***
Он был дурак, этот Обито Учиха, совсем дурак. Саске уже давно подозревал, но только сейчас, когда из того, из великого Зла, распухшего от краденой чакры и краденых глаз, вырвали биджу, когда прижали его к земле и пригрозили развоплотить на месте, одноглазая маска рассыпалась по-настоящему. А Саске стало смешно и горько-обидно, когда непрошенной волной докатилась до него память прошлого Учихи Обито. Эта бредовая ночь в который раз окунала его в чужие эмоции и воспоминания. Тоби вырос из Обито Учихи, пропавшего без вести. Тоби, который был подельником Итачи. Который вертел как хотел организацией «Акацуки». Который мог выдавать себя за Учиху Мадару, а мог притворяться дурачком для битья. Который говорил «Держись, парень!», вынимая его ослепшие глаза и вкладывая на их место глаза Итачи. Подлый человек. Он был когда-то жалким сопляком. Куда слабее Саске в его годы, и даже слабее Наруто. Даже Сакуры! Они трое, росшие уже после войны, росшие как придется, хватающие житейский опыт по верхам, все же были жестче и строже, а он… Зацикленный на своей любви к девчонке-напарнице, неуклюжий, неловкий. То робкий, то самоуверенный до дурости, негодный шиноби. Слабейший ученик Четвертого Хокаге, слабейший из клана Учиха. Амбициозный дурачок с полной головой идеалов. Податливый кусок воска в руках Мадары, старого, беззубого, подслеповатого Мадары, который и не собирался умирать.***
— Откуда ты знаешь про мир вокруг? — Я его вижу своими глазами. Своим последним глазом. — Так мир — это то, что видишь? — Выходит, что так. — Нет, мальчик. Мир, это ты, что ты можешь увидеть. То, что покажет тебе мое гендзюцу. И тебе, и всем прочим. Они думают, что могут полагаться на свои глаза. Они думают, что Учиха Мадара погиб. Это их реальность, которая лишь иллюзия. Мир живет в иллюзии, сам себя завораживает, сам себе рассказывает сказки. В этих сказках лживого мира ты остался калекой, друг твой предал вашу клятву, твоя возлюбленная мертва. А еще в этом мире закончилась война, они живут, скорбя о погибших и рожая новых детей. Глупцы, шагающие в пропасть, которую они даже не видят. Они зовут свой путь «жизнью». Но разве такой должна быть жизнь шиноби? Жизнь, полная сожалений, не пристала тому, кто способен своим ниндзюцу менять ход окружающей реальности. Измени же ее своим Шаринганом!***
И пока Учиху Обито допрашивали и вразумляли его напарник и его сэнсэй, Саске вглядывался, всеми органами чувств вслушивался, откуда же доносятся самые громкие вопли, где грохот битвы сотрясает землю. Где сейчас Мадара? Но во тьме, в пыли и беспорядочном мельтешении чакр, ошибиться можно было на пять ли. Наруто исчез из поля зрения, даже клонов не видать было, зато еще из сенсоров нашлась Карин. Живая-здоровая, с фанатичным огнем в глазах, кажется, снова готовая послужить Саске душой и телом. — Карин, ты найдешь для меня Мадару? Настоящего, в Эдо Тэнсэй? Та, вспыхнув румянцем до самых волос, закивала и сощурилась, медленно поворачиваясь, как стрелка компаса, но тут рядом с Саске возник Второй Хокаге. Не размениваясь на мелочи, объявил: — Мадара воскрес. Ты — со мной! Рывок мгновенного перемещения заставил Саске на миг зажмуриться, а когда его подошвы коснулись земли, Учиха Мадара стоял в двадцати шагах. Его чакра горела кипящей лавой, обдавала жаром. Уже не тусклый отпечаток, присущий поднятому трупу жертвы, нет, он там стоял живой. Мадара стоял, зажмурив веки, и по впалости глазниц Саске понял — у него сейчас не было глаз. Мадара умирал ослепленным, таким же и вернулся с того света. Но слабее от этого не стал. Вождь клана Учиха — это ведь не только Шаринган, это сам дух сильнейшего шиноби. Это решимость видеть без глаз, сражаться без рук, жить без сердца. Саске уже видел такого шиноби однажды. Итачи. Но Итачи истребил их клан, а Мадара тот самый клан предал. Они оба уже не имели права носить фамилию Учиха.***
«В искусстве красноречия главное — умение молчать. Если тебе кажется, что в каком то деле можно обойтись без разговоров, работай, не проронив ни слова. Если ты видишь, что в каком то деле слова должны быть сказаны, говори коротко и ясно. Если давать волю своему языку, можно навлечь на себя позор и тогда люди отвернутся от тебя».***
Мадара был увлечен недобрым делом: истязал и так уж потрепанного, осыпающегося прахом Первого Хокаге. На появление на поле битвы своего соплеменника он никак не отреагировал, но Саске и не ждал приветственных речей, он тоже пришел сюда по делу. — Эй, слепой! — окликнул он Мадару негромко, больше для проформы. И швырнул свои тело и меч в молниеносную атаку, метя врагу под левую лопатку. Мадара обернулся стремительно, и при этом — с безмятежным лицом отрешенного от мирской суеты отшельника. С двумя лицами. На левой половине груди прямо из бледной кожи его было вылеплено лицо Первого Хокаге в сен-дзюцу, с маркировками печатей. Мадара воскрес, он дышал. Присмотревшись, можно было различить пульсацию вен на его висках и шее, от разгоряченного тела в холодной ночи валил пар, но ни один ходячий труп, ни один мутант Зецу не вызывал в Саске до сих пор такого омерзения. Сквозь резко накатившую дурноту он услышал, всем телом ощутил, как лезвие ширасайя с легким скрипом пронзило мышцы Мадары. Тот встретил меч плечом и, подставившись под сквозную рану, и зажал конец его в ладони. — Еще один Учиха, хех! И даже с Мангекё Шаринганом, — ухмыльнулся Мадара и с силой вдохнул, словно принюхиваясь к новому противнику. — Ловкий! Заберу твои глаза, пока что. — Подавишься, — отбрил Саске. — А ты дерзкий, малец. Мы, последние из клана Учиха, могли бы объединиться сейчас… — Клан Учиха — это я. И, как бы тебе объяснить попроще, чтоб дошло?.. Ты ведь уже мертвый. И место твое в могиле. — Вот, значит, как? Новый глава? — протянул Мадара. — Проклятый это титул, имей в виду. Да и жить тебе… На выручку Саске метнулись с трех сторон Наруто, Второй Хокаге и тот шиноби, что когда-то был шпионом Данзо. И, хоть руки Мадары были заняты вонзившимся мечом, его чакра без всяких печатей-ин вздыбилась, обернулась жгучим пеплом, скрыла своего хозяина. Когда Саске открыл глаза, меч его пронзал пустоту.***
«Если у человека отсутствует горький опыт, он не сможет устроиться в жизни. Человек, который впадает в тоску, встречаясь с невзгодами, бесполезен».