Я тебе ничего не скажу

Я тебе ничего не скажу, И тебя не встревожу ничуть, И о том, что я молча твержу, Не решусь ни за что намекнуть. Целый день спят ночные цветы, Но лишь солнце за рощу зайдет, Раскрываются тихо листы, И я слышу, как сердце цветет. И в больную, усталую грудь Веет влагой ночной… я дрожу, Я тебя не встревожу ничуть, Я тебе ничего не скажу. Афанасий Фет

Лань Ванцзи молча смотрел издалека на то, как Вэй Ин весело смеется в окружении адептов из других орденов. Хаос в человеческом обличии, не дающий никому покоя. Его длинные черные волосы, собранные в высокий хвост, качались из стороны в сторону, повинуясь движениям хозяина. В локонах запутались несколько листочков, у Ванцзи аж руки зазудили — хотелось вытащить мусор, аккуратно расчесать их и снова заплести в высокий хвост. Фиолетовые одежды были в пыли и чуть помяты, за что его шиди Цзян Чэн уже успел отчитать и дать подзатыльник своему шисюну. Было понятно, что Вэй Усянь опять бегал по лесу и охотился на фазанов. В груди уже привычно начало тяжелеть, а к горлу как будто подступил ком. Дышать стало труднее. Но на лице Лань Чжаня не отразилось ни единой эмоции: его губы были плотно сжаты, а золотистые глаза обжигали своим холодом. Он все так же стоял, словно ледяная скала, и продолжал сохранять молчание, пока юноша в одеждах ордена Юньмэн Цзян, как обычно не затыкаясь, громко рассказывал обо всем на свете. Ванцзи хотел было уже уйти в библиотеку, подавить свои эмоции и спокойно существовать до следующей встречи со своей личной погибелью, но его остановил знакомый голос за спиной: — Ванцзи-сюн! — Лань Чжань обернулся и увидел улыбающегося во все тридцать два зуба Вэй Ина, который быстрой и пружинистой походкой направлялся в его сторону. За правым плечом Усяня шел нахмурившийся Цзян Чэн, который явно не одобрял действия своего брата и всячески старался того образумить. — Ванцзи-сюн, ты опять идешь в свою библиотеку? Скукота. Пошли с нами! — весело воскликнул юноша, глядя своими невозможными глазами на Лань Чжаня. У Ванцзи защемило в груди, а его состояние резко ухудшилось. Теперь казалось, как будто в его грудную клетку вонзили тысячи игл, которые прошивали сердце и легкие насквозь, мешая дышать. Как будто, если прислушаться, можно услышать, как что-то внутри пускает корни, оплетая сердце, замедляя его стук. К горлу снова подкатил ком. Видимо, на его лице что-то отразилось, потому что Ваньинь сразу же зашипел разъяренной кошкой на своего шисюна, прося прощения у Ванцзи. — Вэй Усянь! Ты опять нарываешься! — грозно сказал Цзян Чэн, за предплечье оттягивая его назад. Лань Чжань ничего не ответил на это, развернул и едва шевельнул губами, словно желая что-то сказать, но тут же задушил в себе этот порыв. До его ушей еще некоторое время доносились разочарованные возгласы Усяня и сердитые речи Ваньиня. Даже несмотря на все усиливающееся жжение в груди, Ванцзи пошел в библиотеку. Не знающий его хорошо человек просто так не поймет, что с ним что-то не так: с виду Лань Чжань все так же напоминал идеальную статую из белого нефрита. Ванцзи скрылся за дверями библиотеки и на подгибающихся ногах проследовал к одному из стеллажей, который был полностью заставлен рукописями. Взяв наугад, он сел с идеально ровной спиной за низкий столик и постарался отвлечь себя чтением. Раньше ему всегда удавалось это сделать, но, видимо, не в этот раз: острая боль и жжение в горле мешали ему сосредоточиться на рукописи, постоянно отвлекая. Хотелось разодрать грудь ногтями да вырвать оттуда уже наконец этот проклятый цветок, который мешал ему дышать. Но даже если цветок исчезнет — чувства, бурлящие в нем, останутся. Вот так, промучавшись с этим весь день, он вернулся в свои покои… и тут его накрыло. Не находясь на виду у остальных адептов, скрытый от чужих глаз четырьмя стенами, Ванцзи не выдержал. Его скрутило в жестком приступе кашля. Легкие жгло, будто огнем. Его будто заставили проглотить осколки стекла, которые застряли в горле и теперь причиняли невыносимую боль. Лань Чжань, словно в попытке спастись, вцепился в теперь уже забрызганные кровью одежды. На глаза набежали непрошенные слезы, которые скатывались по бледным щекам и смешивались с алой жидкостью на губах. Вдруг он почувствовал легкие, почти невесомые поглаживания по спине и… тепло. Сичэнь. Постепенно кашель стал затихать, а Ванцзи уже не содрогался на полу в приступе. Постепенно стало накрывать осознание того, что только что произошло. Лань Чжань разогнулся, хрипло и тяжело дыша, открыл все еще слезящиеся глаза и увидел: прямо перед ним все было забрызгано кровью, а пол устлан такими же алыми ликорисами. Некоторые цветки были чуть помяты. В его сердце, пуская корни, цвёл ликорис. Алый, как лента у Вэй Ина в волосах. Оторвав взгляд от этой жуткой картины, Ванцзи посмотрел на Сичэня. Брат смотрел на него с глубоким сочувствием и волнением, между его тонких бровей залегла морщинка, а губы сжались. Он продолжал аккуратно гладить его по спине, успокаивая, как в детстве. — Ты как, Ванцзи? — тихо-тихо спросил тот, заглядывая в янтарные глаза младшего. В ответ все так же раздавалось хриплое дыхание, но уже не такое страшное, как когда Лань Хуань его увидел. Сичэнь, поддерживая Лань Чжаня, довел его до кровати и помог лечь. На время отойдя, он пришел с полотенцем и вытер с губ брата кровь и прилипшие лепестки ликориса. Сейчас Ванцзи выглядел уже не таким измученным как некоторое время назад. — Может, вам стоит поговорить? — заранее зная ответ, все же предложил Лань Сичэнь. — В конце концов юный господин Вэй не монстр. Он поймет. Ванцзи распахнул глаза и, посмотрев на брата, едва заметно покачал головой. Нет. Он не станет. Вэй Ину не стоит обо всем этом знать, не стоит нагружать его своими проблемами. Лань Сичэнь вздохнул. Возможно, однажды придет время и они поговорят, но надежда крайне мала. Зная характер Ванцзи… …он ничего не скажет.