***
16 ноября, 1918 год
Дверь в спальню с грохотом отворилась, ударившись о стену так, что со стен и потолка посыпалась пыль. Внутрь вошли два вампира. — Нет, Эдвон, — Гарри уже находился на грани терпения. — Я, честно, пытался с пониманием отнестись к твоим словам насчёт клана отморозков, которые притаились где-то недалеко, но я не могу сидеть тут, сложа руки. Я с ума сойду! Он — моя Пара! Мне необходимо узнать, что случилось с ним. — Я могу понять, что ты сейчас чувствуешь, но это может быть опасно, пока ты в таком состоянии. Я обеспокоен тем, что ты можешь забыть об осторожности. Гарри запустил руки в волосы. После этого они стали ещё более растрёпанными, но едва ли его это волновало. Он ходил из одного угла в другой в растерянности. Никто не был в силах успокоить его или отговорить от, очевидно, не самой лучшей идеи. Когда они забывали о предосторожности, по их души приходили те, кто был счастлив стереть их с лица земли, чтобы от них остались лишь легенды и байки, что строили люди. А их Клану не оставалось ничего иного, кроме как следовать простому правилу: или ты, или тебя. Те, кто набирались храбрости прийти, уже не уходили. За ними приходили следующие, но никаких вампиров не находили, так как они меняли своё местоположение. Потому с каждым разом они становились всё более осторожными. Но сколько это может продолжаться? Они уже обречены быть в бегах, но это не жизнь, это бессмысленное существование без каких-либо радостей. И пусть ради семьи он никогда не рисковал, но сейчас где-то там он чувствовал неладное. Он чувствовал, что необходим Эдварду. С ним случилось что-то очень плохое. Эдвон всё же смог убедить его подождать несколько дней. Вернее, даже не убеждал, а взывал к его собственному голосу разума. Но волнение не утихало. Наоборот, становилось сильнее. Внутри скреблось что-то страшное, что хотело выбраться наружу и разорвать каждого, кто посмел дотронуться до его Пары. А мозг понимал, какую глупость он совершил, подумав, что Эдварду могут помочь другие люди, и он будет в порядке. Люди наверняка помогали в этой ситуации точно так же, как тогда, в лесу, когда мальчик был совсем ещё мал. Люди бесполезны. Они никогда не смогут уберечь его от опасности. В конце концов Гарольд не выдержал. Сначала он пришёл к дому семьи Мейсон. Вошёл через окно, услышав, что никого нет дома, но ступал по полу бесшумно и осторожно. Дом выглядел безлико. Это заставило запереживать ещё сильнее. Везде был беспорядок. Он нашёл даже разбитую фоторамку на полу, а стоило пройти по хрустящему стеклу, заметил и фотографию, одиноко лежащую на диване. На ней была запечатлена семья Мейсон с совсем маленьким Эдвардом, держащим в руках игрушечных солдатиков и смешно надувшим по-детскому пухлые губы. Гарри осматривал дом со странным чувством в груди. Изначальной целью было узнать, где сейчас находится Эдвард и что с ним произошло. Но перед глазами были счастливые моменты из жизни его Пары. А сам Гарри словно наблюдал за ними со стороны, находясь так близко. В гостиной он видел, как дружная семья расположилась кругом, отец читал газету, изредка комментируя себе под нос какие-то моменты, пока мама зашивала порванную ребёнком футболку, а сам Эдвард сидел на полу и играл с поездом. Гарри, словно сквозь вату, слышал, как малыш эмоционально воспроизводил звуки идущего поезда. Наваждение спало, стоило вспомнить цель своего нахождения здесь. К чёрту сентиментальность. Уже в более быстром темпе он ходил с комнаты в комнату в поисках подсказкок. Но дом был абсолютно пуст и безлик. Оказавшись снова в гостиной, Гарри опустился на кресло и наблюдал, как взлетели в воздух частички пыли. Здесь давно никого не было. Либо в семье Эдварда произошло что-то крайне серьёзное. Они сбежали от войны и болезни куда-то, где более спокойно? Хотя навряд ли сейчас есть такое место. Вампир взял с журнального столика газету, датированной несколькими неделями ранее. Очередное подтверждение, что дома давно никого не было. А под газетой оказалось вскрытое письмо. Его учили, что читать чужие письма очень плохо, но сейчас от этого зависело слишком многое. Длинные пальцы достали и развернули лист. Красные глаза расширялись, пока цеплялись за отдельные фразы, от которых совершенно не становилось легче. «Мы сделали всё, что могли». «Его состояние ухудшалось». «Вечером его тело заберут, но у Вас есть возможность попрощаться с ним». Вот же… Дьявол. Гарри не чувствовал, что Эдвард умер. Он много раз слышал от Эдвона про ощущение потери своей Пары, и то, что его сейчас мучило, не было на это похоже. И письмо казалось странным. В конце было имя. Доктор Каллен. Настолько добросердечный, что рассылает письма всем, кто потерял близких на войне или из-за болезни? Слишком сомнительно. Что же случилось? Кажется, он видел телефон на верху. Если ему повезёт, то Элизабет могла кому-то позвонить и упомянуть то, что произошло, а запись могла сохраниться. За долю секунды он взлетел по лестнице на второй этаж, в спальню, где на комоде был оставлен телефон. К сожалению, записи не было. Но он обнаружил несколько сообщений, зафиксированных автоответчиком. Из кучи ненужной информации, которой обычно общаются женщины со своими подругами, Гарри всё-таки смог откопать то, что ему нужно. Как он понял, две недели у Элизабет ушёл на то, чтобы уговорить руководство больницы, где был Эдвард, отдать ему тело своего сына, чтобы организовать похороны. Ей было очень важно проститься с сыном, как подобает. И ещё долгие по ощущениям полторы недели ушло на подготовку. Похоронные бюро работали без остановки и выходных, и вклиниться в их расписание было почти невозможно. Но у неё вышло, и на сегодняшний день были назначены похороны её сына в одной старой церквушке на краю Чикаго. Он выключил автоответчик. В голове была пустота. И сомнения. Но единственный путь опровержения этих сомнений — пойти туда и увидеть всё своими глазами.***
Гарольд медленно вошёл в церковь, не издавая ни звука. В другой свой визит в подобное место он бы порассуждал об иронии всего этого, вспоминая истории людей о том, что «нечисть» никогда не сможет зайти на святую землю. Слышались тихие голоса. Люди в чёрных одеждах стояли небольшими группами. Они друг за другом подходили к Элизабет выразить свои искренние соболезнования. Некоторые смельчаки предпринимали попытки подбодрить её, но их тут же уволили в сторону. Не время. И не место. Чуть дальше стоял ничем не примечательный гроб. К нему то и дело подходили люди, и на грани шёпота прощались с человеком, лежащим в нём. Гарри сделал вдох. Среди манящих ароматов крови присутствующих он уловил запах своей Пары. Он знал, что, согласно этикету, должен был подойти сначала к скорбящей матери и выразить соболезнования, однако ноги сами понесли его к гробу. Гарри спиной чувствовал направленные на него взгляды, но не замечал никого и ничего, кроме прекрасного лица, которое постепенно открывалось его взору. Всё такой же красивый и мертвенно-бледный. Немного осунувшийся, но эта острота скул была ему к лицу. Он не слышал сердцебиения. Не слышал звуков кровообращения и дыхания. — Эдвард, — прошептал он, подойдя вплотную и проведя пальцами по сложенным на впавшем животе рукам. И уловил движение глаз за закрытыми веками. Тот явно не ожидал услышать знакомый голос. Гарри нагнулся ещё ниже, чтобы быть уверенным, что его больше никто не услышит. — Ты бы был поаккуратнее с симулированием смерти. Но могу понять, тебе уже месяц приходится пародировать труп. Удивлён твоей выдержке, — усмехнулся он. Он знал, что Эдварду не терпелось что-то ответить. Даже жаль, что это сейчас невозможно. А выкрасть тело прямо из-под носа горюющей Элизабет как-то не по-людски. Ей стоит проститься и отпустить своего сына и жить в неведении, что он ещё ходит по этой земле и будет ходить ещё целую вечность. — Тебе будет очень нелегко. Ты наверняка уже знаешь об этом от того, кто тебя обратил, — Гарри снял свой оберег от солнечного света и вложил его в руки Эдварда. — Это кольцо тебе пригодится. Он удержал прикосновение к уже упругой и холодной, но всё такой же нежной коже. Желание украсть его начало брать верх над здравым смыслом. Уже становилось невыносимо ждать момента, когда они смогут быть вместе. Но этого не будет завтра, через неделю или через год. Пройдут десятилетия. А может, и века. Не существовало того, кто бы мог сказать точную дату их следующей встречи. — Так жаль, что я не могу услышать твой голос сейчас, но рад возможности видеть тебя. Этого мне достаточно, чтобы ждать нашей следующей встречи. Длинные пальцы коснулись уложенных в красивую причёску волос. Ему так не шла эта чопорность и аккуратность. — Эдвард, — голос Гарри стал серьёзным. — Я должен предупредить тебя и прошу передать это твоему Клану. Будет большой конфликт. Нет, вопиющий конфликт с Кланом Вольтури. Тебе уже должны были объяснить, кто это, или в скором времени объяснят. Детали я, к сожалению, рассказать не могу, у нас мало времени. Но вы должны держаться подальше от Вольтерры. В идеале быть на другом континенте. Ни в коем случае не ввязывайтесь в это, не интересуйтесь, что будет происходить, не выделяйтесь в своих способностях, абстрагируйтесь от общества любых вампиров, кроме родственных, если они также не будут связаны с Вольтури. И будьте крайне осторожны. Каллен? Тот, кто тебя обратил? Если да, то пошевели глазами. — Эдвард тут же подал нужный знак. — Замечательно. Я найду тебя, когда всё уляжется, и отвечу на все вопросы. Мне пора идти. На прощание Гарри мягко коснулся губами чужого лба, перед этим убрав залитую гелем чёлку в сторону. — Ты будешь в безопасности. Любой, кто причинит тебе вред, пожалеет об этом. Заставить себя отойти от гроба стало испытанием. Не хотелось. Невозможно. Но надо было довериться этим Калленам. Позже он разузнает о них абсолютно всё. Хотелось верить, что, раз уж они позволили знакомым проститься с Эдвардом, то они не такие уж плохие вампиры. Теперь нужно отдать должное этикету и подойти к его матери. После этого можно уходить. Он очень быстро нашёл в небольшой кучке людей осунувшуюся от горя женщину. От былой красоты мало что осталось, и это печалило. — Элизабет, соболезную вашей утрате... Гарольд часто представлял обращение Эдварда. Он понимал всю неизбежность этого. Но помня всё то, через что ему самому пришлось пройти и сколько боли пришлось испытать, ему было бы больно видеть мучения своей Пары. Он был, скорее, рад, что всё так случилось. Но всё же слишком рано это произошло.