"До" и "После"

Августовский вечер был наполнен тишиной. Дети игрались на площадке, смеясь и резвясь, а их родители сидели неподалёку, присматривая за своими чадами. Из окон её квартиры на третьем этаже это было отлично видно, и сейчас Татьяна почти призналась себе, что её голову всё чаще посещали мысли о семье. Казалось бы, красивая женщина, в самом расцвете, — ведь никто не сказал, что тридцать лет это приговор начинающейся старости — умна, красива, деликатна. Она всегда была примером сначала в учёбе для одноклассников, однокурсников, а затем и в работе для коллег. Всегда стремилась к справедливости, и не боялась бороться за свои убеждения. Наверное, из этих мотивов когда-то давно она влезла в семью соседки, которую избивал муж. И пусть горе-алкаш поднял руку на саму Дёмину, позже она сумела восстановить справедливость и не жалела об этом. А теперь смутное ощущение страшного дежавю и непонимания накрыло её с головой. Человек, которого она любила, подло и низко лгал ей. Человек, которого она любила, использовал её и растоптал все те чувства, из-за которых она, как птица на крыльях, всегда готова была прилететь к нему на помощь. Поначалу дружба, потом — любовь… Кто бы мог подумать, что этот роман окажется для неё таким болезненным и горьким в своём завершении. Но изменить что-либо было не под силу — Калинин сделал свой выбор сам, и тем самым он уничтожил всё, что было между ними. Если бы все эти мысли, которые она с трудом научилась осознавать в своей голове, стали для неё панацеей, было бы намного проще. Но они только добивали своими доказательствами озвученным кем-то давно негласным правилом: никому нельзя верить. Женщина бросила взгляд на догоравшее фото. Совсем маленький уцелевший кусочек от той красивой картинки, которую она разорвала в ярости на кусочки, сохранил в себе их улыбки и горящие пылкими чувствами взгляды. Спустя мгновение и это исчезло, обратившись в пепел. Она вздохнула, отвернулась и простояла у окна ещё минут десять, прежде чем взять в руки телефон и набрать номер. Длинные гудки практически сразу сменились деловым тембром мужского голоса. — Алло, кто это? — Это Дёмина, — ни к чему лирические отступления. В ней нет желания разыгрывать восторг, восхищение или благодарность. Всё, что ей нужно — это покой, обрести который сейчас совершенно не представляется возможным. А посему, единственным правильным решением кажется встать и продолжить бороться. Потому что поистине сильный не тот, кто не падал, а тот, кто сумел подняться. Вот только она не чувствовала себя героиней этого описания. А если всё-таки попытаться? — Ваше предложение о работе всё ещё в силе? Одна половина просто умоляла её снова ринуться в расследования, а вторая надеялась, что всё же она сейчас получит отказ. Но, очевидно, Синцов был настолько заинтересован в плодотворном сотрудничестве, что даже и не рассматривал такой вариант, скоропостижно ответив ей: — Да. — Я согласна. — Что ж, в таком случае хочу сообщить, что с этого момента Вы находитесь всецело под моим строжайшим контролем. Пока, конечно же, не докажете свою преданность. Лёгкий запах дыма начал раздражать её. Когда-то она курила, но теперь окончательно избавилась от этой привычки. Сбросив вызов, Татьяна сразу же открыла окно, и услышала детские голоса с площадки. Прикрыв глаза, она поначалу минуту стояла, опираясь об оконную раму, а затем снова посмотрела на такой родной и знакомый двор. На песке отливали ярко-красные, почти малиновые полоски заката. Тонкая, но чёткая линия пробивалась рядом с горизонтом, и Дёмина усмехнулась, комически связав это с окончательным и бесповоротным финалом. Другого пути больше нет.

***

Однажды один Великий человек сказал одну мудрую фразу: «Предательство — это копьё, заострённое с двух сторон. Оно ранит не только жертву, но и самого предателя.» Сейчас Максим как никогда понимал её смысл, прочувствовав на себе. Вина, угрызения совести, вспышки в голове «а если бы» и тому подобные метания давно не давали ему покоя. Он чувствовал себя чудовищем по отношению к ней, к девушке, которую любил. Всё было слишком глупо, слишком неправильно и слишком больно. Калинин никогда не мог ожидать, что потеряет её, хотя сейчас, оглядываясь назад, на пережитки прошлого, то и дело в подсознании мелькали случаи, когда это всё было очевидным. Совесть мучила его, не давая спокойно спать по ночам. Едва закрывая глаза, он видел её — такую красивую, счастливую рядом с ним, искреннюю, верную и яркую. Такую любящую и желанную. Действительно желанную, какой бы ни была вся эта ситуация, Макс понимал, что встречался с ней не только из-за «Меча», а вернее сказать вовсе не поэтому. Но разве мог ли он ей объяснить что-то тогда, на квартире, когда она задала ему этот вопрос? В тот момент ответ ещё не сложился в его голове настолько устойчивым, чтобы не звучать глупо, смешно или обманчиво. — Привычка вторая натура. Она не знала, зачем сказала эти слова именно сейчас и именно здесь, простояв уже несколько минут за его спиной и ожидая непонятно чего. Но когда мужчина, до этого опиравшийся на ограждение, обернулся, она почти признала, что скучала по нему. Почти. — Танюха… — конечно, Калинин знал, что день их новой встречи обязательно настанет, и в глубине души верил, что сможет объясниться, сможет сохранить тот рассудок, холодную голову. Но сейчас в нём не осталось ни следа от того решительного и настойчивого мужчины, что когда-то делал всё, чтобы покорить сердце стоящей перед ним девушки. Делал не ради того, чтобы узнать новые подробности о «Мече», а просто потому… Просто потому… Макс замолчал, не в силах продолжить и с надеждой заглянув ей в глаза, чтобы понять, что ещё она захочет ему сказать. — Я здесь уже месяц. Каждый день. Иногда ночью. Я просмотрела сотни фотографий с тобой. Коллеги давали. С мероприятий, праздников, — её голос, который когда-то так тепло шептал ему «люблю», теперь был холодным, опустошенным, разбитым и раздавленным. Как и он сам. Макс чувствовал свою вину перед ней и знал, что не сможет искупить. Не сможет что-то исправить, потому что уже слишком поздно. И тотчас он задался вопросом: а когда у него был бы этот шанс? — Если мероприятие твоё — всегда здесь, иначе тебе здесь нравится. Человек многим может пожертвовать, но не местом, где ему хорошо. И безопасно. Безопасно на первый взгляд. У него был бы шанс, если бы он сразу признался в убийстве Гирко и тех шестерых, которых они с Костяном прикончили на пустыре? У него был бы шанс, если бы он не врал про офис, про секретаршу и про свою «частную фирму»? Интересно, а если бы он признался, когда она показала ему фоторобот Кости? Или в то утро, когда он привёз её в УВД, где работал Чиж и, увидев приятеля, догадался, что Дёмина приехала поговорить именно с ним? Если бы в тот самый, их последний, вечер, наплевав на всё, он бы остался с ней и просто сам обо всём рассказал — у него был бы шанс заслужить прощение? Может быть, тогда ему удалось бы что-то исправить в любой из этих случаев. Может, она бы и смогла простить, если бы не та бойня, в которой погибли несколько молодых оперативников… — Танюх… — два шага вперёд. Всего таких коротких, навстречу ей, но тут же она предупредительно отступила назад и не менее жёстко, чем он с мольбой, заключила: — Стой на месте, Макс. — Прости. Прости меня. Я не смог. Я, конечно, должен был сказать, но… — он порывался сделать ещё шаги навстречу, сократив между ними расстояние, но Дёмина, вовремя предвидевшая такой расклад событий, более громко и несколько даже истерично изрекла: — Стой на месте, я сказала! — спустя мгновение она засунула руки в карман и ему почудилось, что он сейчас окажется под прицелом. Но даже за это не мог её осуждать. Не после своего обмана. — У тебя пистолет? Ты, что, вызвала кого-то? — Я никого не вызывала. Мне нужно было поговорить с тобой. Я потеряла из-за тебя всё. — Всё… Я слышал, тебя в ФСБ перевели. Он, правда, слышал. Как только узнал, что Таня Дёмина выжила, тут же попросил Ольгу нарыть как можно больше информации о ней, если всплывёт какая-то новость. То, каким тоном женщина ответила ему теперь, заставило сердце содрогнуться от сожаления и тоски: — Себя, Макс, себя. Я потеряла себя, на кой-чёрт мне твоё ФСБ? — она говорила так пренебрежительно, что боль выплёскивалась наружу в каждом слове. Красные от слёз, глаза снова заблестели, но уже не так, как он любил. Не от счастья, — Что же ты сделал со мной? Я же… Я любила тебя. Что ему ещё было нужно? Если бы он не создал «Меч», они могли бы быть вместе. Возможно, проснувшись в одно утро, Калинин бы осознал, как сильно ему нужна Дёмина, и сделал бы ей предложение. А она бы согласилась и со временем родила бы детей. Это была бы самая обычная семья, но в то же время они были бы счастливы так, как никто другой. И от осознания потерянной возможности становилось ещё хуже, чем от понимания того прорыва, которого он добился своим переворотом. — Я тоже. Я тоже, Танюха. Я и сейчас тебя люблю. Конечно, я должен был… — Хватит. Я недавно услышала умные слова. «Мысли, намерения — это ничто, человек — это его поступки». Ты должен был, но не сделал, — он был согласен с каждым словом. И оттого чувствовал себя всё хуже. Ни на что особо не надеясь, мужчина просто задал вопрос, интересовавший его именно в эту секунду: — И что теперь? — Я прошу тебя, если ты ещё способен меня слышать, если хоть часть из твоих слов — правда. Остановись. Пожалей себя и своих людей. Если ты остановишься, Вы будете жить. Вас перестанут преследовать. — Ты сама-то в это веришь? — Я знаю, что говорю, — она достала руки из карманов, и они повисли вдоль её тела, — Сейчас у меня просто замёрзли руки. Но в следующий раз там будет пистолет. Калинин сократил между ними расстояние, и в этот раз она не стала его останавливать. — Танюха, — он обнял её, поцеловал в щёку, а по её лицу скатилась слеза. Калинин бережно стёр слезинку, точно этим касанием хотел защитить и обогреть её от всего зла, что было на этом свете. Но теперь он сам стал Злом. И горько осознавать, что она в это всеми силами верила, хоть и старалась тоже найти какой-то выход, что помог бы избежать этого. Но его не было, не в их случае. Макс поцеловал её в губы. Нежно. Он хотел запомнить этот момент навсегда, растягивать на вечность, лишь бы просыпаться и засыпать каждый раз вот так, со вкусом её губ и тихим, сбивающимся от волнения, собственным дыханием. Словно мальчишка, школьник, который поцеловал понравившуюся девочку. Но спустя мгновение на месте этой иллюзии вновь стояли мужчина и женщина, которые глядели друг другу в глаза и пытались понять, когда между ними разбилось то самое, что объединяло их, казалось, навсегда. То самое, что разделило мир на «до» и «после». — Мне с тобой так хорошо… Так тихо, спокойно… — шептала Таня, глядя ему в глаза, — Я с тобой совсем ничего не боюсь. — её голова покоилась на его груди, и им обоим было хорошо. Макс только поцеловал её в лоб, прижимая ближе к себе, и прошептал в ответ: — Мне тоже хорошо с тобой, Танюх. Очень. Тихий смешок, сорвавшийся с уст Дёминой, а в следующее мгновение она целует его, зарываясь пальцами в светло-каштановые волосы. И Калинин отвечает ей, чувствуя, что в этот момент ему не нужно абсолютно ничто. «До» она любила его, позволяла целовать себя и не плакала от обиды. «После» она возненавидела всё, что связано с ним, и больше никогда не позволит ему быть рядом. Макс, в последний раз взглянув на Таню, обошёл её и зашагал прочь, точно верил, что, если уйдёт сейчас, она ещё сможет спастись и не погрязнет во всём этом. А, значит, на одну загубленную окончательно жизнь по его вине станет меньше. Дёмина смотрела в одну точку, пытаясь восстановить дыхание, и когда её глаза наткнулись на водную гладь, мутную и таинственную, по щеке вновь покатилась слеза.