Альтаир

Насколько я понял, Валя договорился с администрацией школы и забрал аттестат, наплевав на все экзамены. Видимо, новая семья могла позволить ему подкупить кого надо. Хотя зачем ему эти ЕГЭ баллы? В Америке плевать хотели на бумажки, за которые наши школьники трясутся. Я никогда не переживал за свое будущее. Возможно, это из-за того, что я никогда ни в чем не нуждался. И смешно, и больно. Я ведь никогда не думал, что в моей жизни будет человек, которого я так сильно полюблю. Не думал, что однажды потеряю себя из-за этой любви. Эта майская неделя была на удивление дождливой и серой. Погода придала еще большей драматичности этой ситуации. Ну, прямо дешевая, сопливая драма о неудавшейся первой любви. Обычно в Американских фильмах все заканчивается счастливым концом, но я не уверен, что это мой случай. В пятницу понял, что без Вали я просто существую: почти не ем, много сплю и слоняюсь по квартире, убивая время. В субботу утром я достал телефон и по памяти набрал номер Вали. – Да? – неуверенно ответил он. – Не бросай меня, – прошептал я. – Не уезжай. Останься… Прости, что накричал на тебя. – Денис, – вздохнул Валя, – я хочу этого, понимаешь? Мне нужно найти свое место в жизни. И… если честно, то ты меня пугаешь. Я не думал, что ты воспримешь все так в штыки. – Пугаю, значит?! – вскипел я. – Когда ты целовался со мной, то я не пугал тебя! Валя, зачем ты так со мной поступаешь? – Я уверен, ты найдешь себе замечательную девушку. – Катись ты к черту с этой девушкой! – рявкнул я и бросил трубку. Вечером я так разозлился на весь мир, что решил нажраться в баре. Позвонил Диме и Жанне, договорился встретиться недалеко от моего дома. Тем более Валя, скорее всего, уже улетел к этому моменту. Я опустел без него. Возможно, что мы больше никогда с ним не встретимся. И это злило меня еще сильнее. Он отбросил все, что у нас было ради… Ну почему? Зачем? Разве я недостаточно его любил? Дима и Жанна стояли на перекрестке и ждали меня. Дима постоянно поглядывал на телефон, и я не выдержал и недовольно спросил: – Что с тобой? Ты чего такой дерганный? – А чего ты сразу злишься? – нахмурился он. – Жду звонка от Нейла. Они через полчаса улетают. У меня внутри все похолодело. – Улетают… – прошептал я. С одной стороны, мне хотелось броситься в аэропорт, остановить этого идиота и никуда его не отпускать. А с другой… Он уже все для себя решил. И кто я для него, если он так просто откинул наши отношения? Вот именно – никто. - Мы с Валей на днях поругались, - со вздохом признался я. - А мы знаем, - ответила Жанна, смотря на светофор. Тучи сгустились: вот-вот пойдет дождь. – Лил с Нейлом рассказали. - Так вот, - продолжил я, - он меня бросил. Жанна и Дима удивленно на меня уставились. Видимо, никто не ожидал такого поворота. Вообще-то, я тоже такого не ожидал. Моя детская наивность предполагала, что мы всегда будем вместе и умрем в один день. Ага, как же! - Когда уже этот светофор переключится на зеленый? Как назло пошел мелкий дождь. Мигнул желтый свет, и я тут же быстрым шагом стал переходить дорогу. Жанна обычно бурчала в таких случаясь: когда мы с Димой, не предупредив ее, срывались с места. Внезапно мобилка в моей руке завибрировала, и я ответил на звонок, не посмотрев на экран. Позади, естественно, бурчала Жанна, а в телефоне я услышал самый приятный на свете голос, по телу сразу же разлилось тепло и спокойствие. - Прежде чем что-либо скажешь, я хочу, чтобы ты знал: я люблю тебя. Больше всего в своей жизни я люблю тебя! - быстро проговорил Валя. На заднем фоне что-то сильно шумело, я еле услышал его слова. Я, как придурок, улыбался: вот оно – счастье, когда всего несколько слов могут оживить человека. - Денис! – внезапно крикнул Дима, и я повернул голову в его сторону, а он с разбегу толкнул меня в спину. Секунда. Что-то происходит. Что-то неестественное. Вижу, как Диму на высокой скорости сшибает белый фургон. Он толкнул меня недостаточно сильно, и меня тоже цепляет, но в отличие от друга, я отлетаю куда-то в сторону. Удар был очень сильным, от чего я будто отключился на секунду – став просто куском мяса. Хотя, я даже услышал, как у меня что-то ломается: противный хруст был настолько громким, что, казалось, прохожие тоже его услышали. Упал на землю, правая сторона моего тела будто горела в огне. Я еще успел увидеть, как тело Димы отлетело на метра два, а потом с ужасным звуком - словно хлопок - упало на землю в неестественной позе, будто выброшенный из окна манекен… Слышал, как Жанна кричала кому-то, чтобы вызвали скорую… Перевернулся на левую сторону тела, потому что правое плечо начало безумно болеть... Захотелось свернуться, но не было сил даже вдохнуть... Оглушенный всем произошедшим, смог лишь прошептать подбежавшей ко мне Жанне: - Нормально. Иди к Диме. К Диме… Она что-то сказала, потом всхлипнув, побежала к Диме. Люди столпились вокруг, какой-то парень говорил мне, чтобы я не двигался, но внезапно боль стала такой сильной, что я закряхтел. Что-то потекло из моего рта, я попытался стереть это рукой, но не смог пошевелить и пальцем – три на правой руке были сломаны, смотреть на них без содрогания было нельзя. Правый глаз не открывался. Затем в груди, в районе лёгких, что-то будто стрельнуло... Все потемнело, звуки пропали. Я оказался в абсолютном вакууме. *** В первый раз я проснулся в абсолютно белой палате, что-то сбоку пищало. Все тело было таким тяжелым, а кислородная маска на лице раздражала. Я попытался поднять руку, чтобы снять ее, но ничего не вышло. Кто-то ворвался в палату, что-то спрашивал, но у меня так закружилась голова, что я вновь отрубился. Во второй раз пробуждение было еще менее приятным. Во рту сухо, голова абсолютно пуста. На соседней кушетке спала мама, и когда я что-то прохрипел, она подскочила ко мне. Внутри было неспокойно, словно мне нужно было спешить… Мама разрыдалась, позвала медсестру. А потом в голове пронеслись картинки: Дима лежит на асфальте, немного раздвинув ноги, будто решил прилечь на солнышке. Это все выглядело как чья-то злая шутка… Слезы навернулись на глазах. Я хотел стереть их, но снова не смог поднять руки. Что происходит? Безумный страх охватил меня: неужели их ампутировали? Превозмогая боль, я приподнял голову. Слава Богу, обе на месте! Только правая, в отличие от левой, в гипсе. - Что с Димой? – прохрипел я. - Тише, - всхлипывая, произнесла мама, - не разговаривай. Дима… он… Нет! Только не это. Я почувствовал, как мне становилось плохо, сознание покидало меня, но я держался. Медсестра копошилась у моей кровати, а приборы запищали так, что я чуть не оглох. Вбежавший в палату врач стал строго отчитывать мать за то, что она пугает меня, потому что мне якобы опасно нервничать. Но как я мог не думать о Диме?! Он ведь не… *** Знаете, что происходит с людьми, которые теряют все то, что любили и чем жили? Они впадают в спячку – перестают быть собой… человеком, а превращаются в одну безобразную неопознанную массу. Дни в больнице, как и ночи, проходили одинаково. Ровно. Никак. Я пришел в себя через два дня после того случая. И я пожалел об этом. Лучше бы я умер. - Денис, - позвал меня дедушка. Я даже не заметил, что он в палате. То ли это седативные на меня так влияют, то ли я схожу с ума. Мое состояние можно назвать «на грани выживания из ума». И знаете что? Впервые в жизни мир казался мне серым и убогим, а точнее, я - убогий, как и мой мир. Я лежал на кровати не живой, не мертвый. Мать плакала за дверью моей палаты каждый раз, когда уходила от меня. Она не хотела, чтобы я слышал, но… А отец? Мне даже показалось, что он немного поседел. – Ты меня слышишь? - Да, - хриплю я. Меня уже скоро выпишут. Врачи прогнозировали мне возвращение к обычной, прежней жизни. Но кого они пытались обмануть? Никогда и ничего уже не будет как прежде. После выписки мне еще долгое время придется приходить в центр реабилитации. Они говорят, что я выжил чудом, но и тут я с ними не согласен. - Я поговорил с твоим отцом и после выписки возьму тебя к себе. - Это потому что я теперь инвалид? – усмехнулся я, теребя краешек гипса на правой руке. Пальцы я все же переломал страшно. Меня до сих пор тошнит от воспоминания, как они неестественно были согнуты. – Они ведь постоянно будут работать… Да, лучше перееду. Я не смогу больше присматривать за детьми, - тихо ответил я, поправляя повязку на правом глазу. - Ты придешь в норму, - улыбнулся мужчина. В свои шестьдесят восемь дед выглядел на сорок с небольшим. Дорогой костюм, уложенные седые волосы. Я слышал, что дед – не последний человек в стране. Он официально передал пост генерального директора своей компании моему отцу, но я уверен, что это не единственный его заработок. – Мы быстро тебя поставим на ноги. Новая жизнь тебе понравится, ты даже не заметишь, как втянешься. - Звучит не очень, если честно. - Я тебя уверяю, - отмахнулся дедушка. – Ну разве я тебя хоть раз обманул? Я тебя быстро пристрою куда-нибудь. Тебе даже диплом не потребуется. Твой дед не просто так костюм носит. - Я даже ручку не могу держать, - дрожащим голосом начал я. Здоровый левый глаз предательски наполнился слезами. – Врачи сказали, что на восстановление уйдет не один год, да и не факт, что чувствительность в правой руке вернется. - Послушай, я тебя просто так не оставлю, понял? – твердо заявил дед, сжимая мое левое плечо. – У тебя еще левая рука есть. Все у тебя будет в порядке. Я тебе обещаю, Денис. Все наладится! *** - Сынок, тут к тебе друг пришел, - заглянула в палату мама. Я просто лежал и пялился в окно, теребя бинт на правом глазу. Это привычка появилась относительно недавно, но уже жутко бесила. Повязка и неподвижная правая рука – доказательство моей ущербности, неполноценности. Раньше я думал, что жизнь у меня всегда будет легкой и беззаботной. Кто же мог предположить, что через несколько месяцев после завоевания кубка в Токио я буду вот так валяться на больничной койке. Телевизор в моей палате транслировал дневной выпуск новостей. Красивая молодая дикторша рассказывала о лесных пожарах, а я смотрел сквозь нее, даже не замечая, как кто-то садится рядом с моей кроватью. - Денис? Ты как? - Как видишь, - сухо ответил я, не поворачиваясь в его сторону. Чувство вины не позволяло мне это сделать. Я так виноват перед всеми… Особенно перед своим лучшим другом. - Я приехал вчера. Никто не отвечал на мои звонки. Я недавно узнал, что с тобой произошло, и сразу примчался. А где Дима? - Нейл… - у меня заболело в висках, я сильно зажмурился. – А Валя знает? - Я не успел ему позвонить, - ответил он, напрягшись. Голос Нейла все это время едва уловимо дрожал. Видимо, он догадывался, что мои ответы не будут столь радужны, но отдаю должное его выдержке. - Валя и Лил не приехали? - Нет, они поступили в Вашингтоне. - Ничего ему не рассказывай. Вообще никому не рассказывай, - холодно отчеканил я, поворачиваясь к окну. У меня больше не было сил. Это я во всем виноват, и это чувство убивает меня. Я уже давно догадался, что между Димой и Нейлом что-то происходит. И теперь груз вины стал вдвое больше. Как разговаривать с Нейлом? Как смотреть ему в глаза? – Нас с Димой сбила машина. - И? – подскочил Нейл. – Что с ним? Где он?! - Дима в двести шестой палате. У него состояние похуже моего – он в коме, - говорю я и слышу, как Нейл срывается с места, - только обещай не рассказывать… - Да, - бросает он, прежде чем выйти из палаты. Я раздавлен. Хочется свернуться калачиком и забиться в самый дальний угол этого мира, чтобы никто и никогда меня не видел. Это моя вина. Я во всем виноват. - Дорогой, - мама подошла ко мне, обеспокоенно оглядела, - у тебя что-то болит? Глаз беспокоит или рука? - Нет, - тихо ответил я, - просто задумался. И не переживай ты так, все в порядке. Успокаивал маму, а сам в душе просто погибал. В реабилитационном центре приходилось проходить кучу изнурительных процедур. Вы когда-нибудь пробовали писать левой рукой, будучи правшой? Согласитесь, трудно. Вот и у меня почти не получалось. Я не соврал, когда сказал, что ручку держу с трудом. Если точнее, то я её вообще не мог взять правой рукой. Когда меня просили сесть за стол и попробовать взять что-нибудь, то через минут пять я уже начинал психовать и кричать на своего врача. Раньше я никогда не позволял себе срываться на пустом месте, но теперь… Допустим, ты видишь красивое яблоко и хочешь его съесть, но не можешь, потому что оно пластиковое. Хреновый из меня рассказчик, но по-другому я не могу передать свои ощущения. Я вижу свою руку, она у меня есть, но это не то. Её словно нет. Пальцы, согнувшись, застыли в одном положении, как бы я не старался ими пошевелить. На третьей процедуре в центре передо мной разложили несколько цветных табличек: у одной поверхность была шершавой, у другой пушистой и так далее. Моей задачей было почувствовать кончиками пальцев поверхность этих самых табличек. Левой рукой я разогнул указательный палец правой руки и прошелся подушечкой по шершавой поверхности коричневого квадратика. Это был первый и последний раз, когда я позволил себе заплакать на глазах у стольких людей. С силой вжав и потерев палец об табличку… я ничего не почувствовал. В день выписки за мной приехал дед, поговорил с врачами и посадил в кресло-каталку. Мать с отцом помогли собрать мои вещи. Мама проверила палату несколько раз, ведь забывать что-то в больнице – плохая примета. После того, как главврачу дедушка отстегнул приличную сумму, тот чуть ли не по пятам следовал за нами с улыбкой на лице. – Деда, – позвал я, когда меня выкатили в коридор. Я даже не помню, когда в последний раз выходил из своей люкс-палаты. – Отвезешь меня в двести шестую? – Конечно. Он покатил меня по коридору к самой последней двери. Больница, очевидно, была элитной: цветы вдоль стены у каждого диванчика, блестящий от чистоты пол и прилично одетые пациенты. Хотя другого я и не ожидал от своих родных. Если подумать, то я впервые попал в больницу. Я даже болел очень редко: раз, может быть, в полтора года, да и то простудой, которая проходила через пару дней. Наверное, это моя судьба: редко, но метко. В коридоре на диванчике сидела мама Димы. Перебросившись с дедом парой слов, она обняла меня и что-то прошептала, целуя в висок. Я ничего не понял, слова были слишком размыты. Мой взгляд был прикован к выкрашенной белой краской двери с номером. Стало страшно, но этот страх скорее был опустошающий, похожий на смерть. Голова абсолютно опустела, что-то внутри словно лишило меня эмоций, прожигая огромную дыру в сердце и легких. И вот, толкнув дверь, дедушка вкатил мое кресло внутрь. Палата была такой же, как и моя: белые стены, диван у окна, больничная койка. Я левой рукой покрутил колесо своего кресла и подобрался поближе. Меня пугали эти приборы у кровати, трубки, торчащие из тела. – Я отойду, – сказал дедушка, – если что, то я за дверью. Я, не оборачиваясь, кивнул. На кровати лежал мой лучший друг – бледный, немного похудевший, будто мертвый. Мне казалось, что он вот-вот откроет свои глаза и его большой рыбий рот вновь что-то затараторит. Я коснулся его руки, она была такой холодной, что я даже испугался. Все это дерьмо мало походило на реальность, ведь с нами не могло это произойти! Это всё – чушь собачья, потому что такое происходит только в тупых фильмах. У меня нет сил - чувство вины разъедает мое сердце. Я уткнулся лбом в его холодную руку, слезы сами потекли из моих глаз. Мне хочется многое ему сказать, но сил это сделать просто нет… *** Моя жизнь поделилась на «до» и «после». И я даже не представлял, насколько хорошо жил в этом «до». Там я был здоров, у меня была репутация отличного спортсмена, лучший друг и Валя. А теперь мне тяжело даже засыпать, ведь как только я закрывал глаза, голос в моей голове твердил, что во всем виноват я. Виноват перед Димой и даже перед Валей. Я травил себя большим количеством снотворного, и только тогда чувство вины на время пропадало, заглушаясь препаратами. Иногда мне казалось, что я вижу Валю, что он рядом, держит меня за руку, но как только я моргал - видение растворялось. Обида на него все еще таилась в сердце, но остались воспоминания, подаренные им, и чувства… И они бесценны. Возможно, именно тогда рождался новый Денис Островерхов, решивший скрыть свою любовь глубоко внутри, и больше никогда и никому её не показывать. Пусть все будет так, как должно быть. Как того хотел Валя. Он вполне будет счастлив и без меня. А я буду жить дальше… со своей болью и чувством вины. Перед ним и, главное, - перед Димой. *** Странно осознавать, что ты покидаешь свой родной дом. Не сказать, что я дико тосковал по этому месту, ведь эти стены хранили в себе как самые одинокие, так и самые счастливые мои дни. Но как я мог быть счастливым, когда мой лучший друг лежал в больнице из-за меня? Дед пообещал забрать меня на днях, поэтому я ждал, когда уже уеду. Нет, я не сбегаю. Груз вины будет преследовать меня всю жизнь. Я никогда не смогу забыть о нем. И то, что наша семья полностью оплачивает пребывание Димы в больнице, ничуть не успокаивает меня. Врачи сказали, что он может проснуться в любой момент, а может не проснуться вообще. Для себя я уже давно решил, что даже если он не проснется, я никому не позволю отключить его от аппаратов. Я верю, что настанет день, когда он откроет свои глаза и, дай бог, простит меня. Рано утром, когда Наталья еще не пришла, в дверь настойчиво постучали. Дверной звонок чуть ли не взрывался от трезвона. Я кое-как поднялся с постели и натянул на себя джинсы. Жить, управляя всего одной рукой, то еще испытание, но я как-то приловчился. Я похромал до двери, кое-как открыл ее. – Паша? – удивился я, встретив взгляд таких же голубых глаз, как у моего отца. Рядом с ним стояли еще двое: молодая девушка и высокий накачанный парень. И все в костюмах, будто мы на съемках сериала «Форс-Мажор». – Чего так долго дверь открывал? – недовольно пробурчал мужчина, отталкивая меня и проходя в квартиру. Мужчина, скорее всего – телохранитель, остался стоять за дверью, а девушка коротко поздоровавшись, прошла за Пашей. – Мне тяжело вообще-то, – огрызнулся я, закрывая дверь, и поплелся за ними в свою комнату. – Какими судьбами? – Я пришел за тобой, – скучающе ответил Паша, падая на мою смятую постель. Девушка молча и бесцеремонно распахнула шкаф и стала аккуратно складывать мои вещи в непонятно откуда взявшийся мой же чемодан. Я даже возмутиться не успел, как дядя заткнул меня быстрым ответом: – Старик поручил мне за тобой присматривать, сам он в Италию двинул. Ну а ты как? – Нормально, – пожимаю я левым плечом, – правда, с рукой не очень. Слушай, мне еще в центр нужно сходить, поэтому далеко с тобой я поехать не могу. – Расслабься, – отмахнулся Паша, а я подошел к девушке и, достав сумку, начал складывать туда нижнее белье и кое-какие майки. – Это недалеко от твоей больнички. – И чем я буду заниматься? Отец вообще знает, что именно ты меня забираешь? – Всяким, – неопределенно ответил он и поднялся с моей кровати, – тебе понравится. А насчет Кирилла, то не переживай – он не знает. – Он нас убьет. – Ну, может, он не мой фанат, но мы все же братья. – Не очень обнадеживающий ответ, – вздохнул я, держа в руке новый мобильный телефон – еще не распакованный. Старый разбился вдребезги в ТОТ день, а этот я так и не решался даже включить. – Ты не нравишься моим родителям. – Денис, я никому не нравлюсь и, к их сожалению, от этого не подохну. Я посмотрел на дядю и отметил, что он все так же выглядит молодо. Даже по его лицу было видно, что он жестокий и язвительный человек. Даже если губы Паши растягивались в улыбке, то глаза никогда не улыбались. Ему было около тридцати, но я мало что о нём знал. Отец не одобрял нашего общения, потому что Паша занимался не совсем безопасным и легальным бизнесом. Он сильный человек, я даже немного восхищался им. Все было бы хорошо, если бы не его паршивый характер. Павел красив, подтянут и умен, но ужасный бабник. Они с моим отцом – противоположности: Паша из тех людей, которых называют гадами, а отец – олицетворение благородства и честности. Иногда я думаю, что они не могут быть родными братьями, но внешнее сходство на лицо. – Ну, так что? – спросил я, когда мужик у двери подхватил чемодан и сумку, и мы вышли из квартиры. Откуда ни возьмись, появилось еще трое мужчин – телохранителей. – Ты про что? – будто оттаял Паша. – А, все о том же. Не бойся, пацан. Разве дядя Павел тебя хоть раз разочаровывал? – Ты моё похищение организовал, когда мне было девять, чтобы постебаться над отцом. – Прикольно же было, – засмеялся тот. – Но это все в прошлом. А сейчас я покажу тебе, как живут настоящие мужики. *** – Ты серьезно? – вытянув лицо, спросил я. Передо мной были огромные склады; несмотря на ранее утро, место кишело людьми. Они все что-то перетаскивали, с кем-то разговаривали. – Объясняю: таможня и вся восточная часть – моя территория, – сказал Паша, снимая свой дорогой пиджак и направляясь к одному из высоких складов. – Это одна из отраслей моей деятельности, и мне как раз необходим кто-то, кто сможет этим заняться. Чужим я не доверяю, а своих слишком мало, да и те, по большей части, – праведники, как назло. Несколько парней в пыльных одеждах, увидев Пашу, раскрыли перед ним ворота склада, поздоровавшись. Внутри были припаркованы большие грузовики для дальних перевозок. Дядя, закатив рукава белоснежной рубашки, подошел к ближайшей машине и ловко открыл дверцы прицепа. Я с любопытством заглянул внутрь. Несколько парней в костюмах за моей спиной оживились и подбежали к своему боссу, чтобы помочь. – Иди сюда, Дэн, – махнул мне Паша, и я подошел ближе. Светло-желтые деревянные коробки были аккуратно сложены внутри контейнера. Когда парень в костюме отодрал от ближайшей коробки крышку, я замер. – Перевозка товаров, людей и вся таможенная структура тесно связана с мафией. Это лишь промежуточный пункт – место, где товар хранится после перевозки, пока его владелец не заберет. Каждый день – деньги. Это крутое место, не каждому оно дано. Так хочешь здесь работать? – Это риторический вопрос? – спросил я, не отрывая взгляда от коробки, набитой соломой, поверх которой лежало оружие. – Думаю, да, – улыбнулся Паша. – Через каких-то несколько месяцев в этой стране каждая мафиозная и правительственная собака будет знать тебя. Тебе понравится эта жизнь, Дэн. – Значит, ты из мафии? – ошарашено спросил я. – Нет, конечно. Это у нас небольшой семейный бизнес, понимаешь? И сейчас я отдаю тебе эту нейтральную отрасль. – Это сумасшествие какое-то, – выдохнул я, потирая ладонью щеку. – Значит так, – Паша хлопнул в ладоши и подтолкнул меня в сторону выхода, – в первое время все будешь делать сам: заниматься документацией, переговаривать со всякими ублюдками насчет перевозок, на границу ездить пока не будешь, но потом - обязательно. Да, Денис, это сложно. Это пиздец как сложно, но я хочу тебя обрадовать, что вся дурь моментально вылетит из твоей головы. Мы подошли к небольшому двухэтажному зданию. Выглядело оно не очень: обшарпанное, но двери железные, как в бункере. Место чем-то напоминало тюрьму. Дойдя до одной из дверей на втором этаже, Паша открыл её передо мной и насмешливо поклонился. – Прошу. – Я недовольно поджал губы и прошел внутрь. Обстановка так себе, если честно. Мебель дорогая, но везде какой-то бардак, что ли? Или я слишком привык к чистоте? Стол завален бумагами, из шкафа неаккуратно торчали папки, а пепельница на подоконнике была переполнена бычками, с горкой. Паша покопался в ящике стола и достал оттуда увесистую черную папку: – Вот оно! Это твоя шпаргалка. Тут все нужные номера и расценки. Жить будешь в трех километрах отсюда, в общем – водитель отвезет. Два раза в неделю по понедельникам и пятницам он будет возить тебя в твою больничку. Вроде всё. – А отказаться я могу? – хмуро спросил я, рассматривая пыльный подоконник и заваленный стол. – Чистюля Денис хочет домой? – насмешливо произнес Паша, кривя губы. – Нет. И это мой окончательный ответ. Отец сказал заняться тобой, но у меня нет времени, поэтому давай сам. – Не думаю, что твои порывы оценят, – хмыкнул я, садясь на подлокотник дивана. – Мама тебя по судам затаскает, когда узнает. – А мне насрать, – отмахнулся дядя и направился к двери. – Постараюсь отправить тебе в помощь кого-нибудь толкового, не подохни до этого времени. И я остался в этом кабинете один. Подошел к телефону и набрал по памяти номер единственного человека, с которым захотел поговорить. – Нейл? – выдохнул я, вставая с дивана и направляясь к столу. – Ну как там Дима? – Никаких изменений, – с неестественным спокойствием ответил тот. – Ладно, я завтра заеду. И, видимо, с этого момента и началась моя новая жизнь.