Возможности

Ленни никак не мог понять, когда все это началось. Тот факт, что он никогда не рассказывал о своей жизни, не открывался другим людям, не позволял манипулировать собой, оставался неизменным, это было не в его принципах. Всю свою жизнь он мог только молиться, искренне верить в Бога, и на самом деле он, наверное, не старался поддерживать даже деловые отношения, Ленни это было не нужно, он не считал эти отношения необходимостью, ему было комфортно и так. Никто и никогда не знал какие эмоции он испытывал, Ленни мастерски прятал их под маской безразличия, безжалостно отталкивая от себя людей и прекрасно понимал это. Все свое детство, юность прошли в вере, что когда — нибудь будет лучше, что он найдёт родителей и все будет хорошо. Солнце уже давно село за горизонт, оставляя после себя темноту и страх, который словно паразит внедрялся в разум и души людей и менял всё, их сознание, мироощущение, страх ломал их, сначала внутри, потом снаружи. Легкие, уже привычно, наполнил тяжёлый, вязкий сигаретный дым, а потом так же привычно выпустили едкий дым. Думать стало легче, дым отрезвлял не хуже алкоголя. А где-то там, за окном, простые люди, видимо, туристы, ходили под покровом ночной темноты, они смеялись и радовались каждой минуте такой хрупкой человеческой жизни, и улыбались, долго всматриваясь в усыпанное звездами, небо. Ленни Белардо мог только предполагать какого это, жить по настоящему. Идея рассказать некоторые подробности своей жизни, конечно, в рамках дозволенности и личного пространства Гутьерресу, сначала пугала, потом чувство страха сменилось чувством неправильности, и он долго не мог понять, что его сподвигло это сделать. Но, черт возьми, как же стало легко на душе после. Никогда он не чувствовал себя так легко, хотелось как можно больше, ощущать это состояние, что заставляло его открываться все больше и больше. «-Это ли не любовь?» — спросили бы многие, но, но нет. Ему нельзя любить, нет, он не умеет любить. Не знает, что это такое. *** Сказать, что Гутьеррес был шокирован, это ничего не сказать. Да, у него тоже были некоторые скелеты в шкафу, и это тоже знали не все, лишь избранные. Например, он никогда не уточнял, какой он сексуальной ориентации, во избежание проблем и презрения, или не дай Бог, ненависти со стороны других свешеннослужителелей. Этот новый папа тянул к себе и это, наверное, куда больше нервировало, чем его опасения и страхи насчёт своей ориентации. А ко всему прочему он не мог позволять себе чего — лишнего, ведь он своего лишь священнослужитель. Алкоголь уже не успокаивал, и в принципе не успокаивало ничего. Хотелось касаться. Касаться этих тёплых рук. Хотелось, да. И он соврет, если скажет, что его не влечёт к нему. Ленни Белардо шло это спокойствие. Может быть, некоторое время назад, он мог бы посмеяться над собой, потому что это было бы чем — то непонятным, недопустимым. Но он верил, что когда — нибудь они смогут быть вместе, ходить по этим узким улочкам, наслаждаться красотой Ватикана, по ночам они смогут считать звезды. Кто знает, что будет дальше. Это известно только одному Господу. А остальное уже не важно.