Быть красивым

Майк не мог назвать свою жизнь счастливой, но долгие годы жизненных неурядиц приучили его искать плюсы во всем. Даже в том, что технически он же почти тридцать лет был немножко мертв. Зато в свои пятьдесят он выглядел точно также как в двадцать! Паршиво выглядел, откровенно говоря. Наверно кто-то другой на месте Майка отчаялся бы, избегал зеркал, старался бы не выходить на улицу при свете дня и поменьше контактировать с людьми. Кто-то — но не Майк. Он нашел решение, изящное в своей простоте. Косметика. О, восхитительная сила тональника и пудры! С ними его лицо переставало быть похожим на переспелый баклажан. С ними он мог спокойно выйти на улицу средь бела дня. Почувствовать себя полноценным членом общества. И никаких бейсболок, солнцезащитных очков и натянутых по самые глаза шарфов. Правда, оставался еще запах, сладковатый аромат разложения, вуалью окружавший Майка, но если принимать душ два раза в день, почаще менять одежду и избегать тесных замкнутых пространств, он становился почти не ощутим. Во всяком случае, люди переставали от него шарахаться. Сам Майк давно уже своего запаха не замечал. Со временем мастерство Майка в нанесении макияжа росло. И если в первые годы несмотря на все его ухищрения на него продолжали косится, то теперь никто не смог бы отличить его от обычного человека. Но будь у него выбор, Майк бы все равно предпочел стать вампиром, а не зомби. Каждое утро Майк начинал с наведения марафета. Сначала он тщательно брился (слава богу, щетина у него отрастала не быстро) и умывался, используя мягкую пенку — от более жестких средств его и без того не слишком здоровая кожа решала, что ей здесь не рады, и отваливалась кусками. Потом на ее месте нарастала новая, столь же нездоровая, но Майк справедливо считал, что язвы на лице никого не красят. Потом Майк осторожными движениями наносил на лицо базу под тональный крем. Затем наступал черед самого тонального крема. Майк предпочитал пользоваться для этой цели спонжем, так тон кожи получался более равномерным. Чтобы избавиться от фиолетового оттенка приходилось наносить крем в несколько слоев. Тональники были одной из основных граф расходов в бюджете Майка. Когда его лицо уже могло сойти за лицо наркомана после ломки, наступало время консилера. Почему-то область вокруг глаз всегда сопротивлялась его попыткам придать коже естественный цвет. Но под напором Майка круги под глазами приобретали более приемлемый окрас. Следом приходил черед теней и румян. Ими Майк старался не злоупотреблять. Он хотел походить на нормального человека, а не разукрашенного клоуна. Любимой частью Майка было нанесение пудры. Пара взмахов мягкой кисточки, и вот он уже никто не сможет назвать его зомби. Магия, как она есть. Единственным минусом косметики было то, что иногда она размазывалась. Подтекала в особенно жаркие дни, какие бывают перед летней грозой, когда воздух, горячий и влажный, напоминает скорее куриный бульон, чем субстанцию, которой можно дышать. Сегодня был как раз такой день. Поэтому Майк предусмотрительно прихватил с собой на работу толстенькую косметичку с самым необходимым: зеркальцем, тональником, спонжем, парочкой консиллеров разных оттенков, палеткой теней и пудрой. День в пиццерии прошел как обычно. Майк сполна воспользовался властью, данной ему статусом директора, и провел большую часть дня запершись в своем кабинете. Не то чтобы он боялся, что его лицо потечет на публике (в первый раз, что ли?), или что исходящая от него вонь отпугнет клиентов. Нет. Ему просто хотелось побыть одному. Наконец шум в обеденном затих. Последний работник, уходя, занес Майку ключи от пиццерии. Майк видел из окна, как он сел в машину и уехал. Из горла Майка вырвался облегченный вздох. Наконец-то можно снять рубашку и остаться в одной футболке. Он мечтал об этом с полудня, но тратить косметику еще и на руки было слишком расточительно. К тому же, на руках она постоянно размазывалась. Майк с довольным видом потянулся и хрустнул пальцами. Скоро начнется настоящая работа. Первым делом Майк навел порядок в пиццерии — чисто ради того, чтобы не спотыкаться о мусор, если вдруг придется уносить ноги. Отец бы, конечно, распихивание мусора по углам уборкой не назвал, но Майк был в этом плане более толерантен. Жадно хватая ртом воздух, Майк удовлетворенно оглядел результаты своей работы. Духота плотным одеялом окутывала его. Пот струился со лба, и Майк безотчетным движением вытер его рукой. И в ужасе уставился на оставшийся на предплечье отпечаток приятного телесного цвета. Майк стрелой бросился в кабинет, подхватил косметичку и поспешил в туалет, замазывать отвратительно-фиолетовое пятно на лбу. «Хорошо хоть был в этот момент без рубашки», — проскочила в голове утешающая мысль. Жирные пятна от тональника отстирывались отвратительно. Все окна в пиццерии распахнуты. Предгрозовой ветер нес с собой тяжелые тучи и желанную свежесть. Закат окрасил небо в кроваво-алый. Майк, вновь натянув на себя рубашку, сидел на крыльце, подставив лицо (нормальное человеческое лицо) ветру. Надежда, что новый аниматроник появится на аллее до того как начнется дождь, таяла с каждой секундой. Досмотрев закат, Майк вернулся в помещение. Пока есть время можно распечатать еще пару пачек рекламных листовок. Или присмотреть кондиционер подешевле на какой-нибудь онлайн-распродаже. Небо рассекла вспышка молнии, и почти тут же пиццерия содрогнулась от раската грома. Капли дождя тяжело забарабанили по стеклам. Майк вздрогнул и отвлекся от ноутбука. Прошелся по пиццерии, закрывая распахнутые окна, и недовольно уставился на сплошную стену льющейся с неба воды. Зная свое везение, Майк не сомневался, что именно сейчас на аллее у черного выхода появился аниматроник. Высовываться на улицу не хотелось. Но работа есть работа. Майк нехотя накинул на голову капюшон и направился к черному выходу. Он сидел там, прислонившись к стене, словно путник, решивший отдохнуть. Мокрый свалявшийся мех напоминал разросшиеся водоросли. Одно ухо обломано у основания, сквозь многочисленные дыры виднелись части механизмов. Пластиковые глаза лишились даже подобия век и теперь казались выпученными то ли от ужаса, то ли от изумления. Левая рука обломана по локоть, и из обрубка торчало нечто, подозрительно похожее на кусок кости. Майк сглотнул и поежился. До боли знакомый желтый кролик был последним, кого он ожидал здесь увидеть. — Я думал, ты сгорел вместе с тем аттракционом, — сказал ему Майк. Кролик не ответил. Даже ухом не шевельнул. Майк с досадой поморщился и переступил с ноги на ногу. Надо было затащить кролика внутрь и проверить его работоспособность. Это было частью его должностных обязанностей. Но он знал, что скрывается под желтым мехом, и не имел ни малейшего желания к этому прикасаться. Сверкнула молния. — Может, ты сам зайдешь внутрь? — с надеждой предложил кролику Майк. Когда отгремел гром, кролик все так же безучастно пялился в стену напротив, никак не показывая, что услышал Майка. Тот тяжело вздохнул и выругался. Капюшон уже промок насквозь. Если Майк не хотел, чтобы его лицо потекло, стоило поспешить. Он подошел к кролику и, подхватив его под мышки, потащил внутрь, от всей души надеясь, что ветхая ткань выдержит и его руки не провалятся внутрь, к тому, что заменяло кролику эндоскелет. Те времена, когда отцовские объятия приносили ему хоть какое-то удовольствие давным-давно миновали. На полпути с него сполз капюшон и крупные капли дождя радостно забарабанили по лицу. Майк снова выругался, но посчитал, что бросать кролика в лужу, чтобы надеть капюшон, будет как-то чересчур. Все равно макияж уже безнадежно испорчен. Дотащив кролика до задней комнаты, Майк с облегчением сгрузил его на табуретку. Предупредительно выложил перед ним шокер, проверил работу старого кассетного плеера с инструкциями. Откинулся на спинку собственного стула, задумчиво глядя на все еще притворявшегося неживым кролика. По-хорошему, стоило сперва закончить с кроликом, но ощущение того, что с его, Майка, лицом что-то не так доставляло дичайший дискомфорт. Ему казалось, что под кожей бегают мельчайшие муравьи или еще какие букашки. Он уже несколько раз ловил себя на том, что тянет руки к щекам. Мало того что это было бесполезно, так еще и грозило увеличить масштаб проблемы. Но неведение казалось еще ужаснее. Майку жизненно необходимо было зеркало. И косметичка. Но в первую очередь зеркало. А зеркало он мог найти а) в туалетной комнате, б) у себя в кабинете и в) в косметичке, которую оставил в обеденном зале. Все три варианта предполагали, что ему придется уйти, оставив кролика одного. Что было чревато. Его отец умел доставлять неприятности. Майк уселся поудобнее и принялся буравить кролика взглядом. Тот бездумно пучил пластмассовые зыркалки и, кажется, ухмылялся. Майк выругался еще раз. Наверняка эта зараза над ним смеется! Дурацкий дождь. Если бы Майк только знал масштабы проблемы… Ближайшее зеркало в косметичке. Метнуться в обеденный зал и обратно займет пару минут, не больше. Майк смерил уже определенно усмехающегося кролика суровым взглядом. — Никуда не уходи, — приказал он. Не то чтобы Майк рассчитывал, что кролик его послушается, но стоило указать, кто тут главный. Стараясь не сводить с кролика глаз, Майк попятился в сторону двери. Споткнулся о притулившееся в уголке мусорное ведро, выругался и спиной вперед вывалился в обеденный зал. Потирая ушибленные места, Майк быстро оглянулся. Коршуном выхватил косметичку и, пытаясь сохранить остатки достоинства, вернулся в заднюю комнату победителем. Кролик остался на месте, только слегка переменил позу. Теперь он сидел, вольготно развалившись, и, не скрываясь, широко лыбился. Майк вернулся на свое место и, периодически подозрительно поглядывая на кролика, зарылся в косметичку. Выудив карманное зеркальце, он с замиранием сердца уставился на собственное отражение. Ну, все оказалось не настолько плохо, как Майк боялся. Во всяком случае, он куда больше походил на геккона-переростка, чем на недельной давности труп. Словно услышав его мысли, кролик издал отчетливый смешок. — Ты, между прочим, тоже не красавец, — сообщил ему Майк, и с досадой отметил, что в его голосе прозвучала почти детская обида. Майк отложил зеркало в сторону, взяв вместо него в руки шокер. Представил, как выглядит со стороны, усыпанный этими фиолетовыми пятнами разной насыщенности и формы. Фыркнул и бросил шокер обратно на стол. Удивительно, как отец удерживался от смеха так долго. — А, к черту, — пробормотал Майк и придвинул к себе косметичку, с удовольствием закопавшись в ее содержимое. — Я не могу работать, зная, что похож на фиолетового далматинца. Он бросил косой взгляд на кролика. На его пучеглазой морде отражалось безудержное веселье. В ближайшее время нападать он, похоже, не собирался. А даже если собирался, у Майка были дела поважнее. — Надеюсь, ты не станешь рассказывать об этом эпизоде, — произнес он, выцепив из косметички тональник. Кролик промолчал. Майк очень надеялся, что это значит «да».