Эпилог
Когда я сейчас вспоминаю все, что случилось тогда, шесть лет назад, на острове Кракена, я уже могу уложить это в достаточно стройную систему. Но только потому, что за эти шесть лет я узнал Майкрофта Холмса вряд ли очень хорошо, но достаточно, чтобы из всех его виляний и недомолвок сложить цельную картинку. С самого начала это все было идеей конторы Майкрофта, он до сих пор не сознается, где именно работает, но я подозреваю, он и в самом деле он числится в бюро статистики. Как там на самом деле — бог знает. Скорей всего что-то типа МИ-6. Не знаю, как они вышли на Алека Равенса и как узнали о том, чем нашпигован его островок, но Майкрофт курировал это дело с самого начала. Финансировал курорт, уж не знаю, из собственных средств или бюджетных, мог и из своих, он довольно... обеспечен. Хотя, конечно, это ничего не значит. Равенс на него чуть не молился, всегда держал свободное бунгало на тот случай, если благодетелю приспичит отдохнуть. В тот раз, когда мы заявились на Рождество, нам выделили виллу «Северный полюс», это было нечто. Лучшее Рождество в моей жизни, пожалуй... Идея ловить на живца тоже пришла в голову Майкрофту. Слухи о брошенном Советами ядерном оружии курсировали в определенных кругах давно, но это были просто слухи безо всякой конкретики, как и обсуждающие их были просто трепачами и конспирологами, которых уже давно никто не опасался. А за пару лет до произошедших событий там начались какие-то бурления. Я так толком и не понял, что именно произошло, однако Майкрофт посчитал, что у одного из аморфных прежде движений появился лидер и четкая террористическая направленность. Ну, или это не он так посчитал, а его аналитики. В общем, было сделано так, чтобы совершенно посторонний человек случайно получил кодовый ключ, необходимый для запуска старых, но вполне боеспособных ракет на малоизвестном тропическом острове. Потом об этом человеке сказали кому положено и стали ждать реакции. Этот парень, Лерозо, был племянником главы крупного сицилийского клана, так что поначалу семья пыталась прятать его в Италии, вызвав огонь на себя, вот только после того, как при очередном налете погибла его невеста и младший брат, Лерозо взломал дядин сейф, забрал ключ и сбежал на остров Кракена, где его уже поджидал Майкрофт. Кажется, бедняга был в отчаяньи. Целыми днями сидел в своем бунгало, даже носа не высовывал. Ариадна (кстати, на самом деле ее зовут как-то по-другому, и она не жена Майкрофта) наблюдала за ним, а Майкрофт — за всеми остальными. Он ожидал, что вслед за Лерозо на остров прибудет кто-то из охотящихся за ключом, для этого на Табии дожидалась группа захвата, нужно было только отправить сообщение по радио... Но вместо этого Лерозо просто пропал. Спустя сутки после того, как Ариадна в последний раз видела его дома, Майкрофт сообщил группе захвата, что террорист, по всей видимости, уже на острове, и отправил Равенса в головной отель на Табии, чтобы аннулировать все ближайшие бронирования — слишком известные и богатые клиенты посещали остров Кракена, чтобы рисковать ими лишний раз. Заодно он должен был забрать и Олафа Эпплбаума, который вез личные дела всех проживающих на острове. Однако рейс Эпплбаума отменили, и Равенс, обуреваемый страхом перед неизбежными убытками, бронирования-то поотменял, но попросил администрацию выдать ему, если случится, кого-нибудь крепкого вроде военного, пожарного, полицейского или, там, летчика. Он, дескать, пристроит у себя за треть цены... Серьезно, я только потом узнал, сколько на самом деле стоило провести пару недель в гостях у Равенса. Почему мне не показалось все происходящее странным? Ну, может быть, потому, что для меня и до сих пор двести фунтов — это не такие уж незначительные деньги. В общем, за то, что приволок лишнего человека, Равенсу досталось. Майкрофт сам пошел смотреть на меня, занявшего виллу, предназначенную для агента (ну, я предполагаю, что Эпплбаум был агентом, секретным агентом, как в фильмах, в общем, потому что я понятия не имею, кем он еще мог бы быть). Не знаю, подозревал ли он во мне хитро замаскировавшегося террориста или ему просто хотелось с кем-то поболтать, но... результат был немного неожиданным. Я ему понравился. Шесть лет прошло, а я до сих пор не знаю ничего о том, с кем он был до меня, например. Сам Майкрофт молчит как убитый, а Шерлок при мне ни разу не проговаривался. Можно было бы, конечно, спросить самому, вряд ли бы он отказал, Шерлок Холмс вообще, в отличие от своего брата, органически не переносит каких-то тайн и недомолвок, очень любит говорить правду, иногда эта правда в нем прямо не держится... Но я не стал. В конце концов, какое мне дело? Я понравился Майкрофту, Майкрофт понравился мне, вот и все. В этом вся суть. Все-таки прибывший на следующий день Эпплбаум привез с собой не только отчет от топтунов, следящих за Шерлоком, и ноутбук с кропотливо собранной информацией на все семьдесят восемь человек, находящихся на острове, но и распоряжение вышестоящего начальства. Майкрофт должен был в течение суток спланировать и начать акцию по захвату некоего Ральфа Хинкуса, помощника Алека Равенса вот уже на протяжении трех лет. Оказывается, улыбчивый бармен, вскрывавший мне кокосы на пляже, еще со студенческих времен принадлежал к одной из сомнительных организаций, пару раз даже попадал за решетку по обвинению в чем-то вроде хулиганства. То ли витрины бил, то ли без штанов разгуливал. В общем, сомнительный тип. Все остальные — в том числе и колумбийский наркобарон-педофил — вопросов не вызвали. Майкрофт, естественно, разозлился и потребовал ему не указывать, что делать. Эпплбаум (кажется, он не был особо умным человеком, хоть и грех так о покойниках) встал в позу. В общем, не нашли они взаимопонимания. Потом, уже довольно много времени спустя, Майкрофт все-таки признался мне, что был неправ, и стоило прислушаться к мнению аналитического отдела. Хинкус и в самом деле оказался тем еще типом. Конечно, никаким террористом сам он не был, просто дурака валял по малолетству, но о нем знали. И когда в определенных кругах прошла информация о том, что вожделенное оружие находится на острове Кракена, о нем вспомнили. Хинкус получил в очередной почте письмо с подробными инструкциями о том, что ему нужно сделать, и не менее подробным описанием того, что будет сделано с его матерью, старшей сестрой и ее ребенком, если он не выполнит требований. Он днями и ночами следил за бунгало Лерозо, неизбежно познакомился с Ариадной и даже закрутил с ней легкий курортный роман для правдоподобия. Как-то вечером ему повезло, Лерозо все-таки вышел к ужину. Он проник в дом, начал поиски дискеты. В самый разгар Лерозо вернулся, застал вора и, конечно же, сразу понял, за чем тот пришел. Завязалась короткая драка, но довольно быстро Хинкус как следует толкнул своего противника, и тот упал, приложившись затылком о металлическую ручку двери. Хинкус обыскал его, нашел дискету вшитой в подкладку пиджака. Беспорядок на вилле он ликвидировал, а труп уже ночью отволок на пляж и спрятал в морозильном ларе бара «Таби-Баби». После чего еще два дня не мог решиться пойти в рубку и отправить кодовое сообщение ждущим на Табии шантажистам. У Хинкуса случился жесточайший приступ паранойи. Ему казалось, что все уже знают, что Лерозо мертв, и подозревают его. Он пил так, что еле мог стоять на ногах и смешивать напитки, он даже употреблял что-то из нелегальных веществ (чего скрывать, этого добра на острове тоже было полно для всех, кроме невезучей норвежской рок-звездочки). Когда он нашел мертвого Эпплбаума, то просто впал в панику. Он неплохо держал себя в руках, я думал, что парень просто в шоке, но нет, он был в ужасе. Он был уверен, что это пришли за ним, что шантажисты дают ему знак — в общем, кажется, парень допился до белой горячки. И вот в таком-то теплом виде его и подхватила эта Дуонг Пэ... А, да. Дуонг Пэ. Вот это самая мутная часть. Майкрофт утверждает, что она была плотно законспирированной северокорейской шпионкой в Японии и на остров Кракена попала случайно. Так совпало. Она просто отдыхала, а потом увидела появившегося Эпплбаума и то ли вспомнила его по каким-то своим шпионским делам, то ли еще что-то, в общем, по версии Майкрофта, она испугалась разоблачения, да так сильно испугалась, что пошла и прикончила спецагента лампочкой по черепу. По еще одной версии Майкрофта (он был в слегка измененном состоянии сознания, ничего серьезного, но он был ужасно смешной, когда Шерлок подсунул ему свои сигареты), Эпплбаума прикончил безымянный бойфренд Дуонг Пэ, банально, из ревности и мести. Когда-то Эпплбаум работал в Японии, сошелся там с одной актриской, она забеременела, он ее бросил, она сделала аборт на позднем сроке, едва не погибла и осталась бесплодной. В общем, суть в том, что, прикончив Эпплбаума, убийца заметил включенный ноутбук, пролистнул несколько страниц, нашел досье на Хинкуса... Дуонг Пэ очень быстро поняла, что к чему, и что теперь-то ей точно не поздоровится. Слишком серьезные стороны вступали в игру, а у нее труп на руках и потенциальный международный террорист где-то под боком. В общем, бойфренда она отправила угонять катер (его, кстати, нашли потом, затонувшим, на том самом кладбище у северных подводных скал, куда я в первый раз так и не добрался), а сама поработала над радиорубкой. И все время, пока я опрашивал супругов Мозес, ругался с Майкрофтом, обедал, осматривал найденный наконец труп Лерозо, Ральф Хинкус провел на вилле «Опаловая лилия». Стоило мне просто выбрать другое направление... Хотя не знаю, что бы тогда случилось. Возможно, я был бы мертв, а, может, и не только я. У этих-то был пистолет, а меня Майкрофт вооружил гораздо позже. Или я бы избавил Хинкуса от нескольких часов в обществе очень любознательной шпионки и ее подручного. Не знаю. Факты таковы, что Дуонг Пэ получила в свои руки кодовый ключ запуска ядерных ракет и решила этим воспользоваться. Логично рассчитала, что если на острове и есть кто-то, знающий коды замков командного пункта, при отсутствии сообщения с внешним миром и трупом он захочет воспользоваться передатчиком. Они с бойфрендом сели в засаду в старой бухте, дождались нашего появления и пошли следом... Это все довольно нереальным кажется сейчас. Не в том смысле, что за последние шесть лет не было иностранных шпионов, международных террористов и всего такого прочего, наоборот, уж этого-то всегда с лихвой. Но, судя по всему, мне удалось застать последний раз, когда Майкрофт Холмс сам лично отправляется куда-то, руководит планом операции, раскапывает занесенный песком люк, спускается на двенадцать этажей вниз по узкой крутой лестнице, а потом так же поднимается... Сдается мне, эти лестницы его и подкосили. Теперь Майкрофт предпочитает сидеть в своем кабинете и отдавать распоряжения всяким эпплбаумам со стальными взглядами и тяжелыми челюстями. Черт, он даже за собственным братом поручил приглядывать мне! Как будто Шерлоку нужна нянька. Ну, вообще-то иногда нужна, конечно. Но пока мы с Майкрофтом не зарегистрировали брак, Шерлок мне не родственник, так что это не мое дело. Пускай Джон им занимается, мне одного Холмса хватает за глаза. За эти шесть лет... много чего произошло. Мы с Майкрофтом несколько раз сходились и расходились, мирились и снова ссорились. Я пытался, в который раз, наладить отношения с Лорой... Мы развелись полгода назад. До сих пор не могу поверить и привыкнуть. Майкрофта, конечно, это не сильно волнует, он вообще определяет наши отношения как «взаимоприятная ни к чему не обязывающая связь интимного характера». Он немножко похож на того несчастного гигантского кальмара. Сидит где-то на глубоководье, смотрит, как разбиваются о скалы корабли, и размышляет о том, сколь глупы люди, ведущие судно прямо на рифы. Ужасно трогательно. Кстати, в то Рождество на острове Кракена я все-таки натянул гидрокостюм и маску и спустился на дно, к обломкам. Ничего особенного не нашел, но кальмара видел, издалека. Он на самом деле там есть. Здоровенная такая туша с десятком многометровых щупалец. Огромный. Правда, по-моему, он испугался меня даже больше, чем я его.Часть 1
15 июня 2013 г. в 18:26
Телефон зазвонил уже в третий раз за то время, пока я заполнял гостиничный бланк.
— Что опять, сержант? — поинтересовался я, попутно раздумывая над тем, что писать в графе «адрес проживания». По-хорошему, у меня уже неделю как не было определенного адреса проживания, но персоналу курорта об этом знать было незачем.
— Звонила ваша супруга, сэр, — кислым тоном проинформировал меня Диммок. — Попросила передать, что вы можете вернуться домой.
Черт тебя возьми.
— Отлично, — я бодро улыбнулся терпеливо ожидающему портье. — Уже весь отдел в курсе, конечно же?
— Мне жаль, сэр.
— Мне тоже, — ответил я искренне. — Все, не звони мне больше, иначе я выкину телефон в море.
— Еще один вопрос, сэр…
— Обратись с ним к суперинтенданту. Чао.
Я нажал кнопку отбоя, стараясь не замечать сочувственного взгляда портье. По крайней мере, теперь я знал, что писать в бланке.
— Сэр? — осторожно окликнул меня портье. — У нас совершенно случайно есть один свободный номер на вилле «Королевский Кракен»...
— Что за вилла?
— Остров Кракена — маленький островок, совершенный эксклюзив, для особенных гостей, вам будет нужно доплатить всего двести фунтов...
— Всего?!..
— Там не ловит сотовая связь. Есть только радиорубка на случай непредвиденных происшествий.
Я посмотрел в бланк. «23, Эльм Роад, Лондон, Соединенное Королевство». Лора наверняка скоро не выдержит, и начнутся звонки, и слезы, и выяснения отношений. А я не хочу выяснять отношения, сколько уже можно их выяснять, я хочу свой первый за три года отпуск — и без Лоры, пожалуйста. За каким чертом ей понадобилось звонить в отдел?.. В конце концов, я могу выключить мобильник. Интересно, сколько я продержусь? И еще Диммок. Он толковый парень, и ему давно пора дать возможность поработать самостоятельно, но мало ли что?.. С другой стороны — двести фунтов, половина наградных. А, черт с ним.
— Давайте остров, — вздохнул я, снова доставая кредитку. — Раз в три года можно себе позволить потратить двести фунтов только на то, чтобы не испытывать искушения…
— О, — застенчиво улыбнулся портье, проводя моей кредиткой по сканеру. — На вилле «Королевский Кракен» вам не удастся избежать искушений.
— Надеюсь, они будут поприятней, чем звонки с работы.
— Весьма, уверяю вас. И вашу подпись, пожалуйста…
Всего двести фунтов. Что сейчас можно купить на двести фунтов?.. Ну, вообще-то много чего.
Утро, свежее, пахнущее йодом и тропической сладостью, еще только разгоралось — над далеким сероватым морским горизонтом вспухал малиновый шар солнца, по тихой водной глади разливались розовые полосы.
— Ночной рейс? — крикнул капитан катера, оборачиваясь от руля. Я молча кивнул, уж больно громко тарахтел мотор и плескала о борт пенная волна.
— Можете отдохнуть до обеда! — снова крикнул капитан. — Поселю вас в «Коралловый грот»! Это далеко от остальных вилл! Самый уютный уголок на острове! Вам понравится!
— Вы управляющий? — крикнул я в ответ. Капитан довольно кивнул.
— Алек Равенс, к вашим услугам! Обычно катером заведует мой помощник, Ральф! Возит припасы и тому подобное! Но сегодня особый случай! Вы очень вовремя, мой друг! В пятницу на острове большой праздник: День Кракена!
Какой зычный голос, надо же, меланхолично подумал я. С таким голосом и правда нужно в капитаны, а не в управляющие скучным отелем. Представляю его на палубе — не аккуратной, выкрашенной белой краской палубе прогулочного катера, а вот чтобы пропитанные солью доски, и огромный отполированный прикосновениями штурвал, и живописный наряд. И обязательно попугай на плече. И шторм. Такой, чтобы скрипели мачты, снасти... или что там скрипит у парусников обычно...
— А вы англичанин! — снова крикнул Равенс и покивал мне с одобрением, будто бы моя национальность была в его глазах серьезным достижением. — Я тоже англичанин! По бабке! Она еще застала времена, когда Табия входила в состав Британской Империи!
— Понятно, — сказал я вежливо, глядя в сторону приближающегося острова. Чего я хотел меньше всего с утра пораньше после бессонного восьмичасового перелета, так это бесед о былом величии Британской Империи. А чего я хотел больше всего — это спать, в мягкой, свежезастеленной кровати. И чтобы шум моря и никого рядом. Ну или хотя бы стаканчик джина предварительно и беруши. После тринадцати лет брака и двадцати лет службы в полиции начинаешь ценить незамысловатые удовольствия.
Алек Равенс тем временем, с легкостью перекрывая тарахтение мотора, рассказывал, как у них на острове в смысле распорядка. Заметно было, что в этом он поднаторел, чудовищные шлакоблочные формулы из туристических буклетов срывались с его языка легко и вкусно, словно и впрямь было некое доступное избранным очарование в словах «ежевечерний тематический буфет», или «расширенное эксклюзивное меню подушек», или даже «отдельно сервированный романтический ужин на пляже при свете луны и под звуки живой музыки». Я как-то с трудом себе представлял, что мне может понадобиться подобная услуга, о чем и сообщил капитану, едва не сорвав голос. Господин Равенс в ответ только загадочно усмехнулся и пообещал, что на его острове гости могут получить даже то, что раньше и представить не могли. Особенно то, что не могли представить раньше.
Это было забавно: как часто он повторял «мой катер», «мой отель», «мои работники», «мой остров». Я снова с удовольствием представил себя на борту старинного парусника, за штурвалом которого стоит одноглазый пират Равенс, в награду за свои подвиги получивший губернаторство на острове Кракена.
— Зюйд-зюйд-вест! — зачем-то потрясая кулаком, кричал пират, хотя я отчетливо чувствовал норд-норд-ост, ну или просто норд-ост хотя бы. — Идем к бухте! Бухта Кракена!
Кажется, тут все — кракена. И бухта, и остров, и даже вилла. Хотя, прошу прощения, вилла, если верить врученным мне рекламным проспектам, называлась «Королевский Кракен».
— При чем тут кракен? — спросил я управляющего, когда наконец стих стрекот мотора и конец толстого синтетического троса был надежно привязан к вбитому в старое дерево причала крюку.
— О, это старая легенда! — по привычке крикнул Равенс, но тут же смущенно кашлянул и понизил голос. — Когда Табию колонизировали, говорят, тут, рядом с моим островом, жил огромный осьминог. Гигантский. Нападал на королевские суда. Знаете, у нас в каминном зале даже есть кусок обшивки клипера «Аннетт» — последней жертвы кракена. Наша реликвия.
Он помог мне выгрузить на мокрый песок мои сумки и, пока я размышлял над неожиданной новостью о том, что на курортном тропическом островке, оказывается, есть какой-то «каминный зал», подхватил их и бодро зашагал вперед, прямо в пальмовые заросли.
— Говорят, это местное население призвало своего бога против англичан, — Алек Равенс обернулся через плечо и значительно на меня посмотрел, не прекращая движения. — Знаете, именно здесь жила королева всей Табии. Двести лучших воинов охраняли ее дворец, и семеро жрецов доносили ее волю всем остальным жителям архипелага. А когда пришли англичане, эти жрецы вызвали кракена. Королева отдала себя в жертву чудовищу, взяв с него обещание защитить людей Табии от пришельцев…
— Занятно, — пробормотал я, чувствуя некоторую неловкость. Управляющий оглушительно расхохотался.
— Разумеется, это все сказки. В конце концов, ничто не помешало англичанам просидеть здесь до середины прошлого века, пока не пришли комми.
— Другой кракен оказался сильней, — попробовал я пошутить, но Равенс только хмыкнул и покачал головой.
— Как знать, может быть, вы и правы... А, доброе утро! — крикнул он и помахал рукой кому-то в стороне. Я оглянулся и успел заметить, как из низенького белостенного бунгало выскользнула стройная девичья фигурка в длинном синем платье. Девушка вздрогнула от оклика управляющего и обернулась, а я застыл на месте. Длинные темные волосы, огромные сияющие глаза, мягкая улыбка и поднятая в ответ на приветствие узкая тонкая ладонь. Она была...
— Прелестна, — подсказал мне Равенс и счастливо вздохнул. — Это миссис Харт, одна из наших гостий. Тоже англичанка, кстати. Или шотландка?..
Я кивнул, заворожегно глядя вслед мелькнувшему в густой зелени синему подолу. Миссис Харт. Миссис... о, черт. Ну, собственно, чего и следовало ожидать. Чтобы такая фея и не замужем.
— А вот и ваш «Коралловый грот»! — провозгласил Равенс через несколько минут. Густые, усыпанные благоухающими цветами заросли как по волшебству расступились перед нами. Бунгало было цвета красного кирпича, с белыми наличниками и крыльцом, и больше походило на типичный английский фермерский коттедж, чем на пятизвездочную виллу. Пара клумб под окнами только усиливали сходство. Надо же. Грот.
— А почему коралловый?
— Из-за цвета, мой дорогой! Из-за цвета! — Равенс уже бодро ворочал ключами в замке. — Прошу! Горничные еще спят, но дом прибран с вечера. Есть напитки и фрукты, а на заднем дворе — бассейн, если захотите освежиться.
— Тут еще и задний двор есть...
— Здесь есть все! — торжественно пообещал Равенс. — Практически. Кроме интернета и сотовой связи. Зато есть спутниковое телевидение! Триста каналов! И за каналы для взрослых не нужно отдельно доплачивать.
Я не сумел сдержать смешок, оглядываясь по сторонам.
— Это, конечно же, ценно.
Равенс пожал плечами.
— Некоторые гости предпочитают разнообразить отдых...
— Я предпочитаю для начала поспать, — оборвал я его. — А там уже видно будет.
— Не смею мешать! — Равенс шутливо выставил ладони перед собой и попятился к выходу. — Если понадоблюсь, я — в главном здании, в самом центре острова. У вас в кабинете лежит карта, вы сможете легко сориентироваться. Там же список внутренних телефонов, если что-то потребуется... Обед в два часа!
Дверь за ним наконец захлопнулась, и я смог осмотреться. Честно говоря, мне здесь сразу же понравилось. Несмотря на чудовищное внешнее сходство с сельским домиком, будто целиком вынырнувшим из какого-нибудь «Мидсоммера», внутри было очень мило: светло и просторно; выложенный причудливой плиткой пол, роскошный диван в гостиной прямо перед плазменной панелью во всю стену, спальня с кроватью такой величины, что вздумай я взять с собой в отпуск девчонок из «Sugababes», у меня был бы реальный шанс ни разу за две недели не изменить Лоре. Думаю, сюда смог бы успешно приземлиться даже какой-нибудь небольшой самолет. Плотные гардины, запах свежести и тропических цветов. И едва слышное гудение кондиционера.
Из чистого любопытства я вышел на задний двор. Черт возьми, это определенно стоило двухсот фунтов! Там был круглый бассейн с ярко-синей водой в окружении буйно цветущих кустарников и пальм, терраса с двумя шезлонгами и столиком между ними. На столике стояло ведерко с бутылкой шампанского и два бокала. Я задумчиво потрогал пальцем крепкие, липкие, еще совсем не оплывшие кубики льда в ведерке, а потом открыл бутылку и налил себе бокальчик.
— Ну... с отпуском, — сказал я бликующей в розовых лучах утреннего солнца воде и выпил. Шампанское было просто отличным.
Очнулся я в самый разгар увлекательного сна про писсуары и несколько минут, ошалело мотая головой, пытался вспомнить, где я и как тут оказался. Похмелья не было совсем, хотя я не ушел от бассейна, пока не прикончил всю бутылку. Не люблю, когда шампанское выдыхается, да и было мне, честно говоря, что отпраздновать. Некоторое время я даже всерьез раздумывал, а не заснуть ли прямо в шезлонге, но потом все-таки взял себя в руки и дополз до спальни. Правильно сделал, кровать здесь отличалась не только размерами...
Уже давно миновало полдень, и я решил, что было бы неплохо для начала исследовать остров. В кабинете (небольшая комната с кожаным диванчиком, монументальным письменным столом и шкафом), как Равенс и обещал, я нашел ярко раскрашенный план острова. Если ему верить, то всего в буйных зарослях пряталось двадцать четыре бунгало, все со своими собственными именами и архитектурными особенностями. Эти особенности на карте были обозначены особенно выпукло, так, чтобы нужный домик точно удалось опознать. Бунгало располагались вокруг центрального корпуса радиально, восемью лучами, каждый из которых состоял из трех вилл. Мой «Коралловый грот», как выяснилось, находился на самом конце одного из лучей, место действительно тихое и довольно близкое к берегу. Между морем и мной, практически на пляже, находилось таинственное сооружение под названием «Таби-Баби», никаких пояснений по его назначению на плане не было. Зато не очень далеко от моего «грота», на конце соседнего луча, находилось бунгало «Белая жемчужница», то самое, из которого выходила девушка в синем платье...
Нет, сказал я себе, решительно запихивая карту в карман шорт. Никаких девушек, тем более замужних. У меня хватает своих проблем. У меня, в конце концов, — Лора.
И, как всегда от мысли о Лоре, настроение мое неизбежно испортилось. Честное слово, я никогда не пойму, что нужно этой женщине, и никогда не перестану испытывать чувство вины по отношению к ней. Хотя вроде бы я ни в чем и не виноват. Все решения Лора приняла самостоятельно: сначала решила, что выйдет за меня замуж, потом — что мы переедем в Лондон, потом уперлась, что пока для детей слишком рано, потом… Потом я каким-то образом оказался виноват в том, что она заболела и согласилась на операцию. Естественно, я ее не отговаривал, за десять лет я уже как-то привык, что у меня нет детей, но есть жена. В конце концов, я ее любил и не хотел потерять…
Вообще это хорошо, что у меня наконец получилось произнести это слово в прошедшем времени. За три последних года я, кажется, сделал все, что мог, и хорошо, что все вроде бы закончилось, потому что вариантов спасения ситуации у меня уже не оставалось. Может быть, я не так уж сильно ее любил, раз мне понадобилось всего три года, чтобы чувство перегорело. Вот Лора уверена, что я ее не любил никогда. Порой с такими утверждениями проще согласиться, чем пытаться спорить.
Вытащив из холодильника бутылку воды и придирчиво оглядев себя в зеркало (брюхо уже начинает выпирать из-под майки, это все полгода на сэндвичах), я выплыл из своего кондиционированного грота в одуряюще ароматный от разогретых цветов послеполуденный жар.
Путь мой лежал вдоль едва приметных указателей к главному корпусу. На карте он был изображен в виде средневекового замка, окруженного массой мелких подсобных строений. К тому моменту, как я одолел около трети пути (бунгало «Сиань», этакая красно-золотая пагода в три этажа, откуда доносилась громкая музыка в стиле современных дискотек), с меня уже градом катил пот. Я остановился, чтобы глотнуть ледяной воды, и прислушался к ритмичному бряцанью и грохоту. Редкие вставки речитатива звучали точно не на английском. Французский?.. Нет, ничего не понимаю.
— Исключительно жарко сегодня, не правда ли? — раздался позади меня голос, которым можно было бы объявлять новости недели на первом канале. Я обернулся. Обладатель голоса оказался ему под стать: высокий, с аристократически сонным благожелательным лицом, в кремовом идеальном костюме и, боже мой, шляпе. Он вежливо улыбался, не сводя с меня глаз.
— Ага, — сказал я и отхлебнул еще водички. — Парит зверски. Хотя, я ж не знаю, может, тут так каждый день.
— Отнюдь, — уверил меня господин в шляпе. — Обычно гораздо приятней за счет бриза, но нынче воздух странно неподвижен.
— Точно, — сказал я с чувством и вытер мокрую шею. — Как в киселе бредешь.
— Вы ведь направляетесь на обед? — поинтересовался мой собеседник. — Позволите составить вам компанию?
— Да... без проблем.
— Чудесно, — он расплылся в сладчайшей улыбке и тут же протянул руку. — Позвольте представиться, Малкольм. Малкольм Харт.
— Грегори Лестрейд, — представился я в свою очередь. Рука у господина Харта была сухой и прохладной. Интересно, как он не сварился в своем наряде?
— Говорят, штиль довольно часто становится предвестником самых странных событий, от падения курса акций до государственных переворотов, — плавно продолжил Харт, легко увлекая меня снова по тропинке вперед. Я невольно рассмеялся.
— Вы, случайно, не родственники с местным управляющим? Он мне все уши прожужжал какой-то мистикой.
— С господином Равенсом? Если только весьма отдаленные. Его предки, если не ошибаюсь, из старой голландской семьи...
— Да? А мне он сказал, что англичанин. По бабке.
Харт мягко хмыкнул.
— Ну что же, и это возможно. Но в пределах доступных мне сведений я не могу усмотреть между нами какого-либо прямого родства. В любом случае, наш милый управляющий не так прост, как кажется. Он рассказывал вам про кракена?
— Ага. Гигантский спрут, утаскивающий под воду корабли.
— Скорее, гигантский кальмар.
Я даже приостановился.
— Вы что, тоже в это верите? В кракенов? Это же выдумки.
Господин Харт укоризненно склонил голову набок.
— Здесь неуместно понятие веры, господин Лестрейд. Научный факт заключается в том, что гигантские кальмары действительно существуют, и один из них был несколько раз замечен неподалеку от острова. Разумеется, ни на какие корабли он не нападал, все пострадавшие судна разбились о подводные скалы. Кстати говоря, как-нибудь попросите у Алека инструктора и снаряжение для подводного плавания, эти скалы находятся недалеко от северного побережья. Сможете полюбоваться на примечательное кладбище затонувших кораблей. В прошлом году один счастливчик достал со дна чудесную черепаховую шкатулку с изумрудным ожерельем... У вас ведь будет достаточно времени, чтобы ознакомиться со всеми местными достопримечательностями?
— Да, — пробормотал я ошарашенно. — Скорей всего. Вообще-то я собирался две недели просто валяться под солнцем и пить дайкири, но раз тут такое дело... Пожалуй, и правда попытаю счастья.
— Только будьте осторожны, — серьезно сказал Харт. Я глянул на него вопросительно, и он пояснил:
— Кракен. В смысле, гигантский кальмар. В последний раз его видели пару лет назад, как раз у северного берега. Рядом с кладбищем достаточно глубокая впадина, скорей всего, он живет там, но изредка все-таки поднимается на поверхность...
Брешет, пронеслось у меня в голове. Врет и не краснеет.
Мистер Харт смотрел на меня совершенно без улыбки, только с легким, едва читаемым любопытством во взгляде. Будто бы и впрямь предостерегал, так спокойно и обыденно, как предупреждают не бросать свои сумки на лавочках торговых центров. У меня даже перед глазами поплыло от темного, потустороннего ужаса, почудилась зеленая подводная мгла и внимательные глаза, следящие за мной из-за черной иззубренной скалы…
— Чушь собачья, — отрезал я и мотнул головой, прогоняя морок. Это все духота, чего только не померещится. Я запрокинул голову и невольно сощурился — небо сияло так, будто бы в нем не было солнца, будто бы оно все, целиком — и было солнцем. И ни облачка. Учитывая, что еще вчера я месил слякоть на лондонских улицах, нужно было бы порадоваться, но уж больно давила на темя эта раскаленная синева.
— К вечеру обещают среднюю волну, — сочувственно обронил Малкольм. Я благодарно кивнул. Средняя волна — это хорошо, это хоть какой-то ветер.
И тут оказалось, что пока я кряхтел и обливался потом, мы успели пройти почти половину острова: заросли перед нами неожиданно раздвинулись, и сначала я даже не поверил своим глазам. На ровном подстриженном лугу стоял, ну, замок. Не в смысле сказочного замка с башенками и феями, как в Диснейленде, нет, это был добротный загородный дом, вроде Бленхейма, только поскромней. Что-то среднее между Бельтон-хаус и Бленхеймом. В общем, последнее, что ожидаешь увидеть в тот момент, когда в сорокаградусную жару вываливаешься из зарослей пальм и прочих магнолий.
— Милый домик, — хмыкнул господин Харт, краем глаза наблюдая за мной.
— А я думал, у меня галлюцинации.
— Как видите, не только британским аристократам приходится устраивать из родового поместья аттракцион для туристов.
— Алек Равенс? Так это и правда его... гнездо?
— В некотором роде, — кивнул Харт, и мы отправились к уставленной столиками площадке перед домом, где под навесами уже собиралась понемногу на обед местная публика.
— Остров Кракена на самом деле принадлежал семье Равенса, — неторопливо рассказывал Харт. — Ее Величество королева Виктория подарила его капитану Хольму ван Равенсу за ревностную службу и усердие при колонизации Табии. С этого маленького острова началось большое восстание аборигенов, которое было подавлено силами линейного корабля «Аннетт»...
Я фыркнул, проходя вдоль длинного многоуровневого прилавка, уставленного судками и подносами с разнообразной едой.
— Он сказал, что «Аннетт» был клипером...
— Каждый имеет право трактовать факты так, как ему выгодно...
Не сговариваясь, мы взяли по бифштексу и горке аппетитных свежих овощей. Потом Харт недолго раздумывая наполнил свой стакан зеленоватым соком из графина, и я последовал его примеру. В конце концов, он тут явно не первый день, знает, что вкусней. Мы сели под центральный навес так, чтобы перед нашим столом открывалась прямая широкая просека, идущая сквозь сад к морю.
— Конечно же, сам Алек всего этого великолепия не застал, — расслабленным тоном продолжил Харт. Как-то ему удавалось одновременно есть и внятно рассказывать, слушать его было интересно. — В пятьдесят первом на Табии случилась революция, остров со всем движимым и недвижимым имуществом конфисковали в пользу республики, а мать нашего управляющего сбежала к дальним родственникам в Нидерланды. Собственно, там господин Равенс и родился, вырос и возмужал. На Табию он приехал лет десять назад, когда коммунизм тут уже закончился, а капитализм еще не начался. Каким-то образом ухитрился вытребовать обратно свое имущество. Все эти годы здесь почти никто не жил, дом обветшал, остров зарос кустарником, а пляжи — коркой из водорослей и мусора. Несколько лет Алек все приводил в порядок. Естественно, ему понадобились средства...
— Готов поспорить, что ему понадобилась куча деньжищ, — вставил я, запивая перченое мясо приятным кисловатым соком незнакомого вкуса. — Сделать такой курорт!
— Вы правы. Он взял кредит и сумел расплатиться по нему уже через три первых сезона.
Я прожевал мясо и еще раз огляделся по сторонам.
— Кажется, я серьезно прогадал с ипотекой. Нужно было сразу покупать остров.
Господин Харт вежливо рассмеялся.
— Думаю, многое зависит еще и от таланта. Согласитесь, тут неплохо все устроено. С определенным вкусом.
— Да, — великодушно признал я. Бифштекс был просто восхитительным, и я чувствовал, как мое настроение неуклонно повышается. — Здесь здорово. Откуда вы все это знаете?
Харт хмыкнул.
— Привычка. Моя основная область профессиональной деятельности — это статистика. Иногда не могу удержаться и сую свой нос во все, что подвернется.
— Статистика... — протянул я, доставая из кармана сигареты. Под навесом почему-то было прохладно, будто от возвышающегося за спиной замка тянуло свежим мокрым запахом Лондона. А может быть, это просто начинался обещанный ветер. — Ничего не понимаю в статистике.
— Грубо говоря, это просто сбор сведений с их последующим анализом.
— А, — кивнул я. — В общем, я занимаюсь примерно тем же.
— Только, вероятно, с немного другой целью.
— Точно. Работаю в полиции, — я закурил и передал сигареты с зажигалкой Харту, который, не чинясь, тоже закурил. Хотя, судя по всему, обычно такие джентльмены не курят вульгарный «Мальборо».
— Как-то так я и подумал, — сказал Харт, откинувшись на плетеную спинку стула и вытянув ноги в изящных сандалиях. Он затянулся и выпустил дым, щурясь на блистающий вдалеке синий край моря. — Вы не похожи ни на кого из местных завсегдатаев.
— Да? — я почему-то развеселился. — Ну да, мне не слишком по карману регулярно отдыхать на таких курортах.
Харт усмехнулся и затянулся снова.
— Когда вы последний раз были в отпуске, Грегори? — хмыкнул он, глянул на меня искоса и уточнил. — Можно называть вас так?
Я пожал плечами.
— В две тысячи втором. Кажется.
— И наверняка ездили к родственникам жены куда-нибудь в Шотландию.
— В Сомерсет.
— Значит, к вашим родственникам...
Я внимательно посмотрел на его невозмутимый профиль и затушил сигарету.
— Ну хорошо, — сказал я сосредоточенно. — Это вы могли определить по акценту, хотя мне казалось, он уже давно не чувствуется. А откуда вы знаете, что моя жена из Шотландии? Малкольм.
Он вздохнул.
— Это просто предположение.
— Очень удачное.
Харт наконец повернулся ко мне и улыбнулся.
— Думаете, мы только познакомились, а у меня уже есть на вас досье?
Я поскреб в затылке и вытащил из пачки еще одну сигарету. Малкольм, чуть погодя, последовал моему примеру.
— В конце концов, я ведь понятия не имею, кто вы такой, — начал я рассудительно. — Незнакомец, который подозрительно много знает, а вдруг вы меня специально поджидали под пальмой?
— Зачем? — с любопытством спросил Малкольм. Я пожал плечами.
— Понятия не имею. Может быть, вы мафиозо и собираетесь шантажировать меня, чтобы я выдал какой-нибудь важный секрет? Правда, я не знаю никаких секретов, но вы ведь могли меня с кем-то перепутать...
Он с удовольствием рассмеялся и покачал головой.
— С тем же успехом вы можете предположить, что я — сексуальный маньяк, который увидел привлекательного мужчину и пытается его соблазнить.
— Для этого обязательно быть маньяком?
— Да, пожалуй, маньяк бы начал с похищения...
На сытый желудок и под сигаретку этот разговор казался мне удивительно уютным. Еще бы вместо зеленого фруктового сока какой-нибудь легкий бодрящий коктейль, да потише гомонили за соседним столиком три темпераментные итальянки, и я был готов признать такое времяпрепровождение идеальным отпуском. Малкольм Харт мне нравился, несмотря на все свои манеры и шикарный акцент он вел себя по-простому, с удовольствием ел, с удовольствием курил, с удовольствием сплетничал, запросто начав называть первого встречного по имени. Было понятно, что человек привык серьезно и вдумчиво работать, что сейчас он приехал отдыхать, и собирается использовать эту передышку по-полной. Даже то, как он ненавязчиво и элегантно флиртовал, мне нравилось, хотя я, в принципе, не особенно по этим делам, но всегда приятно, когда тебе показывают, что ты еще очень ничего. Я ведь отвык от этого, за три года — совершенно. Лора впадала в истерику при одном упоминании даже не секса, хотя бы какого-то человеческого взаимодействия. Мы давно спали в разных комнатах и почти не разговаривали. Наверное, стоило бы найти любовницу, но я не мог. Да и не хотел. Все думал, что это временное, что это пройдет. Вот только ничего не прошло. Сначала оказалось, что она прекрасно спит с кем угодно, кроме меня, потом оказалось, что в этом тоже виноват я, потом мы поскандалили и я ушел из дома... А теперь я здесь, на роскошном курорте, болтаю с роскошным парнем, чьи часы стоят столько же, сколько моя машина. И то, что этот парень чисто теоретически не прочь, поднимает мою забившуюся в подвал самооценку до уровня хотя бы прыщавого пятнадцатилетнего подростка.
Тем временем наш разговор от сексуальных маньяков плавно перетек обратно к восхвалению местных красот и удобств, а затем принял немного неожиданное направление. Я заметил, что удаленность и уединенность острова придают ему совершенно особенное очарование, как-то иначе себя чувствуешь, точно зная, что от тебя ничего не зависит, и даже если очень захочешь, не сможешь ответить на весь миллион сообщений, скопившихся у тебя на мобильной почте. Малкольм согласился и тут же добавил:
— К тому же, это очень удобно для определенной категории гостей.
— Это вы о чем? — насторожился я.
Харт отправил в рот крошечную помидорку и сделал плавный жест кистью.
— Оглянитесь вокруг, — предложил он.
Я посмотрел по сторонам. Обед был в самом разгаре, пустующих столиков под навесами не оставалось. Кажется, здесь собрались почти все отдыхающие острова — парами, группами, одиночек или не было, или они, как и мы с господином Хартом, составляли друг другу компанию. Ярко и легко одетые женщины, мужчины в шортах и сандалиях — никакой дресс-код здесь не соблюдался. И практически не было детей, я заметил только одну девочку лет тринадцати с пожилым седовласым отцом или даже дедушкой. Итальянцы или, может быть, испанцы, вроде бы русские, англичане, какие-то непонятные европейцы — то ли немцы, то ли вообще шведы.
Я пожал плечами:
— Не знаю. Кажется, обыкновенные туристы. Богатые.
— А вот этого молодого человека вы не узнаете? — Малкольм кивнул мне на изможденного белокурого юношу, сидящего через столик от нас. Юноша с отвращением ел пирог, злобно втыкая вилку в хрупкую корочку. Я снова пожал плечами, этот персонаж мог быть кем угодно, но то, что он злоупотреблял, и не только алкоголем, читалось на нем крупными буквами.
— Маттиас Эстенстад, — с некоторым даже удовольствием объявил Малкольм. — Фронтмен группы «Брёоль». Вторая неделя после реабилитационной клиники, лечение было условием отца, владельца крупной норвежской сети магазинов товаров для дома, в противном случае он обещал оставить рок-звезду без наследства.
Я посмотрел на своего собеседника, потом снова на звездного наркомана. Кажется, я начинал понимать.
— Не хочет огласки.
— Конечно. Он ведь бунтарь, анархист, по крайней мере, таким его считают поклонники. Одно дело — принудительное лечение по постановлению суда после веселой вечеринки, и совсем другое — добровольный отказ от наркотиков, грубо говоря, за деньги.
— Да... — протянул я, качая головой. Вот придурок. А ведь я лет двадцать назад был таким же, только наследство меня не ждало, приходилось своей головой думать.
— Все просто, это один из курортов, куда невозможно попасть, не будучи клиентом или обслуживающим персоналом. Клиентов здесь выбирают тщательно, а работникам достаточно хорошо платят, чтобы ни капли информации не просочилось в прессу. Закрытый клуб только для своих. Изолированные виллы, полная возможность не встречаться с соседями по острову вообще, никакой связи с внешним миром, сюда даже морем не подобраться: нужно хорошо знать местный фарватер, чтобы не разбиться о скалы. Идеальный курорт для тех, кто хочет ненадолго спрятаться.
Я пожал плечами.
— Ну, я-то сюда попал.
— Возможно, вам на самом деле было нужно спрятаться, — улыбнулся Харт.
Я невольно нахмурился, что-то в этой ситуации было непонятным, неприятным, как засевшая заноза, но тут к нам подошел официант с подносом, полным разноцветных бокалов, и я выкинул все из головы, сунув нос в оранжево-красный, с долькой апельсина на кромке, коктейль.
— А вот эту даму вы наверняка знаете, — сказал Харт. Я оглянулся и едва не подскочил от изумления.
— Миранда! Миранда Джейсон!
Ее было трудно не узнать: пухленькая, с пышными светлыми волосами, неизменной лукавой улыбкой на губах и самыми синими глазами, что мне доводилось видеть. Легкие морщинки и немного лишнего веса ее совсем не портили, мне даже, наоборот, нравилось, что она не скрывает свой возраст и не пытается выглядеть как силиконовая модель. Ее «Вечер с Мирандой», пожалуй, был единственным из ток-шоу, что мы с Лорой до сих пор смотрели вместе.
— Будет очень грубо, если я попрошу у нее автограф?
— Боюсь, это будет совсем неуместно, — огорченно ответил Малкольм. — Взгляните на ее спутников.
Спутники и правда были примечательными: высоченный бронзовый атлет с белоснежной улыбкой и жгуче-черной шевелюрой и такая же бронзовая валькирия с льняной гривой до поясницы и такими длинными ногами под символической юбкой, что у меня даже немного закружилась голова.
Я втянул в себя через трубочку около трети коктейля и обреченно глянул на Харта, ожидая очередной сеанс разоблачения.
— Естественно, это ее любовники, — вздохнул тот. — Ведущая семейного шоу, живущая в групповом браке — это немного эксцентрично даже для нашего телевидения. Так что с автографом придется повременить, если вы не хотите ввести ее в панику и испортить отпуск всем троим.
Я подул в трубочку, и по поверхности коктейля побежала желтая пена. Малкольм смотрел на меня сочувственно, и я почему-то чувствовал себя ребенком, которому рассказали правду про Санту. В сущности, какое мне дело, как и с кем живет Миранда Джейсон? Я видел ее раз в две недели на протяжении часа, я просто смотрел, как она улыбается, слушал, как она беседует с трудными подростками или домохозяйками... и представлял, что она такая же, как я, как мы все. Обычная. Приходит домой после работы, готовит пироги, собирает детей по утрам в школу, и муж у нее — такой же, может быть, немного полноватый, жизнерадостный господин с намечающейся лысинкой. И что на выходные они всей семьей выезжают на пикник, и у них обязательно собака — золотистый ретривер. Я всю жизнь мечтал о золотистом ретривере. Дети, пикники, пироги на кухне. Не знаю, может, кто-то мечтает о двухметровых бронзовокожих красавицах, а мне нравилась Миранда Джейсон и тот образ жизни, который она собой олицетворяла.
Малкольм тем временем вполголоса рассказывал про всех и каждого, глупые тайны, скандальные подробности. Господин Пим и господин Суань (гомосексуалисты, оба занимают важные государственные посты), госпожа Танака со спутником (известная актриса сериалов с новым бойфрендом), господин Лерозо (член мафиозного клана, скрывающийся от мести конкурентов), чета Мозесов (кажется, единственные, о ком Малкольм пока ничего не знал) и так далее, и тому подобное. Господин Вера, тот самый пожилой седовласый господин, оказался известным колумбийским промышленником со слабостью к нимфеткам. Я смотрел на девочку за его столиком и чувствовал, что коктейль у меня сейчас пойдет обратно.
— Сколько ей лет?
Господин Харт вздохнул.
— Могу сказать только, что Табия — одно из немногих мест в мире, где это относительно легально.
— Господи... какая мерзость.
Малкольм пожал плечами и промолчал. Разговор явно разваливался. Он уткнулся носом в свой коктейль — что-то голубовато-сиреневое, и неторопливо водил кончиками пальцев по запотевшему стеклу. На какой-то миг мне стало его жалко.
— А вы? — спросил я, не удержавшись. Харт взглянул на меня, вопросительно подняв бровь, и я почему-то стыдливо пояснил:
— Вы тоже от кого-то скрываетесь?
Харт фыркнул и тихонько рассмеялся.
— Конечно. Как и все здесь.
— От кого?
— Банально, от работы. Иногда так хочется сбежать на необитаемый остров, вам никогда не хотелось?
— Случается.
— К сожалению, совсем необитаемые острова плохо приспособлены для отдыха, а здесь по крайней мере не работает ни почта, ни телефонная связь... Что бы ни случилось, я недосягаем! — Харт отсалютовал мне бокалом и отпил, блаженно прикрыв глаза.
— Мне почему-то казалось, что статистика — довольно спокойная сфера деятельности. Без сюрпризов.
— А, — хмыкнул Харт, ставя бокал на столик. — Распространенное заблуждение. Хотя, конечно, с отделом по расследованию убийств не сравнить.
Я невольно нахмурился.
— Я не говорил, что работаю в убойном отделе...
Харт обезоруживающе рассмеялся.
— Вот видите? — он постучал пальцем по виску и пояснил. — Статистика. Вы многое не знаете об этой науке.
— Что, какие-то хитрые статистические закономерности указывают на то, что единственный полицейский на этом острове кинозвезд и педофилов обязательно должен оказаться спецом по выковыриванию пуль из чужого черепа?
— Примерно, — кивнул Харт, доброжелательно меня разглядывая. Честно говоря, от его взгляда было немного не по себе.
— Бррр, — я помотал головой и перехватил еще один бокал у проходящего мимо официанта. — Даже не хочу знать, каким образом вы догадались. Пожалуй, пока приму версию о мафиозо и моем личном деле у вас под подушкой.
— А вы ведь неплохой полицейский, — лукаво заметил Малкольм, легонько стукнув краем своего бокала о мой. Раздался нежный звон, и я невольно усмехнулся.
— Ну, пока начальство не жаловалось.
— Значит, вам не страшны таинственные мафиози?
— Ну... — я снова пожал плечами, собираясь ответить какую-то очередную игривую банальность, но тут взгляд мой, лениво шарящий по лужайке, зацепил знакомое синее платье, и волну темных волос, и тонкие загорелые лодыжки, и узкие запястья, и нежный, призрачно улыбчивый рот, и огромные полуприкрытые глаза с длинными ресницами...
— О, — понимающе сказал Малкольм, когда девушка, проходя мимо, приветливо нам улыбнулась и направилась к стойке с едой. — Грегори, вы ведь не будете против, если моя супруга к нам присоединится?
— Супруга, — повторил я тупо. Господи, какой же я идиот! Миссис Харт, конечно, вот почему мне сразу показалась знакомой его фамилия!
— Она производит впечатление, — хмыкнул Малкольм, наблюдая за мной.
— Да, — согласился я, пытаясь сообразить, что можно сказать достаточно нейтральное. — Так, значит, вы живете в «Белой жемчужнице»? Это рядом со мной.
— Нет, — мягко поправил меня Малкольм. — В «Белой жемчужнице» живет господин Лерозо, я вам о нем рассказывал. Мы занимаем дом со странным названием «Кассиопея», это на противоположном конце острова. Вам стоит зайти в гости, поистине непредсказуемая фантазия у местного архитектора. Вам должно понравиться.
— Ага, — сказал я без выражения. Миссис Харт тем временем подошла к нашему столику с одиноким бокалом салат-коктейля в руках, Малкольм поднялся и пододвинул ей стул. Нас представили друг другу, и я даже поцеловал ей руку и брякнул какую-то подходящую случаю глупость, а она мило улыбнулась в ответ. И все это время в голове у меня стоял туман и звон, и билась единственная мысль: «Черт вас всех подери!»
Кто-то известный сказал, что человек привыкает ко всему и со временем перестает замечать то, что прежде вызывало у него неудобство или возмущение. На самом деле это все ерунда, к некоторым вещам привыкнуть невозможно, но факт есть факт: если очень долго приходится терпеть дискомфорт одинаковой интенсивности, скоро начинаешь воспринимать его как должное. Люди с плохим зрением не злятся каждые пять минут на то, что приходится носить очки, подростки из неблагополучных семей не видят ничего необычного в том, что их родители живут на пособие и покупают в основном пиво и наркоту, а те, кто работает по три года без отпуска, приучаются довольствоваться парой часов в пабе, чтобы отдохнуть и выкинуть из головы проблемы прошедшей недели. Это ужасно — приехать на утопающий в цветах и роскоши тропический остров и внезапно понять, что тебе стало скучно уже на второй день отпуска. Я нагулялся по острову, я оценил собственный бассейн и мини-бар (пиво тут, кстати, было паршивое), я наконец дошел до пляжа и вдоволь наплавался — изумительная вода, прозрачная, теплая, с легкой волной, — улегся в шезлонг с намерением проваляться так с утра и до самого ужина... И уже где-то через полчаса ощутил сначала смутное недовольство, а потом и невнятное раздражение от мысли, что вот так и пройдут целых две недели. Ослепительное небо, синее море, шезлонг, коктейли, сытная еда и, если повезет, пара свежих сплетен от Харта. Если очень повезет, потому что ни за вчерашним ужином, ни за сегодняшним завтраком я его так и не встретил.
Надо потребовать у Равенса оборудование и инструктора, подумал я. Поныряю, покопаюсь в старых обломках, все развлечение. В конце концов, кто из моих знакомых может похвастаться тем, что нырял на месте кораблекрушения? Ну, не считая тех двух водолазов, которые у нас работали по делу об утопленнике. Но ведь и нырять за две недели надоест. Если только не повезет встретить этого гигантского кальмара... Меня передернуло. Очень я не люблю всякие морепродукты. Креветки, осьминоги, кальмары тоже. Уж больно они неприятны своей непохожестью на привычных сухопутных тварей, это кошмарное множество ножек, скользких щупалец, чужая среда обитания, чуждые повадки...
Мои мысли неожиданно приняли новое направление. В сущности, думал я, разве не то же самое я испытываю по отношению к доброй половине собравшихся здесь отдыхающих? Это люди не моего круга, люди богатые и успешные, прячущиеся от жен, долгов, закона, внимания прессы и общественного мнения. Мне непонятны и неприятны их повадки, их мораль и обычаи, а им точно так же неприятен я, если они вообще берут на себя труд хотя бы заметить мое присутствие. Я на секунду испытал краткий прилив самолюбования, что вот какой я, провел удачную параллель, но ухитрился не зазнаться в порыве классового обличения, а сохранил объективность суждения... Мне тут же стало тошно от себя, и я вместо всяких изящных параллелей начал думать о Харте. Мне было интересно, знает ли он о том, что жена ему изменяет? Я даже испытывал к нему что-то вроде сочувственной симпатии как к брату по несчастью. Но, несмотря на веселое времяпрепровождение Ариадны Харт и мое сочувствие по этому поводу, Малкольм сам по себе был довольно любопытным экземпляром. Начать с того, что он заговорил со мной первым, и ему почему-то действительно хотелось поболтать со мной, а ведь он отличный собеседник, и вряд ли бы кто-то из завсегдатаев отказал ему в компании. Может быть, он уже знаком со всеми, а я — просто новичок, на которого он еще не успел вывалить весь ворох собранной информации? Может быть, ему просто чертовски скучно на этом острове — без секретарей, референтов, ежесекундно трезвонящих телефонов и большого монитора компьютера со множеством графиков, таблиц и прочих статистических сводок? А может быть — и я похолодел от этой мысли, — завтра он точно так же подойдет к супругам Мозес и увлечет их в очередную беседу, незаметно выуживая все новые и новые сведения для своей коллекции сплетен, а под конец упомянет в числе прочих гостей скучного инспектора полиции Лестрейда, который непонятно как затесался в это их высшее общество аристократов, богатеев и знаменитостей. Пожмет плечами и переведет разговор на другую тему.
Почему-то от этой мысли мне стало чертовски неуютно. Я выполз из шезлонга и, подтянув трусы, направился к воде. В конце концов, какое мне дело до Харта и его досужего трепа. Понятно, что у нас нет и не может быть ничего общего, а ни к чему не обязывающая болтовня за обедом — это просто дань вежливости. Хочет рассказывать обо мне кому-то еще — ради бога, тем более что ничего криминального за мной не числится. Ни эксцентричных сексуальных пристрастий, ни долгов перед мафией, ни известности.
Я плыл быстрым брассом, то опуская лицо в бурлящую воду, то выныривая и хватая ртом воздух. Вода была зеленой, чистой и прозрачной, как бутылочное стекло, освежающей и остро пахнущей, и довольно скоро мне полегчало. В сущности, думал я, не так уж много мне нужно. Удобная постель, сытная еда, пара сигарет — и я уже вполне готов не просто функционировать, но делать это с удовольствием. А тут, помимо прочего, у меня еще и настоящее море (я родился и вырос в Сомерсете, в маленьком курортом городке, но поверьте, наше море не имеет ничего общего с этим, пряным, теплым и обволакивающим, будто желе), и настоящее солнце, и триста спутниковых каналов, и, черт возьми, свой бассейн на заднем дворе! На этой мысли я совсем воспрял духом и только развернулся, чтобы плыть в обратную сторону... как мимо меня со страшным воем и грохотом вдруг промчался, обдавая пеной и брызгами, скутер. Я едва не ушел под воду от неожиданности, скутер вильнул, послышались неразборчивые восклицания, мотор на секунду заглох, а потом снова взревел, и грохочущий агрегат унесся к берегу.
Ничего себе порядочки, подумал я возмущенно, уже не думая ни о каком стиле, просто сумбурно загребая руками. Частный пляж, тихий уголок. А тут какие-то головорезы носятся, не глядя под ноги. Оштрафовать бы вас вместе с отелем, потому что надо следить за безопасностью на своем пляже, и, опять же, откуда скутер? Не на горбу же его сюда приволокли отдыхающие...
Когда я добрался наконец до берега, оранжевый с красными обводами гидроцикл валялся на мокром песке, на треть погрузившись в воду, а рядом с ним переминалась с ноги на ногу прелестная девица в оранжевом же купальном костюме. Девица бросилась мне на шею, едва я встал на ноги, и на колоритной смеси итальянского и английского принялась жарко извиняться за свою оплошность.
— Все в порядке, — сказал я, чувствуя себя немного неловко, но приятно. — Ва бене. Просто будьте осторожны.
— Я очень, очень осторожны! — вздохнула девица и тряхнула роскошной вороной гривой с мелкими капельками брызг, ненатурально, как в рекламном ролике, сверкающими в волосах. — Обычно здесь никто нет. Пусто.
— А я только сегодня приехал, — попытался пошутить я, но моя собеседница очень воодушевилась.
— Новички? — спросила она с восторгом. — В самый первый раз?
Я промычал что-то в том плане, что да, так уж вышло.
— Нужно с этим отметить! — заметив недоумение в моих глазах, она пояснила: — Выпить. За знакомство.
Кажется, они все на этом острове отличаются поразительным дружелюбием, подумал я, шлепая по раскаленному песку за энергичной итальянкой и невольно разглядывая ее со спины. Точеные загорелые ножки, круглый маленький зад под облегающими шортами, красивая спина. Роскошные волосы. Плечи, правда, слишком широкие на мой вкус, да и грудь, насколько успел заметить, плосковата. Но красивая девка. И имя красивое — Арабелла. Сразу на ум приходят какие-то детские сказки и волшебные принцессы...
Тем временем пляжный киоск с яркой вывеской «Таби-Баби», где, вероятно, при некоторой доле везения можно было бы получить освежительный напиток, оказался пуст и заперт, и принцесса, досадливо топнув ножкой, витиевато выразилась на своем наречии. Слов я не понял, но смысл примерно уловил. И примерно в ту же секунду, неудачно опустив глаза на обтянутую оранжевыми шортами промежность моей собеседницы, уловил еще одну неочевидную деталь. Это был парень.
— Вот черт, — сказал я ошарашенно. Арабелла снова тряхнула волосами и очаровательно улыбнулась.
— Может быть, выпьем у меня? Я недалеко. Сиань, видел?
Я автоматически кивнул, вспоминая красно-золотую пагоду, содрогающуюся в ритме техно.
— Живу с подругами. Они будут рады видеть новички. Ооочень рады, они любим милые англичане.
— Ага... — промычал я, содрогаясь от мысли о любвеобильных подругах. — Слушай, может, в другой раз? Меня тут немного... укачало. Пойду полежу лучше.
— Окей, — немедленно просияла Арабелла, бросая нетерпеливый взгляд в сторону своего скутера. — Приходи, когда пролежишь.
— Обязательно, — пообещал я. — Как только пролежу, так сразу.
Я посмотрел, как она бежит к берегу, как уверенно стаскивает на воду и седлает свой гидроцикл... Или мне показалось?.. Воистину, странный остров. Кажется, он снова начинал мне нравиться: масса странных типов, фрики всех мастей — маленький кусочек родины посреди этого ароматного золотисто-бирюзового рая. По крайней мере, здесь вряд ли соскучишься.
Однако выпить мне и вправду бы не помешало, так что я пошел вдоль берега в надежде, что где-то все-таки обнаружится работающий киоск с напитками. Судя по карте, которую я так и таскал с собой, киоски располагались по периметру острова напротив каждого луча из трех бунгало, но следующий бар нашелся ближе — у пристани. Бухта Кракена, вспомнил я, располагаясь под одним из беспорядочно натыканных зонтиков. Бармен — высокий широкоплечий парень, выглядящий немного сонным и ушедшим в себя, с заткнутыми плеером ушами — не слишком усердствовал: просто отпилил верхушку у кокосового ореха и плеснул внутрь рома, но мне нравилось. Это было очень похоже на брошюрки о роскошном пляжном отдыхе, которые Лора собирала в самом начале нашего брака. Тогда мы всё мечтали, что когда-нибудь разбогатеем, купим дом в хорошем районе Лондона, будем ездить на такие вот курорты... Ну что ж, мечта почти сбылась: дом мы купили, правда, впереди еще пятнадцать лет ипотеки, и учитывая, что мы скорей всего разведемся, не очень понятно, что с этим домом теперь делать. И на курорт я поехал один, хотя мечтала о нем в основном Лора...
И снова я начал думать о Лоре, хотя уже зарекался вспоминать о ней во время отпуска. Но не очень просто выкинуть из головы человека, с которым десять лет прожил в любви, а потом три года пытался эту любовь вернуть.
Когда я узнал обо всех ее изменах — а оказалось, что у нее было не меньше пяти любовников, это в голове не укладывалось, — я спросил, почему? Она отказывала мне все это время, а сама трахалась направо и налево. А Лора сказала фразу, которую я никак не мог понять и осознать, она сказала: «После операции мне было очень плохо. Мне было нужно почувствовать себя женщиной».
Я так страшно разозлился, что просто накричал на нее и ушел из дома. Видеть ее не мог. Не мог понять, какой такой женщиной ей нужно было себя почувствовать и почему не со мной. Почему с какими-то посторонними мужиками? В один из вечеров на работе я был настолько замотан, что пригласил на пинту пива детектива-констебля Донован. Безо всяких намерений, просто хотелось компании. Она сказала, что большинство женщин начинают изменять, когда чувствуют себя уязвимыми и невостребованными. И что она могла считать, что больше не нужна мне — такой, искалеченной, не имеющей возможности подарить мне ребенка. Помню, что у меня просто волосы на голове дыбом встали от этого предположения, такая чушь, но звучало очень правдоподобно...
А сейчас я думал о Лоре и вспоминал неземную красавицу Ариадну Харт. Наверное, она тоже изменяет мужу по какой-то странной и для нее логичной причине. Наверное, считает, что Малкольму интересней копаться в груде информации, собирая и ранжируя данные, чем проводить время с ней. Может быть, она даже права, хотя мне это сложно понять. Я бы такую женщину любил и берег. Хотя я и Лору пытался любить и беречь, а что вышло...
На этой мысли кокос у меня закончился, и я пошел за следующим. Бармен явно скучал — кроме меня на пляже никого не было, и даже давешний катер не стоял у причала.
— А где катер? — спросил я, пока парень мешал мне коктейль. Тот мотнул головой, кивая в сторону моря, и я обернулся, вглядываясь в синий горизонт. Над Табией висело полуденное марево, отчего темная полоса соседнего острова почти сливалась с морем.
— Алек поехал за новым гостем, — пробубнил мне на ухо бармен и воткнул в кокос бумажный зонтик и трубочку. — Из отеля телеграфировали. А у нас «Лазурная чаша» пустует. Вон. Везет.
Тут и я увидел. Катер шел от Табии по странному, извилистому курсу, рыская из стороны в сторону, как пьяный матрос. Рифы, вспомнил я и пошел к причалу. Хорошо бы поговорить с хозяином насчет подводной охоты за сокровищами, раз подвернулся случай и не нужно его искать по всему острову.
Второй кокос закончился ровно в тот момент, когда катер пристал к берегу. Равенс, размахивая руками и трубно хохоча, что-то рассказывал новому гостю, наверное, тоже предлагал провести чудесный романтический ужин на побережье при свете луны. Гость, каменнолицый здоровяк в штатском, цепко оглядывал окрестности и крепко держался за ручку своего единственного кейса.
— О, инспектор! — закричал Равенс, спрыгивая на песок. — Знакомьтесь, это Олаф Эпплбаум, ходатай по делам несовершеннолетних. Взгляните на инспектора, господин Эпплбаум! Только вчера прибыл на остров, а уже загорел!
Господин Эпплбаум бледно улыбнулся, скользнув по мне взглядом профессионального снайпера, а я отсалютовал новичку кокосом. На ходатая по делам несовершеннолетних он был похож так же, как я — на балерину.
Господин Равенс продолжал рокотать и хвастаться, обещая новому отдыхающему сбычу всех мечт и золотые горы вкупе с кондиционером, бесплатным баром и омарами на ужин. Я лениво подумал, что он и правда умеет вести дела, это же сколько энергии у человека, и надо бы его как-то отцепить от Эпплбаума и потребовать акваланг, а инструктор — черт с ним, что я, с аквалангом не справлюсь. Я уже было сунулся вперед, чтобы перебить Равенса, как фальшивый поверенный внезапно тоже решительно шагнул на мол, и мы столкнулись.
— Прошу прощения, — пробормотал я автоматически, но Эпплбаум только молча отстранился и широко зашагал прочь, не дожидаясь хозяина.
— Прошу прощения, — повторил я еще раз, обращаясь уже к Равенсу с намерением поинтересоваться насчет подводного плавания, но тут он наклонился и поднял с песка бордовый конверт, вероятно, вывалившийся из нового гостя во время нашего столкновения.
— Господин Эпплбаум! — воззвал он на весь остров. — Вы уронили!
И побежал за ним вслед.
Я обернулся к бармену. Тот довольно скалился и качал головой в такт тихо журчащей из плеера музыке. Ну и черт с ним, подумал я. Поговорим за ужином.
И заказал еще один коктейль.
Ближе к полудню пляж все-таки наполнился отдыхающими. Было не так жарко, как накануне, дул легкий бриз, пальмы шуршали над головой огромными дырявыми листьями, взревывал носящийся за пунктиром буйков оранжевый скутер — Арабелла покидала свою стихию только чтобы выпить рома и выкурить сигаретку. Ее подруги Лауретта и Франческа (я решил, что буду считать их девушками, так было проще всего), напротив, в воду почти не заходили, они все больше лежали в шезлонгах под раскидистым зонтиком и темпераментно, почти без остановок что-то обсуждали на итальянском. Лауретта была блондинкой с фарфоровой кожей, длинными перламутровыми ноготками и нежным лицом, но почему-то именно Франческа с ее массивным носом с горбинкой, крупным ярко накрашенным ртом, короткими модно подстриженными волосами и резкими жестами выглядела более женственной...
На самом деле я начинал немного понимать Харта. Это интересно — наблюдать за людьми, особенно когда они совершенно тебя не стесняются и ведут себя так, будто их никто не видит. Итальянские «подруги», которые за несколько часов на пляже ухитрились рассориться с оскорблениями, бурной жестикуляцией и убеганиями в сад, а потом так же бурно помириться и отметить это несколькими коктейлями. Капризная кошечка Ямино Танака, то и дело гоняющая высокого мускулистого и очень угрюмого парня то за очередной порцией выпивки, то за кремом от загара, то за плеером, то за ярко-синим парео с огромным изображением мультяшной кошачьей мордочки. Эва Мозес, худая и тихая женщина лет сорока почему-то в глухом платье с высоким воротом, с которой я столкнулся у бара. Она испуганно отдернула руку с бокалом, когда я сунулся за новой порцией, на ее запястье отчетливо проступали синяки от пальцев. Сам Мозес — низенький и полненький господин, с ног до шеи заросший курчавым седоватым волосом, — наоборот, был весьма говорлив и то дело перекидывался репликами с отчаянно кокетничающими итальянками, заливисто хохотал и шумно плескался на мелководье.
Интересно, что я совсем не чувствовал себя здесь лишним, даже наоборот: так легко и непринужденно я не проводил время с юности. Я поболтал с немногословным барменом, прокатился с Арабеллой на ее скутере и выпил на брудершафт сначала с Лауреттой, а потом и с Франческой и даже заслужил от нее сочный пахнущий фруктами поцелуй. Правда, где-то после седьмого или восьмого кокоса, в котором явно было больше рома, чем молока, я понял, что пора откланяться. Веселье весельем, но норма моя явно была перевыполнена, и дальше могли начаться эксцессы. Не с первых же дней. Может, потом, когда окончательно расслаблюсь и перед глазами перестанет вставать образ укоризненно поджавшей губы Лоры каждый раз, как я улыбаюсь симпатичной девушке. Ну, или не совсем девушке. Неважно.
Остаток дня до ужина я провел в своем бунгало — огромный плазменный телевизор во всю стену и правда показывал больше трехсот каналов, из которых не менее пятидесяти были спортивными. Господи, это было счастьем: пара пакетов с чипсами, пиво, трансляция Суперкубка; и никто не мешает орать и петь песни, пить за победу «Челси» коньяк, джин и виски из крохотных бутылочек в мини-баре, а потом танцевать под пальмами и купаться в бассейне до тех пор, пока не протрезвеешь и не начнут стучать зубы...
Дорогой Грег, сказал я себе, когда внезапная южная ночь упала на остров и тут же над головой вспыхнули мириады звезд, ярких на одной половине неба, в то время как на другой еще плавился малиновым и алым закат. Дорогой Грег, ты заслужил этот отдых. Ты не заскучаешь. Я в тебя верю, господин детектив-инспектор. Ты отличный веселый парень, все твои проблемы далеко, а тут столько интересного и нового, например, Франческа... Но сначала все-таки сходи на ужин, Грег, такое у меня ощущение, что ты еще не совсем отошел от возлияний, раз серьезно думаешь о Франческе.
И я пошел на ужин.
Каминный зал, здесь и правда был каминный зал, и те отдыхающие, которым хотелось почувствовать немного викторианской роскоши на своей шкуре и ощутить себя если не аристократами, то хотя бы клиентами дорогого ресторана, могли ужинать тут.
В меню были и лобстеры, и устрицы, и венские шницели, и испанская паэлья, и почему-то пастуший пирог. Являться сюда следовало при полном параде, так что я порадовался, что захватил с собой на всякий случай выходной костюм.
Посетителей было не очень много, большинство все-таки предпочитали ужинать на свежем воздухе и в купальниках, а не в вечерних костюмах у жарко пылающего камина, в окружении сияющего хрусталя и серебряных столовых приборов, старинных, с благородной чернью.
— Инспектор! — Алек Равенс подсел за мой столик как раз между бифштексом и пудингом. Был он торжественен и слегка озабочен. — Милый инспектор, не могли бы вы оказать мне небольшую услугу?
— В обмен на услугу с вашей стороны, — я поднял бокал с лимонадом, и Равенс охотно чокнулся со мной своей кружкой. — До меня дошли слухи, что у вас можно взять снаряжение для подводного плавания и понырять…
— А! — Равенс стукнул кружкой по столу. — Черные скалы! Конечно. Очень любопытное и поучительное зрелище, инспектор. Я дам вам Ральфа, он знает самые интересные места на местном кладбище... Кладбище погибших кораблей, — пояснил он, видя мое замешательство. — Здесь затонуло только по подсчетам британского флота не менее пяти судов. А ведь и скалы, и кракен существовали задолго до колонизации… Там много любопытного, мой дорогой Лестрейд. Один счастливчик даже нашел старинное ожерелье из настоящих изумрудов...
— Да, — кивнул я. — Господин Харт мне рассказывал.
— Господин Харт, — хмыкнул Равенс и отпил из своей кружки. — Хороший он человек, господин Харт.
— Вот как, — сказал я вежливо. — Так о какой услуге вы говорили?
Равенс внезапно тоскливо вздохнул и обвел обеденный взгляд полным надежды взглядом.
— Понимаете, инспектор. Политика нашего курорта стоит на том, чтобы предоставить нашим гостям возможность полной изоляции и конфиденциальности... Вы понимаете меня?
Я заверил его, что отлично понимаю, и принялся за пудинг.
— Я стараюсь не тревожить никого лишний раз. Особенно если вижу, что человек сам не настроен на общение, хочет уединения и покоя... Это ведь самое важное в наше время, господин Лестрейд! Покой! Во всей этой суете и бесстыдстве современного мира...
О да, подумал я, запивая потрясающий пудинг чудесным чаем. Просто оазис среди бесстыдства современного мира. Мне вспомнился давешний господин Вера со своей малолетней любовницей, и даже сдобренный молоком и сахаром чай внезапно показался горьким.
— А в чем, собственно, проблема? — поинтересовался я, утомившись от его экивоков.
Равенс еще раз вздохнул и наклонился ко мне поближе.
— Господин Лерозо, — сказал он интимным шепотом. — Он не приходит в ресторан и не заказывает еду уже вторые сутки. В сущности ничего необычного, но я немного беспокоюсь.
— Ага, — я невольно поморщился. Лерозо, какой-то неудачливый бандит, скрывающийся от мафии и успевший завести интрижку с Ариадной Харт. Пропади он пропадом, я бы не взволновался. — А что требуется от меня в этой ситуации?
— Ничего особенного! — взмахнул руками Равенс. — Просто загляните к нему... Ну, по-соседски. Он живет в «Белой жемчужнице», совсем рядом с вами. На всякий случай.
— Я не имею полномочий полицейского на Табии, — напомнил я ему, но Равенс снова замахал руками.
— По-соседски! Ничего такого! Просто убедиться...
— Что его труп не плавает в ванной, — закончил я за него. Равенс жалобно моргнул, и я обреченно кивнул.
— Хорошо. Конечно. Зайду после ужина. Только учтите, если господина Лерозо там нет, я не собираюсь искать его по всему острову. Я отдыхать приехал.
На самом деле я немного лукавил. Собственно до господина Лерозо мне дела никакого не было, тем более что я предполагал, чем, вернее, кем он мог увлечься так, чтобы забыть о еде. В конце концов, одним содержимым местного мини-бара можно было питаться в течение нескольких дней без особого ущерба для здоровья... Но мне хотелось еще раз увидеть Ариадну Харт. Даже не просто увидеть, а застать на месте преступления. Зачем мне это понадобилось, я не очень отдавал себе отчет, но почему-то был почти уверен в том, что увижу ее — прекрасную и эфемерную — в логове бандита-отшельника.
Я ошибся. В «Белой жемчужнице», когда я до нее наконец добрался, не оказалось ни миссис Харт, ни самого Лерозо. Бунгало стояло с распахнутыми настежь дверьми, внутри было пусто и темно. Вещи Лерозо в доме присутствовали, но, естественно, я не мог определить, все или только часть. Мини-бар оказался наполовину пуст, что косвенно подтверждало мою теорию, постель смята. Я вытащил задвинутый под кровать небольшой чемоданчик и попытался его открыть, но замок был кодовый, так что пришлось отправить чемоданчик обратно.
Взгляд мой невольно искал следы пребывания здесь женщины — какие-нибудь милые мелочи, длинный волос на подушке, следы помады на бокале… Ничего. Для очистки совести я вышел на задний двор. Там тоже было пусто: подсвеченный круглый бассейн, шезлонги и темные шелестящие деревья.
В принципе я уже мог со спокойным сердцем отправляться к себе: просьбу управляющего я выполнил, никаких подтверждений тому, что Лерозо, например, перебрал спиртного и утонул или погиб от почечной колики, не успев вызвать по внутреннему телефону фельдшера, не было. Скорей всего, любитель чужих денег и чужих жен просто нашел очередную любовницу и сейчас проводит время у нее на вилле, не считая нужным ставить в известность хозяина острова. Но что-то неуловимое в происходящем меня настораживало, хотя я никак не мог понять, что именно.
В конце концов я покинул «Белую жемчужницу» и неторопливо побрел по направлению к своему бунгало. Уже было совсем темно, цикады отчаянно стрекотали в кустах на разные голоса. Издалека доносились приглушенные звуки музыки — то ли моя знакомая итальянская троица опять включила свой клубный бумс, то ли на поляне у замка начались обещанные танцы.
А я ведь даже не знаю, как он выглядит, этот Лерозо, внезапно понял я. Я его ни разу не наблюдал вживую. Вчера на рассвете я видел, как из его бунгало выходила Ариадна Харт. Потом я встретил Малкольма... Он подошел ко мне сзади, как раз так, если бы он шел от «Жемчужницы» по направлению к замку. А что ему было там делать? Он ведь сам сказал, что живет в «Кассиопее», это совсем с другой стороны острова...
Я остановился у ближайшего фонарика, маленького столбика с верхушкой, на которой располагалась пластинка солнечного аккумулятора, достал уже изрядно мятую карту острова и сигареты. Рассеянно куря, я разглядывал план. И эти его слова: «Там живет господин Лерозо, я рассказывал о нем». Действительно, рассказывал, как и обо всех обедающих. Вот только всех остальных я помню — Харт или кивал в их сторону или говорил что-то вроде «Полная блондинка в сером позади вас», и я оборачивался и видел искомую блондинку. А что он сказал начет Лерозо?
Я шел по дорожке, первая сигарета быстро закончилась, и я закурил вторую, сосредоточенно вспоминая. Член мафиозного клана. Какие-то у него были неприятности то ли со своими, то ли с чужими. Что-то финансовое. Взял чужие деньги или крупно задолжал... Вот что еще странно! Я, конечно, не специалист по итальянской мафии, но где это видано, чтобы член клана расплачивался с долгами в одиночку? Вроде как семья на то и семья, чтобы действовать сообща и защищать своих. Или он подставил своих и теперь скрывается?.. Ничего не помню. Факт, однако, в том, что Лерозо не было на вчерашнем обеде, а вот Малкольм Харт очень искусно постарался оставить у меня такое впечатление, что был, и что я его там даже видел.
То есть... То есть, интересная вырисовывается картина, подумал я, замедляя шаг. Сам не заметив, я пересек остров почти целиком и, если верить плану, сейчас находился рядом с виллой «Кассиопея». Это и в самом деле было довольно занятное с архитектурной точки зрения строение. Пять разновеликих домиков самых немыслимых форм и расцветок, выстроившиеся буквой W среди пальм, кустарников и трех маленьких бассейнов, в одном из которых вода била ключом. На фасадах домиков мозаикой были выложены символы греческого алфавита. В самом крупном, с голубой мозаичной альфой над крыльцом, в окнах горел свет.
Практически не колеблясь, я пару раз стукнул в дверь костяшками пальцев, а потом распахнул ее и шагнул внутрь. И тут же остановился на месте.
Это была основная спальня, круглое помещение с пятью окнами по периметру. Всю центральную часть комнаты занимала огромная, просто непристойных размеров кровать с точеными деревянными столбиками и каким-то немыслимым балдахином. За кроватью располагался туалетный столик в стиле какого-нибудь барокко или чего-то в этом роде, а за ним, на низенькой скамеечке, в роскошном шелковом халате с райскими птицами сидел Малкольм Харт.
— Доброй ночи, — сказал он как ни в чем не бывало и приветливо улыбнулся, разворачиваясь ко мне всем корпусом.
— Господин Харт, — решительно начал я, но он меня тут же перебил:
— Малкольм. Мы ведь договорились.
— Малкольм, — согласился я, тут же начиная чувствовать себя невероятно глупо. — У меня к вам вопрос, Малкольм.
Он приглашающе развел руками и склонил голову набок, показывая, что готов к любым вопросам, а я внезапно понял, что меня смущает его халат, вернее, не сам халат, а то, как он расходится на груди Харта от малейшего движения. Он ведь там голый, под этим халатом, пришло мне в голову. Человек явно собирался спать, разделся, почти совсем, а тут я, понимаете, врываюсь, потому что у меня возникли какие-то ничем не обоснованные подозрения...
— Вопрос, — повторил я тупо. — Насчет Лерозо.
Взгляд Малкольма будто заострился, он медленно кивнул, внимательно на меня глядя.
— Лерозо. Что с ним?
— Он пропал.
— Пропал, — задумчиво повторил Малкольм и откинул голову назад, вздыхая. — Давно?
— Около двух суток.
— Вы были в его доме?
— Да, только что. Никаких следов, просто вещи, он там явно не появлялся со вчерашнего дня и... — я помотал головой в изумлении. — Не понимаю, почему я вам это рассказываю.
— Почему нет?
— Почему нет? — я невольно рассмеялся. — Потому что, если с ним действительно что-то случилось, вы — главный подозреваемый!
Малкольм хмыкнул.
— Подозреваемый в чем? — мягко спросил он.
— Понятия не имею. Может быть, даже в убийстве.
— Но ведь вы не нашли труп.
— Пока нет.
— Есть причины предполагать, что найдете?
Я растерянно выдохнул.
— Не знаю. Понятия не имею. Если честно, мне плевать на этого Лерозо.
— Но?..
— Но у вас есть мотив, и мы познакомились вчера, вы ведь шли от «Жемчужницы», верно? И во время обеда вы говорили обо всех присутствующих и о Лерозо так, будто он был там, а его там не было! — я всплеснул руками. — Я понятия не имею, что это значит. Но человек пропал, и вы в этом как-то замешаны.
Малкольм несколько секунд молчал, задумчиво потирая щеку.
— Кто еще знает, что Лерозо пропал? — спросил он наконец.
— Хотите и от меня избавиться? — фыркнул я. — Равенс знает. Он меня и попросил зайти в «Жемчужницу» и проверить, и если что-то случится со мной...
— Не глупите, — досадливо перебил меня Малкольм. — Я что, похож на убийцу?
Я пожал плечами.
— Убийцы с таким мотивом обычно мало похожи на убийц.
— А какой у меня мотив? — полюбопытствовал Малкольм. Я даже немного растерялся.
— Ревность, полагаю.
— Ревность, — с неудовольствием поморщился он. — Вы это не серьезно.
— Я знаю, что ваша жена... встречалась с Лерозо. Я видел ее выходящей из «Жемчужницы» вчера на рассвете. И вы с вашей наблюдательностью не могли не знать, что она вам изменяет.
Это было невероятно, но во время всей моей тирады Малкольм смотрел на меня с легким изумлением, а под конец и вовсе тихо рассмеялся.
— Грегори. Ну что вы. Конечно, я знаю, с кем, когда и с какой целью встречается Ариадна. Но почему вы решили, что это должно меня беспокоить? Да еще так сильно, чтобы я сам, своими руками... Вы не видели господина Лерозо, могу вас уверить, я бы при всем желании с ним не справился. Да и желания особенного не было. Он не в моем вкусе.
— Прошу прощения? — пробормотал я автоматически, чувствуя, как кровь бросается жаром в лицо.
— Я не ревную Ариадну к ее увлечениям, — мягко пояснил Малкольм. — Как правило, я их разделяю, но не в случае с господином Лерозо. Слишком могуч и слишком глуп.
— То есть, вы...
— Да, — подтвердил он, с интересом наблюдая за мной.
— Ага, — пробормотал я, чувствуя себя полным идиотом.
— Так что у меня нет мотива совершать по отношению к господину Лерозо что-то... нехорошее.
Малкольм поднялся и сделал шаг ко мне навстречу, все так же призрачно, едва заметно улыбаясь.
— Тем не менее, он пропал, — сказал я только для того, чтобы что-то сказать.
— Это досадно... — его голос звучал обволакивающе и немного тревожно. — Но я рад, что вы меня навестили.
От Малкольма пахло — я это заметил только сейчас — тонким ароматом конфет с фиалкой, а может, это было что-то косметическое, например, лосьон или крем...
— Это совсем не то, что я планировал, — сознался я, чувствуя, как голова кружится, будто весь выпитый за сегодня алкоголь вспомнил о своем пребывании в моем организме и принялся за работу, выводя из строя рецепторы. Малкольм хмыкнул, он стоял вплотную ко мне, и я понятия не имел, кто из нас сделал последний шаг навстречу, он или все-таки уже я.
— Вы планировали отдыхать, — заметил он, аккуратно разглаживая пальцем воротник моей рубашки, и я кивнул, на секунду зажмурившись. Он был прав, к черту Лерозо, все равно до утра никто с острова никуда не денется, а Малкольм... Какого черта он такой высокий, думал я, притягивая его к себе за шею. Тонкие, мягкие, пахнущие шоколадом губы, все-таки это были конфеты, успел я подумать, а потом мысли закончились.
Три года, три чертовых года рядом со мной не было живого отзывчивого тела, и я так скучал просто по прикосновениям, по возможности запустить руки под разошедшиеся полы халата и сжать гладкие упругие ягодицы, целовать чужой влажный, горячий рот и слушать тихие стоны, зная, что это потому что я. Потому что со мной хорошо.
Мы как-то очень быстро оказались в постели совершенно раздетыми, ладно Малкольм, на нем был только халат, но как испарилась моя одежда, я даже не заметил. Мне было не до того, у меня был только Малкольм, его гладкое горячее тело, его феноменальный рот и ласковые руки. Я никогда особенно не любил секс с мужчинами, так, пробовал пару раз по юности, впечатления на меня тогда не произвело. Но в этот момент я отчетливо понял, что это только потому, что те мальчишки, которые мне подвернулись в семнадцать лет под пиво и травку, просто не были настолько хороши. Наверное, в противном случае я бы и не позволил себе всего того, что произошло той ночью.
Мы заснули только после того, как закончили два раза, я моментально отключился и упал на темное дно. Мне снилось, будто бы я спускаюсь под воду, на мне черный тесный костюм, дыхательная маска, ласты... И прозрачная лазурная вода наливается густой синевой и зеленью до тех пор, пока не становится совсем темно. И вот тогда в кромешной темноте появляется нечто. Оно совсем рядом, и я слышу его дыханье во мраке волнующейся воды. Оно огромное и пугающее, но мне почему-то не страшно. А оно придвигается все ближе и ближе, и с каждым его качком навстречу меня обливает очередной волной...
Я проснулся от волнения, сердце гулко бухало в висках. Посмотрел на постель рядом — пусто. Посмотрел на часы — пять ночи. Громкий щебет птиц над головой и первые лучи рассвета.
— Проснулся? — спросил Малкольм, входя в спальню со стаканом воды.
— Вот еще, — пробормотал я. — Иди сюда.
Он хмыкнул и отставил стакан, улегся на кровать прямо в халате, предоставив мне возможность извлечь его из скользких объятий шелка и получить еще раз, теперь целиком и полностью. Он был так готов ко мне, будто заранее знал, чем мы займемся, и предпринял все необходимые меры. Это было... Господи, это было чудесно.
Окончательно проснулся я уже совсем утром и снова в одиночестве. Мягкий солнечный свет струился откуда-то сверху и плыл по комнате, отражаясь в мозаичных плитках потолка — темно-синих с голубыми квадратиками, складывающимися в странное слово «Шедар». Я немного полежал, ощущая в теле приятную истому. Поясница предсказуемо ныла, а губы и основание шеи слегка саднили, и я невольно улыбнулся, представляя, какой я сегодня буду красавец — весь в синяках и царапинах. Зато никто не усомнится, что отдыхаю как следует.
Я перевернулся на живот и приподнялся, вглядываясь в единственное не закрытое наглухо портьерами, а, наоборот, распахнутое настежь окно позади изголовья кровати. За окном шелестели под легким ветром деревья, тянуло сладким цветочным запахом, ярким аквамарином сверкала под солнцем вода в бассейне, слышались далекие голоса и еще более далекая музыка. Хорошо!
Умывшись и натянув шорты с майкой, я выполз на улицу — было даже не жарко, по-утреннему свежо. Малкольма тем не менее нигде в саду не было, и я подумал, что будет не слишком прилично бродить по остальным помещениям, выискивая его, в конце концов, где-то среди этих домиков и спальня Ариадны, было бы неловко с ней столкнуться после того, как всю ночь прокувыркался с ее мужем. Так что, побродив между бассейнов и кустов неизвестного мне местного растения с огромными желтыми соцветиями, которые свешивались чуть не до самой земли и пахли так, что в носу свербило, я решил отправиться на завтрак.
О вчерашнем инциденте и несчастном сгинувшем бандите я и не думал. В конце концов, какое мне до всего этого дело? Пусть обращаются в местную полицию, если что, у них тут, на Табии, замечательная полиция, особенно на таможне, имел удовольствие столкнуться. Пусть займутся делом наконец, а не только собирают мзду с доверчивых туристов...
Однако не успел я и половины пути пройти по усыпанной мелким гравием дорожке, ведущей к замку, как мне навстречу из кустов буквально вывалился Алек Равенс. Физиономия у хозяина и управляющего была бледной, глаза — выпученными, а рот раззявлен.
— Инспектор! — просипел он натужным шепотом, схватил меня за плечи и заозирался по сторонам. — Инспектор! Катастрофа. Это просто катастрофа!
— Да что случилось-то? — вздохнул я с неудовольствием и попытался отлепить Равенса от себя. Но он только сильней вцепился и принялся сбивчиво излагать, что случилось.
С каждым его словом я все отчетливей понимал, что, кажется, все, закончился мой отпуск, так толком и не начавшись.
Равенс рассказал, что прибывший вчера Эпплбаум, ходатай по делам несовершеннолетних, больше похожий на боевика группы захвата, еще с вечера предупредил кухню, что ровно в семь утра желает завтрак в номер, оставил заказ на яичницу с бобами, тосты и сок, а когда сегодня утром Ральф привез ему завтрак, оказалось (тут Равенс выпучился еще сильней и засипел тоном ниже), оказалось, что господин Эпплбаум убит. Лежит в луже крови прямо в своей кровати. Мертвый. Совсем. А хуже всего, что когда ошарашенный Ральф кинулся прямиком к Равенсу, а раздавленный ужасом Равенс — в радиорубку, дабы вызвать полицию, оказалось, что радио не работает. Черт его знает, что там случилось, такое иногда бывало, чтобы на всех частотах только треск и вой, аномальная зона.
— А катер? — быстро спросил я, начиная понимать масштабы заявленной катастрофы.
А катер, сказал мне Равенс, блестя влажными глазами, пропал. Вчера еще стоял у причала, а сегодня не стоит. Он, конечно, послал Ральфа обежать остров по берегу, но надежда, что кто-то так пошутил, призрачная. Потому что здесь люди так не шутят, да и вообще все одно к одному. Радиорубка молчит, катера нет, сигнальными ракетами пользоваться бесполезно, потому что на Табии знают, что у нас по пятницам карнавал и фейерверки, никто внимания не обратит. А на острове труп, и где-то среди гостей ходит убийца, и он, Равенс, как знал, что попросил в головном отеле себе полицейского в качестве жильца, то есть меня. Так что теперь надежда только на меня же.
Признаться, этот неожиданный выверт насчет того, что хозяин виллы Кракена, оказывается, попросил себе полицейского, меня немного сбил с мысли, но я собрался с силами, отодрал Равенса от себя и потребовал, во-первых, срочно пересчитать население острова, не считаясь с приватностью, а во-вторых, проводить меня на место преступления. Что и было сделано.
Зрелище и вправду было мерзкое — бедняге проломили голову лампой, она валялась тут же. Я отправил Ральфа, уже знакомого мне бармена с пляжа у пристани, за полиэтиленовыми пакетами, а сам в компании местного фельдшера и фотоаппарата принялся собирать данные для тех полицейских, которые, как я надеялся, все-таки когда-нибудь здесь окажутся, потому что без криминалистов и оборудования я не мог ничего: даже отпечатки пальцев снять толком, только улики попортишь. Фельдшер и время смерти определить не могла, то ли два часа назад, то ли все шесть. Нужно было проводить толковое вскрытие, но с этим тоже пришлось повременить.
Я ограничился тем, что записал все параметры и сделал как можно более подробные снимки, собрал в мешки и запечатал все, что могло послужить уликами. В числе прочего выяснилось, что у потерпевшего пропал ноутбук — из розетки торчало зарядное устройство, а на полу валялась беспроводная компьютерная мышь. Вполне вероятно, что ноутбук унес убийца, можно даже предположить, что ради ноутбука беднягу и пришибли, но пока я не знал, что за информация там содержалась, мне это предположение все равно ничем не могло помочь. Кроме того, в кейсе Эпплбаума нашлись его документы, в том числе удостоверение частного детектива. Ходатай по делам несовершеннолетних, как же. Теперь дело становилось еще интересней.
Все собранные улики мы поместили в сейфовую комнату замка, ключ от которой я забрал себе, а насчет тела управляющий распорядился, чтобы его поместили в один из морозильных ларей, которые использовались в барах для хранения мороженого и льда.
Вся эта суета заняла несколько часов, и я только ближе к обеду вспомнил, что так и не позавтракал. Хозяин накормил меня лично и, пока я поглощал чуть заветрившиеся сэндвичи и пил сок, несколько раз основательно приложился к бутылке виски и затосковал. Грубо говоря, так как остров Кракена находился в его личном владении, Алек Равенс, согласно законам Табии, имел право собственнолично устраивать расследования, заключать браки, вершить суд и еще кое-что на территории отеля. Нужно ли говорить, что по крайней мере некоторые из этих вещей он делать совершенно не горел желанием, да и я в подобных обстоятельствах не мечтал о шерифской звезде. Но хоть какие-то действия предпринять до тех пор, пока на Табии не обеспокоятся нашим молчанием и не пришлют лодку, было нужно. Я опросил Ральфа (ничего подозрительного не заметил, принес завтрак, обнаружил Эпплбаума и сразу же кинулся к хозяину), поинтересовался результатами проведенной переписи населения (все гости и обслуживающий персонал, кроме пропавшего Лерозо, на месте) и сообщил Равенсу, что мне в любом случае придется снять показания со всех жителей соседних вилл как минимум. Эта новость его окончательно подкосила. Я оставил его, едва не рыдающего по загубленной репутации острова, и направился к ближайшему бунгало под названием «Гусиный домик». Эта вилла вместе с «Лазурной чашей», где произошло убийство, и «Опаловой лилией» располагались в третьем ряду от моря, здесь промежутки между бунгало были едва не вполовину меньше, чем в первом ряду, где жил я. Соответственно, больше шансов на то, что кто-то из соседей что-то видел или слышал.
На самом деле «Лилия» была даже ближе, но, серьезно, если у вас есть выбор, кого навестить первым, «Опаловую лилию» или «Гусиный домик», что вы выберете, учитывая, что направляетесь из «Лазурной чаши», а сами живете в «Коралловом гроте»?.. Кто только выдумывал эти имена.
Вопреки пасторальному названию вилла была спроектирована в причудливом авангардном стиле и больше походила на помесь айсберга с подводной лодкой: белые стены с высокими косыми зубцами и странной формы окна, смахивающие на иллюминаторы. Овальный бассейн с площадкой для барбекю, розовые кусты и раскиданные там и сям среди травы огромные стеклянные булыжники. Булыжники явно что-то символизировали, но при чем тут были гуси, я так и не понял.
Подойдя к главному входу, я уже было собирался постучать в дверь и проговаривал про себя извинения, которые несомненно понадобятся, если собираешься нарушить отдых пары, немало заплатившей за то, чтобы ее не беспокоили. Но раздавшийся из-за двери звук заставил меня застыть. Я прислушался, и звук повторился снова — долгий, безнадежный стон. Честное слово, не было похоже на то, чтобы человек, издававший такие звуки, хоть каким-то образом получал удовольствие. Тоска, боль и — самое пугающее — отчаянье слышались в этом стоне.
— Господин Мозес! — позвал я громко, на всякий случай. Стон повторился. Не мешкая, я толкнул дверь, она оказалась не заперта. В бело-черном, блестящем и зеркальном холле никого не было.
— Эва! — крикнул я еще раз, крутя головой по сторонам и прикидывая, откуда могли доноситься стоны. Звук раздался снова, и я кинулся к шкафу-купе, занимавшему один из углов прихожей, толкнул в сторону дверь…
Она была там. Эва Мозес, я не сразу узнал ее из-за рта, чудовищно растянутого кляпом, и повязки на глазах. Я даже не сразу понял, что она почти голая — видел только перетянутые ремнями и веревками запястья, синяки, ссадины, мокрое от слез и слюны лицо.
— Все хорошо, — бормотал я, распутывая, развязывая нелепые огромные узлы. — Все будет хорошо...
Она расплакалась в голос, когда я освободил ее от кляпа и повязки, уткнулась лицом мне в плечо и рыдала, скулила, пока я занимался веревками. Потом я осторожно приподнял ее, чтобы осмотреть на предмет серьезных повреждений, но госпожа Мозес повисла у меня на шее, не позволяя себя отстранить. Я довел ее до гостиной и все-таки отцепил от себя, усадил на диван и накинул сверху плед, плеснул из графина воды в стакан.
— Эва, — позвал я ее, поднося стакан к запекшимся, в трещинках губам. — Кто это был, Эва? Вы знаете этого человека? Кто это сделал?
Она медленно кивнула, автоматически отпила пару глотков, все еще дрожа и всхлипывая. А потом так же медленно перевела на меня взгляд, и ее глаза расширились в ужасе. Она вскрикнула и зажала ладонью рот, зажмурилась и несколько раз мотнула головой.
— Что? — спросил я, быстро прикидывая, что нужно бы позвонить в замок и вызвать фельдшера, она наверняка там, госпоже Мозес вряд ли нужна срочная медицинская помощь, но успокоительное бы не помешало. — Кто это сделал? Вы можете примерно сказать, когда это произошло? Вы знаете, где ваш муж? Скажите мне. Эва.
— Что за черт? — растерянно произнес голос у меня за спиной, и я резко обернулся, придерживая вздрогнувшую Эву за плечи.
— Какого черта вы делаете в моем доме? — уже более уверенно и возмущенно поинтересовался господин Мозес. — И не трогайте мою жену!
Он стоял в дверном проеме, ведущем из гостиной в спальню — коротенький, в шортах и панаме, с круглым животиком, выпирающем из-под майки. С журнальчиком в одной руке и пустой бутылкой минералки в другой. Было ясно, что он только что с пляжа и понятия не имеет о произошедшем.
— О господи, — сказал он, наконец разглядев, в каком состоянии госпожа Мозес. Журнальчик и бутылка полетели на пол, а сам он кинулся к дивану, нетерпеливо отпихнул меня в сторону, и упал на колени, заглядывая жене в лицо. — Что? Как?..
Он обернул ко мне искаженное гневом лицо:
— Что вы с ней сделали?!
— Вытащил ее из шкафа, — мрачно ответил я.
— Кто вас просил? Какого черта вы вмешиваетесь? Кто вам дал право?!
Я слегка оторопел от его неожиданного напора, но, к счастью, в этот момент Эва снова разрыдалась и повесилась теперь уже на шею мужу, а тот принялся ее утешать и что-то нашептывать, гладя по голой спине. Мне было так неловко, что хоть под землю провались, давно я уже не оказывался в таких дурацких ситуациях. Ведь говорил мне Малкольм, на этом острове все со странностями. Нет, я ничего не имею против тех, кто получает удовольствие от связываний, кляпов и прочего, но боже мой, совсем не этого ожидаешь, когда идешь опрашивать возможных свидетелей убийства!
Мысль о несчастном Эпплбауме, лежащем сейчас в ящике для мороженого с размозженной головой, немного отрезвила меня.
— Прошу прощения, — сказал я твердо. — Мне очень жаль, что я нарушил ваш... ритуал или как вы это называете. Но я пришел не из праздного любопытства. На вилле «Лазурная чаша» этой ночью произошло убийство.
— Что? — изумленно спросил господин Мозес, и его жена тоже встрепенулась и в ту же секунду отстранилась от него, вытерла лицо ладонью, не отрывая от меня глаз.
— Кто убит? — спросила она довольно уверенным, хотя еще слегка подрагивающим голосом.
— Господин Эпплбаум. Он прибыл на остров вчера в первой половине дня.
— Почему этим занимаетесь вы, а не полиция?
Я вздохнул. Умела она задавать вопросы. Кто бы мог подумать, что эта дамочка еще несколько минут назад тряслась в рыданиях. Я кратко обрисовал сложившуюся на острове ситуацию, подчеркнув, что мне бы очень помогло, если бы они оба сейчас сосредоточились и вспомнили, не слышали ли они ночью чего-нибудь подозрительного. Эва попросила пять минут, чтобы умыться, и ровно спустя указанное время появилась в гостиной в своем строгом платье, с причесанными волосами и совершенно спокойная. Тут же выяснилось, что нет, ничего подозрительного они ночью не слышали, потому что спальня у них особенная, со звукоизолирующими стенами, "Гусиный домик" — одна из трех вилл на острове с подобным оснащением, в некоторых аспектах и вовсе единственная. Я не стал уточнять, решив, что при случае спрошу у Малкольма, он наверняка в курсе таких подробностей.
В общем, оказалось, что пришел я к ним совершенно зря, да к тому же нарушил привычный распорядок, и я уже собирался раскланяться, еще раз принеся сердечные извинения за беспокойство, как вдруг господин Мозес, нерешительно глядя на жену, промямлил:
— Эпплбаум... Это ведь такой высокий блондин?
— Да, дорогой, — кивнула она. — Вчера за ужином он сидел за соседним столиком. В ужасном голубом костюме. Голубой совершенно не идет людям с таким типом внешности.
— Я видел его после ужина, — господин Мозес обернулся ко мне. — Я вышел где-то около десяти, хотел сходить к замку, взять свежей прессы. Равенс привозит каждый раз, как ездит на Табию. Я вышел на аллею и услышал голоса. В саду... — он помялся. — Мне было любопытно...
— В этом нет ничего страшного, — сочувственно произнесла Эва и успокаивающе погладила его по руке. Господин Мозес кивнул с явным облегчением.
— В общем, я сделал пару шагов вглубь. И увидел Эпплбаума и господина Харта, вы знаете Харта?
— Знаю, — выдавил я, чувствуя, как мурашки скатываются по шее вниз.
— Они стояли у «Лазурной чаши» и о чем-то спорили. Господин Харт был очень недоволен, несколько раз повторил... Что-то вроде: «Это приведет к непредсказуемым результатам» и еще: «Пеняйте на себя»! Да, — Мозес воодушевленно кивнул. — Именно так. «Пеняйте на себя». Я, конечно, не придал значения...
— Понятно, — пробормотал я.
— Мы надеемся, что это поможет, — вежливо, но непреклонно подвела итог беседе Эва и поднялась, чтобы выпроводить меня вон. Я не стал сопротивляться, тем более что вряд ли они бы мне сообщили что-то еще более захватывающее. И более очевидное.
— Надеюсь, вы понимаете, — сказал я на пороге, — что о произошедшем не стоит говорить остальным отдыхающим. По крайней мере пока мы не найдем возможность эвакуировать всех с острова.
— Мы понимаем, — серьезно отозвалась госпожа Мозес. — Поверьте, уж мы-то умеем молчать.
Уж они-то — да, думал я, пробираясь сквозь заросли. В некоторых местах сад становился совершенно непроходимым, будто бы кто-то нарочно решил как можно надежней разгородить участки между виллами, чтобы никто по случайности не забрел на чужую территорию. Возможно, именно так и было. В любом случае довольно забавно звучала история про господина Мозеса, который «случайно» услышал чужой разговор и, сделав «пару шагов», ухитрился оказаться прямо у чужого дома. Впрочем, его излишнее любопытство меня не касалось, моя проблема была в том, что опять и снова все улики вели к Малкольму Харту, и если вчера я поддался... скажем так, очарованию, и позволил себе заморочить голову, то сегодня ему не отпереться. Я выясню, что там у них произошло с Эпплбаумом и откуда они вообще знакомы...
Но чем ближе я подходил к вилле «Кассиопея», тем меньше мне верилось, что Харт может иметь отношение к убийству. И дело было даже не в том, что я проникся к нему симпатией и совсем не был бы рад, если бы мой случайный любовник оказался хладнокровным убийцей. Что-то было в самом Малкольме такое, что начисто отметало возможность грубого, грязного убийства... Вот. Вот в чем дело. В стиле Малкольма, хотя бог его знает, откуда я узнал об этом стиле, было бы сделать так, чтобы труп не нашли, а если бы и нашли, то улики указывали бы совсем в другом направлении. Он умен, вот в чем дело. Умен и изворотлив достаточно, чтобы не разбивать голову человеку, с которым поругался накануне.
С этой мыслью я зашел наконец в главную спальню виллы «Кассиопея», маленький домик с выложенной мозаикой надписью «Шедар» во весь потолок. Малкольма не было, что и неудивительно. Я окинул быстрым взглядом аккуратно заправленную постель, и что-то внутри тепло сжалось от резкого, острого воспоминания. С ним было хорошо. Кто бы мог подумать, что с мужчиной бывает так хорошо...
Стоило бы осмотреть другие помещения, первым делом кабинет, хотя, конечно, только полный идиот станет держать в своем кабинете украденный ноутбук убитого человека. Но чем черт не шутит.
Я уже собирался выйти из спальни и даже открыл дверь, как мой взгляд упал на выглядывающий из-под небрежно сброшенного на трюмо халата уголок бумажного конверта. Смутное воспоминание шевельнулось во мне, я решительно шагнул к трюмо и вытащил конверт из-под тяжелой шелковой ткани. И осторожно присел на кровать.
Это был тот самый конверт, который вывалился из Эпплбаума при нашем неловком столкновении на пляже: небольшой, из хрусткой бордовой бумаги, на изнанке желтоватой, похожей на оберточную. С измятым клапаном на торце, отстриженным зубчиками.
Я открыл конверт и достал его содержимое. Это были фотографии, черно-белые, стандартного размера, штук пятнадцать. На каждой из них был запечатлен незнакомый мне мужчина, худой и высокий, с шапкой тщательно уложенных темных кудрей и диковатым разрезом глаз. Фотографировали явно скрытой камерой — на улице, в кафе, в дверях дома. В постели. Эта фотография была, скорей всего, сделана сквозь окно, но впечатление она производила. Объект наблюдения спал, приоткрыв рот, волосы разметаны по подушке, мягкие тени, скупое освещение — в этом ракурсе он даже казался красивым, несмотря на слишком короткий задранный нос, слабую челюсть и странный, скошенный назад, как у рептилии, лоб.
Я устало потер лоб пальцами и отложил фотографии.
— Любопытствуешь? — раздался позади голос Малкольма. Я оглянулся. Он стоял в дверях, все такой же невозможно элегантный и свежий, он приятно улыбался и смотрел на меня так безмятежно, что захотелось подойти и просто врезать ему по зубам, чтобы сменил выражение.
— Кто это? — в свою очередь спросил я, махнув первой попавшейся фотографией.
Малкольм Хмыкнул, подходя ближе, уселся в кресло напротив меня и с интересом посмотрел на карточку в моей руке.
— Неужели ревнуешь, Грегори? — укоризненно склонил он голову, и я подумал, что еще немного, и сорвусь. Просто и незатейливо дам в морду и пойду на пляж. Какого черта? Я в отпуск приехал, у меня этих жмуриков дома пачками каждый день... Ну, не каждый, но все-таки. Не может быть, чтобы на острове не было запасного способа связаться с Табией, надо просто пойти и тряхнуть Равенса как следует...
— Мне плевать, с кем ты крутишь интрижки, — сказал я и кинул фотографию (это оказалась та самая, со спящим объектом) в общую кучку. — Вот только этот конверт я вчера утром видел у Эпплбаума. Того самого, с кем ты прошлым вечером имел громкую беседу, и того самого, который этим утром был найден мертвым, с разбитой вдребезги черепушкой.
Я посмотрел на него, чтобы оценить произведенный моими словами эффект. Эффект несомненно был: Малкольм чуть нахмурился и выпрямился в кресле. Интересно, что бы это означало.
— Этот Эпплбаум, кстати, представился ходатаем по делам несовершеннолетних, — продолжил я, — но при обыске у него было найдено удостоверение частного сыщика.
— Кто уполномочил вас производить обыск? — брюзгливо поинтересовался Харт, и я с наслаждением снова пересказал сложившуюся на острове ситуацию. И про катер, и про радиорубку.
— Хотите, я скажу, как все произошло? — спросил я ради проформы. Малкольм только негромко кашлянул и склонил голову набок.
— Я считаю, что никакой вы не статистикой занимаетесь, — сказал я. Мой визави с интересом приподнял бровь. — Не знаю, бандит вы или государственный чиновник. Скорее всего, чиновник, который очень беспокоится о собственном добром имени. Вы завели фиктивную жену, встречаетесь с мужчинами. А этот «частный детектив» нашел на вас компромат.
— Вы имеете в виду эти фотографии? — осведомился Харт. — Каким же образом они могут послужить компроматом? Меня нет ни на одной из них.
— Точно, — кивнул я. — Конечно. Это не компромат. Это угроза. Вам показали, как уязвим ваш любовник, и вы...
Харт недовольно фыркнул.
— Я похож на человека, который устраняет простого исполнителя? Шантажист просто дождался бы, пока я вернусь из отпуска...
— И выставите охрану своему парню? Ну уж нет. Гораздо удобней заставить вас поволноваться тут, не имея возможности связаться с Лондоном...
— Эта возможность была всегда, но сегодня кто-то лишил нас ее.
Я пожал плечами.
— Вот именно. Кто-то очень хочет заставить вас поволноваться, господин Харт. Кто-то, кому ничего не стоит грохнуть простого исполнителя.
Малкольм смотрел на меня с нескрываемым любопытством, рассеянно вертя в пальцах поясок от халата.
— Чего они от вас хотят? — спросил я. — Вы же понимаете, что это будет продолжаться. Сначала Лерозо, теперь Эпплбаум. Все улики указывают на вас. Если в ближайшее время произойдет еще одно убийство, мы не сможем его скрыть, и на острове начнется паника. Мне плевать на ваши разборки, я просто не хочу, чтобы пострадали невинные люди. В том числе вы. Потому что есть свидетели, что вы ругались с Эпплбаумом и угрожали ему.
Малкольм опустил голову и теперь смотрел в пол, медленно и задумчиво пожевывая губу.
— Если начнется паника, я не смогу вас защитить, вы это понимаете? — пытался втолковать ему я. — На острове около восьмидесяти человек.
— И если я вам скажу, чего от меня хотят гипотетические шантажисты, вы остановите эти восемьдесят человек? — негромко поинтересовался Харт. Я сглотнул.
— Я постараюсь найти убийцу, — сказал я честно. — Не факт, что у меня получится, но чем больше данных, тем выше шанс. В крайнем случае я просто запру вас в сейфовой комнате замка до тех пор, пока мы не найдем способ связаться с Табией.
— Да, это может сработать... — протянул Малкольм и вздохнул, решительно складывая ладони на подлокотники кресла и глядя на меня в упор. — Человек на фотографиях — не мой любовник, — сказал он мягко. — Это мой брат. У него сейчас... сложный период, и я нанял людей, которые бы за ним следили. Отчеты и фотографии доставляли мне каждую неделю, ровно в таких же конвертах. Алек Равенс подтвердит это, он сам возил мою корреспонденцию.
Малкольм Харт сочувственно улыбнулся.
— Хотите, покажу наши детские совместные фотографии? Шерлока на них легко узнать, у него своеобразное... строение черепа...
— Вы возите с собой фотографии брата?
— Мы очень близки. Не в том смысле, — он брезгливо поморщился, заметив мое ошеломление. — Как я и говорил, у брата сейчас непростой период. Я волнуюсь за него. Но могу вас заверить, что Олаф Эпплбаум не имел никакого отношения к вашим воображаемым шантажистам. Он даже не был частным детективом.
— Он был ходатаем по делам несовершеннолетних? — не смог я сдержать сарказма. — Кажется, ваш брат уже немного вышел за рамки соответствующего возраста.
— Он был служащим в том же бюро статистики, в котором работаю я.
Вот тут я уже просто взбеленился. Ну его к черту. Нашел дурака. Хочет играть в тайны, пусть играет. И я даже не пожалею, если завтра горничная найдет его плавающим в бассейне кверху задом.
— И куда теперь направитесь? — спросил меня Харт, когда я уже шагнул в дверь.
— На обед, — бросил я через плечо. — Я, знаете ли, проголодался с этими покойниками.
И захлопнул дверь за собой.
Теперь я уже не ломился сквозь кусты напрямик, а шел по дорожке, неторопливо, со вкусом затягиваясь первой за сегодня сигаретой. Мысли же мои никак не могли успокоиться и прыгали с одного на другое. Мне подумалось, что, может быть, пропавший вчера Лерозо вовсе не пропал, а где-то затаился, а сегодня ночью напал на Эпплбаума, украл его ноутбук, вывел из строя радиорубку и угнал катер. Очень правдоподобно выходило, правда, не совсем понятно, зачем ему прятаться заранее и вообще какой тут может быть мотив? Вся проблема была с мотивами. Вот если бы знать, что в ноутбуке. Я досадливо попенял себе, что так и не обыскал виллу «Кассиопея» на предмет пропавшего ноутбука, но тут же отбросил эту мысль. Харт, конечно, засранец и что-то явно темнит, но он не убийца. По крайней мере, не такой убийца. А вот если кто-то действительно пытается его подставить...
В общем, до замка я дошел в совершенно растрепанных чувствах. Обед уже подходил к концу, под тентами гомонили. Аппетитные запахи жареного, острого, пикантного плыли над прилавками, над блюдами и судками, и рот мой мгновенно наполнился слюной. Алек Равенс что-то там трубил за дальним столиком, до меня долетали только отдельные жизнерадостные возгласы. Кажется, рекламировал какое-то вечернее шоу. Что-то, опять связанное с кракеном. Ну-ну.
Я набрал себе полную тарелку закусок и взял два стакана сока. Минут через пятнадцать, все доев, отправился за горячим, а когда вернулся, то за моим столиком уже привольно расположился Харт с унылой кучкой салата на тарелке и стаканом виски.
— Уже празднуете? — хмыкнул я, усаживаясь и принимаясь за отбивную.
— Грегори, послушайте, — вздохнул он. — Мне нужна ваша помощь.
— Ш ума шойти, — прошепелявил я сквозь отбивную и набил рот картошкой.
— Вы были правы, я не справлюсь с происходящим в одиночку. Но и вы не разберетесь без меня хотя бы потому, что не знаете, что на самом деле происходит на острове.
Тут я перестал жевать и посмотрел на Малкольма. Вид у него был под стать словам — мрачный, серьезный и ужасно недовольный. Ну конечно, небось, такие как он не часто признают, что не справятся без такого как я. Это вам не в койке обжиматься.
И снова от некстати всплывшего воспоминания полоснуло горячим в паху.
— Рассказывайте, — сказал я, решительно отодвинув от себя тарелку. И Малкольм начал рассказывать.
Уже через пять минут я сидел, вцепившись обеими руками в волосы, слушал и отчетливо понимал, что вляпался я по уши. Так вляпался, как мог вляпаться только я со всем моим дурацким везением.
Оказалось, что остров Кракена — не просто крошечная пылинка в море под юрисдикцией Республики Табии. Это еще и кое-что посущественней... В общем, когда в пятидесятых годах прошлого века на Табии случилась революция, Советский Союз быстро сообразил, что к чему, и принялся подкармливать местных шейхов в борьбе против арабов, индусов и британцев, а потом и самих шейхов подвинул, поставил президентом одного из самых пламенных борцов за свободу и лет тридцать только дергал за веревочки. Много с Табии было не взять, население новоявленной республики, наоборот, приходилось постоянно кормить, одевать, обувать, стоить заводы и снабжать сырьем. Да и стратегически архипелаг был расположен не так чтобы слишком выгодно. С Кубой, например, не сравнить. Поэтому никаких показательных выступлений по поводу Табии Советы и не предпринимали, но тихой сапой оборудовали на малюсеньком острове Кракена военную базу, оснащенную по последнему слову техники. То есть межконтинентальными баллистическими ракетами Р-36М с ядерным зарядом.
Когда в стране в очередной раз поднялось восстание и престарелого борца за свободы громко сместили, комми прогнали тоже, да так шустро, что те не успели демонтировать свои чертовы ракеты. Возможно, дело было в том, что в Союзе в тот момент тоже не все шло слава богу, а о посте на острове Кракена знало не так уж много народу... В общем, так или иначе, но база с ракетами осталась. Новое правительство Табии, все как на подбор молодое и до отвращения демократическое, тоже понятия не имело о том, что у него творится под носом, поэтому про остров забыли. Ровно до того момента, как приехавший из Амстердама Алек Равенс не заявил свои давние права на этот клочок суши, а, получив свою малую родину обратно, не впал в ужас, обнаружив такой неоднозначный довесок к майорату.
На этом моменте повествования рассказ Малкольма Харта сделался как-то особенно невнятен и начал изобиловать не слишком очевидными, но заметными лакунами. Впрочем, мне информации хватило с головой, и пока я это все переваривал, Малкольм отошел ненадолго к стойке бара и вернулся оттуда с двумя стаканами чистого виски. Я не стал отказываться.
— Насколько я могу предполагать, — продолжал Малкольм вполголоса, — к господину Лерозо каким-то образом попали не предназначенные для его глаз сведения, а именно кодовый ключ, который требуется для запуска.
— Сбежал сюда в надежде, что сможет хоть что-то контролировать, — я покачал головой и отхлебнул виски. Горло обожгло.
— Именно что сбежал, — печально кивнул Харт. — Согласитесь, такие сведения — это немного лишнее даже для члена крупного клана.
— Да это смертный приговор, — хмыкнул я. — Не перехватят спецслужбы, так достанут террористы, никакой клан не поможет.
— Увы, — кивнул Малкольм. Я посмотрел на него с ужасом, отхлебнул еще виски и все-таки спросил:
— Значит, идет охота за кодом?
— За кодовым ключом.
— А зачем убили Эпплбаума?
Харт растянул губы в улыбке.
— А вот это вы мне скажите, детектив-инспектор. Если бы я знал, я бы не обратился к вам.
Я покачал головой.
— Все-таки где-то вы врете.
— Ну, ну... — рассмеялся он. — Это слишком громкое заявление.
— Да мне плевать, — искренне поделился я. — Вы что-то недоговариваете, и это — самое главное. Лерозо исчез уже почти двое суток назад, а пока еще ни один континент не взлетел на воздух. Это значит...
Я со значением посмотрел на него. Малкольм достал из кармана пачку, вынул одну сигаретку и изящно прикурил, обернувшись ко мне в профиль. У него красивый профиль, подумал я невпопад. Не то что у его брата. Может быть, они даже не родные. А может быть, ни черта они и не братья, Харту верить...
— Это значит, что его код не сработал, — сказал я.
— Это значит, что у предполагаемого террориста не получилось его испробовать, — неохотно проговорил Малкольм. — Чтобы попасть в командный пункт, тоже требуется определенный код.
— Современный электронный замок? — хмыкнул я. Малкольм пренебрежительно выпустил дым.
— Ему лет десять, вряд ли этот замок можно назвать современным. Но в сочетании с сейфовыми дверями он достаточно надежен.
— Лучше бы вы ядерные заряды сняли, чем двери ставили, — проворчал я, тоже чувствуя непреодолимое желание закурить. Малкольм снова выдохнул и очень выразительно посмотрел на меня искоса. Ладно...
— Ладно, — сказал я. Голова у меня просто раскалывалась. — Хорошо. Но я не понимаю, зачем убивать Эпплбаума, да еще и воровать у него ноутбук... Он знал код доступа в командный пункт?
— У него украли ноутбук? — медленно переспросил Малкольм, оборачиваясь ко мне. Я кивнул, не понимая, к чему он клонит.
— Занятно, — пробормотал он и снова затянулся. — Очень занятно. Убийство, тем более кровавое, грязное, замкнутое пространство, паника, естественное желание выйти на связь с большим миром. Если на острове есть тот, кто знает код доступа в командный пункт, он воспользуется возможностью проникнуть в единственное место на острове, оборудованное работающей системой радиосвязи.
— Ну и кто знает этот код? — спросил я, уже подозревая, каким будет ответ.
— Я, разумеется, — вздохнул Малкольм.
Ну разумеется. Разумеется! Я снова испытал невыносимое желание чем-то стукнуть Харта по физиономии и уже привычно подавил его. Ладно. Хорошо. Только при чем здесь ноутбук? Я уже собирался задать этот вопрос, как за наш столик буквально рухнул владелец острова и пары ядерных боеголовок Алек Равенс. Лица на нем не было.
— Я нашел его, — сказал он со страданием. — Нашел господина Лерозо.
— Где? — спросили мы с Малкольмом хором.
— В ящике для льда, — прошептал Равенс. — Искал свободный морозильный ларь для покойного Эпплбаума, пошел на пляж, чертов Ральф куда-то запропастился, пришлось самому искать... А он там. Уже заиндевевший.
— Ну, кое-что начинает проясняться, — невыразимо довольным тоном заявил Малкольм.
— Мне нужно его осмотреть, — сказал я и добавил. — В присутствии фельдшера, естественно. Харт идет со мной, ни на шаг не отходит, вам понятно, Малкольм? Ни на шаг.
— Более чем, — елейно улыбнулся Харт. А Равенс всхлипнул и трясущейся рукой потянулся за его сигаретами.
Уже почти смеркалось, когда мы с Малкольмом Хартом вышли на восточное побережье острова Кракена. Это была давно заброшенная бухта с прогнившим от старости деревянным причалом.
— Возьми, — сказал Малкольм, останавливаясь около круглой бетонной проплешины в траве, и протянул мне пистолет. Настоящий, вороненый зиг-зауэр, будто фокусник вытащил кролика из шляпы.
— Что... Откуда у тебя?..
Малкольм даже не стал закатывать глаз, вздыхать и выполнять прочие милые его сердцу кунштюки.
— На острове убийца и террорист, возможно, не один, — сказал он устало. — Возьми, Грегори. Надеюсь, ты умеешь стрелять.
— Умею. Но никогда не пробовал делать это с живыми людьми. Почему ты думаешь, что он не один?
— Я сказал, возможно, не один. А тебе кажется, что оба убийства совершил один и тот же человек?
— Не вижу причин умножать сущности. Они даже убиты похожим способом.
Малкольм с сомнением хмыкнул.
— Что? Дырка в голове у того и у другого!
— Грегори, не разочаровывай меня. Лерозо погиб случайно, удар по черепу снизу, он упал на что-то, возможно, в ходе драки, но не был убит преднамеренно. Эпплбауму разнесли голову пятикилограммовой лампой, во сне, вряд ли потому, что лампа случайно выпала из рук. Ничего общего.
Я пожал плечами и запихнул зиг-зауэр в карман джинсовых шорт. Выглядело это глупо, но других вариантов не было.
— Общее то, что в обоих случаях у убийцы не было никакого оружия. По крайней мере, теперь я могу почти с уверенностью сказать, что это не ты их пришил. У тебя пистолет. Глупо не использовать пистолет, когда он есть.
Малкольм посмотрел на меня с сомнением, и я вздохнул.
— Да, я шучу. Черт возьми, я двадцать лет работаю в полиции! Я разбираюсь в таких вещах.
— И уверен, что убийца один?
— Нет, — вынужден был признать я. — Ни в чем я не уверен.
— А в том, что их убил не я?
— Ну... По крайней мере эту точку зрения я буду отстаивать до последнего.
Малкольм негромко рассмеялся.
— Боюсь, только до тех пор, пока не появятся новые улики, указывающие на мою причастность.
Я посмотрел на него искоса и ничего не ответил. Только минут через десять, когда мы обошли бетонную проплешину и добрались до маленького заросшего бугорка, спрятавшегося в тени кустарника, я все-таки спросил:
— Кто ты такой, Малкольм?
— Это то, что тебя действительно интересует? Не что нас ждет внизу, а кто я такой?
— Ну, — вздохнул я и пнул кусок дерна, сбивая его с бетонной надолбы. — Что нас ждет, я и так узнаю довольно скоро. А вот кто ты такой, при определенных обстоятельствах рискую так и не узнать.
— Не только ты, — мягко ответил мне Малкольм, улыбаясь. Я стоял рядом с ним, опускались быстрые тропические сумерки, под нами стыли этажи давно заброшенных ракетных шахт, смертоносная начинка которых способна разнести всю Британию в пыль. Мой карман оттягивал пистолет, голова моя гудела от усталости, а я думал о том, как бы так поцеловать Малкольма, чтобы это не выглядело как кадр из низкобюджетного боевика. Знаете, где измазанный в саже мускулистый главный герой в одной майке притягивает к себе такую же чумазую красотку вместо того, чтобы отстреливаться от зомби или бегом бежать от взрыва. Не хочется выглядеть придурком. Но пока я раздумывал, он шагнул ко мне сам, легко обнимая, кладя ладони на бедра и притягивая ближе...
— А теперь это похоже на романтическую мелодраму, — пробормотал я, когда он отстранился.
— Закат, море, ядерный ракетный комплекс, — покивал Малкольм. — Да, ты прав.
Я не выдержал и рассмеялся, хлопая его по плечу.
— Ну, пойдем, что ли.
Вдвоем мы быстро расчистили от нанесенного песка и травы овальный люк, причем, видно было, что кто-то уже убрал большую часть мусора, по крайней мере клавиатура электронного замка была почти чистой. Малкольм по памяти вбил длинный код, после чего в крышке люка что-то щелкнуло и у нас получилось откатить тяжеленную плиту.
Только мы, осторожно и держась за края люка, пробрались внутрь, как тут же раздался легкий треск, и в подземелье включился серый, мигающий свет. Я остановился от неожиданности, но Малкольм нетерпеливо толкнул меня в спину. Сразу за люком начиналась достаточно широкая и пологая лестница вниз, по которой мы стали спускаться.
— Откуда освещение? — спросил я, с интересом разглядывая выкрашенные яркими пятнами масляной краски стены.
— Оттуда же, откуда и все электричество на острове. Подземный энергоблок. Я бы не сказал, что нашему другу Равенсу так уж не повезло с наследством.
Я невольно присвистнул.
Лестница привела нас к гермодвери, за которой последовало несколько заставленных оборудованием комнат, коридор с нечитаемыми надписями по стенам…
— Чувствую себя диггером, — пожаловался я, когда мы остановились перед очередной дверью. На ней тоже красовался электронный замок. Малкольм молча набрал код, мы прошли дальше, и еще одна дверь, еще один код и шипение сервоприводов — толстенная металлическая пластина отошла в сторону...
Я довольно быстро потерял ориентацию и не слишком понимал, куда мы идем. Двери, коридоры, моргающие какие-то датчики, ярко раскрашенные перила, пахнущие металлом темные серые стены, а потом лестницы, лестницы и лестницы — вниз, этаж за этажом, из одного круглого, забитого аппаратурой помещения в другое.
— Неужели все до сих пор работает? — спросил я, когда мы ненадолго остановились на третьем уровне. Малкольм быстро перебросил пару каких-то верньеров, нажал несколько кнопок, и мы продолжили спуск.
— Работает, — сдержанно ответил он, тяжело ступая по крутой металлической лесенке. От уровня к уровню он терял всю свою благожелательность, и, в общем-то, я его понимал. Обстановка угнетала. Тесные помещения, будто вымершие десятилетия назад, полуметровой толщины стены, выкрашенный глянцевой облупившейся краской металл и бог знает уже сколько этажей над головой — когда мы наконец добрались до командного пункта, я сбился со счета.
Малкольм с едва слышным стоном упал на стул. Выглядел он неважно — красное лицо, капли пота. Я, наверное, смотрелся немногим лучше, ноги после спуска с непривычки гудели. Было душновато, хоть и слышался тихий свист вентиляции. Я осмотрелся по сторонам и нашел люк, ведущий наружу, на внешнюю сторону подвешенной в шахте грандиозной многоярусной капсулы. Отпер его и глянул вверх, но ничего не увидел: темнота была непроглядная, тут почему-то освещение не работало. А может, в шахте его и не предполагалось. Я пошарил по скользкой от сырости стене капсулы и наткнулся пальцами на металлический поручень лестницы. И тут же в ладони эхом отдалось: «Бум! Бум! Бум!» — лестница вибрировала от неритмичных толчков.
— Их и правда двое, — сказал я, прикрыв за собой люк. Меня немного потряхивало от нервного возбуждения. Малкольм, который так и сидел на стуле, приоткрыл один глаз и поморщился.
— Плохо.
— Мы справимся, — пообещал я уверенно, и Малкольм хмыкнул. Он наконец поднялся и повернулся к пультам управления — серо-бежевым, усыпанным непонятными шкалами, кнопками и индикаторами, очень похожими на декорации из классического «Доктора Кто». Уверенно нажал несколько кнопок, и тут же загорелись маленькие черно-белые экраны, вмонтированные в стены. На большинстве из них были видны только внутренности пройденных нами пустых помещений командного пункта, но четыре, установленные над самим пультом, явно транслировали картинку с наружных камер наблюдения. Вот пустынное побережье неподалеку от заброшенной бухты. Вот уголок сада с пышной и чересчур большой клумбой. Вот какие-то задворки, вероятно, техническое помещение с явственно видимой огороженной забором круглой дырой в земле, прикрытой просевшим брезентом. А вот — поляна перед замком, где уже собираются отдыхающие — в легких нарядах, с бокалами в руках, работает сразу два бара, наверняка играет музыка, кто-то уже танцует, и горят развешенные по фасаду замка и деревьям гирлянды. Праздник, вспомнил я. Равенс говорил, что в пятницу тут какой-то праздник. Вовремя вы приехали, инспектор, вот что он сказал. Действительно, очень даже вовремя. Наверное, это глупо, но я и в самом деле ни секунды не жалел — ни о решении отправиться в отпуск, ни о встрече с Малкольмом. Ни даже о той заварушке, в которую я благодаря ему вляпался.
Позади нас глухо звякнуло железо, и высокий женский голос потребовал:
— Шаг назад! Руки! Вверх руки!
Мы синхронно вскинули руки ладонями вверх и переглянулись. На лице Малькольма было написано вежливое недоумение, и это выражение мне очень не понравилось.
— Повернитесь! — приказал тот же голос, и мы медленно развернулись к госпоже Танака и ее бойфренду — высоченному хмурому азиату. Они оба были одеты в пятнистые комбинезоны, выглядело это настолько нелепо и внезапно, что я даже не сразу увидел направленное на нас дуло пистолета. Пистолет держал бойфренд, сама же Танака обеими руками цеплялась за поручни люка, будто боялась выпустить их. Лицо ее было белее мела.
— Добрый вечер, Ямино, — вежливо улыбнулся Малкольм. — Какая неожиданная встреча.
— Меня зовут Дуонг Пэ, — ответила она, резко мотнув головой и не сводя глаз с Малкольма.
— Вот как, — вздохнул он. — Это многое объясняет.
— Зря вы спустились на двенадцатый уровень, господин Харт. Все, что вам нужно, вы могли найти выше.
— Позвольте с вами не согласиться, милая леди...
— Замолчите. И отойдите от пульта. Оба.
Мы шагнули в разные стороны. Дуло пистолета в руках молчаливого бойфренда дернулось, но потом уверенно двинулось вслед за Малкольмом. Отлично. Я сглотнул и сделал еще один маленький шажок вбок, полностью выходя из зоны поражения. Малкольм застыл на месте, с отеческой печалью глядя на госпожу Танака. То есть, Дуонг Пэ. Что из этого имя, что фамилия? Ничего не понимаю в этих азиатских именах. А вот Малкольм, кажется, понимает, более чем. Или просто знает эту дамочку.
— Могу я поинтересоваться, какую цель вы преследуете? — спросил он, наблюдая, как Дуонг Пэ быстро и четко, как он сам несколько минут назад, нажимает кнопки и крутит верньеры. Будто всю жизнь занималась тем, что запускала ядерные ракеты.
— Наша цель всегда одна, — твердо ответила она. — Следовать идеям чучхе и противостоять империализму и доминационизму, посягающим на самостоятельность нашего народа. И других стран.
— С помощью чужого ядерного оружия?
Она прерывисто вздохнула и достала из кармана, господи, настоящую дискету, пятидюймовую, я и не думал, что такие еще где-то сохранились...
— Это оружие принадлежит народу, — сказала Дуонг Пэ и аккуратно вставила дискету в незамеченный мною прежде разъем. Тут же загорелось несколько новых лампочек, замигали индикаторы и загудело, низко зарокотало что-то вдалеке.
— Вот, — сказала она почти растерянно, отступая. — Теперь нужно...
— Можно вас прервать на секунду? — осведомился Малкольм. — Раз уж вы собираетесь устроить Апокалипсис прямо сегодня, мне хотелось бы узнать, каким образом в ваши руки попала информация о ракетном комплексе, и жив ли еще бедолага Ральф Хинкус?
Дуонг Пэ нервно сглотнула и покачала головой.
— Это неважно. Все неважно. Через несколько часов этот остров перестанет существовать вместе со всеми... Со всеми нами. Цели наведены. Как только Штаты узнают, будет нанесен удар возмездия. Маленький архипелаг, далеко от материка, почти никто не пострадает.
— Боюсь, вы слабо себе представляете последствия от пяти взрывов подобной мощности... — Малкольм покачал головой, сочувственно хмурясь. — Скажите, Дуонг. Ведь вы приняли это решение, не согласовав его со старшим по званию? Вы уверены, что ваши действия соответствуют линии партии?
— Я...
— Как давно вы живете в Японии? Готов поспорить, что вас никто не уполномочивал принимать решения такой важности. Какова ваша задача? Мелкий шпионаж? И вы собираетесь взять на себя ответственность за начало третьей мировой войны?
— Войны не будет! — почти крикнула Дуонг Пэ, ее голос звенел на грани истерики. — Соединенные Штаты будут в руинах. Они перестанут вмешиваться... Они не станут больше... Не пострадают невиновные. Никто не свяжет это с моей страной.
— Уж будьте покойны, свяжут, — уверил ее Малкольм и кивнул на один из экранов, с пустынной бухтой и ровным, до горизонта, океаном. Небольшая черная точка появилась в углу слева, а затем еще и еще одна, и я наконец с облегчением выдохнул — это были полицейские катера с их узнаваемой раскраской — черным бортом с белой полосой.
Дуонг Пэ ахнула и пробормотала несколько слов по-корейски, ее бойфренд рыкнул и добавил что-то, судя по его лицу, мало цензурное.
— Я все-таки задержался на третьем ярусе, — любезно поделился Малкольм. — Достаточно, чтобы отправить сигнал тревоги по закрытому каналу и настроить передатчик на непрерывную работу. Звук из этого помещения транслируется, госпожа Пэ, ровно с того момента, как вы здесь так драматично появились.
Он кивнул на боковую панель, где под неприметным верньером дрожал бегущий зигзаг частотной модуляции.
— Стоит вам только инициировать запуск, — наставительным тоном продолжал Малькольм, — как тут же будет нанесен удар возмездия, но не по ни в чем неповинной Табии, а по Чосон, народ которой и не подозревает об угрозе... Пожалуй, в этом случае вы останетесь одной из очень немногих выживших представителей своего народа. Я даже думаю, что суд, который состоится сразу же после оказания первой помощи всем нуждающимся, оставит вас в живых и обеспечит, чтобы вы прожили долгую жизнь, полную воспоминаний и сожалений...
Дуонг Пэ, все это время молча кусавшая губы, не сводя глаз с Малькольма, внезапно повернулась к своему напарнику и что-то крикнула, я рванул из кармана пистолет, но не успел — грянул выстрел. Уже в следующую секунду выстрелил и я, и безымянный корейский бойфренд дернулся и выронил оружие из перебитой руки. Это его не остановило, он попер на меня — с белым от боли лицом, с раззявленным ртом, размахивая конечностями. Слава богу, мне даже стрелять второй раз не пришлось — Малкольм довольно экономно огрел несостоявшегося террориста по затылку стулом.
— Что? — спросил я сразу же, как только снял с себя рухнувшую тушу и уложил на пол. Малкольм, уже сидевший на корточках рядом с телом госпожи Пэ, покачал головой и поднялся. Ну, собственно, шансов и не было — дырка прямо посередине лба.
— Это было... — начал я, пытаясь отдышаться. — Это было...
— Увлекательно?
— Пожалуй, — согласился я и сел прямо на пол. Меня начал бить озноб, накатила удушливая слабость.
— Ну, ну, — пробормотал Малкольм, усаживаясь рядом со мной и приваливаясь плечом к плечу. — Не раскисайте, Грегори. Нам еще объяснять все произошедшее полиции.
Я застонал, представив себе это. В тот момент я искренне ненавидел полицию, особенно местную.
Несмотря на все усилия Алека Равенса, никакого праздника на острове Кракена в тот день не получилось: полиция сначала опросила всех вольных и невольных свидетелей, а затем все отдыхающие и персонал были эвакуированы на Табию. Меня, вопреки ожиданиям, почти не мучили, я за полтора часа рассказал обо всем, чему был свидетелем, передал все сделанные записи о найденных уликах и снятых показаниях, после чего мне настоятельно порекомендовали ближайшим же рейсом отправляться домой. Я так и поступил.
С Малкольмом мне попрощаться не удалось. Я не слишком переживал по этому поводу, будучи уверенным, что уж он-то найдет меня в Лондоне, когда вернется. Если захочет.
Через два месяца я решил, что, вероятно, уже не захочет. Не знаю, я, кажется, даже особенно не переживал по этому поводу: все произошедшее чем дальше, тем сильней напоминало яркий, стремительный и бессмысленный по пробуждению сон. Я так толком и не понял, что тогда произошло на острове, вокруг чего закрутилась основная интрига. Несколько недель я тщательно просматривал все новости, надеясь найти отголоски произошедшего, но газеты, телевизор, интернет — все молчали. Удалось найти только небольшую заметку о трагической гибели популярной японской актрисы Ямино Танака; в статье говорилось, что девушка и ее жених, имя которого не называлось, утонули, катаясь на лодке во время шторма. А самое интересное, что нигде во всем интернете я не мог найти даже упоминаний об острове Кракена. Будто бы не было и нет его в архипелаге Табия. Будто бы не было и нет его хозяина Алека Равенса и, тем более, постоянного гостя Малкольма Харта...
Я вернулся домой, помирился с Лорой. Вышел на работу, так и не догуляв свой законный отпуск. Хорошо хоть деньги за испорченный отдых мне вернули, даже с довеском в качестве моральной компенсации. Мы запланировали новый отпуск вместе, в декабре, решили съездить на Рождество в Сомерсет. У нас все было даже неплохо, Лора вроде бы взяла себя в руки, и жизнь с ней в одном доме перестала казаться сущим кошмаром...
А в начале ноября все снова перевернулось с ног на голову. На очередное место преступления заявился некто по имени Шерлок Холмс, чертовски наблюдательный парень с таким отвратительным характером, что даже я, человек довольно выдержанный, иногда чувствовал сильное искушение заехать ему по физиономии. Чрезвычайно знакомой физиономии с коротким вздернутым носом, странным разрезом глаз и скошенным назад, как у рептилии, лбом.
— Холмс, — спросил я как-то, не выдержав. — У вас случайно нет брата?
— Высокий лысеющий тип с длинным носом, противной ухмылкой и бородавкой на щеке? — спросил тот, не отрываясь от разглядывания уха трупа. — Судя по состоянию жучков в квартире, он регулярно получает отчеты обо мне, Лестрейд. Не реже, чем раз в две недели. Так что он жив и, возможно, здоров.
Он выпрямился и посмотрел на меня, как дрозд смотрит на копошащегося в коре не слишком аппетитного червяка.
— Майкрофт сейчас где-то в Азии. На вашем месте я бы выбрал кого-нибудь более... приятного, инспектор.
Майкрофт... Черт возьми. И я еще думал, что Малкольм — выпендрежное имя.
— На мой взгляд он вполне приятен, — пробормотал я под скептическим взглядом Холмса и все-таки рискнул спросить. — Чем он занимается? Там, в Азии?
Холмс пожал плечами, стремительно теряя интерес к разговору.
— Развязывает войну или предотвращает ее... Как обычно. Скука.
И отвернулся к своему трупу.
А еще через месяц, как раз когда Лора уже купила подарки моим родителям и сестрам, когда мы уже забронировали билеты в Сомерсет и всем сказали, что приедем на Рождество, Майкрофт Холмс появился. Он ждал меня около здания Скотланд-Ярда, стоял, весь такой элегантный, в пальто и с зонтиком рядом с черным «Ягуаром».
— Привет, Майкрофт, — сказал я, подходя.
— Добрый вечер, Грегори, — улыбнулся он. — Слышал, ты в последнее время довольно тесно сотрудничаешь с моим братом.
— Ну, не так тесно, как с тобой, — хмыкнул я. Майкрофт кивнул.
— Хотел извиниться за то, что исчез и не напоминал о себе все это время.
— Знаешь, — честно сказал я, — извинений тут маловато будет, вообще-то. Я уже думал, что мне все произошедшее привиделось.
— Да, — он кивнул. — Понимаю. Это не слишком приятно.
— Мягко сказано.
— Готов искупить свое недостойное поведение.
— Чем это? — спросил я заинтересованно. Он предвкушающе ухмыльнулся и едва заметно придвинулся ко мне.
— А чего бы ты хотел?
— Информации, Майкрофт Холмс, — сказал я, отступая на шаг. — Ты мне задолжал кучу объяснений, без которых дальнейшее общение с тобой бессмысленно.
Он вздохнул.
— Хорошо.
— Хорошо?
— Хорошо, — повторил Майкрофт. — Но с двумя условиями. Во-первых, это конфиденциальная информация, которая не должна уйти дальше тебя.
— Годится, — быстро сказал я. — Какое второе условие?
— Отпуск. Две недели в моей компании на острове Кракена. Вылет в понедельник, твое начальство в курсе и готово предоставить тебе отгул.
Я потер лоб, пытаясь собраться с мыслями.
— Вообще-то мы с женой собирались... — начал было я, но осекся. Кому я вру, вся наша жизнь с Лорой в эти месяцы была не больше, чем паршивой имитацией семейного счастья. Мы так отчаянно пытались сделать вид, будто все нормально, что сами иногда верили в свои потуги. Не то чтобы с Малкольмом… то есть, Майкрофтом мне светило безмятежное счастье, но по крайней мере то, что происходило между нами, было живым, а не напоминало гальванизируемый труп.
— Ладно, — сказал я. И Майкрофт с облегчением улыбнулся.