***
Италия всегда была особым случаем. В отличие от мира, который утопал в хаосе с момента появления первого ребенка с причудой, власти Италии сказали: «Хорошо», и управление страной в свои руки взяла мафия, давно знакомая с этим и тщательно хранившая секрет причуд на протяжении веков. Беспорядки были взяты под контроль, сильная власть Альянса и многочисленные связи быстро усмирили даже самых ретивых, а новички, не знавшие толком и не умевшие пользоваться пока еще новыми для них способностями, не смогли дать отпор многочисленным разработкам мафии. Страна беззакония? Отнюдь. Налаженная вековая система не дала сбоев, и на улицах Сицилии царил покой, жестко контролируемый, но покой. Особо одаренные дети всегда были под пристальным надзором господ теневого мира, большинство которых осталось за кулисами, а потому крупных проблем обычно не возникало. Тем больше потряс всех инцидент на западе страны, когда небольшие беспорядки, устроенные борцами «за свободную от гнета жизнь», закончились кровопролитием. Три десятка сожженных тел навсегда врезались в память Всемогущего, который был в командировке. — Они были гражданскими, недовольными, но гражданскими, — тогда прохрипел он, ослабляя галстук и пытаясь придти в себя. Мужчина перевел на него взгляд стальных холодных глаз, протянул стакан воды и твердо ответил шокированному мужчине, прислонившемуся спиной к холодной стене: — Они были радикалами, которые напали первыми с вполне четкими намерениями, — спокойно, будто по инструкции, произнес он, делая глоток из стаканчика с освежающим лимонадом. — Ты здесь в командировке и не должен геройствовать. Забудь, это вне твоей компетенции. — Но, — прохрипел все еще дезориентированный Тошинори, — их можно было обездвижить, в конце концов, это же люди… эти смерти… — Это Италия, — снисходительно усмехнулся Орсин. — Здесь правят не тот режим и не те правила, к которым ты привык, — мужчина сделал еще один глоток и спокойно закончил, утягивая Тошинори вверх по улице за собой: — Мафия. — Единственная страна, где правят злоде… — он не смог закончить, зацепившись взглядом за одну из фигур, идущих мимо них. Молодой мужчина с мягкой улыбкой и спокойным взглядом глубоких карих глаз говорил с главой расследования, отвечающим юноше по всей форме и протоколу. «Такой хрупкий — и такой вес ответственности на его плечах, наверняка», — подумал Тошинори, и в этот момент заметил яркий язычок пламени, мелькнувший в волосах молодого человека. — Кто это был? — спустя пару кварталов наконец спросил Яги своего спутника, — и не говори, что не заметил его. Мужчина с сожалением выкинул пустой стаканчик, качнул головой, осматривая улицу в поисках нового кафе и неохотно ответил: — Только потому, что ты весь такой герой мирового класса, да и по старой дружбе, отвечу, — Орсин недовольно замолчал. — Мы были так близко только из-за уровня допуска, о таком говорить не принято, — на нетерпеливый взгляд Тошинори Орсин довольно мрачно взглянул на него, выдохнул и резко закончил: — де-юре — скромный владелец виноделен на севере страны, де-факто — глава этой страны. Глава Вонголы. Спустя пятнадцать лет он до сих пор вспоминает эти тела с ужасом: они снятся ему в кошмарах. С тех пор он всегда говорит, что спасет всех. И плевать, в его они компетенции или нет. Жизни есть жизни. Пускай его тело отказывает, но он всегда сможет передать этот огонь и эстафету молодым, ярким пылающим добрым сердцам, которые также, как и он, обязательно постараются спасти как можно больше людей. Мужчина внимательно смотрит на Мидорию с каким-то уважением и еле заметным восхищением: столь упорен, хотя и абсолютно бессилен против людей с причудой. Мальчик не щадит тела, бегает круг за кругом, выносит груды металлолома с пляжа и продолжает это делать снова и снова, день ото дня. Наблюдая внимательно за подростком, Тошинори понимает, что хрупкая фигура что-то отчаянно ему напоминает, но он тут же отбрасывает эту мысль — сколько людей было в его жизни и как давно это могло быть? Совпадение — не более, этот мальчик сейчас прямо здесь и перед ним, переполненный своей решимостью и желанием идти вперед. Однажды разговор заходит о родителях. — Твои отец и мать не будут против? — строго спрашивает Яги, внимательно следя за Мидорией. — Про-герой — это не шутки, твои родители готовы к этому? Мальчик пожимает хрупкими плечами, ерошит мягкие зеленые волосы на затылке, которые торчат во все стороны, и мягко смотрит на Всемогущего. Холодок беспамятного узнавания бежит по его спине, но он не может вспомнить, откуда знает этот взгляд. — У меня нет родственников, я живу только с матерью. Она всегда знала, что это моя мечта, и против не будет, — подросток замолкает и вскользь замечает: — Хотя иногда приезжает дальний родственник, редко правда, — с каким-то теплом заканчивает Изуку, и Всемогущий смущается своей строгости. — Он дорог тебе? — мягко замечает мужчина. — Очень, — без сомнений отвечает ребенок перед ним и снова ерошит торчащие во все стороны мягкие зеленые волосы.***
Этот человек. Старше, сильнее, увереннее, еще спокойнее. И стоит прямо перед ним, в холле его Академии. Молодой мужчина в строгом костюме чуть наклоняет голову и спрашивает Тошинори на чистейшем японском без единого намека на итальянский акцент: — У вас все в порядке? — голос мужчины мягок и глубок, успокаивает, как и все в нем — даже костюм не портит этот облик. — Что вы… — напряженно начинает Яги, но тут же замолкает, не в силах подобрать слов. Мужчина кажется удивленным, он передает папки своему, по-видимому, секретарю, сверяет время, взглянув на экран телефона, и заинтересованно спрашивает: — Мы знакомы? — в теплом голосе мелькают нотки удивления, а глаза не изменяют своего выражения. — Я преподаватель данного учебного заведения, — представляется герой. — Могу ли я узнать цель вашего визита?.. — глотает он не произнесенное «господин злодей», пряча кипящие внутри него возмущение и страх. Он уже использовал сегодня свои силы, и мало как сможет помочь теперь. Что он вообще может сделать в своем нынешнем состоянии? Однако злодей теперь улыбается, как-то невероятно неподдельно радостно и тепло, снова берет папку из рук секретаря, одновременно с этим убирая в карман телефон, и с еще большим теплом в голосе отвечает: — Приехал забрать племянника на домашнее обучение, — мягко отвечает мужчина, — Изуку Мидорию. Мир качнулся куда-то в сторону, Всемогущий сложил руки на груди и внимательно посмотрел на человека перед ним — на секунду перед глазами мелькнули мертвые тела и эфемерно почувствовался запах горелой плоти. Тошинори еще раз внимательно взглянул на человека с мягкой и даже хрупкой внешностью перед ним: тонкие итальянские черты смешались с резкими японскими, сглаживая их. От человека перед ним шли совсем не эфемерные волны тепла: казалось, коснись и сгоришь. На секунду перед глазами Всемогущего промелькнул куда более высокий силуэт с пламенной маской на глазах: что-то большее, что-то настолько значимое, что осознать было невозможно. — Насколько мне известно, — начал он тихо, но твердо, стараясь стоять на своем, — у этого студента нет никого, кроме ма… Он не успел закончить, как совсем рядом раздался звонкий, переполненный удивлением голос его ученика. Мидория почти выронил учебник, кое-как успев перехватить его над самой землей, но все равно не мог оторвать взгляда от молодого мужчины, стоящего рядом с учителем. — Дядя? — спросил мальчик, не решаясь что-то предпринять. — Мама ничего не говорила о том, что ты собираешься приехать. Не обращая внимания на замершего Тошинори, глава Вонголы быстрым шагом преодолел разделяющее его и подростка расстояние. Мужчина обнял замершего от удивления ребенка, растрепал зеленые волосы и тихо рассмеялся: — Совсем заметался и забыл позвонить, — взглянув на счастливое лицо подростка, мужчина крепче обнял его. — Как же ты вырос. — Но почему ты, — Мидория обвел взглядом холл административного здания, — здесь? Лицо мужчины тут же снова стало невозмутимым, он отстранился от племянника, еще раз растрепав его волосы. Кинул все еще немного заинтересованный взгляд на Тошинори, взор которого был непривычно мрачен, и ответил ребенку: — Думаю, будет лучше, если расскажу дома, — он уже собирался сделать шаг по направлению к кабинету директора, как его остановили. — Вы не можете забрать документы об обучении ученика без согласия его опекуна, — внезапно заговорил Всемогущий, следя за реакций мужчины. Итальянец чуть приподнял папку, тепло улыбнувшись растерянному ребенку, который отошел на шаг от него, крепко прижимая к себе учебник и со всей силы цепляясь за сумку с геройской формой: — Документы… об обучении? — подрагивающим голосом начал ребенок. — Оно здесь, — кивнул мужчина на папку. — Обсудим все дома, — тон его стал чуть прохладнее, и Тошинори внезапно почувствовал, как безликая фигура в пламенной маске обратила на него свой взор, — не думаю, что дела семьи касаются кого-то еще. Смотря на хрупкий силуэт застывшего преемника, Тошинори, как и пятнадцать лет назад, прислонился к стене, ослабляя галстук. Внутри мелькнуло осознание, и плечи про-героя чуть дрогнули. Вот кого его преемник напоминал столь сильно. Преемник. Он опять абсолютно бессилен и не властен над ситуацией. «Это вне твоей компетенции», — вспомнились ненавистные слова. И что теперь ему делать?***
— Черт! — вскрикнул Бакуго. — Не верю! Деку, я не верю, чтобы Инко-сан так просто это позволила! Изуку устало вздохнул, поправил капюшон геройской формы и снова встал в позицию для спарринга. Кацуки пренебрежительно фыркнул, делая резкий рывок вперед, пытаясь заломить руки соперника за спину, но подросток стремительно отклонился назад, тут же заходя сбоку — впрочем, маневр был также безуспешен, как и у его оппонента. — Мама вполне могла, — задумчиво наконец протянул он, — после стольких переломов она действительно боится за меня. — Бред! — яростно воскликнул подросток. — Ты не бросишь это! Пока я не покажу, что лучше подхожу профессии героя, ты не можешь свалить, Деку! Подросток со спокойной улыбкой кивает, снова переходя в наступление, активируя причуду. До конца урока меньше десяти минут, и, может, это последний урок для него вообще. — И, черт побери, я пойду с тобой! — рычит сквозь стиснутые зубы Бакуго. — Я должен это видеть своими глазами. И он уже не так уверен, когда сталкивается с янтарными глазами мужчины напротив. Тот приветливо, совсем как Деку, улыбается, но Кацуки на инстинктах чувствует, что идти против этого «хрупкого» человека перед ним — бессмысленно. Ярость в груди рвется, плавит все внутри, сдерживаемая инстинктом самосохранения, и он все же выдавливает сквозь зубы: — Деку не может уехать, — шипит он тихо, — пока я не докажу… Подросток не успевает закончить. Янтарные глаза напротив него гаснут, и мужчина смеется. Бакуго невольно отшатывается назад, не понимая, что могло вызвать такой приступ веселья, но дядя Мидории внезапно искренне и тепло улыбается ему, ерошит волосы на макушке, как пять минут назад ерошил и на голове Деку, и с какой-то непонятной парню гордостью произносит: — У моего племянника отличный друг, — неожиданно мужчина оказывается слишком близко, произнося так тихо, чтобы только Кацуки и было слышно: — Боишься, да? За него, — он замолкает и добавляет громче: — Думаю, тебе пора домой. Раз у моего племянника такой хороший друг, то этот друг может поехать вместе с ним. И Кацуки уносится прочь, проклиная молодого мужчину. Никто, никто и никогда не должен был узнать… Никто и никогда! Чертов итальянец! Кацуки не знает, как объяснит своей матери, почему собирает вещи и просит передать свои документы абсолютно незнакомому ему человеку, не знает, как объяснить вообще ничего. Особенно то стремное чувство страха в груди. Мидория уезжает. Пропуская перед собой Изуку в дом, Тсунаеши довольно щурится, перебирая дальнейшие варианты событий и прислушиваясь к своей интуиции, а потом беззвучно смеется еще раз: «И где только мой племянник нашел такой превосходный ураган?» В доме семьи Мидория уютно. Кажется, что все пропитано атмосферой семьи, которая живет душа в душу: какие-то фигурки на полках, пара детских рисунков там же и, конечно, с десяток различных фотографий. Привычный уже к этому дому, Тсунаеши направляется сразу на кухню, зная, что Инко невероятно похожа на его мать и никогда не отпустит гостя голодным. Сначала они переговариваются, смеются, обмениваются новостями, в конце концов, Тсунаеши не был у них уже год. Но потом постепенно воцаряется тишина, пока Мидория нервно не произносит: — Мама, ты правда подписала бумаги? — он нерешительно сжимает палочки, так толком и не притронувшись к еде, забыв о ней от волнения. — Да, — Инко взволнованно кивает, накрывает ладонь сына собственной и сжимает, — поверь, так надо. — Я не понимаю! — вскрикивает ребенок. — Ты же всегда знала, что у меня есть мечта! И вот когда я наконец почти смог ее воплотить, когда я ступил на этот путь!.. — У тебя не получится, — внезапно прерывает его спокойный голос дяди, который аккуратно ставит соевый соус на место и поднимает глаза на шокированного племянника. — Есть обстоятельства, которые перекрывают все, — мужчина уверенно добавляет: — Не будь их, все было бы именно так, как ты мечтаешь. — Потому что я был беспричудным? — вскидывает голову Изуку. — Но сейчас у меня есть причуда! Он взволнован и опустошен: никогда бы и не думал, что услышит подобные слова от столь близкого человека. Мир перед глазами накреняется в сторону, трещит по швам, и он невольно вспоминает, как дядя, когда Изуку еще был совсем маленьким, подбрасывал его в воздух и счастливо улыбался, как ругалась потом мама. Он был ему почти как отец. — Нет, — твердо и без сомнений произносит дядя, — дело не в этом. Даже без причуды ты бы стал превосходным героем. Мидория перевел взгляд на мать, которая сдерживает подбирающиеся все ближе и ближе слезы. Как обычно, быстро поддающаяся эмоциям, она изо всех сил продолжает сжимать руку сына. — Я знала обо всем, — добавляет Инко, не смотря на него, будто боясь, — хотела дать тебе время насладиться этим, пока есть шанс… Мидория вскакивает из-за стола и подходит к своей комнате. Он решительно распахивает дверь, выжидающе смотрит на родственника уверенными глубокими зелеными глазами, нервно теребит край формы Академии и твердо произносит: — Расскажи мне все. Хочу узнать все от тебя. Дядя медленно встает из-за стола, будто пытается растянуть время до точки невозврата, и мрачно кивает. Он проверяет телефон, ставит его на беззвучный режим и заходит в комнату вслед за подростком, который решительно захлопывает дверь. Мужчина смотрит на племянника изучающе, будто пытается подобраться поближе к его мыслям, разгадать их, а потом кивает сам себе. — Что ты знаешь об Италии? — издали начинает дядя, прислонившись к одной из ярких стен спальни. — Страна, которой правят злодеи, — нерешительно начинает Изуку, а потом неловко смеется и признается: — У меня не очень высокие баллы по географии. Дядя медленно кивает, тихо шепчет себе под нос: «Это будет сложнее, чем я думал» — и наконец начинает свою речь, не отрывая взгляда от настороженного племянника: — Не совсем верное понятие. Формально Италией правит президент, который и представляет политику страны. Однако, — он на секунду запинается, собираясь с силами, — на деле Италией управляет Альянс семей, — на непонимающий взгляд Мидории, мужчина поясняет: — Мафия. — Все равно не понимаю, какое отношение ты имеешь к этому, — Изуку качает головой. — Ты владелец виноделен, а не… — подросток замолкает. — Ты же шутишь? Дыхание у юноши перехватывает, мир накреняется в сторону еще сильнее: слышится эфемерный звон разбитого стекла и крики людей, как во время нападения на них в Академии. «Италией правят злодеи». Тогда его дядя…мужчина перед ним. Подросток задерживает дыхание и не может вымолвить и слова. Тсунаеши устало вздыхает, роется в карманах брюк, находя наконец зажигалку с выгравированным на ней каким-то гербом, и нервно закуривает, пряча зажигалку в карман — а сам подросток понимает, что не время возражать. Он правда нервничает. Мидория никогда не видел дядю курящим. — Верно, — дядя выпускает в сторону облачко дыма, — я один из глав семей Альянса, и я приехал, чтобы забрать тебя в Италию. — Нет! — решительно вскрикивает Изуку, отшатываясь в сторону. — Нет! Я не понимаю… Тсунаеши качает головой, тушит сигарету, складывая ее в портсигар, и внимательно смотрит пронзительными, практически янтарными глазами на подростка. Мафиози грустно усмехается, вертит кольцо на пальце и горько произносит: — Поверь, тебе придется, — мужчина тверд. — Этому миру плевать, чего ты хочешь. У тебя нет выбора, — и тихо добавляет: — Как не было и у меня. — Объясни, — требует Изуку, — объясни пожалуйста, скажи, что шутишь! Что угодно! — Нет, — качает упорно головой дядя. — Я Савада Тсунаеши, глава одной из трех крупнейших в Альянсе семей, и мне с этим жить, как и тебе в будущем. Племянник делает шаг назад, упирается в стену и неверяще смотрит на него, вспоминает сводки новостей, что угодно! Что угодно об Италии! Но перед глазами только ровные и пустые полосы газетных заголовков. Италия — тихая страна, не считая теракта пятнадцатилетней давности и горы трупов после него. Италия — тихая страна с военной мощью, превосходящей многих своих соседей, которая существует благодаря бесчисленному числу разработок, появившихся буквально из пустоты. — Почему я? — внезапно спрашивает племянник. — Разве нет других кандидатов? Твои дети? Дядя впервые на его памяти нерешительно молчит, тяжело опускается на яркую кровать и запрокидывает голову вверх, смотря в потолок. Он медленно, будто пытаясь тянуть время, начинает свой рассказ, не смотря на хмурого племянника: — Это произошло впервые, когда мне было шестнадцать. Тогда хранители с главами Альянса будто сговорились и начали твердить о том, что мне нужен наследник, — Тсунаеши сделал паузу и прикрыл глаза. — Я отмахивался пару лет, а потом влюбился в твою тетю. Лукрецию, — его дыхание перехватило, но он быстро взял себя в руки. Впервые дядя Изуку был так эмоционален и открыт перед ним. — Не мог отвести от нее взгляд весь вечер, будто оживший призрак прекрасной леди. Не сразу, но мы полюбили друг друга. Мы не были идеальной парой, бывало и ссорились, однако, не переставали любить друг друга, но… — дядя снова замолк, опуская голову и смотря в стену перед собой, будто борясь внутри. — Тринадцать лет назад она умерла в родах вместе с ребенком. То, что не смогла сделать дюжина киллеров, сделала пара некомпетентных врачей. — Но я не понимаю, — Изуку тихо подсел к дяде и прислонился к нему плечом, поддерживая, — все равно не понимаю. — Больше никого нет — вы мои единственные родственники, не считая родителей, — мужчина тихо рассмеялся. — Ты рос на моих глазах, и в свои редкие визиты я помогал Инко, как мог: иногда материально, а иногда просто помогал с делами. Для меня ты как сын. — Дядя… — Мидория замолчал. — Мне было десять лет, и ты сказал, что когда умрешь, то все, что останется от тебя, станет моим. Ты имел в виду… это? — Именно, — подтвердил Тсунаеши, ероша волосы подростка. — Слухи о наследовании распространяются в мире мафии быстро, да и ты единственный родственник по линии твоей бабушки Аззерры — все равно бы нашли, вышли бы на тебя. Никогда бы не оставили в покое, — дядя покрутил небольшой перстень на пальце и задумчиво проговорил: — Поверь мне, лучше уж жизнь главы, чем вечные застенки в особняках вражеских семей и шантаж. — Совсем никого нет? — обреченно прошептал Изуку. — Дети Занзаса не смогут наследовать, потому что у него самого нет права, — чуть с насмешкой проговорил дядя, — благодаря мне. Как же, черт возьми, иронично. Двадцать лет назад на Конфликте Колец, чтобы выжить, я доказал, что моя кровь сильнее его. У тебя нет выбора, как не было и у меня. Даже его иллюзии. Мидория сделал глубокий вдох, закрыл глаза и не произнес ни слова. Они сидели еще какое-то время, прежде чем подросток нерешительно открыл глаза, которые панически метнулись до двери комнаты: — Хорошо, — тихо ответил ребенок, — хорошо, я поеду с тобой. — Я поддержу тебя, не волнуйся, — добавляет дядя, ероша его волосы снова и облегченно выдыхая, сразу становясь тем самым хорошо знакомым Изуку с детства человеком. — В конце концов, не все и сразу. Тебе с твоим другом еще нужно хотя бы школу закончить. — Ты шутишь! — недоуменно восклицает Мидория. — О нет, он тоже поедет, я уверен, — тихо смеется родственник, утягивая племянника обратно на кухню к взволнованной Инко.***
— А он постарел, — задумчиво тянет Тсуна, разливая вино по бокалам. В главном особняке Вонголы тишина и покой, а комнаты босса закрыты ото всех. Гость недоуменно поднимает бровь и принимает бокал от босса семьи, с наслаждением делая небольшой глоток и утвердительно кивая. — Кто? — произносит низким нетерпеливым голосом гость, аккуратно беря небольшой кусочек сыра к вину. — Всемогущий. Уже не тот, что пятнадцать лет назад, — спокойно отвечает глава Вонголы, — хотя у него хороший преемник. Был хороший преемник. Гость низко смеется, снова делая глоток из бокала. Небольшой зеленый хамелеон, сидящий на шляпе, лениво приоткрывает один глаз, с подозрением осматривает богатую обстановку кабинета и, успокоенный отсутствием угрозы, снова прикрывает его. — Я знал, что ты неспроста решил забрать племянника именно сейчас, — насмешливо произносит Реборн и приподнимает бокал с вином: — За интуицию Вонголы! — Зато так ему точно никто не сможет навредить, — отмахивается Тсунаеши. — Ради его безопасности. — Конечно, — утвердительно и с немалой долей сарказма кивает его бывший репетитор, — я несомненно тебе верю, дорогой ученик. Я действительно хорошо тебя воспитал. Тсунаеши ничего не отвечает и только делает глоток из собственного бокала.