Часть 1
6 марта 2020 г. в 18:00
Дибелла — это теплое дыхание весеннего утра и тонкий аромат свежести из распахнутого окна.
Намира — тяжелый запах прелых листьев над старым кладбищем и плесень на отсыревших могильных камнях.
Это дрожание крыльев бабочки, порхающей над усыпанным лавандой лугом, и пыльца на пушистом брюшке пчелы.
И разжиревшие опарыши, вываливающиеся из зловонного гниющего мяса.
Выращенная в императорском саду белоснежная лилия, и ядовитая мандрагора, пустившая корни под тюремной виселицей.
Невинная улыбка на подобных лепесткам приоткрытых губах за миг до поцелуя, и вечный оскал голого черепа в недрах пыльной гробницы.
Это ямочки на бархатных щеках нарядной невесты и ласковость ладоней жениха в счастливую минуту бракосочетания.
И старческие пятна вдовы на ее пожелтевшем и иссохшем с годами лице, изрытом бороздами глубоких морщин.
Белая простынь, чуть влажная в минуту сладостной близости двух разгоряченных тел, и тлеющий саван в грязных разводах, навсегда впитавший в себя посмертные соки.
Теплое молоко матери на устах младенца, и кровавая рвота с желчью, капающая с подбородка отравленного.
Шумная встреча закадычных друзей после давней разлуки, и полночные завывания одиноких призраков на безлюдном перекрестке у заброшенного форта.
Это расставленный на столе к приходу гостей чудесный серебряный сервиз, и угодившая в бокал с вином навозная муха.
Песня нежноголосого барда под мягкие переливы лютневых струн и легкое движение гибкого стана в такт мелодии.
Беспорядочные судороги предсмертной агонии, дополненной последними хрипами.
Малиновый закат, взмахами кисти запечатленный на полотне художника в приливе вдохновения.
И кислота, искажающая чей-то портрет безобразными чернеющими подтеками.
Это щекотание струящихся по плечам шелковистых локонов, и болезненный зуд вскрывшегося гнойного фурункула.
Причудливые созвездия родинок на спине, складки вокруг смеющегося рта. И волдыри от ожогов, обещающие оставить глубокие рытвины шрамов.
Мечтательный взор, соскользнувший с перистых облаков в вышине на сизую линию горизонта.
Словно смотрящие в душу пустые глаза жертвы, чью плоть жадно рвут зубами каннибалы-культисты…
У каждой из них своя эстетика. Свой идеал красоты и свое понятие об уродстве, сущность которых очевидно или же в подоплеках отражена в бытии смертных.
Но обе они — и Дибелла, и Намира — представляют собой стороны лишь одного явления — жизни во всей ее непостижимой многогранности.