Смерть не приходит дважды

Энтони Горан. … «Что поделаешь, сынок, омеги в нашей семье созревают поздно, так что не нужно плакать, просто подожди» - с тех пор, как старшему брату исполнилось четырнадцать, я слышал эту фразу почти каждый день. Энджи в очередной раз самозабвенно рыдал на папином плече, а я с интересом наблюдал за ним, абсолютно не понимая причин такого расстройства. Подумаешь, у всех его приятелей уже случилась первая течка, а Энджи подотстал, тоже мне, велика важность! Мое воображение в эти минуты всегда рисовало мне картинку огромного дерева, на котором, как груши, висели очаровательные кругленькие омеги, все как на подбор светленькие и темноглазые, как мы с братом, и злобно хмурились на небо, недовольные своей омежьей незрелостью. Тихий смешок непроизвольно срывался с моих губ и папа, укоризненно покачивая головой, улыбался мне в ответ. Мы вместе успокаивали брата и шли гулять в парк. Это было счастливое время. Мы выросли. По крайней мере, я, ведь я гений. Да-да, самый настоящий вундеркинд – школу закончил в тринадцать, для университета мне понадобилось три года, и к своему семнадцатилетию я уже успел поработать в отцовском холдинге, принеся фирме немалую прибыль. Не стану скромничать – такого специалиста в финансовых вопросах не найдешь и в столице, не то, что у нас в городе. Мне всегда нравились цифры, меня успокаивало шуршание отчетных ведомостей и колонки биржевых сводок, а вот Энджи совсем другой. Внешне мы очень похожи – оба невысокие, стройные (Энджи даже слишком стройный), с большими карими глазами и светлыми, вечно растрепанными волосами. Ну не лежат они в прическе, хоть умри. Родители всегда называли нас: одуванчики. Но на внешности сходство и заканчивалось. Энджи всегда был слишком слабым и болезненным ребенком, и родители опекали его, как могли, а я, несмотря на пятилетнюю разницу в возрасте, часто возвращался домой с синяками, ввязавшись в очередную драку за честь и достоинство Энджи Горана. Чтобы защищать брата я даже стал заниматься окинавским каратэ и весьма преуспел, по крайней мере, все те отморозки, которые цеплялись к брату, считая его ботаником и заучкой, быстро поняли, что нас лучше обходить десятой дорогой. А Энджи продолжал витать в облаках. Он был очень талантлив и рисовал, как бог, получая награду за наградой на всех возможных конкурсах, но награды не интересовали Энджи. Брат мечтал о Любви. Именно так, с большой буквы. Той самой, единственной, истинной и неповторимой любви, которая изменит его жизнь. И именно по причине этой неисправимой и глупой романтичности Энджи страшно не повезло с замужеством. Течка у брата началась в восемнадцать и, конечно, с ним сразу же случилась великая любовь, ибо, как утверждал Энджи, он нашел своего альфу. Они встречались около года и в девятнадцать лет, не закончив университета искусств, брат выскочил замуж за Дерека Майлза, сразу же, одного за другим, родив двоих детей – альфочку и бету. Но Дерек оказался вовсе не таким принцем, каким казался. Как только этот альфа стал брату законным супругом, он запретил Энджи заниматься живописью, утверждая, что его муж не может вращаться в обществе таких странных личностей, как художники, потому что он, видите ли, не доверяет их моральным устоям. Дерек посадил моего нежного братца буквально под замок, привязав его к дому и детям, постоянно шантажируя его своей великой любовью к семье. Стоило только Энджи робко намекнуть, что ему хочется посетить, например, выставку знаменитого живописца, как Дерек начинал парить ему мозги. Все сводилось к тому, что бедный Дерек днями и ночами трудится на благо обожаемого мужа и не менее обожаемых детишек, работает, не покладая рук, а его супруг только и мечтает, как бы улизнуть из дома и пренебрегает своими семейными обязанностями. Но он, Дерек, понимает, что родители всегда слишком потакали своему сыну и избаловали его до невозможности, поэтому Энджи совсем не виноват, что любит мужа гораздо меньше, чем живопись, и, конечно, Дерек потерпит один день без обеда, который он хотел попросить приготовить для него и детей, и Энджи может идти, прогуляться, а они подождут, когда их папа вернется домой. После таких выступлений брат был готов землю грызть, лишь бы доказать мужу, что он тоже безумно любит и его, и детей, и все заканчивалось тем, что Энджи оставался дома и готовил обед как минимум из десяти блюд, которые ему заботливо заказывал любящий супруг. Я смотрел на их семейную жизнь и не понимал, зачем это вообще нужно? Слава богу, сейчас не древние времена, когда во время течки инстинкт размножения полностью вышибал омегам мозги, заставляя ложиться под первого попавшегося альфу. Лично я прекрасно обходился без этих туповатых особей, вся жизнь которых состоит из попыток выяснить, чьи яйца круче, и уж конечно, я абсолютно не расстраивался, что к семнадцати годам у меня так и не началась течка. Поклонники не интересовали меня, хотя желающих заполучить мое подкачанное тельце, очаровательную мордашку и прилагающиеся к этому миллионы было предостаточно. Их жалкие попытки говорить со мной на равных только смешили меня. Недаром отец посмеивался надо мной, говоря, что у меня тело омеги, мозги беты и характер альфы. Да, вот такой я и есть, Энтони Горан, омега и наследник «Горан Инкорпорейтед», и я себя более чем устраиваю! ***** Я бежал на очередное заседание совета директоров нашей фирмы, и уже немного опаздывал, когда в кармане зазвонил телефон. Я, на ходу схватив трубку, прижал ее к уху. - Алло! Алло, пап, что ты сказал? Я плохо тебя слышу! Папа! Пап! – в трубке сквозь треск и шорохи голос папы был едва слышен. Они с отцом отправились в путешествие по поводу годовщины свадьбы, как-никак двадцать пять лет вместе, и, судя по всему, папа решил позвонить из машины, он часто так делал, если в пути встречал что-нибудь интересное. Я любил эти внезапные звонки, папа был великолепным рассказчиком, который в двух-трех фразах мог передать и красоту предзакатного неба, и океанскую прохладу, врывающуюся в открытое окно автомобиля, и алое цветение диких маков на огромном лугу – все это я словно видел своими глазами. Но сейчас рассказа явно не получится, связь была просто отвратительная. - Пап, перезвони мне попозже, я не слышу тебя! – прокричал я в трубку, и уже совсем было собрался отключиться, как вдруг помехи исчезли, и из трубки четко донесся истошный крик папы: - Роберт, нет! Роберт!!!! Я едва не уронил телефон. Роберт – так зовут отца, самого замечательного отца на свете, сильного и умного альфу, Роберт Горан. Да что у них там случилось?! Я прижал трубку к уху, но услышал только дикий грохот, скрежет и где-то далеко, словно через вату, голос отца, повторяющий имя папы: «Дик, Дик, Дик…», потом связь исчезла. Больше я до них дозвониться не смог. Господи… Что же это?! Что это было, я узнал только через час, когда со мной связались из полиции. Автомобиль супругов Роберта и Ричарда Горанов на полном ходу был протаранен потерявшей управление фурой с молодыми бычками, которых везли на бойню. Полицейский сказал, что он еще никогда такого не видел – полотно окружной автострады было залито кровью на всю ширину, от одного края, до другого. Кровью бычков, которая смешалась с кровью моих родителей… Папа умер почти мгновенно, отец через полчаса, еще до приезда скорой… Как я узнал из репортажа с места происшествия, из сотни бычков выжили двадцать три... Вот и все. Моя жизнь изменилась. ***** В день похорон была изумительная погода. Солнце светило изо всех сил, и яркий летний день сиял, как редкостный самоцвет. Я помню только это, ничего из самой церемонии память не сохранила. Помню еще, как медленно опускались в яму два гроба, как шуршала земля, навеки скрывая от меня двух самых близких мне людей. Наверное, я что-то говорил. Может быть, я плакал. Ничего не помню, только странное состояние нереальности происходящего и последующее ожидание. Да, я ждал. Ждал, что вот-вот раздастся знакомый рингтон и родной голос снова расскажет мне, как прекрасно вокруг, а отец вновь будет ворчать в трубку, что я, бездельник, мог бы поехать с ними и все увидеть сам. Я не хотел верить, что их больше нет, все время казалось, что они просто уехали, как обычно, и скоро вернутся. Но они не возвращались. И только когда заплаканный брат пришел ко мне и сообщил, что завтра чтение завещания, я понял – они не приедут и не позвонят. Никто больше не назовет меня – мой одуванчик… Теперь главой семьи остался я. ***** Чтение завещания состоялось в среду. Я, Энджи и Дерек собрались в офисе нашего семейного нотариуса, мистера Чона, кроме нас больше никого не было, и я в который раз отчетливо понял – теперь у меня остался только Энджи, больше никого. А вот Дерек… Я терпеть не могу Дерека. Он глуп, и я никогда не упускаю возможности намекнуть ему об этом, а поскольку достойно ответить мне у него ума не хватает, он отвечает мне взаимностью. Представляю, как он будет кричать, узнав, что я, по завещанию родителей, назначен попечителем над той долей наследства, которая отойдет Энджи. А чего же он ожидал? С самой свадьбы Дерек начал вкладывать деньги в различные аферы, одна сомнительней другой, и, в результате, просадил все состояние моего брата до копейки, а оно было весьма немалым. Отцу пришлось устроить Дерека в нашу фирму, чтобы Энджи и дети могли хотя бы жить прилично, потому что своих денег у Дерека нет, и никогда не было. И этот человек думает, что я так просто отдам ему то, что мои родители столько лет зарабатывали для меня и брата? Как бы не так! Я не позволю Дереку снова пустить Энджи по миру, мой брат и мои племянники получат все, что им причитается, до последнего цента! Как я и предполагал, Дерека просто затрясло, когда наш нотариус огласил условия завещания. Он вел себя так безобразно, что Энджи выскочил из комнаты в слезах, а я пригрозил Дереку лишить его права на пособие, если он сейчас же не заткнется. Помогло. А через пару дней Дерек и сияющий от счастья Энджи приехали ко мне с визитом. Я, если честно, был удивлен – извиняться совсем не в духе Дерека, однако он извинился и, заверив меня, что очень любит моего брата и детей, пригласил меня к ним на небольшой вечер, «развеять тоску по родителям». Меня просто передернуло от этой фразы, но Энджи смотрел на меня такими умоляющими глазами, ему так хотелось, чтобы мы помирились, что я не смог отказать. В конце концов, мне вовсе не обязательно все время общаться с Дереком, а увидеться с племянниками будет здорово. Конечно же, натужное гостеприимство Дерека испортило весь вечер. Только сияющие глаза Энджи и радостные мордашки племянников немного исправили положение. Долго я там, правда, не просидел - просто не выдержал, зато успел переговорить с Энджи по поводу возобновления его учебы в университете искусств. Энджи был счастлив, но опасался открыто демонстрировать свою радость, ведь Дерек по-прежнему был против. Я заверил брата, что его супруг ему и слова не скажет, иначе лишится не только пособия, но и работы. Услышав это, Энджи тут же разволновался, но я успокоил его тем, что пообещал не предпринимать никаких мер, предварительно не посоветовавшись с ним. Дерек, внимательно подслушивающий этот разговор из-за приоткрытой двери, прожег меня ненавидящим взглядом, но тут же, заметив, что я наблюдаю за ним, криво улыбнулся, делая хорошую мину при плохой игре. Я отсалютовал ему последним коктейлем и отправился домой. ***** Странно… Вроде бы уже утро, так? Тогда почему вокруг темно?.. Я с трудом сел в кровати и протер глаза. Темная пелена просветлела, и я кое-как начал различать окружающие предметы. В глазах двоилось, тело охватила жуткая слабость, и моя попытка встать с постели привела к тому, что я с грохотом скатился на пол. Вбежала перепуганная горничная и секретарь, дожидавшийся моего пробуждения в соседней комнате, общими усилиями они снова уложили меня в постель. Ровно через полчаса у меня уже был Энджи и наш врач, внимательно обследующий мое ослабевшее тело. Через час примчался Дерек, а врач, растерянно пожав плечами, признал, что симптомы моего странного недуга ему непонятны. У меня ничего не болело, просто тело меня не слушалось. Руки и ноги стали ватными, глаза отказывались четко видеть, а в ушах шумело так, словно я собрался свалиться в глубокий обморок, однако кроме слабости меня ровным счетом ничего не беспокоило. Энджи со слезами на глазах потребовал отвезти меня в лучшую больницу, и Дерек, удивительно тихий и послушный в это утро, без возражений отвез меня в самую дорогую клинику города и сдал на руки врачам. С этого дня и начались мои мучения. Анализы и процедуры, процедуры и анализы. Результат нулевой. Лучше мне не становилось. Энджи навещал меня каждый день, закармливая вкусностями и моим любимым супом-пюре из белых грибов и спаржи. Каждый день Энджи готовил для меня что-то новенькое, то особый морс из ягод, то кисель, то необыкновенно вкусное мороженое и я, наверное, был бы абсолютно счастлив, отдыхая, общаясь с братом и уплетая его стряпню, если бы не эта ужасающая слабость, то отпускающая мое тело, то вновь наваливающаяся тяжелым грузом. Аппетита не было, за неделю я похудел почти вдвое и стал похож на тень, вокруг глаз появились темные круги, волосы потускнели и уже не торчали пушистым веником, обвисая безжизненными прядями. Врачи только разводили руками. Силы таяли, и одним прекрасным утром я проснулся с мыслью, что скоро умру.