В вечерние часы в кинотеатре царит настоящий хаос, правит которым угрюмая кассирша в маленькой будке, изредка высовывающая в окошко своё крупное лицо, чтобы наорать на подступающую к ней малышню. Уоррен заранее проверил карманы на наличие мелочи, прежде чем не менее раздражённый своей работой дядя погонит его поганой метлой от стенда с попкорном за задержку очереди. В углу зала ожидания двое сорванцов доламывают автомат для выдачи газировки, потому что их мама посчитала затратным делом раскошеливаться на пятый подряд стакан вредной шипучей жидкости.
Жаль её здесь нет.
Нашумевшие премьеры в кинотеатре притягивают к себе внимание всех жителей побережья, за исключением, пожалуй, интровертки Макс, поэтому идея провести вечер в подобном месте вызвала у девушки острое желание сложить свои полномочия лучшей подруги и плавно съехать с темы. Всегда должен быть план Б, в случае Уоррена это Брук Скотт. Они вдвоём настоящие фанаты атмосферных фильмов с космическими монстрами и магией. Уоррен иногда действительно чувствует себя заложником древней магии, заточенной на вечное пребывание в теле девственника-гика, по совместительству неудачника. Если же каверзные догадки верны, то Макс Колфилд — самое мощное проклятие, направленное на ежедневный процесс саморазрушения покорённых её красотой.
Красивая и редкая бабочка. Не твоя бабочка.
Брук бормочет что-то ему на ухо и тянет за руку в сторону оживившейся толпы, разбирающей 3D-очки у входа в кинозал.
Её здесь нет.
Уоррен берёт целое ведро попкорна, будто на конец света запасается, благополучно забывая на кассе сдачу. Сегодня он донельзя рассеянный, опустошённое каменное изваяние с человеческим лицом. Ещё бы на него не глазели, не каждый день увидишь парня, раскрашенного как на День Мертвецов в Мексике.
Она сломала его. Прекрасная голубая морфо выпила его душу до последней капли, поселив внутри пустоту. Зависимость от неё хуже наркотической ломки, которую скромному и правильному Уоррену никогда не доводилось испытывать.
— Зачётный фонарь, — с издёвкой бросает ему странноватый парень в кепке, стоящий со своей девушкой у стены. Дама преспокойно изучает содержимое телефона, пребывая в мире соцсетей.
Неоновая вывеска светит на экран, отражаясь от него прямо в серых глазах глянцевым розовым блеском. Как же парнишке надоело тормошить свою спутницу, если он начинает подбивать клинья к незнакомым людям, неся околесицу. Уоррен не отвечает на откровенную колкость, он выше всяких задир, тем более наученный горьким опытом. Грэхэм думает о Макс. О
не его Макс.
Твоя принцесска быстро слилась, Гейрэм. Имела она тебя и твоих обезьян, задрот.
Голос Нейтана преследует его, насилует его мозг, проигрываясь на повторе, пока Грэм пытается не оттоптать ноги окружающим людям, в том числе Брук. Мерзко осознавать себя слабым и беззащитным созданием, скулящим под яростными ударами больного психопата. Нейтан — безумец, Уоррен ещё хуже — одержимый. Одержимость кем-то не лечится пилюлями из баночки, любезно прописанными личным психиатром. Она сжирает своего обладателя изнутри, медленно обгладывая каждую косточку.
Пригласить девушку на прогулку — грандиозное событие, особенно, для Грэхэма, который везде нуждается в инструкции. Если бы любовь возможно было вырастить в пробирке, Уоррен собрал бы себе целый гарем поклонниц. Больше всего на свете он боится оступиться, совершить просчёт в идеально выверенном механизме. Он всегда продумывает всё наперёд до мелочей.
В зале темно, поэтому Грэхэм тенью скользит за Брук, не выпуская из пальцев её тёплое тонкое запястье, увешанное светящимися браслетами. По телу волной прокатывается дрожь, когда собранные в тугой пучок волосы девушки щекочут нос еле поспевающего за ней парня, словно лёгкие крылья бабочки.
Голубой бабочки. Кругом слишком жарко, запах попкорна резко становится навязчивым и тошнотворным ядом, пропитавшим воздух. Тошнота подступает к горлу неминуемо, но Уоррен пока в силах себя контролировать, жадно раскрывая рот, чтобы сильнее насытиться кислородом и унять мерзкое гложущее изнутри чувство хотя бы на время.
Совсем рядом проскальзывает яркое пятнышко в серой толпе незнакомцев.
Макс?
Какая-то девчонка врезается в Уоррена, принимаясь виновато лепетать извинения и собирать вместе с ним просыпавшийся из ведра попкорн. Он так и не успел разглядеть тот образ, стоя как истукан. Язык присох к нёбу, превращаясь в наждачку. Выброшенная на берег рыбёшка-Уоррен, перебирающая в воздухе обкусанными губами. Пробуксовка лица без подачи мысли, как бы пояснила данное явление Скотт.
Брук, видя это состояние не стояния, спешит переспросить номера мест и легонько треплет Уоррена за худые плечи. В голове проясняется, надолго ли?
Одержимость подчиняет себе без остатка.
— Слушай, а ты точно с ядерной физикой не экспериментировал? Ну, радиацией там не дышал никакой? — Скотт машет рукой перед глазами поплывшего от духоты помещения Уоррена. В горле першит, поэтому Грэхэм делает глоток газировки, предложенной Брук, и закашливается от нового приступа тошноты. Он не подаст виду, будет бороться с одержимостью до конца, в одиночку, пока она не поглотит его.
— А что, похоже? Пошли лучше места занимать, пока вон та парочка не села на них.
Сиденье мягкое, и Грэхэм проваливается в него, блаженно прикрывая слипающиеся глаза. Затхлый воздух наполняет тело неимоверной тяжестью, к векам приливает кровь, будто на них груз вины за все мировые катаклизмы вместе взятые. Он привык к долгой рекламе перед началом фильма, это ведь не дома с торрента всё качать. Брук молчит, не занимая его дурацкими разговорами о новинках в моделях дронов, просто умиротворённо хрустит попкорном на соседнем кресле. В голове путаница, на душе пустота.
Уоррен в какой-то пьяной прострации смотрит на превью «Планеты обезьян», но его мысли клубятся бурным потоком в совсем другом русле. Хорошо было бы обсудить с Макс сюжетные повороты, положить свою руку на её тёплую нежную ладонь, переплетая пальцы, мягко убрать шелковистую каштановую прядь её волос с веснушчатой щеки.
— Сколько же можно тянуть кота за яйца? Когда начнётся? — послышался недовольный крик того самого паренька в кепке с задних рядов.
— Да помолчи ты, Джек!
Его девушка наконец соизволила обратить внимание на что-то отличное от инстамира. Уоррену плевать на окружающих людей, даже на Брук. Они не входят в его представление о мире, жалкие фальшивые картинки, издающие неестественные голоса.
Взмах крыльев крошечной бабочки может вызвать целый ураган.
Грэхэму срочно нужно выйти, он не вынесет ещё пару часов в давящей атмосфере кинозала, окутанного полумраком. Брук, наверняка, не поймёт столь быстрого побега обычно спокойного как удав парня. Никому из них не понять его душевной боли, да они и не стремятся, занятые банальными подростковыми проблемами, на которые Уоррену плевать с высокой колокольни. Внешне он здоровый и весёлый парень, внутри же всё саднит от множества невысказанных тревог.
— Я отойду на пару минут, — даже не старается говорить уверенно. Ему надоела извечная фальшь, время быть собой.
— Смотри не заблудись, а то я весь попкорн без тебя приговорю.
Скованно улыбается, у неё тоже есть что сказать. Как нелепо разворачиваются события в, казалось бы, идеально продуманном сценарии вечера. И почему-то в голову вновь навязчиво лезет образ голубой бабочки, навсегда застывший в ней. Люди враждебно поглядывают на подростка, виновато пробирающегося через ряд, загораживая тем самым обзор на экран. Для них он не более, чем глупый ребёнок, мешающийся под ногами.
Работник у выхода безразлично пропускает бледного Уоррена прочь из мрачного помещения, отмечая про себя, насколько ужасно месиво из синяков на его лице. Едва ли Грэхэму есть дело до чужого мнения, ему слишком плохо. Кто они все, чтобы смеяться над ним и судить о его жизни свысока? Тяжело каждый день испытывать на себе гнёт чужой ненависти, падать рёбрами на холодный грязный бетон, всем телом чувствовать хруст костей и бесконечно всхлипывать, вытирая кровь с лица. Он не чья-то игрушечная кукла, он — человек, живой.
Пока ещё.
Но он поднимается с земли снова и снова, улыбаясь трудностям. Она же предпочитает не замечать его страданий.
Бесшумными шагами, припадая к стене рукой, Уоррен заходит в тусклое помещение, наполненное отвратительным запахом хлорки. Невидимый кулак добивает его, когда он замечает в углу какое-то движение и наконец осознаёт происходящее в этой дурно пахнущей комнате.
Не его Макс стоит совсем рядом, стискивая тонкими пальцами чужие плечи.
— Небось твой гик и целоваться не умеет, — мычит в полуприкрытые губы русоволосый парень в красном бомбере, склонившийся над раскрасневшимся веснушчатым личиком.
— Почему он тебя так волнует?
Нейтан безумно усмехается, обдавая горячим дыханием шею девушки, уже слетевшей с катушек. Для него эти слова звучат как невинная колкость, для Уоррена они больнее дождя из ножей. Он чувствует себя мишенью у стены. Каждое слово приносит невыносимое жжение в груди, каждая буква — раскалённый осколок, пронзающий сердце.
— Не волнует, но увижу ещё раз этого сопляка возле тебя — прострелю его дурную башку прямо промеж глаз. Я докажу каждой псине в этой грязной дыре под названием Аркадия Бэй, что ты моя.
Макс не поддерживает его, но и не смеет опровергнуть сказанное, она тянется к манящим тёплым губам за поцелуем, обвивая сильную шею своими изящными руками.
«Girl, tell me what you`re doing on the other side
And so, just tell me what you`re doing with that other guy»
Она выбрала Нейтана Прескотта, самого ненавистного богатенького сыночка из элитной семейки, наплевав на чувства Уоррена. Как заманчивы и фальшивы все её обещания, как наивен и слеп один одержимый Уоррен. Он хочет закрыть навсегда глаза, просто ослепнуть, чтобы не видеть, как Нейтан нагло заползает руками под кофту девушки. Не просто девушки, Макс Колфилд.
Девушки любят плохих парней, а Уоррен не такой, он добродушный и открытый парень, умный к тому же. Так чем же лучше психонестабильный Прескотт? Видимо у Макс на этот счёт свой ответ. Уоррен сползает спиной по кабинке туалета, собирая пыль на светло-синей кофточке с котёнком, и чувствует солёную влагу на щеках, появившуюся несмотря на усилие воли. Больно осознавать, что твоим телом не раз вытерли пол, а сердце раскрошили на миллион крохотных частей.
Макс смотрит неотрывно в глубь ледяных глаз Нейтана, и её личико сияет любовью к этому ненормальному. С ним она не та забитая тихоня, она прекрасная бабочка, расправившая крылья. Макс нужны эмоции, страсть, чтобы она чувствовала себя живым человеком, Уоррен же может предложить лишь посмотреть очередную страшилку про пришельцев в силу скованности в общении с девушками.
Она никогда не была твоей.
Прескотт почти невесомо касается пальцами её тонкой кожи на шее, поглаживая. Уоррен закусывает губу, унимая бешеный стук сердца, разносящийся, кажется, за пределы комнаты. Выбрать Брук, которая давно готова ответить взаимностью, кажется верным и доступным решением, но Грэхэм ничего не может поделать со своим сердцем, принимающим лишь Макс.
— Не останавливайся, прошу, — стонет Макс на ухо своему любовнику, когда тот целует её шею, спускаясь ниже.
— Даже так? — ухмыляется Нейтан.
Уоррен Грэхэм редко пьёт алкоголь, ещё реже отваживается пригласить девушку погулять, совсем никогда — замечает ту единственную в объятиях безумца из элитной семейки. Что-то падает с потолка и рассыпается под ногами, но Уоррен видит не куски лопнувшей лампочки, а деформированные частички своего разбитого сердца. Пара не отвлекается на шум, они слишком увлечены друг другом. Хлебнуть бы сейчас чего покрепче, да забыться навеки в пьяном угаре.
«Heart on your sleeve like you`ve never been loved
Running in circles, now look what you`ve done»
Одежда летит на пол, открывая вид обнажённой Макс не только Нейтану, но и Уоррену, который чувствует себя сквернее, чем наркоман от передозировки. Предательский крик застыл в горле Уоррена, едва не вырываясь наружу, когда Прескотт дотрагивается до миниатюрной груди девушки. Самая худшая пытка на свете — видеть, как любимый человек прогибается под другим. Любила ли она его? Вряд ли.
— Твоему задроту никогда не суждено увидеть тебя такой, — вопрос не предполагает ответа, потому что Нейтан затыкает Макс поцелуем, подхватывая её бёдра своими руками.
Конечно же Колфилд отказалась пойти с Уорреном, они ведь заранее купили билеты с Нейтаном для того, чтобы просто потрахаться в туалете весь фильм напролёт. Макс выгибается, сближаясь с партнёром ещё больше и без доли стеснения стонет. Её искусанные пухлые губы изгибаются в блаженной улыбке, будто безумие Прескотта передалось и ей через поцелуй. Каждая клеточка тела трепещет, сладостно сжимаясь от прикосновений.
Нейт припадает к телу Макс, избавляя от последнего элемента одежды и себя и её, словно желает загородить ей собой. Уоррен судорожно стискивает кулаки, его сердце обливается кровью.
Не его Макс готовится окунуться в пучину новых для неё ощущений, где нет места третьему лишнему, подглядывающему из-за кабинки.
Плевать, что Брук уже, наверное, озаботилась пропажей Грэхэма и обиделась на него. Вряд ли кому-то понравится провести вечер, спланированный на двоих, в одиночку с ведром попкорна. Уоррену важно лишь то, что происходит здесь и сейчас.
— Готова? — утробно рычит Прескотт в ухо девушке, а та лишь легко кивает головой.
Он входит в неё резко без подготовки, почти сразу проверенным методом затыкая ей рот. Глаза Макс широко распахнуты, словно два глубоких синих омута, в пучине которых уже сгинул один несчастный. Уоррен растворился в ней, как какой-то реагент в кислоте. Есть лишь один кандидат на выживание — он сейчас двигается в её податливом теле, не обращая внимание на всхлипы за кабинкой позади. Если где-то и существует Ад, то портал в него находится именно здесь.
Макс пытается неумело отвечать взаимностью на ласки партнёра, её кожа горит от соприкосновения с чужим телом, а внутри течёт не кровь — раскалённая лава. Она всецело желает принадлежать ему, изгибаясь по-кошачьи.
— Макс Прескотт, — сбивчиво хрипит Нейтан.
— Нейтан Колфилд, — шутливо вторит ему не менее запыхвашаяся Макс.
Между ними незримая связь, понять которую Уоррену никогда не суждено, это вне его возможностей. Огонь и лёд — опасный дуэт для беспомощного простодушного мальчика, отчаявшегося на взаимность его первой большой любви. Пальцы Макс беспорядочно путаются в светло-русых кудрях Прескотта, притягивая голову парня ближе. Он кусает белоснежную кожу, оставляя красные следы и вырывая блаженные стоны из губ партнёрши.
Струйка алой крови сочится из ранки на губе, плавно стекая по подбородку, капает на грудь. Нейтан слизывает её, затуманенно глядя в помутневшие глаза Колфилд. Её зрачки расширены и устремлены куда-то сквозь него. В этом поломанном мире всё складывается слишком несправедливо и жёстко. Уоррена разрывает изнутри при виде такой Макс.
Не его Макс.
Нейт разворачивает девушку к себе спиной, желая сменить позу, и продолжает вбиваться в её тело. Ей нравится происходящее, судя по полному отсутствию сопротивления. Перед Уорреном совсем другой человек, лишь отдалённо напоминающий Макс, который с готовностью отдаётся богатенькому ублюдку. На губах горчит её имя, запятнанное проклятой частицей
не. Разве может любящий человек такое сотворить? Ответ очевиден, как бы Уоррен не отрицал его до последнего.
Эйфория накрывает Макс судорогой, захлёстывает разрушительной волной. На разгорячённых щеках румянец, словно она не Макс, а вишнёвый пирог. Громкий вскрик вырывается из груди Колфилд, переходя в сладостный вздох. Пара отстраняется друг от друга, пытаясь наконец отдышаться.
«I`m not ready, eyes heavy now»
— Ты охуенна, Колфилд, — шепчет глухо Прескотт.
— Я даже не жалею, что мы пропустили весь фильм, — Макс прижимается разгорячённой щекой к его груди.
Глаза Уоррена смотрят на происходящее сквозь пелену слёз, Грэхэм больше не выдерживает этой пытки. Он падает на холодный кафель, до боли царапая пальцами плитку. Солёные горячие капли неприятно щиплют на подбородке, скатываясь на пол. Он разбит и уничтожен безвозвратно той, кого больше всего на свете любил. Есть одно большое но.
Она не готова пока принять его любовь. Никогда не будет готова.
Макс смотрит на парня с испугом, прижимаясь своим дрожащим тельцем к Нейтану. Лицо Прескотта искажается в наслаждении открывающимся зрелищем. Ему нравятся морально сломленные, особенно, если причиной такой реакции является он сам.
