Античный Чароплёт. Том 3

Как сказал однажды Халай: «Призывая эг-мумию, чтобы избавиться от погонщика пожирателя плоти, нужно быть готовым к тому, что с кем-то из них ты останешься». К чему я это? К тому, что где-то на подходе к лагерю ближе к вечеру я поймал себя на желании вновь надеть кольцо двурогого. При этом — желании подсознательном. Собственно, я просто зачем-то хотел залезть в инвентарь. Сам не понял зачем. Удивился. Попробовал разобраться в себе… Разобрался. Желание мимолётное, не сильное. Это точно была не какая-то там ментальная установка. Просто чёрно-красный перстень давал какое-то эфемерное чувство силы. Чувство защищённости, когда подсознательно понимаешь, что в случае проблем к тебе явится огромная шипастая непробиваемая тварь, со скоростью летящей стрелы способная преодолевать огромные расстояния. Что могло послужить такому триггеру? Ведь я раньше кольцо не особо хотел доставать? Призыв? Долгое ношение? Колечко было на моей руке немало в последний раз. Весь бой, потом мы ещё добрались до холма с деревом, обустроили стоянку, потом я медитировал до утра… Но ровно столько же со мной пробыл и демон. Анализируя свои ощущения, я стал понимать, что кольцо действует всё время. Но незаметно. А вот когда я призываю демона, оно словно бы усиливает своё действие. Как ещё объяснить, что присутствие двурогого вызывает прилив сил? Не эмоциональный, а психологический. Когда начинаешь чувствовать себя сильнее, опаснее, мощнее. Это не объяснить только присутствием на моей стороне демона: я прекрасно умею отличать чужую силу от собственной. Когда мы с Абтармаханом и Брафкасапом шли в составе передового отряда к Похалаю, то я хоть и чувствовал себя в сильной команде, но не ощущал того же, что с двурогим. Возникает логичный вопрос. Зачем может потребоваться создателю этого артефакта вызывать психологическую зависимость от него? Можно было бы выбрать простой вариант. К примеру, однажды демон просто предаст меня и сожрёт душу. Ага. Если бы не одно «но». К примеру, после схватки с тенями двурогий вполне мог бы меня безнаказанно убить и сделать всё это. Но не сделал. Слишком сложный и дурацкий план. Значит, есть что-то ещё. Кольцо не накладывает никаких чар и заклинаний. Просто транслирует нужные эмоции и чувства. Фактически, сняв его, я словно снял штаны. Вроде бы и можно без них ходить, но уж очень неприятно. Поэтому я штаны ношу. А так и кольцо. Что ещё я про него знаю? О! Я знаю, что оно скорее всего создано демонами. Со слов Асамота такие штуки иногда подкидывают смертным. Кто мог создать такое колечко? Из какого мира оно пришло? Вероятно — Лэнг. Логика. Демон из Лэнга. Крайне покорен и исполнителен. Логично, что корни происхождения этой штуки тянутся в Лэнг. Для чего? Вариантов много. И все они непонятные. Я слишком мало знаю о специфике работы демонов Лэнга, чтобы что-то конкретно утверждать. С большой вероятностью, в Лэнге хотели подкинуть этот артефакт верховному магу Похалая. Или Абтармахану. Сделать своими эмиссарами? Адептами? Почему бы и нет. Лэнг может дать силу. Большую. Взамен на службу, к примеру. Если речь идёт о таких высокопоставленных в своих Гильдиях магах, то речь могла идти о распространении влияния внутри этих организаций. Тем более что Храм для этого очень удобен. Его адепты привыкли заключать контракты и союзы с потусторонними существами. Почему бы и не да, если их контракторами станут те же погонщики рабов? А двурогие? Достаточно перечислить легендарных в своём роде духов для Храма. Хуху, Королева Пчёл, Великая Огненная Кобра, чуть менее легендарный Ледяной Ящер… Двурогие не сильно уступят этим существам. Для совместных медитаций или создания извращённых форм одержимости конкретно эти демоны не очень подходят, но в Лэнге богатая фауна. Так что — вполне может быть. Даже демонологи Шумера не так уж много про это знают. Там больше концентрируются на том, как демона убить, подчинить, договориться, изгнать. А не методы ведения их тёмных делишек. В любом случае, двурогий нужен. Очень. Тут скоро такое начнётся… А потом можно и подумать о том, чтобы от кольца избавиться. Вскоре я добрался до лагеря. Видок у меня, наверное, был тот ещё. Я и так босиком хожу, а уж в рваной одежде с подпалинами и прочим — выгляжу, словно какой-то бродяга. С учётом того, что бродяг в окрестностях быть особо не должно, воины довольно правильно выдвинулись мне навстречу отрядом в восемь человек с двумя храмовыми аколитами, как только меня заметили. Правда, никаких особенных проволочек не возникло. Я выполнял сложные задания Траджабалахасара. И был хранителем Шивкамути. Так что в местном обществе был магом, лично служащим Радже. И при Сварнраадже ничего особо сильно не поменялось. Управляющий местными делами не стал особо ерепениться, отдав мне простые штаны. После смерти нескольких тысяч человек в последней битве этого добра было навалом. Радже сообщили о моём возвращении. Он прислал ответ быть на утреннем собрании. К счастью, Абтармахан не почтил меня своим присутствием этим вечером, так что я спал, словно убитый. И счастливый, потому что понимал, что счастье моё продлится недолго: завтра брахман снова возьмётся за мои тренировки. Наутро я, прекрасно отдохнувший, выспавшийся и практически цветущий, отправился на совещание Раджи. Там были многие люди. Командиры некоторых отрядов, маги, в первую очередь — гуру, Абтармахан, Брафкасап и два брахмана, пара дворян, какой-то человек, отвечающий за снабжение… Короче, много кто был. Все отчитывались по очереди. По мере знатности и высоты положения. Это было неприятно, ведь моя очередь настала после гуру, брахманов, дворян и нескольких военачальников. Даже если их отчёт представлял из себя что-то вроде «на километр на запад (тыл), никого не нашли, вернулись». Кажется, для многих это было само собой разумеющимся, но такого отношения как сильный маг, когда меня ставят после каких-то там придворных и мелких командиров, я терпеть не особо хотел. Это практически пренебрежение. Ладно бы ещё тысячники, но два сотника, у которых в подчинении остались по десятка два человек? Но и выступать и галдеть я не стал. Зачем? Подождём ещё четырнадцать дней. Посмотрим, где будет армия, если Раджа не разберётся в приоритетах. — Тиглат. Что с брахманами, которых ты должен был найти? — Практически уверен, что убиты. — Что значит «практически»? — тут же подал голос гуру. — Это значит, что тел не осталось, — пожимаю плечами. — Не осталось или ты просто не прилагал должного усердия в выполнении указа твоего Раджи? — Не осталось, — спокойно отвечаю. Кажется моя слабая эмоциональность гуру раздражала. — Почему ты так думаешь? — пришёл мне на помощь Абтармахан. — Там были враги, с которыми они справиться не могли. Вряд ли у них были шансы выжить. Разве что случайно. — Что за враги? — подобрался Сварнраадж. — Тени. Около десятка гончих и трое ездовых Эмуши. На данный момент они мертвы, — говор прокатился по огромному шатру, сшитому из двух, судя по разного цвета ткани. — Вздор! Ночь без луны ещё не скоро! — прошипел гуру. — Им даже обычная ночь была не нужна. Достаточно было заката. И да. Ты уличаешь меня во лжи? — приподнимаю брови. — Ездовые Эмуши — очень опасные противники, — слегка поправился гуру. — Я лишь говорю, что сомневаюсь в твоей способности с ними справиться самостоятельно. Это если забыть о том, что они, по твоим словам, появились не то что не в ночь без луны — вообще ещё при свете солнца! Откуда им взяться, если эмушиты разгромлены? Их некому призывать. И страшно подумать, какой мощи должен быть тот, кто привёл их в этот мир, если они могут ходить, не боясь ни лунного, ни даже солнечного света! Возможно, ты их с кем-то спутал? — Я уже сражался и с гончими, и с ездовыми. Побеждал их. Я в состоянии отличить их. И в состоянии справиться с ними. Они ходят рядом с Похалаем, словно у себя дома! И причина — сам проклятый город! Близится новолуние. Полагаю, с учётом того, что я видел, нас ждёт катастрофа. — И что ты предлагаешь? — Может, у Храма есть запечатывающий ритуал? В Тысячу входят могучие сущности. Даже сам Шива! Неужели нет ничего… — Ты желаешь, чтобы Сам Многоликий решал наши мелкие проблемы?! — А ты желаешь, чтобы они выросли в одну крупную, имя которой — освободившийся Эмуша?! Бог-ящер?! — взорвался я. Настала тишина. — Эмуша — это сказка! А даже если и нет, то он заточён глубоко в тенях! И в Похалае НЕ он! Хватит наводить панику и выливать на нас эту ложь! — гуру аж слюной брызгал. — Довольно, — голосе Сварнрааджа промелькнули нотки властности. — Тиглат, я тебя услышал. Ты можешь быть свободен. — Солнцеликий, — чуть склонился Имхотеп, когда я раздражённо пошёл на выход. — Я полагаю, ни мои советы, ни мысли здесь не нужны… — Да. Я хочу побыстрее расплатиться с долгом тебе. Ты можешь и дальше отправляться наполнять овраги мертвецами. — Благодарю, государь, — сделав ещё один небольшой символический поклон, жрец отправился на выход. Когда мы с ним отошли метров на десять от шатра, он придержал меня за плечо. — Доволен? — Я просто попытался, — зло сжимаю правую руку в кулак. — Забудь. Незачем тратить силы на тех, кто сам шагает в могилу под звуки барабанов. Лучше возьми пример с меня и извлеки выгоду, пока её ещё можно извлечь. — Конечно, — устало вздыхаю. — Что ты устроил на собрании? — строго спросил меня Абтармахан, когда нашёл меня спустя два часа. — Отвечал на вопросы. — Ты успел заслужить авторитет и репутацию. Не стоит бросать это в пропасть, будь гибче, — покачал головой брахман, смотря на меня сверху вниз. Я сидел под деревом на нашем обычном месте для тренировок. Вокруг на траве имелись подпалины от наших боёв с Шак’чи. — Ладно. Ты почти готов. Осталось несколько дней. Шоковые медитации показывают себя эффективно, — я вздрогнул, тогда как Абтармахан предвкушающе оскалился. — Пусть у меня и будет ученик-идиот. Зато он будет сильным идиотом. Мою репутацию ты не подмочишь, — усмехнулся брахман. — Мне и так неплохо… — Тебе хорошо, да. Очень хорошо. А я сделаю ещё лучше… *** — Буэээ… — я блевал, обливаясь соплями, слезами и кровью из носа, стоя на четвереньках. Сил не было. Вообще. Даже разогнуться не мог. Прошло шесть дней, за время которых Абтармахан таки довёл меня до истощения. Это начало выражаться в потере веса и неокончательном восстановлении праны за ночь. Да, поутру не хватало всего пары-другой единиц, но это значило, что организм не только преобразует её из маны, но и теряет на восстановление процессов в теле. Абтармахан, возможно обидевшись на меня, а возможно — просто решив увеличить нагрузки (хотя куда уж больше?!), совместил шоковые медитации с потерями праны. Я же просто терпел, сцепив зубы и боясь помереть в ходе таких безумств. Три глубокие медитации с замедлением тока жизненной энергии теперь были практически без перерывов. Брахман давал между ними только поесть, сходить в туалет и наложить на себя лечебные чары. Всё. Восстановление вроде бы происходило. В основном благодаря тому, что я научился поддерживать примерно тридцатипроцентное ускорение праны. Но такой жуткий стресс для организма даром не проходил. Вечером оставалось часа три до сна. И вот тут начиналось самое интересное: сражения с Шак’чи. Шоковые медитации, если после них накладывать на себя лечебные чары и поддерживать мощное ускорение праны, вроде бы не сильно сказываются на организме. Сразу. То есть, бой я начинал относительно бодрым. Но нагрузки быстро расставляли всё по своим местам, заставляя тело идти в разнос, как только у меня сбивалась концентрация на ускорении тока праны. А хитрый и подлый обезьян её постоянно старался сбить. Я был под увеличенным ускорением и относительно бодр и крепок в начале каждого боя. Поэтому Шак’чи от меня тоже огребал. Но стоило ему хотя бы раз хорошенько мне врезать, как вроде бы здоровое тело буквально взрывалось болями, тошнотой и прочими уже знакомыми симптомами. Восстановленное ускорение тока праны помогало приглушить всё это, но дальше становилось только хуже. А обезьяну для боя нужно было давать жизненной энергии. И Абтармахан настаивал на том, чтобы я его подпитывал после каждого поединка, независимо от того, кто его выиграл. К моменту ужина и сна терялось около одной-полутора сотен единиц жизненной энергии. Поэтому даже есть на ночь я не мог. Но Абтармахан настаивал. Собственно, я даже и не видел особо ничего, когда ложился спать: перманентная слепота, резь в глазах, слезы и гной, который из них шёл, не давали не только вечером, но и утром их разлепить, застывая на веках надёжной коркой, которую нужно было смывать создаваемой водой. К сердцу, пропускающему удары, я привык. На четвёртый день я даже упал в непродолжительный обморок. Подкоситься во время ходьбы и рухнуть? Легко. Наблевать целую лужу желчи в перемешку с кровью? Проще простого. Только вдолбленные привычки заставляли выжигать эти места огнём. Но, полагаю, несколько капель моей крови где-то всё же осталось. А уж сколько я её наглотался… На пятый день у меня не хватило сил даже прополоскать рот вечером. Не знаю, что было хуже с утра: остатки блевотины или невозможность разлепить слипшиеся губы? Впрочем, разлепить я их смог, оставив куски кожи нижней на верхней. Проснувшись на четвёртый день, я как раз и обратил внимание, что за ночь прана не восстановилась из накопленной перед сном маны. Было девятьсот восемьдесят две из девятисот восьмидесяти семи единиц. На пятый день утром я обнаружил ещё на шесть единиц меньше. А сегодня, на шестой день, было вообще девятьсот шестьдесят четыре. Но сам резерв рос. Сильно рос. И сквозь кровь, гной и слёзы я мог видеть (хотя системные сообщения и меню у меня возникали скорее в голове, просто интерпретируясь мозгом в качестве изображений через глаза) несколько невероятно важных сообщений. Если бы ещё не полумёртвое состояние, то я бы мог запрыгать от радости: Дополнение задания «Тайна превосходства» выполнено. Достигнут без использования системных возможностей резерв праны 1000/1000. Награда за выполнение дополнения: увеличение резерва праны +50, увеличение резерва маны +10. Резерв праны: 1056/1056 Достигнут новый уровень: 200. Важное системное изменение. Доступен выбор класса. Усовершенствованны возможности системных воздействий. Доступно открытие дополнительной классовой характеристики/способности. Другие изменения. Выберите класс. Рекомендация (в порядке убывания): маг (классовая характеристика: мощь чар), воин (классовая характеристика: восстановление жизненной энергии), путешественник (классовая способность: чувство направления (пасс.)), дипломат (классовая способность: очарование (пасс.)), убийца (классов… Я даже читать не смог продолжить: от интеллектуальной деятельности меня скрутило, хотя рвать было уже нечем. Я просто упал на бок, перекатившись на спину. Глаза больно обожгло солнечным светом, голова взорвалась болью. Хрустнул палец: я почти уверен, что сломал его, когда перекатывался. Только вот кисти рук уже успели онеметь и слегка посинеть, так что я плохо чувствовал, что там произошло. — И это мой ученик… Знаешь ли ты, что из-за твоего плохого вида меня солдаты назвали мучителем? А Сварнраадж не далее как вчера говорил мне, что он уже не сердится на твою выходку на собрании и просил прекратить тебя наказывать! И что же? Пока я терплю всё это, ты валяешься и не желаешь вставать? — Кх… Кха… Я пытался произнести слово заготовленного малого исцеления, но горло саднило, а постоянно сбивающееся дыхание не позволяло вообще начать говорить хотя бы предлоги. С трудом я сумел активировать заклинание без слов. На это требовалось небольшое мысленное усилие, которое в таком состоянии было выдать чрезвычайно сложно. Почувствовав себя самую малость лучше, я активировал Очищение Инанны. Потом снова исцеляющее. И ещё… Только спустя шесть разных заклинаний подряд я сумел привести себя в состояние, когда у меня получилось сесть в скрюченную позу и суметь наколдовать воды, чтобы умыться и прополоскать рот. Выпить глоток. Кстати, исцеления не восстановили палец. Пусть я и накладывал их на всё тело, а не на конкретный его участок, но из шести заклинаний целительными были сразу четыре. А это само за себя говорит, какие у меня неполадки с организмом. — Восстановился? Нужно продолжать… — Стоп… — прохрипел я. Забормотав себе под нос, я стал начитывать среднее исцеление. Оно как бы требует особых компонентов для своего создания, но можно и так. Если хватает сил и концентрации. И времени. Брахман, удивительно, не стал спорить, выждав аж три минуты непрерывного бормотания. Когда по моему телу разлилась горячая-холодная волна, пропитывающая каждую клеточку, унося усталость, боль, восстанавливая мелкие повреждения, сращивая мелкие ранки, унося боль головную, восстанавливая засохшую кожу, на которой выступили многочисленные шершавые участки, заращивая десны, которые перестали кровоточить, убирая резь в глазах… Я испытал, пожалуй, больше, чем испытывал за одну ночь с Абхилашей. Собранные лодочкой руки наполнились водой, которую я с удовольствием и выпил. Затем ещё. Даже такие мощные чары, обошедшиеся мне в тысячу триста с хвостиком единиц маны, не вернули мне идеального состояния. Но привели хоть в какое-то подобающее. — Если ты раньше так мог, то почему не делал? — раздражённо спросил брахман. — Там свои сложности, кха… — горло хоть и исцелилось, но внезапный спазм заставил закашляться. — Ясно. Продолжаем… — Нет. — Нет? Ты отказываешься учиться? — нахмурился он. — Нет, не отказываюсь. Но ты уверен, что мне не хватит жизненной энергии, чтобы приступить к следующему этапу?.. — Пффф… Тебе её ещё дня три назад хватало, пусть и впритык, — поделился со мной брахман сокровенным, буквально выбивая из колеи и ошеломляя новой информацией. Нет, это, конечно, логично, что вот прямо тысяча праны — это не обязательно. Девятьсот девяносто девять от тысячи почти не отличается. И девятьсот семьдесят — тоже. Но я как-то не задумывался из-за чёткой и конкретной цифры в задании. — Ты хорошо шёл. Я планировал тебя подтянуть ещё немного. — Стоп! Но я же дошёл до уровня, о котором мы договаривались? Ну, тогда… Перед моим отъездом на юг? — Да, — пожал плечами брахман. — Так какого… — дальше шла моя возмущённая матерная тирада, прерываемая хрипами и кашлем. — Не знал, что ты умеешь так ругаться, — усмехнулся брахман. — Теперь знаешь! — Значит, хочешь сократить тренировки общего развития? — Я хочу их закончить во имя самых смрадных глубин клетки Эмуши! — Нельзя, — покачал он головой. — Нужна хотя бы одна глубокая медитация в день. — Хорошо! — тут же согласился я. — Одна! — Конечно. В таком случае, начнём завтра. Больше тебя мучать не буду: ты должен быть полон сил. — Чи! — проявившийся обезьян обиженно заверещал. Он хотел меня избить, полакомиться моей праной. Снова избить. Короче, позаниматься всем тем, что ему так нравится. — Заткнись, макака, — фыркнул брахман, отправляясь в сторону лагеря. Я же не замедлил, достав из инвентаря посох, выдать поток огня на лужу блевотины и те места, куда падала кровь. Травы в этом месте уже давно не осталось: одни подпалины. Не первый раз тут занимаюсь. — Ага-ага… — хмыкнул я на возмущения скачущего вокруг храмовника обезьяна, показывающего сначала, как он кого-то бьёт, а потом тыкающего пальцем в меня. Шак’чи злобно на меня зыркнул, но отвлекаться не стал: внимание Абтармахана он вот прямо очень сильно старался привлечь, понимая, что он тут главный. Не получилось. Я же сел разбираться с неожиданными подарками системы. Во-первых, класс. Вот уж чего я точно не ждал и чем не на шутку заинтересовался. На проверку оказалось, что это довольно базовая и не разнообразная штука. Не было классического системного поиска в стиле: «Набирай в строке, что хочешь. Что-нибудь тебе найду. Ерунду скорее всего, но найду.» Был просто список, который и вправду был выстроен в порядке приоритета. Что этот класс кроме классовой характеристики даёт, было решительно непонятно, но явно что-то хорошее. Классовые же характеристики были чем-то вроде крайне продвинутых функций системы. К примеру, «мощь чар» мага — это более совершенная форма улучшения ноуса. Начиная с двухсотого уровня я мог отдельно раскачивать свои чакры. Как столп чародея, так и более мелкие. Проще говоря, наращивать за очки магические «мышцы». Но вот комплексное развитие так не достигалось. «Мощь чар» именно что более качественное и эффективное применение данных ресурсов. И выкупить её у системы в отдельном порядке… Было можно. Но дорого. Просто чтобы у меня появилась в статусе эта характеристика и чтобы я мог вкладывать в неё напрямую, требовалось раскошелиться на сто пятьдесят шесть очков. А это семьдесят восемь уровней, на минуточку. Или две тысячи триста сорок единиц к резерву маны. Или семьсот восемьдесят к резерву праны. Очень много. И потратить найдётся куда без идиотского накопительства на характеристику, от существования которой никакого толку, если в неё не вкладывать всё те же очки. Собственно, так «дорого» дела обстояли не со всеми классами. К примеру, на пассивную способность «очарование» требовалось «всего» шесть десятков очков. И это тоже дорого. Но ещё подъёмно. Относительно. У меня даже сейчас их всего пятьдесят два. Система классы и вправду выстроила в порядке приоритета для меня. Но главное — разнообразия было не так уж и много. Большинство классов примитивные и общие. Маг? Отлично. Только маг — это и целители, и некроманты, и извращенцы-храмовники, и метеомаги, и прочие… Какой конкретно маг? Никакой. Просто маг. Воин? Да. Воины — это и джунуюдха, и ополченцы. А, скажем, «лучника» нет. И «командира» нет. И вообще никаких конкретных вариантов нет типа «копейщика» или «всадника». Просто «воин». И так со всем. А с позиции двадцатой вообще начинались какие-то глюки вроде &%36|;./ (*@E*|>? @^: &*#(&#@’’’L:)). Как это понимать — не ясно. А уж выбирать и того не стоит, наверное. Классы я смотрел около сорока минут, прочитав все доступные способности и характеристики. А кроме этой информации и названия у меня ничего по ним не было. Самым серьёзным конкурентом «мага» был именно «воин», который давал восстановление праны. Реальную и абсолютно конкретную регенерацию. Чем это круто? Всё просто: организм может восстанавливать только некоторую часть потраченной праны. Если самой праны, точнее, её давления, станет слишком мало, то восстановление станет невозможным. Проще говоря, тратить можно. Но если потратить сверх определённого предела, то естественным образом уже ничего восстанавливаться не будет. Если откуда-то не взять дополнительную жизненную силу или не ускорить имеющуюся достаточно. Только оба варианта достаточно проблематичны в исполнении: обычно у человека при низком уровне давления жизненной силы начинаются крайне серьёзные проблемы. Отказ внутренних органов, потеря сознания… Первыми, кстати, страдают глаза. Это защитный механизм. Клапан. Они просто лопаются или вытекают. Это предел, после которого ещё можно восстановиться, но шагни чуть дальше — и всё. Именно на увеличение «свободного» объёма праны и направлены тренировки храмовников. У меня есть кое-что похожее на способность «воина». Это преобразование «мана-прана». Дополнительная характеристика, которую мне удалось вывести в статус. Только это как раз и есть естественный (один из) механизм восстановления потерянной жизненной энергии. «Воин» же не имел таких ограничений. Помимо просто ускоренного восстановления жизненной силы (естественные механизмы + способность) он ещё и, фактически, снимал ограничение на траты жизненных сил. Если выжил, значит восстановишься. И никак иначе. Кроме того, я почти уверен, он даст бонусы к физическим возможностям. Но, поразмыслив, я всё равно выбрал мага. Он не зря стоял первым приоритетом: я не мастер на все руки. Я — чародей. И именно магия для меня на первом месте. Да, есть очень интересные варианты… Даже те, которые могут быть привлекательнее возможности напрямую вкладываться в рост мощи чар. В конце концов, я могу и отдельные чакры качать с духовными линиями. Но другие классы предполагали распыление, дополнение. Мне же нужно сосредоточиться на конкретной цели в развитии. Я не поменяю потом то же «восстановление жизненной силы» на что-нибудь более интересное или на системные очки, пусть система и оценивает эту характеристику ещё дороже, чем «мощь чар». Выбран класс: маг Характеристика «Мощь чар» Увеличена скорость восстановления маны Резерв маны +100 Мощь чар: 1462 Пару секунд я тупо пялился на сообщения. Потом постучался затылком о дерево. Не, ну, а что я хотел? У меня почему-то возникло чувство, что сейчас-то наконец на меня свалятся золотые горы. Ага, конечно. Нет, бонус класс даёт неплохой. Даже очень классный. Но не более того. Правда, после выбора класса появилось ещё сообщение, что «при увеличении уровня станет доступен выбор подкласса»… Но, зная систему, речь идёт не меньше чем о двести пятидесятом. Скорее всего — трёхсотый-четырёхсотый. Что ещё привалило… Резерв маны преодолел психологически важную отметку и сейчас гордо высвечивался: 5001/5001. Пять тысяч. Пять. Тысяч. Я монстр. Маленький. Вот ещё лет сто… А лучше — пятьсот. Тогда всяких там Эмуш и прочих буду в кольцо заворачивать. А пока что не стоит. Что ещё? Мощь чар. Разобрался я с ней быстро. Всё просто. В отличие от маны или праны эта характеристика растёт за системные очки один к одному. И сейчас она тысяча четыреста шестьдесят два. У меня пятьдесят два очка. Имеет ли смысл в неё вкладываться? О да. Я могу довести её до полутора тысяч. Сравнивая себя с тем же Тай-Кером, могу сказать, что архимаг располагается примерно тысячах на трёх. То есть, если чисто системно её прокачивать, то мне ещё… семьсот шестьдесят девять уровней вроде бы? Ну, как-то так, да. Где бы ещё столько взять?.. Так что же, имеет ли смысл вкладываться в неё сейчас? Или лучше вложиться в резервы маны? Праны? Изначальный план был вбросить всё в прану. Я бы получил сто десять дополнительных очков к тысяча пятидесяти шести имеющимся. Бездонная пасть Пазузу! Всё нужно. И, по-хорошему, не стоит распределять очки поровну, размазывая эффект. Мне нужен скачок. От маны, которую я могу увеличить аж на семьсот восемьдесят единиц, мне станет, прямо скажем, сильно проще. Мне её постоянно не хватает. Мощь чар может дать дополнительную силу заклинаниям. Это критически важный параметр. Только вот, даже вбросив все очки в неё, я получу прибавку едва ли три процента примерно. Это прилично, но не кардинально. Прана же позволит овладевать с увеличенной скоростью знаниями Абтармахана. Да и самые серьёзные атаки Шак’чи завязаны именно на ней… Вот уж над чем я думал долго, заодно подъев все съестные припасы, которые мы с Абтармаханом брали сюда. Прикидывал и так, и эдак… Наконец, решил довести мощь чар до круглого значения в полторы тысячи единиц, а остальное потратить на прану. Удивительно, но изменения начали происходить не сразу. Я почувствовал странное ощущение в голове. Эдакий шум. И буквально по всему моему существу прошлось чувство неких… колебаний. Ноус начал меняться. Понимая, что процесс, судя по всему, не особо быстрый, я пошёл, слегка шаркая ногами, в сторону лагеря, где добрался до своего, кстати, весьма бедного шатра, в котором и завалился спать на пропахшую потом шкуру. Отошёл от сна по системным часам примерно часам к девяти утра. Сегодня должен был быть день связи с шумерскими войсками. Только пока что с этим лучше повременить. Днём у Раджи будет очередное собрание. Полагаю, лучше сходить туда, а уже после отправлять весточку Верховному и Императору. Абтармахан нашёл меня моющимся на нашем обычном месте тренировок. А что? Я проспал на вонючих шкурах около пятнадцати часов, полностью пропотел, да и до этого особо чист не был. А уж какое амбре было во рту… Как бы я не старался, нормально очищать зубы не получалось. Тряпица, жёваная палочка… Бесполезно. Да и составы для очищения тоже не блистали оригинальностью. Собственно, было у меня всего два варианта: местные, которыми пользовались некоторые придворные во дворце, или один шумерский состав. Тоже для придворных. Его в своё время делал Гази. И то, и другое было непросто достать из-за отсутствия запасов или ингредиентов. Кроме того, оба варианта не сильно-то и помогали, скорее уж образуя на зубах мерзенькую гладкую маслянистую корочку. Куда проще было полоскать рот несладким вином и водой. Знали бы ценители, как я обхожусь с их любимым благородным напитком… — Надеюсь, ты отоспался, — Абтармахан подошёл ко мне и, надавив на плечо, усадил на колени. Штаны, благо, я надел, так что сидел на мокрой земле просто голый по пояс. Встав за спиной и положив руки на плечи, брахман закрыл глаза. Спустя минут пять он вынес вердикт: — Твоих жизненных сил действительно достаточно. Они выросли. Сильно выросли. Ощущение такое, будто передо мной сидит сильный сатьян вроде того же Роши, — храмовник отступил назад, обойдя меня и выйдя из-за спины. Он слегка задумался. — Пересядь с земли. Шоковые медитации будешь проводить сам. Твоей праны сейчас должно быть достаточно, чтобы выходить из них самостоятельно. Скорее всего это будет иметь последствия в виде продолжительного сна и сложностей при пробуждении утром. Поэтому занимайся этим вечером. Укрывайся чем-нибудь потеплее. Ночью при таком снижении скорости потока жизненных сил обязательно будут проблемы. Простуда, больная голова и прочее с утра пораньше. — Понял, — киваю. — Это хорошо, что понял. Теперь основная моя способность. Огненная форма. Ты будешь осваивать её. И сопутствующие ей навыки. Духовные формы — не новая идея в Храме. Ты мог видеть неоднократно, как мы принимаем их частично или полностью. Другое дело, что достигнуть совершенства из ныне живущих смогли только двое. — Ты и Брафкасап. — Верно. Обычная форма, если она полноценная, но частичный вариант мы учить и не будем, является довольно простым в идеологии своего создания предметом мысли. Это просто слияние с духом. Ты видел когда-нибудь, чтобы люди, в которых вселились потусторонние существа, менялись внешне? — Да, — разумеется. Недавно скормленного Асамоту шамана хотя бы вспомнить. — Здесь похожий принцип. Духам, в отличие от, к примеру, призраков, необходима жизненная энергия. Особенно — сильным духам. Самим им брать её почти неоткуда. Самодостаточным в этом плане является из известных мне, пожалуй, только мудрый Хуху, — я кивнул головой, отдав должное гениальному крокодилу. — Речь идёт, конечно, о классических в понимании Храма духах. Я, к сожалению, вынужден признать, что наша классификация слегка… ущербна. Мы причисляем к духам много кого. — Угу… — это точно. У них и двурогие — духи, и призраки. — Более совершенную форму можно получить, если создать её аркан в самом себе. Аркан — это гениально-извращенское изобретение Храма. Мы, шумеры, к примеру, как и египтяне, и греки, вешаем готовые заклинания на ауру, чтобы можно было быстро их применять. Эдакий колчан для стрел. Сделал заранее, запас и можно стрелять, тратя только ману, но никак не драгоценное время, которого в бою точно не хватит ни на что. На одно заклинание может уходить минута, две, три, десять. И это при сохранении концентрации и контроле ноуса при зачитывании. Разумеется, больше всё это относится к той же магии слова. Чистому гидроманту, к примеру, не нужно так долго подготавливать какое-нибудь водяное копьё и прочее, как мне, к примеру, не нужно начитывать заранее, как раньше, лезвия ветра. Но не в этом дело. В первую очередь проблема в том, что место в ауре ограничено. Именно поэтому, кстати, так, в том числе, популярны жезлы: они дают дополнительные «слоты» для магии. На жезл можно тоже подвешивать чары. А что делают в Храме? О! Вместо того, чтобы «подвесить» магию на ауру, там, фактически, цементируют и выжигают эту самую ауру на этом участке. Последствия? Участок становится крайне стабильным и от него крайне сложно избавиться. Польза? Достаточно просто волевого усилия и маны, чтобы воссоздавать заклинание, чья форма использовалась, за мгновение. Или не заклинание, а, скажем, что-то другое. К примеру, когда храмовники объединяются в извращённую форму одержимости с духами, то эти самые духи могут помочь им создать аркан каких-то своих способностей. Либо ущербный, когда «цементированный» участок ауры используется духом для усиления или воплощения той или иной своей силы, либо полноценный, когда копируется или формируется что-то автономное и конкретное, что человек может использовать и без «большого брата». Так вот, Абтармахан имеет ввиду, что его огненная форма — это аркан. И, судя по тому, что ему необходим дух для её воплощения, аркан этот частично ущербный. Почему частично? Потому что брахман пользуется ей не только в качестве Огненной Кобры. Он в своё время объединялся с Шак‘чи. Остаётся вопрос… — Ты можешь использовать свою форму без духа-партнёра? — спросил я. — Правильный вопрос, — кивнул брахман. Развернувшись, он неспешно пошёл назад, удалившись метров на пятьдесят. Встав там, спокойно сложил руки на груди, затем… Сначала я не понял, что он что-то делает. Потом заметил, что воздух вокруг него начал рябить и дрожать. Притом — на большом расстоянии. Радиус был примерно метров пять. От земли шёл пар. Абтармахан начал покрываться танцем искр, которые, двигаясь невероятно быстро, сливались в поток красно-золотого свечения, перераставшего в настоящий огненный шквал, обернувшийся вокруг фигуры брахмана ласковым, но яростным плотным водоворотом. Ещё секунда… Дальше мне показалось, что на земле возникло маленькое солнце. Настоящий взрыв сверхновой, только в маленьком масштабе. Яростное желтовато-белое пламя, которое никуда не двигалось, но просто горело вокруг мага, пыталось принять какую-то форму, напоминающую человека. Но ничего не выходило. Смотреть на него было больно: слишком яркий. А жар ощущался даже отсюда, с большого расстояния. Наконец, жуткий аморфный колеблющийся в подобии гуманоидной формы огненный монстр начал затухать. Абтармахан стоял в огромной выжженной яме, глубиной под два метра. Дно было раскалено и светилось. Он спокойно пошёл к краю кратера. — Как видишь, моя огненная форма не зависит от духа. Точнее, я создал её с помощью Кобры, но мне не нужны духи, чтобы её использовать. Духи пользуются ей для более тесной связи и лучшего воплощения в реальном мире через меня. Отсюда и различный вид моей формы в связи с разными духами. С этой макакой, к примеру, — кивнул он на внимательно слушающего, но мало что понимающего (ментальную связь через сплетённый из щупов жгут не обманешь) Шак’чи. — Итак, первое, что тебе придётся сделать, это создать подобную форму уже для себя. Дальше нужно будет освоить связь с духом, объединение и совместные медитации. Следующий, более сложный уровень — практика единения с огнём. Она позволяет выйти на новый более качественный порог использования этой силы, а ещё — сократить затраты энергии. При большой насыщенности силой твоя форма будет наносить урон твоему собственному телу. Практика единения с огнём позволяет этого избежать. — Как много… «места» занимает огненная форма? — нахмурился я. Этот вопрос мне раньше в голову не приходил. — Моего?.. Примерно половину, — сообщил Абтармахан. Он нахмурился. — Не хочешь ли ты сказать, что тебя это остановит? — Занять этим арканом половину места в ауре? — я задумался. — Нет. Это слишком много. Потом, конечно, я буду увеличивать вместимость, но сейчас… — Ты понимаешь, насколько универсальна форма? Это куда лучше одноразовых заклятий по шумерской методике! — Это куда менее гибкий магический стиль, — качаю головой. — Твою форму можно реализовать без аркана? — Не на моём уровне! — раздражённо рявкнул он. — Тогда нет! — Нет?! — Чи! — ЧТО?! — в один голос рявкнули мы, повернувшись к обезьяну. Тот даже как-то опешил и на шаг отступил. — Чи… — он завертел в руках свой огненный посох, указывая сначала на него, а потом на меня пальцем. — Не понимаю?.. — приподнимаю брови. — А… Угу, — по ментальной связи до меня дошло, что Шак’чи хочет, чтобы я достал свой посох, что я и сделал. Повертел его в руках. Непонимающе глянул на обезьяна. Тот сам-то даже имея ментальную связь сформулировать свои мысли не мог, а уж как я должен понять, что он хочет… — Я, кажется, понял, — удивительно, но дошло первым до Абтармахана. — Не поделишься? — смотрю на него. — Поделюсь. Насколько я помню легенду о Шак’чи, — ого! И такая есть? Хотя… Логично. В Храме огромное количество духов. И про каждого что-то да есть. А обезьян довольно силён. Он не просто мелкий дух, а один из сильнейших духов джунуюдха. Выше только легендарные существа вроде той же Кобры или Хуху. Ну, и боги, разумеется, — то этот посох из белой яблони для него вырезал смертный человек. — Чи! — довольно кивнул обезьян. — Чи-чи! — И твой посох довольно похож. Посох Шак’чи, несмотря на то, что не имеет физической оболочки, является серьёзным артефактом. Пусть его физический носитель и рассыпался со временем пеплом, но значения это никакого не имеет. Да и владельцу, — кивок на обезьяна, — им пользоваться этот маленький факт не мешает. — Угу, — невольно потираю голову, по которой этот нематериальный посох проехался не один десяток раз. — Можно создать в качестве аркана только посох Шак’чи. Правда, насколько качественным он получится, не ясно. Без огненного духа тебе будет сложно им пользоваться. Но вот вместе с тем же Шак’чи ты сможешь использовать его в качестве якоря, чтобы получать примерно тот же эффект при объединении с Шак’чи, который получаю я. Но я считаю, что это крайне плохой вариант. — А я — нет! — прикинув, что среднего качества имитация в ауре этого артефакта точно займёт меньше места, чем имитация половины структуры целого мощного духа. — Тени с тобой, — поморщился Абтармахан, побуравив меня тяжёлым взглядом. — Форму ты сможешь воплотить и после посоха. Он станет отличным дополнением. — Почему ты так настаиваешь на форме? — приподнимаю бровь. — Потому что ты мой ученик! Официально! Ясно! — ой-ой… Как наиграно. А, может, ты планируешь затянуть меня в Храм? Или нет… Не уверен. Но стоит относиться к Абтармахану поаккуратнее. Хотя пока что это и не важно: учит он всё равно на совесть. — Ясно-ясно, — приподнимаю руки перед собой. — Итак?.. — Для начала, объединение с духом, — брахман достал из мешка, который принёс с собой, небольшую плошку, завёрнутую тканью. Развернув, он поставил её передо мной. Краска? Стоп… Объединение, краска… Я покрылся холодным потом. — Это… — Это то, о чём мы с тобой говорили. Мне нужна твоя спина. Голая. И не трясущаяся! — Да не ори ты так… — я сел на коленки, повернувшись спиной к нему. Руки сжались в кулак. Абтармахан аккуратно рисовал нужные символы на моих плечах, спине, руках… Мне было откровенно страшно. Ещё недавно практически такую же вязь я выводил на пленном мальчишке-эмушите. Но то — другое. Мой страх идёт из давних времён, когда меня хотели скормить демонам, когда я сбежал от рабства и незавидной участи. Меня буквально изнутри жгла мысль о том, что кто-то прямо сейчас будет посягать на мою свободу не снаружи даже, а изнутри. Что чёртов обезьян сейчас вселится в меня, а потом… — Готово. И да. Шак’чи был только с джунуюдха. Так что процесс контролируй сам. Ну? Кажется, последнее слово было для обезьяна. Все линии, которые провёл брахман, вспыхнули на коже. Они буквально выжигали те участки тела, где находились. По всему телу начались спазмы. Меня начало жечь. Сильно жечь. Везде. Боль затопила сознание. Я чувствовал ужасный жар, а руки и ноги внезапно перестали подчиняться. Словно кто-то могущественный и злобный отнял саму возможность контролировать их, заперев меня в глубине собственного мозга… Пожалуй, ужаса такого, какой меня затопил в тот момент, я не испытывал никогда. И именно ужас помог совладать с мощью обезьяна, влезшего в мою шкуру. Подобно человеку, совершающему невозможный прыжок через пропасть исключительно благодаря страху, я буквально вырвался из оков собственного разума, подчинив свои руки и ноги обратно. Судя по ощущениям, моё тело дёргалось в конвульсиях на земле, а во многих местах с меня вообще слезала кожа и появлялись ожоги. Но ощущения извне доходили плохо. Скорее уж я ощущал, что мы с Шак’чи снова бьёмся друг с другом. Нет, не физически, но само чувство напряжения, противостояния. Обезьян вообще никогда не был ведомым во время одержимости. Он просто не понимал, что тело может быть его, а управлять будет не он. А моё тело, вселившись, он воспринимал своим. А ещё он считал меня слабее себя, потому что регулярно меня побеждал. Только он забыл главное: все наши бои без исключения были после тяжелейших шоковых медитаций, с запретом применять чары… Я вообще не мог применять ничего, кроме ускорения праны. Теперь будет немного наоборот… Мне было тесно. Само присутствие Шак’чи там, где ему быть не положено, давило, казалось, на саму душу. Ему, кстати, тоже было тесно. Мы оба боролись за пространство. За манёвр. За то, кто вольготно разляжется, слегка сдвинув ноги, а кто будет жаться на крохотном пятачке, который появился из-за этих сдвинутых ног, скрючившись в три погибели. О, как давил обезьян. Мне казалось, что он бьёт меня со всех сторон, долбит посохом, руками, ногами, хвостом… Но он переоценивал себя. Я медленно и верно брал тело под собственный контроль, сжимая и зажимая Шак’чи. Он не мог никуда деться, нигде извернуться… И он не был готов к тому, что противостоять ему будет отточенный десятилетиями разум опытного мага. Обезьян сдался спустя, по ощущениям, минут двадцать ожесточённой борьбы. Произошло это рывком. Ко мне просто внезапно вернулись все ощущения собственного тела, которые раньше «оттягивал» на себя Шак’чи, приглушая и ослабляя оные. Боль, жар, ожоги, облезшая кожа, сломанный ноготь, глаз, которым я упал прямо на песок, не сумев закрыть… Адская боль, тем не менее, не шла ни в какое сравнение с тем, что я нередко вынужден был испытывать. Но я не мог сразу её исцелить: для начала следовало разобраться в себе, а это ой как непросто, когда всё тело представляет собой один сплошной ожог. Внутри поселился жар. Словно настоящая топка: горяча чудовищно, но только подуй — и разгорится во сто крат горячее. Оттуда же шло чувство недовольства и раздражения пополам с растерянностью и злобой. Обезьян никак не мог понять, как он оказался в таком положении и почему именно он. А ещё в эту топку потихонечку текла моя прана. Очень медленно, небольшими порциями. Судя по системной оценке — около одной единицы в минуту-две. Но, чую, такая работа с Шак’чи мне будет обходиться дорого. Я смог приспособиться к новым ощущениям и активировать малое исцеление. Кстати, чувство было странное и необычное. Я словно бы… Не знаю… Отличалось всё так, будто я, к примеру, взял ложку, предварительно надев перчатки. Или смочив руки в смоле. Или ложка внезапно стала металлической, если какому-то богачу прийдёт в голову делать металлические ложки… Короче, вроде бы и то же самое, но отличия серьёзные, хотя, кажется, не особо мешают творить магию. Просто Шак’чи так или иначе взаимодействовал со всеми оболочками души. В частности, из моего ноуса к нему небольшими порциями текла обычная мана. А возвращалась огненная. Кстати, возвращалось чуть больше, чем уходило. —…Чирррр! — я хотел сказать совсем другое, но из спазмирующего горла одновременно с рычанием и прокашливанием вылетело это. Внимательно наблюдающий Абтармахан, пару секунд повылуплялся на меня, а потом просто неприлично заржал. Я раздражённо на него глянул. По коже правой руки пробежало несколько огоньков пламени, которые я заметил глазами, но никак не ощутил. Кстати, днём было относительно прохладно, но сейчас я никакого холода или сырости не чувствовал: лишь иссушающий жар. Буквально иссушающий. Вода вокруг парила, потихоньку уходя. Моё тело было абсолютно сухим. Ни капли пота, ни капли жира. Ничего. — Ха-ха… Эта макака плохо на тебя влияет! — выдал Абтармахан, вытирая слёзы, выступившие от смеха. — Да пошёл ты… — горло как-то спазмировало, так что голос вышел не моим. Грубый, слегка рычащий. Но, удивительно, никаких проблем или боли я не чувствовал. А ещё от Шак’чи пришло желание врезать Абтармахану за «макаку». Мои руки даже дёрнулись слегка, но я тут же придавил обезьяна таким духовным прессом, какой только мог выдать. Даже на миг в груди ослабел жар, впрочем, тут же запылав вновь, источая злобу и раздражение. — Пойду-пойду… А ты крайне успешен. Обычно адепты едва ли могут нормально объединиться даже со слабыми духами с первого раза. Вероятно, виновато твое большое количество жизненной силы. Что и не удивительно, не просто же так мы с тобой её развивали? — хмыкнул брахман. К раздражению Шак’чи прибавилось ещё и моё собственное. — Хорошо. Раз так, то попробуем для начала самое простое. Как ты ощущаешь силу Шак’чи? — Жар в груди, — рыки всё не хотели уходить из голоса. — Отлично. Дух может и не помогать тебе пользоваться своей силой. Но Шак’чи, как бы он тебе ни не нравился, дружественен и не будет так делать. Попытайся вытянуть этот жар наружу. Как-нибудь… — озадаченно выдал Абтармахан в конце. Лучше бы он этого не добавлял. Ха… Так он ведь раньше никого не учил! Ну, Адаалат-ка-Джаду, быть учителем — это сложно! Ладно, попробуем. Жар внутри отозвался спокойно, растекаясь по всему телу и выходя на кожу. Это было похоже на пирокинез, но не то. Любые прямые магические усилия, будь то телекинез, криокинез, аэрокинез и прочее, требуют сосредоточения и контроля. Нужно представлять, что хочешь сделать, вкладывая ману в свою мысль. Описание не совсем точное, но как-то так. С огнём же Шак’чи сейчас было совсем по-другому. Он стал будто бы продолжением тела. Ещё одним пальцем, рукой… Нет, не то. Скорее — воздухом в лёгких. Управлять им было столь же легко, как выдохнуть, вдохнуть, набрать воздух в рот или направить его изо рта тонкой, но мощной струёй. Огонь почти не требовал усилий мысли для управления. Он растёкся по телу, заиграв на коже небольшими пляшущими лепестками. Поднеся ладони друг к дружке, я легко закрутил между ними пламенную сферу, которая, потеряв форму, полетела огненным потоком вперёд… — Упс… — рычащим голосом выдал я. Ну, забыл, что «вперёд» — это на Абтармахана. Правда, тот на пути потока огня просто поставил ребро ладони, рассекая пламя надвое. — Именно, — фыркнул брахман, отряхивая руку. — Упс. А теперь — посох. Что делать, я не знал. Для начала, просто призвал свой собственный посох в руку. От Шак’чи пришла волна удивления, когда он во всех подробностях ощутил открытие и закрытие инвентаря, хотя ничего и не понял. Даже если бы он захватил моё тело, доступ к системе он бы не получил. Да и системных сообщений, которые мелькали в логах, он не видел. Их визуальный вид — просто иллюзия для разума. Но тем не менее обезьяну ощущение большого пространства, в котором лежат полезные вещи, пришлось по вкусу. Дальше уже сам «квартирант» помогал с посохом. Он аккуратно, словно бы спрашивая разрешения, сконцентрировал пламя вокруг, собственно, моего артефакта, после чего сделал… что-то. У меня словно бы часть жара скрутилась, исчезнув из груди и возникнув в руке. Как это происходит, я совершенно не понял, но мой собственный посох внезапно вспыхнул жутким жаром, из угольно-чёрной обгорелой палки засияв ярким оранжевым цветом. Пальцам эту штуку было больно держать. Нос уловил запах палёной кожи. Да и жар во всей руке от плеча до кисти, которая держала посох, стал нарастать, доходя уже до нестерпимого предела. Волевым усилием я его приглушил. Посох в течение нескольких секунд потускнел до жёлто-красного цвета. От Шак’чи пришла раздражённая мысль, которую облечь в слова было нельзя, но можно было интерпретировать мол «что такого плохого может быть в жаре и на кой чёрт его приглушать?» Кажется, обезьян даже особо не понимал, насколько привычный ему огонь может быть вреден окружающим. Точнее, понимал, но вообще не мог уложить в голове такую концепцию по отношению к телу, которое он занимает. Я представил воду и отправил ему. Шак’чи сравнению мгновенно возмутился, но вновь был жёстко подавлен, стоило ему только дёрнуться. Мне было банально страшно выпускать его за рамки максимально контролируемого ручного источника силы, пока он находился в моём теле. Пусть страх я и давил старательно. Кстати, посох в таком состоянии почти не потреблял маны. Разве что совсем немного. Куда меньше, чем когда я напрямую запихиваю Шак’чи внутрь, как бы странно это ни звучало. — Достаточно. На сегодня хватит, — заметил Абтармахан. Пару секунд мы соображали, что он имеет ввиду, после чего жар потянулся наружу, а я его направил максимально аккуратным не травмирующим путём… путями. Шак’чи вырвался из всей поверхности спины огромным облаком развевающегося ярко-жёлтого пламени, унося с собой страшный жар, который, оказывается, был невероятно силён, пусть и не жёг меня. Наступила прохлада и лёгкость напополам с усталостью. Ощущение было такое, какое возникало, когда мы с Гази приходили с рынка. Тяжёлые корзины таскал тогда ещё восьми-девятилетний я. Когда мне разрешали их поставить на пол, у меня буквально нега растекалась по телу, несмотря на жуткую усталость, боль и слабость в мышцах. Благо, от слабости, вызванной в немалой степени поглощённой праной, можно избавиться, нарастив скорость тока жизненной силы. Первая тренировка сожрала немало: больше сотни единиц. Но сейчас для меня, повысившего объём больше чем на сотню за один несчастный вчерашний день, это проблемой не было. Немалая часть затрат вообще пришлась на период борьбы и на период адаптации. Получен новый уровень: 201 … Другие сообщения столь важными не были. Я не стал долго раздумывать, вбросив новые свободные очки в мощь чар, запустив на этот раз куда более слабые и почти незаметные процессы в ноусе. — Достаточно на сегодня, — кивнул сам себе Абтармахан. — Что, вообще достаточно?.. — не понял я. — А как же блевотина, кровь, пот, слёзы… — На первый раз хватит. Ты за один день достиг того, что я предполагал учить минимум восемь. Ты перенапрягся, пусть и не замечаешь этого. Недолгая шоковая медитация перед сном — по самочувствию. Нормально поешь, выспись. Завтра продолжим, будем практиковаться. Собрание через два часа. Приведи себя в порядок. — Ага… — недоумённо сказал я, глядя уходящему в сторону лагеря брахману. Тело болело: одно исцеление во время одержимости не исцелило его до конца. Но небольшой силы ожоги можно и перетерпеть. При ускоренном токе праны, которой у меня в резерве всё равно сейчас больше тысячи, они заживут сами к вечеру. Совет начался, как и говорил Абтармахан, через два часа. Почему так скоро после предыдущего? О! Потому что, внезапно, в окрестностях Похалая начали пропадать воины и целые отряды. Армия за прошедшие несколько дней недосчиталась двухсот человек. А это, на минуточку, последствия какого-нибудь сражения! —…То проклятье над руинами Похалая помогает шаманам призывать на свою сторону теней. — То есть, мы сейчас отрезаны от города? — раздражённо переспросил Сварнраадж гуру. — У тебя, Солнцеликий, есть ученик Адаалат-ка-Джаду. Он может летать. Ещё можно отправлять воинские отряды. Но только сильные. Если дикари всё ещё имеют нескольких шаманов, которые способны призывать тварей теней, то их план тоже стал очевиден. Они изначально ушли со своих земель, чтобы создать то место, в которое сейчас превратился Похалай. Их могущество рядом с ним страшно себе представить, если бы только они не сделали в ходе войны два просчёта, а ты не отправился бы в наступательный поход, лишив их времени на подготовку, — говорил гуру. — У нас пропадают войска в окрестностях Похалая? — переспросил я. Количество взглядов, оказавшихся обращёнными ко мне, могло смутить любого другого человека. Но психологическое давление кучки обычных людей, даже облечённых властью, меня не напрягало. Особенно с учётом того, что я знал их реальное положение дел. Красноречивая цифра в семь дней на системном таймере довольно чётко давала понять, в какой клоаке они находятся. — Я могу уйти, если нужно, — насмешливо пожимаю плечами. — Не нужно, — хмуро замечает Сварнраадж. — У нас начали пропадать воины в окрестностях руин ещё четыре дня назад. Это прошло мимо тебя, судя по всему. Мой Адаалат-ка-Джаду слегка переусердствовал, обучая тебя уважению, — небольшие смешки меня буквально выбесили. — Конечно, Раджа, — извиняющийся, но не глубокий поклон. — Жаль что столько славных воинов сгинуло за столь короткий срок… — картинно вздыхаю. — Да, — по лицу Сварнрааджа прошлась игра желваков. — Жаль. А теперь будь так добр, дождись своей очереди говорить. Не стоит чинить обиды тем, чьё слово должно звучать раньше твоего, — намекает на то, что я тут вроде как по положению ниже кучи народу, раз уж говорю после них? — Конечно, — ещё один небольшой поклон. Последние сомнения в словах и действиях Имхотепа развеялись. В кои-то веки захотел разорвать одно место в попытке помочь… Да пошёл ты, глупый сопляк. Думаешь, раз власть досталась, то можно так вести себя с магами? Посмотрим, как ты запоёшь через семь дней. А уж как я посмеюсь, когда тебе придётся на коленях ползать перед Императором и Фараоном, умоляя забрать величайшие сокровища твоей державы… Или как минимум одно величайшее сокровище. Хотя я почти уверен, что Шивкамути Жизни потребует себе Шумер. Совет продолжался. Высказывались мысли, предложения, возникали споры, говорили и докладывали люди… До меня таки дошла символическая очередь. На вопрос, есть ли мне, что сказать, я односложно ответил: — Нет. Спустя ещё три часа я находился в двенадцати километрах южнее лагеря, спокойно ожидая, когда затвердевшая налитая на обгорелую (в эту сторону пошёл созданный мной пожар) землю лужа воды с брошенным туда медальоном связи отобразит мне кого-нибудь важного. Важными оказались, удивительно, снова Верховный и Император Энмеркар. Воистину, я становлюсь важной персоной, раз столько с ними общаюсь, да ещё и сам их вызываю. — Говори, — благосклонно кивнул мне правитель после того, как я поклонился. — Всё по-прежнему. Скоро новолуние. В окрестностях Похалая усиливается активность тварей теней. Гуру, глава местной Гильдии, убеждает Раджу Сварнрааджа в том, что оставшиеся не уничтоженными шаманы дикарей, получив силу благодаря повешенному на руины проклятью, призывают их. Армия Бхопалара за последние несколько дней лишилась двух сотен человек. — Почему ты уверен, что местный верховный маг ошибается? — нахмурился Менгске. — Потому что я первый встретился с тенями. И никто их не призывал. Их эмиссар прежде, чем напасть, предложил мне сменить сторону. — Отказ — мудрое решение, — улыбнулся Энмеркар. — Они могут уходить от руин По… города далеко? — Нет, насколько я понимаю. Зато им не помеха солнечный свет. — Отвратительно, — аж сплюнул Менгске. Почти сплюнул. Кто же будет плеваться в присутствии Императора?.. — Я точно знаю, что у врага осталось как минимум тридцать сильных слуг и свыше сотни теневых гончих. Возможно, что больше. — Сильных — это насколько? — нахмурился архимаг. — Очень быстрые. Почти как двурогие Лэнга. Но слабее в остальном. Перемещаются тенями, поразить практически невозможно, пока не осветить достаточно сильно. Удары словно бы… — Проскальзывают мимо них? Это покров теней. Сложное заклинание. Или естественная способность. — Ты знаешь больше меня, Верховный, — уважительно киваю. — Разумеется, иначе бы это я перед тобой отчитывался, мастер, — фыркнул Менгске. Мы ещё говорили довольно продолжительное время. Я описал Императору численность войск, нынешнее незавидное положение эмушитов, подробно рассказал Менгске про возможности и способности местных магов, отвечал на их вопросы, судя по которым они обменивались информацией с египтянами, уточняя у меня информацию, как у более лояльного и независимого источника. — Если не произойдёт ничего срочного, то ты должен связаться снова после новолуния. Когда пройдёт ночь без луны, когда вырвется демон, мы должны будем знать всё положение дел, — закончил Менгске наш разговор. Император кивнул. Я, поклонившись, вытащил амулет из превратившейся обратно в воду лужи.