Какое-то неправильное задание

Не будь он гордым, придерживал и растирал бы с десяток поднемевших ссадин и синяков. Способность терпеть – последнее, что хранило в нем хоть какую-то гордость. Лей преодолевал улицу за улицей. Почти не видел людей. Последним был тот отключившися прохожий, который мелькнул, пока он делал ноги. Убийца сбегал. Тот, кто никогда не оставлял в живых никого, кому стала известна его личность, работа, внешность. Кто не знал поражений! От любителя огнестрела. Враг подловил слишком нестандартными действиями, по-безобразному, попросту избил. Лей не мог избавиться от нападений, сколько ни резал, ни колол. Безумец отказывался понимать, сколько крови уже потерял, что лишивлись такого количества, невозможно столь быстро передвигаться. Ладонь невольно скользнула по царапине, оставленной на носу. Ту неприятно жгло. Единственное движение, какое не мог контролировать. Этот факт его выводил. Убийца убедил себя, когда завершит настоящее дело, он вернется. Найдет этого стрелка, превратит его жизнь в ад, не даст и минуты почувствовать себя в безопасности, будет преследовать, запугивать. Если понадобится, прикончит всех, кого тот так старательно желал защищать. А затем добьет. Когда враг впадет в отчаянье. Пусть это не поможет. Позор, подобный нынешнему, будет преследовать Лея до конца жизни. Но принесет хоть слабое облегчение. Нужно лишь набраться терпения. Дождаться этого желанного «потом», прийти в себя, и заново вооружиться. Коммуникатор запищал настолько громко, что Лей не выдержал и схватился за ухо. Это могло значить только одно, убийца попал в зону слышимости, на самый громкий визг, какой только можно представить. Эти уроды как знали, каждый раз так делали, как нарочно. — Ол? Само собой. Хотел убедиться, что всё идет хорошо. Как изначально догадывался, ничего без него идти хорошо не могло. — Ты один, где Джи? О чем думают эти недоумки? Многолетний должен был сопровождать! Почему никто не может действовать так, как было оговорено заранее? Что было с таким старанием продумано убийцей. — Лей, беги! — Лей осмотрелся, прикидывал, откуда именно доносится шум. Бежать не стал. — Это кошмар, просто ужасный кошмар! Не придал значения словам. Или, правильнее сказать, не понимал. — Ты на нужном пути? Неважный вопрос. Лей уже сам расслышал. Та нужная улица была единственной, отдающей таким гнетущим эхом. Словно за поворотом кто-то успел сдохнуть. Только, по какой-то причине, двигался по ней Ол не вперед, а назад. Юноша промчал мимо на полном ходу. Как тому удавалось развить такую скорость в полусогнутом положении, с грузом на спине, объяснения не находилось. Но возможно, даже у столь бесполезного убийцы были скрытые таланты, и в случае опасности просыпался зверь, называемый вторым дыханием. И груз, неужели... — Вам удалось выкрасть цель? — вот что-что, а это даже больше удивило. — Спасайся! — Ол ни разу не запнулся, настолько точно, настолько громко каждую букву кричал. Коммуникатор от уха Лей таки отвел, свободно вдохнул. Что надо услышит и сам. Приметил пару искривленных изогнутых лезвий, сверкнувших мимо, чуть в стороне. Присмотрелся в туман, проверить, кто труса так напугал. — . . . , — реакция оказалась ярче, чем Лей ожидал. По улице двигалась туча. Огромная, черная, чуть не сбивающая с ног своей энергией тень. В небе, под ногами, впереди. Выгибалась, шевелилась, покрывала собой улицу, словно собиралась поглотить асфальт, дома, и всех, кого встретит на пути. Но главное – туча была жива. Убийца перескочил на ближайшую крышу и отошел так, чтобы масса не дотянулась. Там, где недавно стоял, от ударов задрожала земля. И за спиной существа, и впереди существа, дорога напоминала до предела набитую игольницу. Метра три на... двадцать. Передние лезвия настырно рвались к Олу, стремились хлестонуть, пробить ноги. Но не попадали. Неясно как, но трус в самый последний момент умудрялся их избегать. Доносящееся из сердца этой энергии шептание не мог разобрать даже идеальный слух. Лишь отдельные буквы, первую, паническую «М», и последнюю, рычащую «Р». Рык напоминал нечто среднее между одичавшим зверем и воем самого Сатаны. Как бы Ол не действовал на нервы, в этот раз, пришлось признать, его реакция была обоснована. Лей дождался, когда тень пройдет мимо, неспешно спустился неопознанному врагу за спину. Асфальт не отразил и шороха от его приземления. Дистанция в пять метров. «Думаю, ты всё же человек» Поудобнее перехватил нож, вдумчиво подбросил. Предположил, с какой скоростью кинуть, сколько приложить силы. «А раз так, такой как ты» Выбрал самое уязвимое место, опираясь на анатомию и человеческие слабости. «Прячешься в середине, используя это, как защиту» Вероятность такого девять из десяти возможных вариантов. Если бы Ол был столь же догадлив, не тратил на подобные глупости время. Чертовски сложно делать свое дело, когда четыре из пяти убийц не умеют думать. Лей слышал свист каждого миллиметра, преодолеваемого ножом. Не видел, но чувствовал, как оружие неминуемо несется вдоль улицы, податливо отражает свое передвижение через стены, воздух, каждую неровность дороги. Как со слабым шелестом проходит через дымку. И пропадает, погружая округу в тишину. Закрытые глаза, что позволяло сосредоточиться на происходящем, Лей открыл. Нахмурился. Вероятно, что-то приглушало звук, но прислушаться внимательнее убийца не мог. Такие проблемы возможны от длительного воздействия. Нескончаемый шум вредит барабанным перепонкам, не было времени на должный отдых. Но реакция последовала. Субстанция начала, не сильно, но замедляться. «Попал» По иному и не могло быть. Лей дожидался падения, или, правильнее выразиться, разжижения массы. Хотелось видеть, кого именно он убил. … Масса не разжижалась. — Что ты за… — в ней лишь мелькнул темный, до неприятного, пугающий даже его, силуэт. А после убийца затратил все свои умения и силы, чтобы не попасть под обстрел. В ничто разнесло три стены. За раз, в асфальте возникло более тридцати новых дыр. Единственный горшок с цветком на ближайшем, теперь обвалившемся заборе взорвался, словно под завязку был заполнен не землей – тротилом. Глиняный ошметки не разбивались, впивались во всё, с чем встречались. Один такой полоснул по бедру. Стой Лей чуть ближе к врагу, грозил лишиться ноги. — Мешают, тут, всякие. — От столь четких слов пробрало. Пусть убийца и считал это человеком, не особо ожидал услышать вразумительную речь. Чтобы прийти в себя, не потребовалось больше секунды. Враг снова развернулся. Анализ результата, поиск вариантов действий, принятие решения. Лей сорвал еще три ножа. Каждое его действие было четко взвешено. Сколько это принесет пользы, сколько проблем. Не принуждай ситуация, убийца бы выделил дополнительные минуты на изучение. Ситуация принуждала. Пока у Ола была цель, бросить юношу Лей не мог. Выполнение задания превыше всего. Швырнул. Движение ножей, шелест дымки, и тишина. Субстанция пошла волной. «Попал?» В этот раз самоуверенно утверждать не стал. Невольно, на автомате сделал шаг назад. Вычислил лучшую траекторию для уворота, сопоставив частоту и кучность предыдущей атаки. — Ты… Говорить враг еще мог. В столь малом местоимении помещалось столько ненависти, что хватило б утопить страну. — Мастер в опасности, тогда как ты… Ждать завершения речи Лей не стал, сорвал еще три. Враг точно обернулся. Может, у того просто крепкий затылок? Если убийца всё время попадал, в этот раз удар придется в глаза. … Результат был аналогичен, не произошло ничего. — Если я первого паразита потеряю, тебе придется меня вести. Зато, благодаря оседающему туману, или, скорее, поглощению тумана этой странной силой, Лей рассмотрел один из ножей. Оружие зависло на середине пути и несло непоправимые изменения. Рукоять трещала, осыпалась трухой, словно материал за столь короткий срок попортился на сотню лет, лезвие скрутило в замысловатый узел. Неизвестный в сердце энергии покосился назад, безумно захохотал. Скрыл лицо под ладонь. Лей еще никогда не видел более отчаявшегося существа. — А я его уже потерял. Поэтому заставил себя быть серьезней. Сломало. Руку Малпы от удара того парня где-то в районе локтя. Хват ослаб. Вторым пинком враг прошелся по подбородку – неприятный удар, от него постоянно искрит в глазах. А еще выпадают зубы, они долго будут вырастать. Малпа отлетел, но приземлился на четыре конечности. На три руки, и целую ногу. Стормозил, низко, по звериному склонившись до земли. Асфальт был столь же мягок, как глина и рассыпчат, как песок. Навевало приятные воспоминания. Тускло ощутил всё еще хрустящие осколки под кожей, это придавало энергии, заставляло чувствовать себя лучше. Боль лишь сильней подначивала бить. Подарил атакующему мальчишке самый любимый оскал. Тот понял ошибку, скривился, да поздно. Малпа перешел на прыжок. Столкнулись в воздухе, по земле перешли в кувырок. Очень юркий парень, модифицированный не ощущал щеки, не мог заставить себя что-то сказать. Губы обожгло приятным теплом- кровью. Похоже, вспорол ему кожу от губы и чуть не дошел до уха. Вырвался сдавленный, странный хохот. По выражению лица врага, выглядело это больно и нелицеприятно. Люди всегда так удивляются, стоит им увидеть уродство. Так приятно запоминать новые эмоции на новом лице, и знать, что вызвал это именно ты. Но, помимо щеки, приятное тепло распространялось и под пальцами. Враги всегда были в невыгодном положении, когда оказывалось, что у них всего две, а у Малпы аж четыре руки. Одной он, похоже, вспорол бок, другой скользнул по коже, совсем рядом с артерией на шее. Парень почти нависал, модифицированный оказался прижат к земле, ощущал спиной пару камней. Двумя руками Малпа перехватил вражеский удар, нацеленный на горло. Наклонил голову, чтобы лучше видеть лицо. Сдавил. Уши порадовал приятный вскрик. В этот раз не избежал. Упер колено в живот, перекинул парня через себя, оттолкнулся некогда подрезанной ногой. Нога была цела и хорошо помогла. Теперь Малпа склонился над вырывающимся, бьющим парнем сам. Знал, куда был нацелен удар, но не стал себя утруждать. Пальцы прошли под кожу на сантиметр. Так не пробить, на брюхе слишком крепкая шкура. Посмотрел на алый взгляд, давал последний шанс. Свободные пальцы нависали над бледным лицом, грозили выколоть глаза, как начнут что-то ощущать. Что-то сделать тот не успевал. Зато Малпа разобрал. Кузов пустого грузовика, там слабо проглядывающего через туман на дороге. Словно кто-то разгрузил его, и скорейше бросил. Не то, чтобы сомневался, что не привезут, особенно после того, как пригрозил, в случае обмана, скормить всех подобным привезенным. Но переживал, как бы не пробежать в этом тумане, как бы не пропустить. О да, Малпа догадался, что именно был у двойки за план. Всё-таки, стоит пораскинуть головой, и всё встает на свои места. Просто, как дважды два. — Смотри, парень, смотри во все глаза, — пришлось придержать одну щеку, чтобы это проговорить. Движение со стороны было слишком быстрым, чтобы модифицированный успел удрать. Да он и не пытался. Сколько бы они не продвигались, ни на одной улице, ни за одним поворотом, не встречали людей. — Чего? Эти ребята заботились о непричастных к происходящему прохожих больше, чем о себе! — Нас ждет веселье! — это уже слишком непонятно промычал. Малпа развел перед ударом все четыре руки. Очаровательная девушка. — Сейра, подожди! — Била без заминки. Напрямую встречать удар оказалось даже приятно. В кровь хлынул адреналин от состояния на волоске от смерти. От плеча до бедра, диагонально, протянулся алеющий порез. Будь его шкура чуть тоньше... Но уже чувствовал, как края тянулись, срастались. Одним ударом Малпу не прикончишь. Утренняя доставка. Модифицированного впечатало в самую гущу ящиков. Спиной столкнулся с деревяшками, за ними и с чешуйчатой кожей. Ее владелец от неожиданного освобождения и не менее жесткого приземления, недовольно зашевелился. Как много интересного можно найти у друзей. — Откуда здесь... Солнце отражалось от чудесных отростков, какие выросли благодаря экспериментам, от окраса, что делало существо менее видным. Один, выпавший монстр дрыгал лапами- при приземлении перевалился на спину. Еще один зевнул. Интересно, повезло кому-то услышать рычание? Потому что та часть, что оказались придавлены в завалах, сейчас довольно активно рычали. Малпа специально попросил не заморачиваться с крепостью материала, чтобы с освобождением не возникло проблем. Кого волнует, что они могли сбежать раньше? Существа, чуть меньше крокодилов. Веселые ящерицы, используемый охраной в лаборатории, на входе. Питались плотью. И в этот раз их ожидало занятие поинтереснее, чем лакомство любопытными, заглядывающими, куда не просят. Монстр рядом с Малпой пришел в себя, вцепился в кровящую ногу. Модифицированный пнул того по зубам. — Свихнуться, — это был самый приятный комплимент. Ошарашенная двойка еще осознавала, что ждет, если высвободятся остальные и, упс, случайно так разбегутся. Те самые пары секунд, после которых преподносят десерт. Как вишенка на торте. Парой рук Малпа показательно схватился за самый нижний ящик. Стоит дернуть, и остальные порушатся, как карточный домик. — Остановись! Его могли бы перехватить, не будь модифицированный, после удара, так далеко. Он был здесь не для того, чтобы слушать. Остатки пирамиды распались, нижний ящик, какой Малпа гордо держал в руке, швырком скрылся в тумане, и разбился, вероятно, о стену. С приобретением слуха, взамен он лишился чувствительности ладоней. Лей не ощущал ничего, кроме приятного, покалывающего мороза. Единственный аномальный участок, но, до поразительного прочный. За всю свою работу, ничто и никогда не могло их пробить, или хотя бы порезать. Убийца не пробовал, но уверен, смог бы остановить пулю, научись реагировать на такую скорость. Сейчас его ладонь пригвоздило к асфальту. Помимо льда, его руки ощутили и нестерпимое жжение, распространяющееся по всему организму. А сам он едва не захлебывался кровью. Изнывала большая часть тела. Но враг, как издевался, оставил лишь это. — Каким образом ты… — мало во что, рассказанное многолетним, верил. Считал, тот преувеличивал из-за страха, или банального желания не выглядеть более жалко. Судорожно изгибающиеся пальцы царапали дорогу. Из глотки вырывались ненавистные хрипы. Лей не мог говорить точнее. По руке как пустили неизвестное вещество. Вены вздулись, выпирали из под кожи, пугали фиолетовым цветом. — Как вы все хорошо меня знаете, — В этой глушащей постороннюю округу, удушающей тени, владельца удавалось рассмотреть получше. Тот столкнувшийся с многолетним ублюдок. — Даже догадываюсь, от кого. Лей попытался дотянуться до лезвия целой рукой. Настолько быстро, насколько возможно. На пальцы наступили, неспешно надавили. Не успел. Смог удержать себя, по мере сил расслабил ладонь. Чтобы ощутить меньше того спектра впечатлений, какие ожидали, стоит врагу сломать пальцы. — Слишком рано, ты не должен был... Возможно, преувеличивал Джи меньше, чем Лей заключил. Виной всему тот, кто это произносил. Если бы многолетний завоевал хоть малую часть доверия... — А вот в скорости просчитались. Ломать пальцы враг не стал. Пока. Достиг мига, когда кости готовились раздаться хрустом, и отступил. Слегка назад. Но всем видом давал понять, запросто повторит, с удовольствием готов доломать. Всего две атаки. От первой Лей увернулся, как от предыдущей. Его умственные способности всегда отличались точностью, действенностью, логичностью, предусмотрительностью. Точнее, убийца так думал, пока не попал под последующий, без передышки, обстрел. Лей потерял округу во вдруг разросшейся тени, попал под шквал до того, как понял, что мужик атакует. Дар определять слабость врага молчал. Раскрыто лежать на земле не позволяла привычка. Не давали вырвать, так Лей был обязан подняться, хотя бы на четвереньки. — Что ж ты дергаешься, отдохни, подумай, — блокировало любые попытки. Враг дотронулся до пригвоздившего убийцу, изогнутого лезвия. — Потому что если продолжишь, хуже будет. И надавил, позволяя оружию покрепче засесть в плоть. Что еще Лей никогда не делал- не опускался до крика. В любой ситуации побеждает самый сдержанный, хладнокровный. Если протыкают глаз, терпи, если отказывают ноги, терпи, даже если из тебя вываливаются внутренности, ты обязан найти гордость и смолчать. Многолетний занял первые позиции слабаков. — С вашей привычкой сбегать я уже знаком. Подвел собственный голос, слушать мозг отказался. Лея ожидал новый, богатый опыт. — Ты можешь рассчитывать только на одну поблажку. Показываешь, куда утащили Мастера, и я убью тебя нежно, очень безболезненно и осторожно. Показываешь сам, сейчас. Мужик дождался, когда он, наконец, сможет стиснуть зубы. Чтобы Лей точно услышал, чтобы врагу не пришлось повторять дважды. Торчащее из руки лезвие предостерегающе заскрипело на попытки подогнуть ноги. — А нет, ты всё равно мне покажешь, за ручку проводишь. Но боюсь представить, как будешь мучиться перед смертью. Мужик не шутил. Вот как, не дает и шанса. Еще и информацию решил выбить. Из убийцы. Кретин определенно не понимал, с чем имеет дело. — Можешь забыть о том, кого ищешь. Лей смог выдавить это почти с усмешкой. То, что попадает в Союз, не возвращается. Закон, который никогда не нарушался. Это недоразумение собиралось поспорить с правилами Организации? С ее нерушимой основой? О, Лей бы даже посмотрел, может быть, впервые, от души посмеялся. Кашлянул. Масса в округе стала настолько давящей, что спирала любые попытки вдоха. Пытался приподнять лезвие синеющими пальцами. Плоть царапало, обжигало, разрывало, но убийце не приносило никаких результатов. Слишком глубоко застряло в асфальте. — Знаешь. По тому месту, где должна была быть рукоять, враг постучал, кончиком пальца. В ладони раздавалось, словно тот со всей возможной силы бил молотком. — А ведь мне приходится ее сдерживать. Ты ей нравишься. Кто эта «она», не понимал. Теперь враг думает запугать? Лей очень сомневался, что может быть невыносимей, чем сейчас. — Поэтому не советую меня доводить. Сомнения мужчина развеял очень быстро, после того как лезвие покрутил. О потере сознания от боли Лей только слышал. Не признавал никаких состояний кроме бодрствования в бою, или смерти. Однако сейчас потемнело в глазах. Мыслительный процесс застопорился, не позволял отвлечься на что иное, кроме простых действий. Монотонного сверления, разрывающего мышцы. Между пястными костями среднего и указательного, где лезвие и нашло себе место, возникло слишком большое расстояние. Вероятно, что-то сломало. В девяти из десяти что-то сломало. Пальцы больше не слушались- онемели. И опять, когда Лей оказался на грани, враг остановился, дал небольшую передышку. Чтобы убийца находился на пределе, но до конца не отрубился. Дождался, когда перестанет дергать, как в припадке. — Всё еще уверен в своем решении? Всё, в чем Лей точно был уверен – и этого мужика он прикончит. Не придумал еще, как, но как только выберется… Душило желание повторить. Дотянуться до лезвия, попытаться вырвать. Останавливало притупленное осознание – бесполезно. Целую руку убийца прижал к себе, поближе. Не мог быть уверен, что в противном случае враг не прошибет и ее, когда первая окажется бесполезна. Нервировало то, что в противном случае, тот может переключиться на что-то другое. Допустим, на ногу. Эта треклятая тьма накрывала многотонным одеялом. — Не слышу ответа, повторить? Лезвие хлюпнуло снова, готовое продолжить свою пытку. Если кожа ничего не ощущала, то изнутри ладони оказались чувствительней любой другой. Невзирая на все усилия, Лей снова не сдержал сдавленного рычания. Звучало, как постыдная мольба. Самое отвратительное, оно вырвалось раньше, чем пошел процесс, чем успело распространиться жжение. Как ответ. — Даю последний шанс. Ведешь? Не знал, по какой причине мужик решил остановиться… Хотя врет, знал. Враг сжалился над его положением, потому что мог себе это позволить. Потому что заверился, Лей, в ответ, ничего не сможет сделать. И он не мог. Кроме как рвано хрипеть... Почти не мог. Ответом был кинжал, какой убийца из последних сил бросил в лицо врагу. Не существует людей без слабости, и он эту слабость найдет. Этот ублюдок еще пожалеет. Враг поймал. — Совсем не восприимчив к словам, — тварь хотел отбросить лезвие, как бесполезный хлам. Слишком долго говорил. Рукоять полыхнула. Убийцу скрыло дымкой. — Думаешь, вырвешь, когда я на нее давлю? — Франкенштейн ощутил шевеление. Нажал на оружие сильней. И пусть кто попробует сказать, что ученый не великодушный. Он давал два предупреждения, дважды оповещал о том, сколько последствий принесет то или иное решение. И это при том, что убийцы превысили все границы, зашли за предел. Свои нынешние и, безусловно, будущие страдания враги выбрали сами. Разобрал хруст. За ним еще и еще. Такой, какой сопровождал смачно нарезаемый стейк. Удары ножа о доску, треск костей. Франкенштейн подавил туман аурой, всмотрелся. На месте юноши осталась лужа свежей крови. От ударов обычно кровь припекает, а тут, почти океан. И оставленная под лезвием, одинокая ладонь. Враг отказался вырывать, поэтому отрубил. Надеялся, таким образом, от него спастись? Только теперь по улице тянулась длинная алая полоса. Франкенштейн их найдет, всех. Никого не отпустит, никого вниманием не обделит. Но не обязательно сразу убьет. Сначала проверит Мастера, на любую мелочь. И если хоть один параметр, хоть одна маленькая деталь в состоянии Ноблесс вызовет тревогу, если Мастер не дай бог не проснется... Вот тогда они пожалеют, что здесь оказались, тогда все как один будут молить. Будут мечтать, чтобы умереть. Двух благородные убили сразу. Третьему перерезали задние лапы. То сбежало и попыталось, в ответ, отгрызть первые попавшиеся, чужие ноги. Регис разбил тому голову об асфальт. — Они издеваются! Четвертое существо перевернуло коляску и пыталось утащить у оглушенной, отстающей от остальной толпы женщины плачущего ребенка. Лезвие косы прошло существу через затылок, рубануло вниз, вспороло и шею, и холку. Но, пока не отрубили голову, то продолжало шевелиться. Пятое вгрызлось человеку в горло. Регис проломил существу череп, но было поздно. Шестое Сейра нашла сейчас. По крику. Лезвие поделило монстра напополам. Верхняя половина еще болталась по воздуху, так как создание ни в какую не желало разомкнуть вцепившуюся в плоть челюсть. — Почему именно на нас они не нападают!? Благородные существам пришлись не по вкусу. Вместо совместной атаки на главу клана Роярд и потомка Ландегре, те разбежались. Ориентируясь своим чутьем, возможно, на запах, сметая на своем пути мусорные баки, столбы, фонари, издавая нечленораздельное бормотание, ящерицы направились к тем улицам, по которым, под внушением, уходили люди. Слишком быстро, слишком неостановимо. Седьмое прошибло собой окно, застряло на середине, осколки царапали его брюхо, но то настойчиво продолжало тянуться туда, где некоторые успели укрыться. Сейра не могла подсказать дороги, да и не имело смысла. Не было ни одного направления, которое можно назвать спокойным. Шаги всё чаще принимались раздаваться хлюпом. Тут и там растекались лужи. Дождя не было три дня. Вот и сегодня, с неба, ни капли, не упало. У каждого было свое понимание ценности. Некоторые называли деньги, побрякушки, некоторые заглядывали дальше, пытались показать себя высокодуховными, вспоминали про любовь. Среди сородичей были те, кто видел ценность в дружбе. С людьми, которых узнавали с пару дней назад, с кем повезло одновременно выпасть из пробирки. Это было безэмоционально. Скучно. Размышляя в таком ключе, ни один искренне не улыбнулся. Был лишь один человек, что дал правильный ответ, какой Малпа навсегда запомнил. Момент смерти, самый дорогой, самый интимный. Те последние секунды осознания, что это последний всхлип, вдох, вскрик! Своеобразный наркотик. Увидев однажды, Малпа уже не мог остановиться. Беспорядки вызывали чувство уюта, словно он долго-долго путешествовал, и вот, снова оказался дома. Модифицированный выслеживал, крался со стороны. И наконец смог уловить подходящий миг. Бедняжка совсем не следила за своей спиной. Отвлеклась на наживку. Удар косы обрушился существу на шею. Идеальный удар. Только теперь, так уж вышло, та не успеет замахнуться в ответ. В ушах звенел оклик девушки тем мальчишкой. Такой ком в груди, который грозит задушить. Тот, что оповещает о себе першением в горле, посещал за долгую жизнь Сейру всего пару раз. В первый, у девушки появились силы стараться. Новая глава клана Роярд нашла себя в обучении, тренировках, оттачивании поведения таким, каким требовало положение. Ком перерос в нечто замечательное, ответственное, стал неотъемлемой чертой. Во второй, не давал бездействовать, призывал защитить дорогое. Заставлял пойти против долга, поступать так, как требовало сердце, невзирая на последствия. Противостоять, прорываться. Потому что, в противном случае, от переполняющих эмоций ее бы попросту разорвало на месте. Удивительно, но девушке хватило мгновенья, идеально ровные, чистейшие даже на такой грязной улице волосы от резких движений колыхнулись. Скользнули мимо раскрытых, блестящих алых глаз, коснулись плотно сжатых губ, едва дрогнувших в слабой попытке оскала. Пара прядей опадали вдоль руки, на которой побелели, сжимающие рукоять, и без того белые костяшки. Но этот…, он не приносил ничего, что можно было бы назвать хорошим. Ни доблести, ни благородства. Лишь сбивал дыхание, раздавался непривычной тянущей болью. В области того же сердца, хотя она точно не получала удара. Он разрастался всё это время, и лишь сейчас раскрылся ужасным, огромным бутоном. Ком рушил сосредоточенность, делал движения рваными. Сейра двигалась быстрее, но меньше попадала. Всё, чего он требовал- кричать, пока не заболит горло. — Ты восхитительна. — Малпа влюбился в эту ярость. Ни один из тех, кто считал других друзьями, никогда не грустил по чужой смерти. Радовались тому, что их эта учесть еще не настигла. Но это создание… не умирающее, оно уже, словно бы испытывало невероятные страдания от наблюдения за чужой болью. Один этот взгляд стоял каждой капли пролитой крови. Ненависть к Малпе, и к самой себе. Как оказалось, тот человек был прав не во всем. Модифицированный не застыл, не остановился, длинные пальцы были так близки, что ощущали щекотные касания нежнейших локонов, спирало дыхание от ощущения мягкой бледной кожи на шее. На той шее, какую вот-вот собирался свернуть, как беззащитной пташке. Только вновь посчитал девушку слабее, чем оказалось на самом деле. Выпад отозвался больней, чем предыдущие. Не позволил преодолеть оставшихся миллиметров. Ударная волна остановила, а затем и потеснила. Грозила порубить на две неровные половины, и порубила бы, если б не инстинктивно загородившие, собственные руки. Слабо вырвало кровью, отшвырнуло. Это было очень неплохо, Малпа едва поймал в воздухе обрубки. Но стормозил, тем не менее, на своих двоих. За поворотом раздавалась знакомая, ласкающая слух, песня. Кто-то заливался криком. Одна нога снова оповестила хрустом, перекосило на бок. — Я разберусь! Тот мальчишка… Равновесие Малпе удержать не получилось, колено выкрутилось и жестко соприкоснулось с асфальтом. Модифицированный с негодованием посмотрел на замызганный ботинок – тот не хотел вставать в правильное положение. Сломало. Но, игра еще не завершилась. Ему нужно… Он бы схватил нахала в любом случае, при любом ударе. И что-нибудь с парнем сделал. Потому что, ему нужно больше этих эмоций! Больше этой выразительности, это был не предел. Из девушки еще можно что-то выжать! Та определенно, показала не всё, на что способна! И он точно знал, что стоит с ее товарищем что-то сделать, что тогда и только тогда он... Удара не последовало, но точно не оттого, что парень намерение заметил. Скорее, тот словно чего-то испугался, кому-то удивился, и этот кто-то был не Малпа. Враг резко передумал и решил разобраться с насущным вопросом. Причиной того крика. Модифицированный понял причину, когда разглядел, как за девушкой стала разрастаться странная фигура. Длинный плащ, танцующий на ветру; капюшон, укрывающий собой, вероятно, голый череп; огромная коса. Контуры вызывали будоражащие душу ассоциации. И без того работающее в бешеном ритме сердце увеличило темп. Его старая, любимая подруга. Именно такая, какой он ее себе представлял. Какую видел на картинках, иногда слышал в человеческих сказках. Смерть. Она вызывала потусторонний трепет, какого Малпа никогда не ощущал раньше. – Просто прекрасна. Иное стало маловажным. Внимание модифицированного приковалось к монстру невиданной, неоцененной никем красоты. Не было сил сделать и шагу. И он не хотел. Сейра испытывала вину. Эти ящики разбились оттого, что она нанесла тот удар, оттого, что девушка не обратила внимание на предостережение. Что тогда, при погромах, убийц упустила, хотя могла, могла сразу за ними проследить, со всеми разобраться. Это можно было предотвратить. Прямо здесь, посреди разворошенной, опустошенной улицы, одной из тех, по каким Сейра проходила в свободное время. Посреди улицы, совсем недавно составляющей ее спокойную, самую счастливую жизнь, Сейра послужила причиной чьей-то невинной смерти. Помимо крика, ком требовал виновников убить.