Disarm me with your loneliness

      Они вваливаются в номер отеля, не переставая ржать с какой-то тупой шутки, не беспокоясь о том, что сейчас поздняя ночь. Они же рок-звезды, знаменитости мирового уровня! И если один готов отвалить денег за то, чтобы им дали пошуметь, то второй бы не стал церемониться и полез на обидчика с кулаками на смех первому. Гостям и охране отеля повезло: у Бэма кончились тупые шутки, а у Вилле разболелась голова. Вилле почти прямой походкой добирается до своей кровати и сваливается на нее прямо в уличной одежде и кедах, Бэму повезло меньше и по пути он собирает два угла плечом и бедром, рискуя оставить синяки, чуть не разбивает бутылку вина, но беспокоится только о вине. Какая это по счету бутылка? Пятая? Шестая? Он не считал. Наверное, зря, но кого это волнует? Рядом с ним на соседней кровати лежит сам Вилле Вало с собственной персоной. Какая разница, сколько они выпили, если Бэм не сможет отказать своему кумиру, если тот решит выпить еще? Марджера чувствует себя до одури счастливым, уставившись на Вало, который пытается зажечь сигарету первой попавшейся зажигалкой. Может, в этом счастье ему помогли таблетки, которые так остро жмут в бок сквозь карман куртки, но какая к черту разница? Они молоды, крепки и собираются свернуть горы. Не без алкоголя, потому что так веселее, так проще. Но для Бэма алкоголь еще не играет решающей роли — пока с ним Вилле, возможно все. Пока он слушает завораживающий демонический голос и тонет в глазах этого суккуба, Бэм может все. Он готов раствориться в этом холодном взгляде, в мерзком сигаретном дыме, в орнаменте адского пламени. Он молод, влюблен и пьян, а именно такие люди двигают мир. — Дай еще таблеток. — Прохрипел Вилле невероятным басом, какой он может сделать только после сигарет. — Есть вино. — Отвечает Бэм. Какие-то остатки здравомыслия заставляют его остановиться с таблетками на сегодня. Марджера сам не понимает, почему так случилось, но через секунду забивает. Вилле делает грациозный взмах рукой. Не зная Вало и не проведя с ним последние несколько суток, Бэм точно бы не отличил трезвого Вилле от пьяного в слюни, возможно, даже не узнал, бывает ли Вилле вообще трезвым и действует ли на него алкоголь. На сцене, на работе, в турах — везде он вел себя почти как сейчас, так же грациозно и не без пафоса двигался, будто окружен камерами каждую секунду своей жизни. Говорит всегда негромко, иногда слишком быстро, слишком низко, слишком дьявольски горячо. — Давай что есть. — Вилле берет бутылку вина, пьет из горла, ставит ее на пол и ложится обратно. Судя по его взгляду, голова не прошла. — Можешь свет выключить? Пиздец башка раскалывается. Старею, наверное.       Бэму не намного лучше, но он встает и выключает свет, усмехается на это подобие шутки. Приземляется не на свою кровать, наклоняется над Вилле, облокачиваясь на колени и локти, смазанно и мокро целует его горячие припухшие губы. — Отъебись. Я спать буду. — Вилле говорит полушепотом и от этого голоса у Бэма мурашки. Он снова впивается в губы обожаемого музыканта, тот даже отвечает, но через пару секунд кусает Марджеру за губу и отворачивается, показывая что разговор окончен. Бэм вздыхает и ложится ему на плечо головой, трется носом о шею, пытается добиться хотя бы объятий или прикосновений и Вало сдается. Он запускает руку в волосы Бэма, гладит его несколько секунд, даже кажется, будто наслаждается этим, но потом убирает руку, больно цепляясь пальцами за спутанные пряди, но Марджере все равно. — Я хочу один поспать.       Бэм вздыхает и перелезает на свою кровать, ложится поудобнее и смотрит на Вилле, который, кажется, уже заснул.       Бэм не понимает течения времени. Спал ли он этой ночью или просто лежал, прошло ли несколько часов или пара десятков минут. Он не знает, сколько времени, когда он медленно приходит в себя от дремы, перемешанной с эффектом таблеток, алкоголя и мыслей. Идет ли еще та поздняя ночь, настало ли раннее утро или уже день. Марджера смотрит на Вилле, куда-то сквозь него, пытаясь прояснить мысли и понять, где он. В номере не очень темно, но непонятно — от неоновых вывесок и фонарей или от тусклого утреннего света. Конечности совсем не чувствуются и это как-то нормально, почти спокойно. Дышать трудно: слишком тепло, душно, в воздухе еще остается запах сигарет и алкоголя, а может, Бэму кажется и так пахнет от его одежды. Перед глазами плывет, мысли не задерживаются в голове надолго. Хочется выпить еще.       Бэм не сразу замечает движения на соседней кровати, погрузившись в мысли, но лишь какая-то нить рассуждений прерывается и взгляд Марджеры приобретает осознанность, тот тут же вскакивает, заметив, что Вилле кашляет, о чем сразу жалеет. Хочется проблеваться, вдохнуть холодный воздух и выпить еще, чтобы лишь исчезла дикая боль, которая идет от головы во все тело. Но он еще раз оборачивается на Вилле и боль отходит на другой план. Приходит ужас. Паника.       Вилле не кашляет, Вилле задыхается.       Бэм подрывается с кровати, хватая телефон отеля с тумбы, пытаясь одновременно позвонить хоть куда и убрать руки Вилле от его горла, расстегивая ему рубашку. Гудки в трубке кажутся вечными, оглушающе громкими, они заглушают сбитые хрипы Вилле, сердцебиение Бэма, звон в ушах и звук удара пуговицы о пол. По ту сторону телефона слышится голос, Бэм позвонил на ресепшн. Почти срываясь на крик, он требует врача, скорую как можно быстрее, называет номер комнаты, просит торопиться, захлебывается в слезах, как Вилле в кашле. Услышав в ответ что-то, похожее на то, что его поняли и вызвали неотложку и местный врач скоро придет, Марджера отбрасывает телефон в сторону, хватая Вало за запястья. Он не знает, что делать, не знает, есть ли у Вилле ингалятор, лекарства. Он никогда не говорил про свою астму, но Бэм, конечно, знал о ней. И теперь ненавидит себя за то, что не спросил, не принимал ее в учет, когда доставал кумиру все, что тот попросит, что ничего не сделал, чтобы остановить Вилле, когда тот начинал пить с самого утра.       Только что до него дошло, что Вилле падал на дно, а Бэм этому способствовал.       Время будто остановилось, Марджера уже успевает обматерить такого медленного врача и на английском и на финском, как это делал Вилле. Секунды тянутся вечностью. Вало не кашляет, но надрывно хрипит, снова пытается тянуться к горлу, из его глаз льются слезы и Бэм боится представить, какую боль тот испытывает. По-прежнему адски-красивый, с расстегнутой рубашкой, красными следами от ногтей на шее и груди, трясущийся, задыхающийся. Худшее зрелище. Бэм зажмуривается, надеясь, что это сон, боясь запомнить это, свои эмоции, страх. Ни один самых опасных, болезненных и рисковых трюков не заставлял чувствовать такой страх. Там был адреналин, а здесь настоящий ужас и хуже всего, что не за себя, а за чужую жизнь, за жизнь самого дорогого и любимого человека, ради которого Бэм готов на все.       Наконец, хлопает дверь, в номер забегает врач, что-то говорит Бэму, а тот не знает, что ответить. В истерике повторяет «Я не знаю, я не знаю», просит спасти Вилле, сделать хоть что-нибудь. Скоро в номере появляются другие люди, Марджера не видит ничего, кроме руки Вилле с перевернутый сердцем в своей.       Бэм слышит сирены скорой. Чувствует на себе взгляды, полные ненависти и обвинений. Вокруг холод, во рту вкус алкоголя и крови. Перед глазами темно.       Громкий металлический удар разносится эхом по всей улице, вдоль шоссе, и Бэм вскакивает с кровати, бежит к окну.       За окном нет никакого шоссе. А он не в номере и даже не в той стране. Две тысячи седьмой остался далеко позади, но возвращается каждую ночь.       На улице раннее-раннее утро, солнце еще не встало, но уже светлеет. Еще холодно после ночи, но скоро потеплеет. На деревьях уже появились листья. Весна уже вступила в полную силу, не оставив от зимы и следа. Бэм тяжело опускается на кровать, смотрит в пол. Это просто сон. Сон, повторяющийся чуть ли не каждый раз, когда он закрывает глаза. По одному сценарию, как бы Бэм не пытался спасти любимого. Хотя бы во сне. Ему давался второй шанс все исправить, найти утешение хотя бы в своей голове, но он упускал его из раза в раз.       Бэм тянется к телефону, но его нигде нет. Чертов очередной рехаб, где нельзя иметь при себе телефоны. Марджера встает и направляется в ванную. Хочется сбежать отсюда, но какой смысл? Максимум через пару месяцев он снова окажется в таком же, без разницы где и за сколько. Какой это по счету? Бэм не знает. Он смотрит на себя в зеркало и видит того же молодого парня, который только что похоронил любовь всей своей жизни и лучшего друга, парня, который пытается спрятаться где угодно от чужих взглядов. Он по-прежнему звезда мирового масштаба, даже больше, но его слава за пределами общества скейтеров — явно не положительная. Его ненавидят все, кто только может, а любят только на телевидении и в прессе, потому что на нем можно сделать огромные деньги.       Бэм со злостью ударяет зеркало рукой, но сильная боль не приносит облегчения. В раковину падают осколки зеркала, впиваются в руки, на них капают капли крови. Марджере кажется, что это не его кровь, а людей, которые погибли по его вине. И без этого он сделал людям слишком много говна, без этих жертв он уже не был достоин всего, что имел, а с ними потерял и все, что осталось и ради чего стоит бороться.       Осколок зеркала больно впивается в руки. Бэм садится, опираясь спиной на стену. Где же тот Бэм-Бэм, который готов измениться ради друзей, который готов выбраться с того дна, чтобы продолжить кататься, который делал все, чтобы его близкие люди были живы и здоровы?       Он той ночью задохнулся рядом с любовью всей его жизни, а потом остатки его души разбились в той аварии с лучшим другом.       Бэму вдруг кажется, что он еще может выбраться, что все проблемы решаемы. Он может пройти остаток курса, вернуться к друзьям, снова заняться творчеством и катанием, забить на слухи и прессу, а там само наладится.       Эти надежды упали на пол и разбились со звоном осколка зеркала. Он уже пытался и не раз, но алкоголь и наркотики сделали свое дело. Таких, как он уже вряд ли спасет что-то.       Бэм где-то на задворках сознания видит тени, слышит какой-то шум и понимает, что ему все равно. Не больно. Не страшно.       Кажется, светает.