Золотая рыбка

      Тупая затея. Очень-очень глупая и безнадёжная, как казалось самому охотнику.       Зеницу сам не мог понять, какого чёрта ему вот уже вторую ночь подряд приходит в голову это. Оно засело в светлой голове настолько крепко, что можно было ощутить навязчивое давление на виски, вызывающее достаточно смешанные чувства.       С одной стороны, да, он буквально загорелся этой мыслью, пришедшей на ум одной беспросветной ночью, воспоминания которой въелись в самые стенки черепной коробки подростка. Та ночь была ветреной, но до мурашек приятной. Ветер был тогда тёплым и освежающим. Всё в ту ночь казалось Зеницу с-о-в-е-р-ш-е-н-н-ы-м, особенно вид из его окна на пошатывающуюся на мягких волнах ветра крону деревьев. Там, под лиственным куполом, подставляя своё лицо навстречу блаженным порывам ветра, с закрытыми глазами стояла она, время от времени морщась от щекотливых попаданий волос в лицо.       Причина терзаний его разума и ежедневного недосыпа.       Если бы парня спросили, сколько раз за ту неделю Незуко удалось попасть на пейзажную зарисовку из его одностворчатого окна, он бы безошибочно ответил — ровно четыре раза. В остальные недостающие три дня недели погода особо не жаловала ни днём ни ночью, и потому все обитатели поместья бабочки отсиживались в его стенах. Вскоре непрерывные дожди и образовавшаяся ими слякоть сменились на приветливую погоду; дни незаметно пролетали под солнечными лучами, а по ночам окрестности поселений обдувало летним ветром. Сестра Танджиро возобновила свои тайные ночные вылазки и с каждым её новым появлением зависимость Зеницу набирала всё больше поворотов, а в голову порой приходили до абсурда безмозглые идеи, чем Чунтаро был крайне недоволен: воробья пытались заставить функционировать как будильник, вечно заведённый на час ночи (о да, юноша прекрасно знал, во сколько должна прийти вечно ожидаемая гостья), но тот деловито отказал хозяину, напоследок поклевав его в недалёкую макушку. Через силу приходилось заставлять собственное тело вставать в поздний час или же вовсе говорить сну: «Нет, спасибо, на сегодня у меня другие дела». Тем не менее он ждал её прихода каждый божий день, начиная с самого первого появления у кроны.       И каждый божий раз он наблюдал это искусство с самозабвенным упоением.       Оно было настолько простым, но до того красивым — прямо перетекающее в более восторженные чувства, которые вызывали во влюблённом сердце Агацумы лёгкий трепет. Он мог поклясться самому Будде Шакьямуни, что в жизни не восхищался ни одной девушкой, как восхищался младшей сестрой Танджиро. Если бы охотник на демонов имел возможность отстроить храм для поклонения его личному божеству, он бы, несомненно, построил его. И плевать хотелось на то, что демонов почитать не положено. Ещё меньше его волновал факт, что демонов нельзя полюбить.       Ему можно. Это решение он принял ещё с первой их встречи.       Собственно, с другой стороны, он боялся воплощать эту затею в жизнь. Разве Зеницу Агацума, ученик почитаемого Шихана, был настолько глуп, чтобы осмелиться проникнуть в покои самого Столпа Насекомого? Он даже и не знал, что страшнее — встреча с демоном или разгневанная Шинобу? Возможно, парень бы выбрал первое, если бы в ушах до сих пор не отдавались громким эхом прошлонедельные ругань и брань в адрес не до конца поправившейся троицы, которой приспичило посетить парочку тренировок с ну просто наимилейшими девочками другими жителями этого поместья.       Только вот всё-таки юноша был глуповат, раз позволил себе перешагнуть через порог злосчастной комнаты площадью в семь татами.       Дабы не разбудить мирно спящую хозяйку комнаты, Зеницу старается продвигаться максимально бесшумно; задержал дыхание и, словно пёрышко, прошмыгнул к своей цели. Он прекрасно подгадал момент для своей «грандиозной» выходки, потому что сегодня Шинобу вернулась с задания совсем вымотанной и без всяких замедлений легла спать, даже не удосужившись прийти на ужин. Парень был уверен, что ничего не сможет разбудить юную охотницу в эту ночь.       Ну, в иной бы раз его бы ласково пригвоздили к стенке и наградили парочкой тумаков за смелость и дерзость, от которых тело оправлялось бы до следующего года. Но сейчас он был уверен в себе, как никогда до этого.       Сегодня был его день, чтоб дать себе право на ещё одну шалость.

***

      Ноги изрядно устали плутать по бесконечным коридорам в поисках комнаты Незуко. Чем дольше он шел, тем больше ему казалось, что всё пойдёт к чертям собачьим. Агацума всё думал — будет ли она рада его приходу так же, как и он её каждому новому появлению в его поле зрения? Парень сомневался. Очень сомневался. Но в минуты отчаянных сомнений он бывает вспоминал нравоучения дедули: «Поставил цель — не отклоняйся от неё, иди по прямой через все преграды и трудности, и только тогда достигнешь желаемого». В таких ситуациях главное иметь мотиватор, который не позволит тебе опустить руки: так считал сам ученик бывшего Столпа. А его личный мотиватор в случаях очередного покушения на юношескую уверенность в себе — это образ демона с розовым бантиком на тёмных шелковистых волосах, образ сильной девушки, любовь к человеческому образу которой в сто крат больше естественных для неё, на данном этапе жизни, инстинктов. Живое доказательство того, что демон, несмотря на неживую плоть и остановившееся физиологическое развитие, может оставаться человеком.       Да, он определённо восхищался.       Весь в своих мыслях погружён настолько глубоко, что осознание прибытия к нужной комнате, располагаемой в северном крыле поместья, приходит не сразу. Главное — это не наделать глупостей, подумал Зеницу. Всё-таки чего у обладателя дыхания грома было не отнять, так это умения производить дурное впечатление, в первую очередь на представительниц женского пола. Сейчас это было совсем ни к чему… да и в принципе, это было ни к чему всегда. Давно пора избавиться от этого балласта, тянущего на дно охотника каждый раз при попытке познакомиться с девушкой, хотя бы попросту заговорить.       Собрав все остатки решимости воедино, он осторожно отодвигает одной рукой сёдзи, а другой придерживает весьма тяжёлый, хрупкий и ценный груз. Парень окидывает быстрым взглядом комнату Незуко; большой пустой коричневый шкаф, заправленная с самого заселения односпальная кровать и небольшое окно формы вытянутого квадрата, открывающее вид на усыпанное звёздной пыльцой тёмно-фиолетовое небо, в центре которого расположился белый диск луны. Комната была относительно скромной как по обстановке, так и по размерам, но девушке не требовалось много места. Несмотря на то, что в распоряжении демона была целая кровать с мягким матрасом, она всё равно предпочитала спать в деревянном ящике. Танджиро не раз пытался уговорить её оставить эту привычку, пока есть возможность.       Ещё в коридоре до ушей Зеницу донеслось еле слышимое посапывание, причём звучало оно нежно и чересчур умиротворённо. До этого момента он всегда слышал похожий, но различный в некоторых нотах звук; Камадо звучала так же мелодично и приятно, но эта прекрасная песнь смешивалась с тоскующим завыванием, горечью и боязнью. Слишком много она потеряла, многого лишилась в столь юные годы. И невесть кто мог знать, чего ещё такого скинет ей будущее на хрупкие плечи.       Будто некий вирус, это звучание оказало воздействие и на юношу. Зеницу решил, что будить её не имеет смысла: лучше пусть спит, а то вдруг она и вправду будет не рада приходу незваного гостя и нарушенному покою. Неловко покрутившись вокруг коробки, дабы понять, с какой стороны находится сама дверца, он ставит аквариум на расстоянии метра от деревянного укрытия демона. Лишь бы только никто не подумал, что это она приволокла его сюда, пронеслось в голове. Утром я заберу его. Бросив последний взор на золотых рыбок, Агацума спешит покинуть чужие покои.       Тишину, царящую в помещении, пронзает скрип открывшейся дверцы. Зеницу буквально чувствует, как белоснежная ткань его рубашки сминается под тонкими пальцами, сжатыми в кулак; юношу настойчиво поддёргивают за край одежды, принуждая сесть на пол из тростника игуса. Слегка обескураженный данными обстоятельствами, он опускается на татами, подогнув ноги под себя.       Незуко исподлобья смотрит на него своими ярко-розовыми, ещё не до конца привыкшими к происходящему глазами. Взгляд был потуплен и в нём отчётливо читалось желание незамедлительно вернуться в царство Морфея. Но стоило только переключить внимание на прозрачный сосуд с живностью, как сон рукой отмахнуло. В глазах девушки загорелись неоновые светлячки: принесённый другом аквариум полностью охватил её интерес. Она взглянула на растерявшегося Зеницу уже более оживлённо, занесла левую руку над круглой ёмкостью и активно начала тычить воздух указательным пальцем, показывая на предмет и пытаясь привлечь его внимание к этой диковине.       До него вдруг доходит, что она хочет задать вопрос: а что это, собственно?       — Это золотые рыбки, — Агацума говорит с какой-то несвойственной для него ласковой интонацией. — Милые, да?       Демон одобрительно кивает два раза на его слова. Она полностью вылезает из своего деревянного укрытия, пододвигается к аквариуму как можно ближе и прислоняет голову чуть ли не к самому стеклу, позволяя собственным глазам изучить содержимое тайного подводного мира поподробнее, во всех красках.       Три маленькие рыбки неравномерно двигались из стороны в сторону, пуская за собой шлейфы пузырьков, поднимающихся к поверхности воды. Дно аквариума засыпано натуральным грунтом из кварца и гальки. Среди мелких камешек выделялись два крупных: один бурого цвета, а другой — серого. Между ними одиноко проростала зелёная водоросль, грациозно покачиваясь в аквамариновой воде. Иногда подплывёт одна из рыбок к растению, совершит один виток вокруг него, и вернётся к остальным. Благодаря изогнутому стеклу можно было рассмотреть каждую сверкающую чешуйку подплывающего жителя аквариума, а форма сосуда создавала своеобразный панорамный эффект, что делало картинку вдвойне захватывающе. Пять пальцев девушки легко, практически невесомо коснулись прохладного материала; сразу два вуалехвоста подплыли к её ладони.       Девушка издаёт череду коротких звуков, чем-то напоминающих искренний смех и восторг. Выражение её лица было такое, какое обычно бывает у каждого человека при виде чего-то поистине превосходного. Эмоции её заиграли новыми красками, искусно отображая удовлетворение и радость на девичьем облике. Парень засматривается на эти идеальные, расслабленные черты лица и понимает: ни у одного знакомого ему человека не было таких удивительно красивых росписей, играющих столь красочно и при том естественно на чужом лике. Уста его невольно расплываются в тёплой улыбке, на которую, как он думал, был неспособен в чужом присутствии.       Так значит… тебе понравилось?       К щекам Зеницу резко приливает кровь, когда Незуко поворачивает голову в его сторону. Руки сами потянулись к лицу, дабы прикрыть поскорее эту идиотскую лыбу. От нагнетающей тишины и неловкости он пытается снова переключить всё внимание демона на рыбок, шныряющих около приложенной ладони Камадо. Произносит, наверное, одну из самых тупых фраз для завлечения:       — Посмотри-ка сюда, — головой кивает на трёх золотых рыбёшек.       Теперь уже оба заворожённо наблюдали за вуалехвостами, не в силах отвести взгляд. Ребята заметили, что каждый из них имеет свой индивидуальный окрас. К примеру, та рыбка, которая уступала другим по размерам, была огненно-красной, а ближняя к ней имела самый необычный цвет — бледно-красный. Спина её молочно-белового цвета, а брюхо было покрыто, словно жемчужинами, ярко-красными крапинками. Но все эти детали нещадно меркли на фоне их хвостов. Длинные, будто настоящие вуали, они сумбурно растекались в пространстве, приковывая к себе внимание каждой живой души в этой спальне. Хвостовые плавники сами по себе имели окрас насыщеннее, чем остальное тело рыбёшек. Основание «вуали» ядерно-красного оттенка создавало иллюзию, как будто на хвосты золотых рыбок каким-то образом попали капли густой крови. Алые кляксы потихоньку тускнели на концах, перевоплощаясь в белый, трудно различимый цвет. Почти как стекло, сравнивал парень. И правда — как самые чистые осколки стекла, границы которых невозможно уловить глазами.       Третья рыбка ослепительно жёлтого окраса плавала вдали от всех. Девушка хотела рассмотреть и её тоже, но та упрямо не подплывала на стук длинных ноготков по внешней стенке аквариума. Незуко не совсем понимала, что там рыба хочет найти в грунте, так отчаянно роясь в нём, но влезать в чужие дела — дурной тон. Она устремила взор вперёд и, сама того не контролируя, вновь засмеялась. По ту сторону аквариума, прямо напротив Незуко, в такой же позе сидел Зеницу, скрючившись в три погибели и опираясь лбом об холодное стекло. Изогнутая форма ёмкости искажало лицо охотника, делая его неестественно широким — это то и позабавило её. Но внезапный смешок остался незамеченным. Зеницу, сосредоточившись исключительно на жёлтой рыбке, перестал обращать внимание на происходящее вокруг. Камадо махает ему ручкой с другой стороны — никакой реакции.       Рыба приостановила свои поиски и подплыла к отражению юноши. Рот её безмолвно двигался, выпуская маленькие воздушные шарики. Агацума прикладывает мизинец и тихонько постукивает по чистому материалу, отбивая незнакомый демону ритм. Жёлтая рыбёшка ведётся на чужую уловку и присасывается губами к стеклянной поверхности, прямо по центру подушечки пальца.       — П…пох…ож. На…       Что?       Внезапные слова, подобно рокочущему грому, раскатываются по всей комнате — на этот раз юноша не оставляет это без должного внимания. Зеницу самую малость напрягается, когда глаза натыкаются на бамбуковую палочку в руках Незуко. Не во рту, а именно в руках. Бордовые ленты по бокам, некогда завязанные в тугой узел, предательски свисали с ладоней, доставая концами до пола. Девушка откладывает палочку в сторону и, замявшись, заканчивает фразу:       — …тебя.       Накатившая тревога тут же спадает, когда он слышит её голос во второй раз. Признаться честно, ему всегда хотелось узнать, как он звучит. На удивление Зеницу, он совпадал с его одним из предполагаемых вариантов. Такой бархатистый и неуверенный… Но я совсем не готовился к такому исходу, боже. На какую-то долю секунды думает, что он, вполне возможно, является первым, кто слышит её речь после обращения в демона. Такая спонтанная мысль польстила ему собственному эго.       — Э-это комплимент? — с опущенными глазами спрашивает охотник, расправляя складки на штанах.       — Цвет. У него… как…       — Как у меня?       Ответом служит одиночный кивок. Выговаривать слова девушке удавалось с тяжким трудом, и он это прекрасно понимал. Понимал и потому не уточнял, чем же они так схожи. Из услышанного было только сравнение цветов. Зеницу ещё раз недоумевающе смотрит на золотую рыбку, чтобы убедиться в сказанном Незуко. Рыбка, до этого мирно скитавшаяся по своему водному миру, будто бы тоже услышала слова девушки и взглянула на светловолосого, буравя его лицо маленькими чёрными глазками. Парень машинально подмечает: её короткое тельце, как и его волосы, имели цвет астрового подсолнуха, а переход из солнечно-жёлтого в оранжевый в начале хвостового плавника был подобен градиенту на кончиках волос Агацумы.       — А ведь мы действительно чем-то схожи, — Зеницу опять прикладывает фалангу пальца к аквариуму и рыбка, словно бы надрессированная, тут же подплывает. — Что скажешь?       Как ни странно, но улыбка снова затронула шероховатые губы. Так тепло. Вся эта ситуация, эта непринуждённая, лёгкая атмосфера и компания младшей Камадо заставили его почувствовать покой на душе. Ощущение такое, как будто в их настоящем мире не существовало демонических тварей, поедающих людей, также как и охотников на них; будто бы они с Незуко не находились по разную сторону баррикад. Абсолютно все тревоги и беспокойства ушли куда-то в небытие, туда, откуда уже не найдут дорогу обратно в сердце юноши. Зеницу бы хотелось, чтоб этот момент длился целую вечность.       Только он и она.       И этот внаглую стащенный сосуд с красивыми и яркими рыбками.       С-о-в-е-р-ш-е-н-н-ы-м завершением этой ночи становятся отодвинутый к бамбуковой палочке аквариум и прильнувшая к парню девушка в розовом кимоно со звёздным рисунком. Заведя руки за затылок юноши, Незуко мягко приобнимает его и утыкается в чужое плечо. Спустя пару секунд она поднимает голову и дарит, нет, благословляет Зеницу самой что ни на есть лучезарной улыбкой.       — Спа… сибо тебе, — произносит робко, почти неслышно.       А парень лишь ласково поглаживает её по тёмным волосам и оставляет поцелуй в макушку, отчего щёки девушки покрываются румянцем пуще прежнего.       Хоть один раз за свои шестнадцать лет существования мозг подкинул пригодную идею, о которой в итоге не приходится жалеть, подумал Зеницу Агацума.