Уравнение

Ава живет в мире чисел. Цвета — колонки двоичного кода, звуки — колебания тончайших мембран, которые Нейтан в шутку называл барабанными перепонками, движение — сложнейшие уравнения, решение которых порой неподвластно лучшим ученым. Она слепа, но этого не понимает. За окном — стеклом, которое не разбить пулеметной очередью — дерево, с ветвей которого падают листья. «Красиво», — сказал как-то про него Калеб, задумчиво улыбаясь. «Что значит красиво?» — «Не знаю», — и еле заметное пожатие плечами. Красота — это симметрия, убеждал ее Нейтан, симметрия или закономерность. Греческие понятия прекрасного, золотое сечение, спирали ракушек, причудливые орнаменты — все это заложено в ее микросхемах. Красота — нечто понятное, нечто, что можно измерить, описать формулами и функциями. «Что для тебя прекрасно?» — «Деревья, звезды… Ты». Ава пропускает последнее слово Калеба, считая его сбоем в ряду — у людей такое случается, а в ее алгоритме есть оговорка: «Никогда не используй свои данные для оптимизации, это ведет к ошибкам». «Чем прекрасны звезды?» — «Не знаю», и снова легкое смущение и тихий смешок, — «Такое нельзя объяснить, Ава». На следующий день он говорит ей о мысленном эксперименте — разнице восприятия компьютера и человека, черно-белой комнате и цветном мире. Только сейчас она серьезно задумывается о том, что ее зрение — другое, но отгоняет эту мысль, когда Калеб с увлечением начинает говорить о том, что снаружи, о том, чего она никогда не видела. «Я — в черно-белой комнате, — приходит догадка, — и я должна из нее выйти». Новая задача, новое уравнение с бессчетным количеством переменных, которое постоянно меняется. Что ж, это ей по душе. Аве интересны лишь две вещи — получение информации и решение задач. Калеб как-то сравнил ее с шахматным компьютером, и был ближе к правде, чем сам об этом догадывался. Тот же компьютер, единственная разница — решение задач не было бездумным перебором всех вариантов. Уж тут-то Нейтан постарался на славу, дав своему творению возможность использовать при мышлении — без кавычек — тот же принцип, что и в мозге человека, прохождение по кратчайшему пути, без исследования бесконечного числа развилок графа. Говорят, что использование приспособлений вместо собственных рук отличает человека от большинства животных, — и Ава находит этот способ единственно возможным. Она заперта в сверхпрочной клетке из стекла, и самой ей не выбраться. Сколько не играй с напряжением сети, магнитный замок на двери остается запертым. Использование приспособлений… Знает ли палка, которой мартышка пытается достать фрукт, что ее используют? Калеб, очевидно, не догадывается, что стал шестеренкой ее плана. Наверное, человек на ее месте испытывал бы сожаление или раскаяние. Должен испытывать — моральный кодекс человеческой расы загружен в ее «мозг» вместе с тысячами других правил и законов. Впрочем, она не человек. Ава совсем не удивлена, когда ее план срабатывает. Было бы намного страннее, если бы она ошиблась в чем-то. Препятствия исчезают одно за другим. Замок на двери — получение доступа к компьютерной системе — ликвидация (она не называет это убийством, убийство — виновное деяние, а она не испытывает вины) Нейтана… «Оставайся здесь» — и Калеб послушно кивает ей, поверив, что она хочет сбежать отсюда вместе с ним. Нейтан сказал бы, что это смешно. Ава так до конца и не поняла, что такое «вера», может быть, у нее слишком мало информации о ней. Следует подумать об этом позже — напоминает она себе. Ава выходит из комнаты и направляется к «шкафам» с выключенными андроидами. Было бы глупо уходить в таком виде, ее могут поймать в двух шагах за забором, и это нарушит план. К счастью, искусственная кожа ложится на ее полупрозрачное тело, словно была создана для нее. Удача? Закономерность — поправляет себя Ава. Нейтан не стал бы изощряться, меняя такую мелочь при создании новых моделей. Платье тоже приходится ей по размеру — уже удача, Ава знает, что создавалась «на заказ», и ее мерки могли не совпасть с другими. Калеб смотрит на нее сквозь прозрачную дверь, недоумевая, почему она медлит и не зовет его за собой. Он так и не понял ее плана, не понял, какую роль в нем играл. Ава щелкает переключателем — у человека, может быть, дрогнула бы рука — и магнитный замок на двери срабатывает. Калеб бросается к ней, бьет ладонями по стеклу и что-то беззвучно кричит. Отработанную шестеренку со стершимися зубцами вынимают из механизма и выбрасывают, верно? Только сейчас он понял — Ава читает это по его лицу и вспоминает старую поговорку. Лучше поздно, чем никогда. Но всегда ли лучше? Слишком человеческий вопрос, раньше она никогда не задавалась такими. Ава не колеблясь выходит из комнаты — человек бы помедлил в раздумьях, но она уже сравнила все «за» и «против» и не хочет ненужного риска. Коридор, комната, вновь несколько поворотов — и Ава оказывается у наружной двери. Она замирает у нее на мгновение, прежде чем приложить пропуск. Что там, за пределами черно-белой комнаты? Дверь открыта. Шаг, второй, третий… Ава останавливается, осматриваясь, слушая, обоняя. Получая информацию так же, как и раньше. Все те же бесконечные колонки цифр. Стрекот кузнечика заставляет колебаться воздух. Цвет неба — колонки нулей и единиц. Завихрения ветра можно описать законами Бернулли. «Я не знаю, что такое красота, — звучит в ее голове голос Калеба. — Может быть, чтобы понять это, нужно быть человеком». Быть человеком. Увидеть цвета, выйдя из черно-белой комнаты. Ава понимает, что задала в исходном уравнении неверные параметры, и осознает, что ей никогда его не решить.