Гонка

- Так и знал, что застану вас здесь, Святой Отец… Патер замирает, когда горячий шепот обжигает его кожу: прямо за ухом. Он невольно впивается пальцами в деревянную ограду, чувствуя себя внезапно уязвимым: как Христос на кресте перед сотней глаз. Не оборачиваясь - так он меньше привлечет к себе внимания - падре шепчет, зная, что Фламбо его услышит. - Что вы здесь делаете? Здесь полно полиции. Священник робко вздрагивает, когда руки в кожаных перчатках скрываются под его мантией, и не смеет произнести ни звука, когда к обнаженной коже прикасается горячая ладонь. - Не так уж и "полно", только Салливан, - улыбается Фламбо в плечо Отца, мягко надавливая на взбудораженные под одеждой соски. - Прекра... тите... - хрипло выдыхает Падре, пряча раскрасневшееся лицо под полями шляпы. Он возмущен поведением вора, обычно такого осторожного, и такого безрассудного сейчас. - Я скучал, - признается Фламбо и целует Отца в шею, чуть сдвинув темный воротник. - Н-не... здесь... - судорожно сглатывает Падре, и едва не вскрикивает от голоса Салливана рядом с собой. - Гонка идет напряженно, - улыбается инспектор, глядя на него своими изумительными темно-синими глазами. И Браун на мгновение теряется - он видел точно такую же рассеянно-милую улыбку... на губах Сида. Но почти сразу он забывает об этом, сосредотачиваясь на своей проблеме:на звуке расстегиваемой молнии на своих брюках... Отец забывает, как дышать, когда рука Фламбо достигает цели. Падре стискивает зубы, и молча кивает, делая вид, что просто не может оторваться от захватывающих виражей автогонщиков. Солнце нещадно слепит глаза, но он продолжает впиваться взглядом в гонку. - Определенно, оно того стоит! - восторгается Салливан, держа в руке бокал, и совершенно знакомо щурясь от солнечных зайчиков отбрасываемых пролетающими машинами. - Как думаете, мы не зря потратили этот день? - интересуется полицейский, и Падре начинает мысленно молиться, чтобы тот поскорее ушел, и дал ему спокойно принимать свой рок. Точнее, уже далеко не спокойно... - Угу, - кивает Отец, закусывая до крови губу, стараясь не проклинать Фламбо хотя бы мысленно. - Вы в порядке, Отец? Какой-то вы бледный... - совсем уж некстати замечает Салливан, с непривычной для себя заботой. Он кладет руку на плечо Брауна, и Фламбо немного усмиряет пыл. - Д-да, - выдавливает Патер настолько ровно, насколько может в данный момент, - все нормально. И прося прощения у Бога, молит о том, чтобы сейчас кого-нибудь ограбили, или может даже... Отец вздрагивает от неожиданности, когда вне пределах их видимости раздается мощный взрыв, и столб пламени озаряет небольшой бугристый утес. - Господи боже! - шепчет Саллиаван, тут же отправляясь на место событий. Патер замирает, чувствуя, как замер рядом с ним Фламбо. - Это просто невероятно! - потрясенно выдыхает Эркюль, завороженно глядя на пламя.- Я как раз думал, о чем-то таком... Падре поворачивается к нему, и они встречаются взглядами: медово-карие и серо-голубые. Лицо Брауна выражает тревогу: он не может поверить, что... Но Фламбо улыбается, и Отец мысленно вздыхает - нет, он не мог это подстроить, он кто угодно,н о не убийца. - О чем ваши мысли, Отец? - шепчет Эркюль, заставляя его забыть и о гонке, и о взрыве, и о чертовом инспекторе Салливане, имеющем привычку появляться там, где его больше всего не ждут. Он даже перестает снова мысленно отмечать сходство повадок инспектора и Сидни... Он забывает даже, как дышать, потому что руки Фламбо все еще под его одеждой. Да и стоят они в далеко не почтительной близости, и если бы не взрыв... это могло бы вызвать бурю подозрений и массу неприятных вопросов. И может быть даже отлучение от церкви... - Я думаю, - тихо произносит Браун, - вы ведете себя неблагоразумно. Губы Эркюля трогает легкая улыбка, а глаза - таят ребячье озорство. - Мы сейчас говорим о моем визите на гонку или о ваших возбужденных сосках?.. Последнее слово француз произносит практически беззвучно, но Отец все равно отводит глаза. - Я вас хочу... - мягко выдыхает Фламбо, и Падре едва сдерживается, чтобы не в свойственной для себя манере, закусить нижнюю губу. - Нет. Не хотите. - решительно отрицает священник. И тут же жалеет о своих словах. Эркюль берет его ладонь, и, недолго думая прижимает ее ко внутренней тороне своих бедер. И с удовольствием отмечает, как светлые невидимые брови Отца ползут вверх. И он почти чувствует, как Браун сражен осознением того, что это уж точно не карманный фонарик... - Теперь вы верите мне? - шепчет Эркюль в самые губы Отца. Он выдерживает паузу, прежде чем добавить: - Я хочу вас, Падре... Браун прячет за спиной "оскверненную" руку, стараясь не думать о собственных постыдных ощущениях, когда Фламбо снова его целует. Осторожно, незаметно, едва-едва. Краешком губ, словно пробуя на вкус. Или же добиваясь того, чтобы Пардре упал в обморок от смущения... - Вы хотите меня доканать?.. - выдавливает Отец, мысленно посмеиваясь над своей манерой "набираться всего хорошего" от Сида, в том числе его милым словцам... - Ни в коем случае, - произносит Фламбо, беря в руку его ладонь, и смущая Падре еще сильней. - Мне просто хочется увести вас отсюда подальше... - А как же... - Патер судорожно сглатывает, жалобно глядя на толпу сгустившуюся вокруг потушенного утеса. Он практически разрывается между убийством и... Фламбо. Но Эркюль его опережает. - Бросьте, - просто говорит он, - Пусть Салливан разберется без вас. Хотя бы разок...