Полумесяц

Сначала Артемида решила помогать из чистого любопытства. В конце концов, даже она, богиня-отшельница, иногда любила поучаствовать во всеобщей шумихе. Правда, на сей раз объект сего внимания был странным и, мягко говоря, неожиданным — сын Нюкты и Аида, Загрей, решил сбежать из скучного и тёмного загробного мира, своей изначальной обители, к свету и вышине Олимпа, да ещё и против воли своего отца. Что ж, подумала тогда охотница, почему бы и не помочь этому новоявленному божку. И вот она впервые посылает ему свой дар и в отражении вод видит его лицо: чёрные, как смоль, волосы, глаза разного цвета, мускулистое и тренированное тело (впрочем, такое было присуще каждому греку и богу). Девушка фыркнула — ничего необычного, не считая гетерохромии, у него не было. — Я слышала о тебе, — отстранённо и безразлично произнесла она. — Слушай, я не слишком похожа на других Олимпийцев. Жажда охоты и преследования помогает мне идти вперёд — пусть она поможет и тебе. Тогда Загрей вежливо поклонился ей, вернее, её зыбкому силуэту. И уже со следующей их встречи сын Аида начал проявлять знаки внимания и слать нектар — и этим не могла похвастаться сама Афродита. Богиня любви жеманно поджимала губы, видя, как её сестра вновь полунасмешливо улыбается пузырьку. А затем что-то изменилось, и Артемида, вечно уверенная в себе, вдруг начала смущаться при виде Загрея. Её речь стала неловкой, и богиня как будто стремилась оборвать предложение или переделать его на ходу. И тогда девушка испугалась. Неужели она начала что-то чувствовать к этому богу-подростку? Её сомнения усугублялись тем, что он всегда вставал на её сторону в Испытании Двух и что каждый раз связь между ними, обрываясь с его смертью, причиняла боль — выносимую, но гнетущую. И вот, наконец, богиня стала приходить к заснеженным вратам царства Аида, что было для неё и неожиданно, и ожидаемо — так вели себя все очарованные девушки, словно невзначай оказываясь у дверей дома своих любовников, но Артемида не думала, что когда-нибудь окажется в их рядах. Она видела ту стену Судеб — вернее, то, как эта стена останавливает Загрея (или это всё же их игры?). Каждый раз, когда этот упрямый юноша пересекал порог, он падал замертво и исчезал, уносимый кровавой рекой обратно, в глубины Подземного мира. А затем он пытался вновь. И вновь. И вновь. И богиня луны стала восхищаться его упрямством и целеустремлённостью, так схожими с её. Единственное, что ей не удавалось понять — зачем Мойры закрывают ему двери прямо перед носом? Это испытание? Урок? …Намёк на её давний обет? Девушка и знать не могла, что своими брошенными вскользь неловкими фразами давала Загрею дополнительный стимул идти наверх и пробиваться несмотря ни на что. — Я бы хотела узнать побольше о твоей жизни там, поэтому постарайся с моей помощью попасть наверх, хорошо? — Ну что, Загрей, ты собираешься вообще выйти оттуда, или я должна вечно охотиться одна? Может быть, всё же? — Ещё ни разу цель не избегала моих стрел. И я ожидаю того же от тебя, слышишь? Надеюсь, что слышишь. — Нужен партнёр? Не то, чтобы я могла спуститься сюда и помочь, или даже услышать твой ответ на это, но, в общем, держи. — Охота требует предельной концентрации, так что я не буду отвлекать тебя и… просто буду тихо следить за каждым твоим движением сверху… Её голос был похож на шелест лиственных деревьев — принц, конечно, не знал, как они выглядят, но видел плющ на потолке Элизиума и понимал, что его шелест — единственный известный юноше — был бы несопоставим с тем, что звучал, как рассказывал кто-то очень давно, каждое лето в лесу, которому не видно конца. И каждый раз, пусть и в своём уме, сын Аида обещал зеленоволосой богине — я выйду. После очередной удачно-неудачной попытки Загрей почти потерял надежду, но именно её тихий голос зажёг в нём поугасший огонь: — Эй. Ты не одинок. Ты, там, внизу, не одинок, слышишь? Пожалуй, он бы не поверил, если бы не увидел в своем дворе Гермеса, мирно разговаривающего со Скелли. Увидев принца, бог-гонец приветливо улыбнулся и подскочил к нему. — Так, слушай, я тут тебя и так уже заждался, но мне просили кое-что тебе передать, думаю, поймёшь, кто, а теперь пока, время не ждёт! — быстроногий шутливо поклонился и исчез в мгновение ока. Загрей же изумлённо смотрел на фибулу, данную ему богом. Маленький элегантный полумесяц, мягко мерцающий в темноте. Юноша смотрел — и улыбался, словно в ответ. Словно в ответ улыбке той, кто следит за ним с вышины.