытащил тебя в эту вылазку. Пытался не досаждать тебе лишний раз. Но это не помогло. — Прекрати это… это самобичевание, — сказал тогда Джейме. – Это даже забавно, если взглянуть на это со стороны. Я должен был не дуться, а сразу спросить… — Тебе даже в голову не пришло спросить, — огрызнулся Куорен, — потому что ты сразу втемяшил себе, что мне твоя культя как кость в горле. Джейме заскрипел зубами. — То, что у меня в голове — это уже не твоя забота. – Он почувствовал, что его лицо пылает. – Послушай, я не в обиде. Глупо все получилось. Извини. Посмеялись — и забыли. — Можешь засунуть свои извинения… — Хватит, — эта бессмысленная перепалка действовала Джейме на нервы, ничего забавного он уже не видел. – Больше ни слова об этом. На этот раз Куорен промолчал. — Ты и до этого сам не свой был, — сказал Джейме. – Еще с той истории с Маллистером все началось. Куорен сидел недвижно, словно и впрямь был вырублен из дерева, как любил говаривать Манс. Джейме прищурился, с трудом различая в тусклом свете его черты. Взгляд его был устремлен вдаль, на лице застыло напряженное, почти враждебное выражение. Когда он наконец ответил, его голос прозвучал так неожиданно, что Джейме вздрогнул. — Неужели после всех разговоров про рыцарей Королевской гвардии и про преступные приказы, которые им приходилось выполнять, до тебя так и не дошло, что я с тринадцати лет делал точно то же, что и они? — А это-то тут причем? – Джейме отмахнулся культей. – Ты себя с ними не равняй, ты-то не из тех, кто слепо делает, что ему было велено. — Какую бы мерзость я ни совершил, ты все равно найдешь для меня оправдание. Ты всегда находишь оправдание для друзей и семьи. — Как будто в этом есть что-то плохое. – Это и называется верность, подумал Джейме. В том нет беды. — Это худший из твоих недостатков, — отрезал Куорен. – Я скажу, если ты заткнешься и не будешь перебивать меня через слово. — Но я… — начал было Джейме и тут же спохватился. – Я буду нем как рыба. Куорен подцепил с земли палку и разворошил угли, подняв в воздух сноп искр. Потом бросил взгляд на Джейме и, убедившись, что тот готов слушать, начал говорить в своей обычной манере: медленно, взвешивая каждое слово. — Я ведь тоже всегда считал, что долг велит мне выполнять приказы, чего бы это ни стоило. И даже если меня и воротило от того, что мне иной раз приходилось делать во время вылазок, я был уверен, что все делаю правильно. — Но это… — Ланнистер, — одернул его Куорен, и Джейме прикусил язык. – Да, иногда приходится делать сложный выбор. Но я и не пытался выбирать. Я просто делал то, что считал своим долгом. То, что хотел от меня Маллистер. — До недавних пор, — перебил его Джейме, — когда Манс… — Маллистер был не прав. И это ведь была не случайная ошибка, отнюдь, он сознательно закрывал глаза на то, что было у него перед носом. И вот тогда я и задумался, сколько же раз до этого… — Не драматизируй, — снова перебил его Джейме, — что уж такого ты мог… — на этот раз он сам осекся, вспомнив, что Куорен больше десяти лет водил вылазки в паре с Эббеном, который не гнушался ничем. И если Манс приучил Джейме всегда сначала пытаться договориться, то Куорен предпочитал, чтобы вместо него говорила сталь. По правде говоря, участь каких-то людей, которых Джейме и знать не знал, и многие из которых, вероятно, получили по заслугам, не слишком его печалила, но он все же придержал язык за зубами. Куорен тоже замолчал, по-видимому, ожидая, что Джейме начнет спорить. Но Джейме молчал. — А насчет того, что я был против этой вылазки… когда я говорил, что не стоит оно того, я душой не кривил. Шансов вернуться живыми у нас было мало, да и срать я хотел на Грейджоя, — сказал Куорен после паузы, — С чего же ты тогда передумал? – спросил Джейме. – Ты ведь ни словом не возразил, когда я велел тебе собираться. Куорен снова поворошил угли. — Своей-то головы мне было не жаль. Я надеялся, что ты передумаешь, если я откажусь. Побесишься чуток, конечно, сначала, ну и перебесишься. А уж когда стало ясно, что ты от своей затеи не откажешься, какой мне был толк оставаться? Подумал, хоть пригляжу за тобой. Джейме не знал, смеяться ему или плакать. Все это время он был уверен, что злоупотребил своей властью, вынудив Куорена отправиться с ним, и что Куорен так ему этого и не простил. — Выходит, ты только из-за этого сорвался на Маллистера? Из-за того, что верил ему, доверял его суждениям, а оказалось, что он этого недостоин? — Поэтому, ну и из-за Манса, конечно, — нахмурился Куорен. – Дал слабину. Я должен был держать себя в руках. — Он получил по заслугам. — Что с того, что я его на смех поднял? Кому от этого стало лучше? Я сорвался, как мальчишка. Он если когда и поступал жестоко, то не со зла, а я-то действовал с умыслом. Заслужил он это или нет, мне точно гордиться нечем. Джейме скривился. — Под таким углом я на это не смотрел. Глаза Куорена впились в лицо Джейме. — Что ты сделал? Неправильно было бы отплатить Куорену за откровенность полуправдой и увертками, но после его слов рассказывать о произошедшем в солярии Маллистера было сущей пыткой. Тогда Джейме казалось, что он все делает правильно, сейчас же он не мог смотреть Куорену в глаза. Как только он замолчал, Куорен отшвырнул палку в сторону и, подойдя к Джейме, схватил его за грудки. — Ты сказал ему, что позволил Мансу уйти? — Прямо я этого не сказал! — Он мог приказать казнить тебя на месте! – Куорен как следует встряхнул его за плечи. – Если эта ссора перерастет в настоящую вражду, если Манс что-нибудь натворит… — Да не натворит он ничего. — Думаешь, он не прикончит разведчика, который попытается его убить? Думаешь, ему никогда не взбредет в голову перелезть через Стену? Повести отряд в набег? Если что-то пойдет не так, пусть даже просто кто-нибудь из его дружков зайдет слишком далеко, Маллистер сможет обвинить во всем тебя. Джейме оторвал от себя руку Куорена и высвободился из его железной хватки. Ему было жаль, что этот прекрасный разговор по душам закончился именно так. Куорен сел на свое прежнее место. Его черты смягчились. — Послушай, я не зол на тебя. Я просто… — Волнуешься о моем благополучии? Куорен пропустил реплику Джейме мимо ушей. — Вспомни Маллистера и Пайка. Торчат на разных концах Стены и даже не разговаривают. Не стоит брать с них пример. – На мгновение Куорен задумался. – Тебе все равно придется вернуться за собакой. — Я собирался поручить это Маленькому Волку. Мне предстоит целую вечность убеждать Мормонта в том, что я не перегнул палку, соглашаясь на условия вольного народа, помимо этого мне предстоит еще один очень серьезный разговор кое с кем, и, наконец, уверен, мне еще придется расплачиваться за то, что я оставил Грейджоя в живых. Я буду весьма занят в первые недели после возвращения, так что возможности повидаться с Маллистером у меня не будет. — Значит, отсюда мы двинемся на запад и вернемся через Сумеречную башню, — сказал Куорен тоном, не терпящим возражений. – Нельзя пускать это на самотек. Джейме слишком хорошо еще помнил то выражение, с которым Маллистер смотрел на горящие куски холста, он предпочел бы отложить эту встречу. — Ты сам с ним в ссоре. — Я ляпнул глупость, не подумав. А ты признался в том, что пособничал предателю, и обнажил оружие в присутствии командира. На этих словах Джейме сдался, хоть и без особой радости. После этого их разговора напряжения поубавилось. У Джейме развязался язык, и остаток пути он в подробностях пересказывал Куорену, как обстояли дела в Черном замке, и пускался в рассуждения о своих прожектах и дальнейших планах. Куорен больше молчал и часто, казалось, терял нить разговора, погружаясь в свои размышления, но теперь Джейме уже знал, что он тут ни при чем, и молчание Куорена его не смущало. Когда они наконец оказались у Стены, небо было ясным, и Стена отливала золотом в лучах солнца. Услышав сигнал рога, Джейме приосанился в седле и отбросил отросшие волосы с глаз, мысленно готовясь к предстоящей встрече. Он так задумался, что раздавшийся вдруг поблизости громкий лай заставил его вздрогнуть от неожиданности. Стоило Джейме только спешиться, как налетевший Люк в порыве нежности одним прыжком сбил его с ног. Джейме с удовольствием рассмеялся и попытался затеять с ним шуточную борьбу, которая сопровождалась оглушительным лаем и безудержным вилянием хвоста. Наконец, облизав как следует Джейме лицо, Люк опрокинул его наземь и уложил свою большую голову ему на колени, явно намереваясь с места не сходить. Лошадь Куорена, в отличие от Крапинки, к Люку не была привычна, поэтому сторонилась, нервно перебирая ногами. Куорен тяжело вздохнул. — Ты же Первый разведчик, Ланнистер. Со стороны оружейной появился сир Эндрю. — Можно обойтись и без церемоний, уж в этом-то замке его знают, как облупленного. Он неспешно подошел ближе и навис над Джейме. Голос его звучал непринужденно, но что-то в его лице выдавало скрытое напряжение. — Я здесь, чтобы узнать, что тебя сюда привело. Джейме запоздало вспомнил, что с недавних пор сир Эндрю был правой рукой Маллистера, и былой гнев вспыхнул в нем с новой силой, хотя между Куореном и Эндрю никакой неловкости не ощущалось. Впрочем, с учетом того, что рассказал Куорен, возможно, он и не хотел этого места. Куорен спешился. — Об этом Джейме скажет сиру Денису лично. — Вот как? – переспросил с удивлением Эндрю. – Ну это существенно облегчает мою задачу. Он велел привести тебя к нему, если ты не ранен. Предполагалось, что это будет не так просто сделать. Джейме с трудом вывернулся из-под Люка и потрепал его по ушам. —Куорен мне всю плешь проел. Маллистер в солярии? Тарт кивнул. На мгновение засомневавшись, Джейме спросил. —Блейн ведь вернулся? Он рассказал про договор, про Грейджоя? Тарт скривился. — Да уж, навел ты тут шороху своим договором. Что до Грейджоя, я-то не сомневаюсь, что намерения у тебя были добрые… — он потер глаза своей большой ладонью, — но я это я. Другие… считают иначе. — А что Маллистер? — Вот сам его и спросишь, — сказал Тарт. Судя по морде Люка, он не собирался снова расставаться с Джейме, так что Джейме волей неволей пришлось взять его с собой, хоть он и знал, что Маллистер к Люку особой любви не питает. Впрочем, он был рад снова ощущать рядом знакомое присутствие и слышать поступь мягких лап. До этого момента Джейме даже не сознавал, как сильно ему этого не хватало. Дверь в солярий Маллистера была открыта. Маллистер в одиночестве сидел за столом, потягивая вино из кубка. На огне висел котелок. — Вино с пряностями, — сказал Маллистер вместо приветствия, — если желаешь. Этого Джейме меньше всего ожидал, даже любезность Маллистера имела свои границы. — Почту за честь, — сказал он, заходя и неловко усаживаясь. Пока Маллистер снимал котелок с огня, Люк, окинув его поверхностным взглядом, залез под стол и улегся на ноги Джейме. Маллистер поставил перед Джейме кубок, его руки дрожали. Вернувшись на свое место, он уставился на свои пальцы, разглядывая их так пристально, словно видел впервые. — Что вынудило вас возвращаться этим путем? — Куорен хотел, чтобы я с вами поговорил до возвращения в Черный замок, — ответил Джейме, — обстоятельства могут задержать меня там надолго. — Это хорошо. Я тоже хотел с тобой переговорить. Как там Куорен, кстати? Если верить Блейну, ты долгое время изображал его пленника, нелегко ему пришлось, должно быть. Вам-то какое дело, подумал Джейме, но вслух сказал: — С ним все хорошо. Сир Денис взял кубок и тут же снова поставил обратно, даже не пригубив. — Ты оправился от болезни? — Вполне, — Джейме уже не мог выносить эту светскую болтовню, — Послушайте, насчет вашей картины… — Ах да, картина, — перебил его Маллистер, вставая из-за стола. Он перевел взгляд на пустое место над камином. – Я тебе никогда этого не рассказывал, мне подарил ее племянник, старший брат Ясона. Я в одном письме упомянул, что боюсь забыть, как выглядит Сигард, и тогда он попросил знакомого художника изобразить Гулкую башню на холсте. — Послушайте, я… я могу заплатить. За новую. – Это прозвучало жалко, но больше Джейме в тот момент ничего не мог придумать. Когда сир Денис обогнул стол и протянул вперед свою морщинистую руку, Джейме застыл в ожидании удара. Но Маллистер лишь коснулся его щеки. — Этот долг давно уплачен с лихвой, — сказал он. Джейме был слишком изумлен. — Я вас не понимаю. Сир Денис отступил на шаг назад со странным выражением на лице. — Я смеялся в голос, когда узнал, что Эйрис был убит одним из рыцарей Королевской гвардии, да еще и зеленым юнцом. В этой радости не было ничего достойного или благородного, это было мстительное чувство. — Я вас не понимаю, — повторил Джейме, но Маллистер как будто не слышал его. — Мне было не по душе, что тебя приговорили к ссылке на Стену, сколько бы я ни пытался убедить себя в том, что все по справедливости. А потом ты объявился здесь – с разбитым в кровь лицом. Ты с таким недоверием и подозрительностью отвечал на элементарные проявления любезности с моей стороны, что это меня разозлило уже не на шутку. Джейме почувствовал, что кровь отхлынула у него от лица. — За тобой тянулась слава клятвопреступника и задиры, — продолжал Маллистер, — но я все равно отправил тебя за Стену с Мансом Разбойником. Ты проявил себя непокорным и дерзким, как и следовало ожидать, но я все равно заступался за тебя, когда другие требовали от меня тебя приструнить. И всякий раз, когда долг требовал от меня призвать тебя к ответу, голос в моей голове напоминал мне о том, что именно эти свойства твоей натуры и подтолкнули тебя к тому, чтобы убить Безумного Короля, и всякий раз я спускал тебе все с рук. Маллистер снова вернулся в свое кресло. — Я часто спорил об этом сам с собой. Все-таки ты нарушил обет, нарушил его самым ужасным образом, и я не должен был позволять ненависти к мертвецу застилать мне глаза. По крайней мере, мне хотелось верить в то, что я выше этого. Я никогда не признал бы вслух, что одобряю убийство короля. — Сир, — едва слышно произнес Джейме севшим голосом. — После нашей последней встречи я много размышлял о природе обетов. Для начала, взять Эйриса: как мог такой человек, как ты, нарушить подобный обет? И почему в моих глазах подобный поступок не был прегрешением, как должно? – Маллистер покачал головой. – В итоге я все же пришел к выводу, что не все нарушенные обеты одинаковы, и что не все они свидетельствуют об испорченности и злом умысле. Пока ты был в отлучке, я поговорил с сиром Биамом. Если, как говорят, королю-за-стеной, с которым ты заключил союз, грозило поражение, есть здравое зерно в том, что любой, кто пришел бы на его место, был бы менее полезен Дозору. Вдобавок Блейн утверждает, что та самая женщина, которая увела Манса на север, не только убила работорговца, но и тебе жизнь спасла. Приятно убедиться в том, что она не была обычной искусительницей, перед чарами которой Манс не смог устоять. Сир Денис сделал большой глоток и, вздохнув, закончил: — Я совершил ошибку в том, что касалось Манса. Этого уже не исправить, но даже если бы я и не считал долг за картину давно уплаченным, у меня все равно не было права держать на тебя обиду. То была всего лишь вещь, к которой я не должен был так привязываться. Я же отнял у тебя дорогого друга. Но мысли Джейме все еще крутились вокруг того, с чего начался этот разговор. Эйрис, всегда Эйрис. Неужели ему никогда не избавиться от Эйриса? Он потер лоб. — Ваш племянник. Он ведь был в отряде Брандона Старка… а потом и его отец… — Моего брата убили, призвав к ответу за преступления сына. — Взгляд Маллистера смягчился. – Исходя из того, что рассказывали о дворе Эйриса, я и не думал, что ты их вспомнишь. Но я должен был вспомнить, — подумал Джейме. – Я должен был осознать это еще много лет назад. Он попытался припомнить вереницу казней. Их казнили диким огнем — быстрая и чистая смерть в сравнении с тем, что выпало на долю Старков. Но их лица и имена по-прежнему ускользали от него. — Я старался не смотреть, — признался Джейме. – Я уходил в себя и старался просто не думать об этом тогда… и потом. Простите. — Ты просишь прощения? – повторил Маллистер в изумлении, и Джейме вздрогнул. – Тебе тогда было шестнадцать. В комнате было холодно, и на Джейме вдруг нахлынуло ощущение собственной никчемности. Он вспомнил запах горящего холста, словно наяву вновь ощутил запах горящей человечины и с содроганием подумал о запасах дикого огня под Королевской Гаванью. Маллистер тем временем продолжал, по всей видимости, приняв молчание Джейме за согласие с тем, что юность была ему достаточным оправданием. — Я не могу закрывать глаза на шашни с одичалыми, но признаю, что наказание Эдрику было чересчур суровым. Я был зол на Манса, и это затуманило мой рассудок. Что до Куорена… — Он провел ладонью по лицу. – Я стар, Джейме. И я видел, что оставляли после себя железнорожденные. Джейме попытался сосредоточиться. — Любой человек может оказаться жестоким. Взять Эйриса. Или моего отца. — Это исключения из правил. А вот среди железнорожденных и одичалых подобное поведение поощряется, насилие и убийства – неотъемлемая часть их уклада и верований. Ты не можешь с этим спорить. — Но Куорен… — Куорен исключение обратного свойства, — сказал Маллистер так, словно эти слова должны были убедить его самого. – Ни в ком и никогда я не был так уверен, как в нем, и мне стыдно даже думать о том, что я за эти годы наговорил в его присутствии. Я мог бы догадаться о его происхождении по имени, да, впрочем, и по тому, как он держится… Но я даже мысли не мог допустить. – Он обмяк в кресле, будто это признание лишило его последних сил. – Не требуй от меня большего. Джейме не знал, что сказать, не знал, достаточно ли ему этого. Его внимание все еще было всецело поглощено Эйрисом и мертвыми Маллистерами. Он пытался вспомнить их лица и злился на себя за то, что ему это не удавалось. — Джейме, — взмолился сир Денис. Джейме понял, что Маллистер выжал себя досуха ради его прощения, что сейчас он мог уничтожить его одним лишь словом. Но ему уже не хотелось мести, даже если это ставило под сомнение его верность Мансу. Эта ноша стала слишком тяжела. — Что ж, если вы не держите на меня зла за картину… и за мое бездействие, будем считать, что все долги уплачены. Маллистер улыбнулся, его плечи расправились. Впрочем, его улыбка быстро потускнела. — Я должен еще поговорить с тобой об твоей договоренности с одичалыми. Блейн передал мне условия вашего соглашения. И если он ничего не напутал, складывается впечатление, что они-то нам ничего не предлагают, в то время как ты уступил во многом. Ты должен был, по крайней мере, потребовать у них Грейджоя… — его на полуслове перебил Люк, который вдруг встрепенулся и стукнулся головой о крышку стола, расплескав вино Джейме. Спустя мгновение в комнату ворвался мейстер Маллин. Маллистер поднялся на ноги. — Что-то случилось? — Пришло письмо от… Оно-то вам, но мне пришлось открыть, потому что снаружи было не подписано, еще и пергамент в крови перемазан…— Маллин бросил взгляд на Джейме, но все же признался. – В общем, от Манса оно. Джейме рывком вскочил на ноги. Он едва не выхватил письмо из рук Маллина, но, удержавшись, оглянулся на Маллистера. Старик молчал, его взгляд был устремлен куда-то вдаль. — Я могу прочесть вслух, — вызвался Маллин, и добавил, словно это на что-то влияло: — Ворон прилетел из Белой Гавани. — Читай, — произнес Маллистер тускло, с тем же отстраненным выражением на лице. Маллин прокашлялся и начал читать: Вступление будет коротким. Я в добром здравии, хотя время, проведенное на юге, на пользу мне не пошло, и желанием возвращаться туда я не горю. Что бы вы обо мне все это время ни думали, я не дезертир. Я служил Дозору так, как велела мне совесть, но, вернувшись на Стену, узнал, что меня ждет плохой прием, тогда-то я и решил, что остаться значит нарушить свою присягу. Мне еще многое предстоит сделать ради царства людей, а мертвецам подобное бескорыстие и самопожертвование чужды. Прощаю вам ваши заблуждения на мой счет, ведь вы лишились куда большего, чем я. Чтобы вам легче было оправиться от этого удара, последние месяцы я потратил на то, чтобы заручиться помощью для Дозора. Тайвин Ланнистер обещал в скором времени наведаться на Стену, чтобы помочь с делами, в которых может потребоваться его участие. Не знаю, впрочем, сдержит ли он обещание: боюсь, я мог слегка огорчить его незадолго до нашего расставания, а он не столь верен своему слову, как Джейме. Но даже если он и не оправдает ожиданий, другие дары уже в пути. Станнис Баратеон посылает дюжину кораблей, которые помогут окончательно решить все вопросы с работорговцами. Командует ими сир Давос Сиворт, чье благородство выходит за рамки разумного. Он хороший человек и не свернет с пути даже после того, как я разъясню ему нюансы своих отношений с Дозором. Пусть Джейме с ним встретится, они будут рады обнаружить друг в друге родственную рыцарскую душу. От королевы я получил десять тысяч драконов (из королевской сокровищницы). Так как этот вклад был внесен без участия ее супруга, думаю, несправедливо приписывать его королю. По словам королевы, мастер над монетой стар, глуп и трепещет перед Тайвином Ланнистером От себя лично я добавляю еще 8976 золотых драконов, ящик драконьего стекла (Джейме найдет ему применение), а также доспехи и оружие, полученные из разных источников. Если Нойе не сможет перекрасить их в черный, продайте их или обменяйте, как вам будет угодно. Еще три тысячи драконов я нежданно получил в дар от Тороса из Мира. И наконец, посылаю вам… Маллин запнулся. Джейме был этому только рад, от всего услышанного у него голова шла кругом. Чтобы Серсея давала деньги Дозору? Более двадцати тысяч драконов, корабли… Это было много. Чересчур много. Манс упоминал, что хочет переговорить с Герионом о спасении рабов, подразумевая, что собирается отправиться на юг, но ничего конкретного он на этот счет не сказал, и подобные недомолвки уже граничили с ложью. Смутное беспокойство о том, скольких сильных мира сего Манс мог походя прогневать, тоже не давало Джейме в полной мере ощутить ликование. — Читай же, — потребовал Маллистер. Маллин прочистил горло и прочел, с трудом сдерживаясь. — И наконец, посылаю вам Барристана Селми, он решил надеть черное. Употребите его, как сочтете нужным. Маллистер откинулся на спинку кресла. — Боги всемогущие. Это не могло быть правдой. Этого просто не могло быть в действительности. Маллин тем временем дочитал до конца: Все перечисленное выше догонит это письмо с опозданием в несколько дней, но если хотите убедиться воочию, то отправляйтесь сразу в Восточный Дозор. Прошу прощения, что не смог сделать большего, но значительную часть своего времени я провел в подземельях Утеса Кастерли. Эти скудные подношения – все, что я сумел раздобыть за жалкие пару недель в Королевский Гавани. Как одичалый, который не знает цену деньгам, я боюсь, что рыцарю из дома Маллистеров они покажутся ничтожными, и заранее сгораю от стыда. Если понадобится больше, меня можно будет найти за Стеной. На мне не будет черного плаща, зато будет добрая женщина рядом, и я буду защищать царство людей, как и прежде. Раз уж я все еще жив, мой дозор не окончен. Он не окончится и впредь, и ни одна ворона от моей руки не пострадает, если сама не напросится. Я буду служить так же исправно, как служил всегда. Остаюсь искренне ваш, Верный брат и старый друг Манс Разбойник

***

Пальцы Вель двигались по ткацкому стану, ловко вплетая нить в основу. Это был тот самый гобелен, который она начала, когда Далла ушла с Мансом и оставила ее в Красных Палатах одну. Эта традиция, древняя и почти позабытая, зародилась в те времена, когда леса еще принадлежали Детям. Тогда верили, что друка может соткать судьбу, вплетая в свое полотно нити разных цветов. Друка сама пряла, сама красила пряжу, сама мастерила станок, а уходя, оставляла работу неоконченной, и следующая друка продолжала ее с того же места. По крайней мере, так говорила Далла. Вель не очень в это верила, но эта работа дарила ей иллюзию контроля над происходящим, и, вернувшись в Красные Палаты после столь продолжительного отсутствия, она не удивилась, обнаружив станок с начатым гобеленом на том же месте, где оставляла. Тормунд был ярым поборником традиций, и она не удивилась бы, если бы он и в самом деле считал, что их судьбы в ее руках. Вель не верила в волшебную силу гобелена, но и причин не продолжать работу у нее не было, раз уж они сюда вернулись. Тем более, что она знала: скоро им снова предстоит пуститься в дорогу. Они пробыли в Скарсунде месяц после смерти Ивара, но к тому времени на Далле уже совсем лица не было от постоянных забот, и Вель знала, что ее мысли то и дело возвращаются к тому, что Манс будет искать их в Красных Палатах. Под конец Вель удалось убедить ее в том, что нужно проведать Тормунда и выяснить, как теперь обстоят дела с Теннами. Далла не доверяла совету в Скарсунде и опасалась, что Дозор, со своей стороны, не выполнит обещанного. Она обязательно хотела присутствовать на первой встрече сторон, так что дольше, чем еще на два месяца, в Красных Палатах они задерживаться не могли. И срок, казалось бы, немалый, но Далла ощутимо боялась разминуться с Мансом. Руки Вель остановились, и она в очередной раз задумалась о том, что этого олуха могло так задержать в пути. Что, если он умудрился сложить где-то голову? Или, обретя наконец полную свободу, решил, что Далла ему вовсе не нужна? По Далле уже было заметно, что она готовится к худшему. — Мне тут помощь нужна. Вель резко обернулась, и ее мысли заметались, но, рассмотрев получше, тут же успокоилась. Заправив нить на место, она снова перевела взгляд на Эйрона. Он стал выглядеть получше – был уже не таким дерганым, и походка у него была теперь поувереннее. Кроме того, он начал спать ночами и есть почаще, и, как следствие, нарастил мяса на кости и больше не смотрелся такой бледной немочью. Но кровь, дорожками стекающая со лба, красоты ему, конечно, не добавляла. — Испачкаешь мой гобелен – скормлю твои причиндалы свиньям, — предупредила Вель. Эйрон торопливо отступил на шаг назад, и она спросила, уже мягче. – Что случилось? — Я отрабатывал с Тореггом контрудар, — выплюнул он со злостью, — одно единственное движение, но он все равно умудрился полезть на меня с мечом. Даже Виктариону хватало ума понять, что такое отработка удара, хотя он мог бы поиметь козу, если бы ее нарядили в платье, и не заметить подвоха. – Вель заметила у него в руках свою сумку лишь тогда, когда он плюхнул ее на стол. – Останови хоть кровь. Она толкнула его на скамью. За соседним столом Далла что-то обсуждала с Тормундом. Вель заметила, что она поднялась и испуганно смотрит на Эйрона. — Ничего страшного, — крикнула ей Вель, — просто дурь в башку некоторым ударила. Далла, казалось, колебалась, но тут Тормунд рассмеялся и сказал ей что-то, что побудило ее снова занять свое место. — Что значит некоторым? – Эйрон гневно воззрился на нее. – Я-то что не так сделал? Вель принялась копаться в сумке. — Для начала, ты отвлек меня от работы. Вилла хорошая лекарка, это ее дело. — Ты тоже лекарка. — Нет, — объяснила Вель, — мое дело – сохранять и распространять знания. — Включая знания о том, как врачевать раны, — процедил Эйрон со значением. И о чем мы спорим? Мы все равно оба знаем, что я ему помогу, — подумала Вель. Она вздохнула и внимательно посмотрела на рану на лбу. Рана была неглубокой, просто лопнула кожа от удара тупым предметом или кулаком. — На ногах твердо стоишь? — Достаточно твердо, чтобы суметь заставить его пожалеть, — Эйрон улыбнулся, показав разбитый рот. – Может, в следующий раз вспомнит, чем тренировка от боя отличается. — Он знает разницу. Просто не хочет мириться с тем, что расфуфыренный лордик шпыняет его по чем зря. — Я ничем его не оскорбил. Вель промокнула кровь лоскутом, который достала из сумки. — Он завидует. Тормунд с юности превозносил его, за ним водится слава сильного воина. А теперь ты явился – ты младше его, но уже выше, чем сам Торегг Высокий, еще и боец лучший, чем он. — Завидует? – повторил Эйрон. — Но ведь у него… У него есть дом, продолжила мысленно за него Вель, дом и любящий отец. Братья, которые его обожают, и забавная сестренка. Еще друзья, которые знают его всю жизнь. — Ты сильно его помял? – спросила она, чтобы избавить его от необходимости произносить это вслух. — Сломанный нос, пара синяков… Ушел сам, без посторонней помощи. Вель достала из сумки баночку с мазью. Эйрон подозрительно покосился на ее руки, но потом вздохнул: — Ладно, уверен, ты знаешь, что делаешь. Она как раз заканчивала с этим, когда в зал вошел новый человек. Вель сама даже не обратила бы на него внимания, если бы Эйрон вдруг не изменился в лице. Заметив это, она обернулась, чтобы посмотреть, что его так поразило. Лица вновь прибывшего она сначала даже не разглядела, успела заметить лишь блеск черной кольчуги и роскошный черный плащ с красной отделкой. Но вид ножен, притороченных поверх плаща, заставил ее сердце пропустить удар. Он здесь. Он вернулся. Манс уверенно прошел прямиком к столу, где сидела Далла. Она была к нему спиной и не увидела его, пока он не положил руку ей на плечо. После всех их охов-вздохов и возни Вель ожидала, по меньшей мере, поцелуя или громкого объяснения, но, к ее удивлению, Манс просто стоял и смотрел, а Далла, тоже не шелохнувшись, смотрела на него. Потом Манс притянул ее к себе и крепко обнял, уткнувшись лицом ей в шею. Далла положила одну руку ему на спину, а другой накрыла безобразные шрамы на его щеке, и Вель готова была поклясться, что видит, как вздрагивают его плечи. — Так это что ли и есть тот самый Манс? – недоверчиво прошептал Эйрон. Судя по его тону, он ожидал увидеть кого-то не менее прекрасного, чем Джейме, но с обеими руками, и уж точно кого-то более молодого и менее потрепанного, чем человек, который сейчас по-детски цеплялся за Даллу. — Отец! – голос Торегга помешал Вель ответить Эйрону. Торегг вбежал в зал, под глазом у него уже наливался огромный синяк, а одну руку он прижимал к груди. Манс выпустил Даллу из объятия. Он двигался, как старик. Выглядел он больным, и Вель рассмотрела седину в его волосах, хотя раньше никакой седины у него не было. — Если ты торопишься рассказать, что Манс… Торегг покачал головой. Он был довольно замкнутым, кроме отца мало с кем общался, и сейчас, когда все глаза были обращены на него, ему было явно не по себе. Уже спокойнее он продолжал: — Манс привел лошадь, нагруженную сокровищами. Там драконье стекло, оружие и… — Тут он заметил Манса и прервался на полуслове. – А, так ты сам лучше все расскажешь. Манс улыбнулся, и Вель должна бы была ощутить облегчение, но слишком уж силен был контраст с тем, что было до этой улыбки, чтобы верить в ее искренность. — Я подумал, что должен доказать, что я истинный сын вольного народа, прежде чем проситься в ваши ряды. Вот и прибрал кое-что, что плохо лежало. — Лошадь ты как за Стену провел? – первым делом спросил Тормунд. Вопрос явно был Мансу не по нраву, но ответил он в своей обычной манере: — Я шел путями Горна, а когда его родня попыталась меня сожрать, спел им чудесную песню и пообещал, что выведу их на волю. Увы, людоедам никто не рад, пришлось дождаться, пока они уснут, связать их по рукам и ногам и сбежать, найдя единственную верную дорогу. —Хар! И как же ты ее нашел? — Да очень просто. Сквозь мое сердце продета нить, которая так и тянет меня на север, мне оставалось лишь следовать за ней. – Кивнув Далле, он полез рукой под плащ и достал из-под него ожерелье, переливающееся цветами закатного солнца. – А вот моя благодарность. Сама королева Семи королевств велела, чтобы, глядя на него, я вспоминал о самой прекрасной женщине, которую встречал на белом свете. Но теперь, когда я уже стою перед ней, к чему мне камень? Далла подняла руку к лицу и покачала головой. Вель чувствовала, что она сейчас думает: ну что за олух, делаешь из себя посмешище. — Оно для меня слишком роскошное, — возразила Далла, принимая подарок и разглядывая его с улыбкой, которая, как Вель знала, предназначалась в большей степени дарителю, чем подарку. Прежде чем, Тормунд начал задавать еще вопросы, выступил Эйрон. — Ты не мог получить его в дар от королевы. Это вранье. На лице Манса снова отразилось раздражение, вызванное излишним вниманием к деталям, но Далла, положив руку ему на плечо, зашептала ему что-то на ухо, и ее слова разогнали сгустившиеся было тучи. —Лордик? – переспросил Манс Эйрона. – О, мне повезло, что ты здесь. Ты-то сможешь оценить мои подвиги. Я ведь не только обвел королеву вокруг пальца, я еще и обчистил Утес Кастерли и оставил в дураках самого Тайвина. Уверяю тебя…. Негромкий смех Даллы заставил Манса замолчать на полуслове. Она снова что-то зашептала ему на ухо, и пока она говорила, что-то неуловимое в Мансе менялось, его напускная бравада как будто отступала. Эйрон подошел ближе. — Ты ограбил Тайвина? — Ты присядь пока лучше, Эйрон Грейджой, — Манс улыбнулся, и его улыбка резала как нож, — думаю, мой рассказ тебе придется по душе.