Слабости сильных людей

Едва зайдя в дом, Марио почувствовал что-то неладное. Уже хотя бы потому, что действие было занесённой над дверным звонком руки оказалось совершенно ненужным — дверь была приоткрыта. Не вызывающе распахнута — мол, заходите, воры дорогие, берите, что хотите, ни в чём вас не ограничиваем — а именно приоткрыта, будто заходивший до того человек был погружён в какие-то раздумья или же просто был целиком и полностью в себе, замкнувшись, отстранившись от окружающего мира. В доме, вход в который и прикрывала эта дверь, висел сероватый дым, и навязчиво, тяжело пахло сигаретами. Складывалось такое ощущение, будто там жил завзятый курильщик — настолько густым казался табачный дым. Марио озабоченно покачал головой и, не став утруждать себя тем, чтобы снять кроссовки — да и в принципе не хотелось тратить на это время — тихими и осторожными шагами, стараясь не шуметь слишком сильно, проскользнул на кухню. За столом обнаружилась вполне предсказуемая картина — Марко, почему-то в одних джинсах (вызывающе-яркая, канареечного цвета футболка небрежно валялась рядом) сидел у стола, на котором красовалась набитая окурками пепельница и, держа в руках очередную сигарету, бездумно сверлил взглядом стену напротив, не обратив ни малейшего внимания на вошедшего Марио. Вглядевшись чуть внимательнее, Гётце ужаснулся — глаза Марко, обычно светлые и будто бы излучающие оптимизм, сейчас своим цветом были сродни сигаретному дыму, поглотившему, казалось, весь свежий воздух, который был в комнате. Такие же серые, мутные, ничего не выражающие — и оттого особенно пугающие. Быстрым шагом пересекши комнату, Марио подошёл к Ройсу, который из-за обнажённого торса и ссутуленной спины казался ещё более субтильным, чем обычно, и опустился перед ним на колени. — Ты же не куришь, Марко... — Я и сейчас не курю, — бесцветным голосом ответил тот, будто бы в протест собственным словам слишком сильно затянувшись сигаретой и судорожно, лихорадочно закашлявшись. Это стало последней каплей для Гётце — он резким движением выхватил из рук Ройса сигарету, брезгливо затушил её в пепельнице и схватил того за холодные руки, не давая меланхолично и бездумно потянуться ещё за одной. — Что с тобой, Марко, что? Опять он, да?! — спросил он, заглядывая в пустые глаза растрёпанного и оттого казавшегося ещё более беззащитным Марко. — Я не могу тебе объяснить... — полушёпотом и безучастно, казалось, ответил тот. — Понимаешь, он для меня — как наваждение, я не могу ему отказать... — Ты... ты любишь его, Марко, да? — проглотив непрошеный колючий ком, заворочавшийся было внутри, с усилием спросил Гётце. — Да... нет... не знаю! Не знаю, не знаю, не хочу думать, не хочу, не хочу... — наконец-то прорвало того. — Я знаю, знаю, я для него просто игрушка — один из многих, приятное средство для того, чтобы сбросить напряжение! — Но Марко... — Но когда он берёт меня за талию, как свою собственность, я не могу ему отказать, у меня будто бы полностью отключается мозг, понимаешь?! Он напоминает мне хищного зверя, он полностью отключает у меня возможность и желание сопротивляться одним только своим взглядом, — тот, абсолютно не обращавший внимания на слова Марио, продолжал, всё сильнее сжимая его руки. — За все те разы, что он спал со мной, он ни разу не целовал меня, не называл меня по имени, понимаешь? Как будто я — безликий манекен! Так... "котёнок", "детка", "сделай это ещё, сладкий..." Он пользуется мной, как подстилкой, как дешёвкой! Дешёвый, дешёвый... У Марко явно начиналась истерика, и с этим нужно было что-то делать. Гётце аккуратно высвободил руки из его хватки и, обхватив того за пояс, прижал к себе, пытаясь успокоить, легонько покачивая, будто бы убаюкивая. Чувствуя, как на спину, обтянутую тонкой тканью футболки, падают горячие капли наконец-то прорвавшихся слёз. А потом прижимаясь к тонким солёным от слёз губам и скользя руками по бледной согбенной спине, чувствуя, как он просяще обнимает за шею и перебирает пальцами волосы. Понимая, что ещё не раз Марко, каждый раз клятвенно обещающий больше не подходить к Хуммельсу, попадётся на его удочку и потом будет истязать себя, ненавидя весь свет. И что ещё не раз ему самому придётся за волосы вытягивать того в реальный мир, заставляя вернуться к жизни, в то время как Марко будет слабо за него цепляться. Потому что Матс — слабость Ройса, от которой он пока не в состоянии избавиться. А сам Ройс — это слабость Гётце, и, пожалуй, даже более весомая. Слабости сильных людей — смертельно опасная вещь.