Часть 2. Объятья.
7 апреля 2020 г. в 15:00
— Ты не потеряешь меня.
Повисает молчание. Губы Леви дрожат, он ничего не говорит, а потом внезапно разражается хохотом.
Луссурия стоит, недоуменно глядя на него, а потом, заражаясь чужим смехом, сам начинает смеяться, прикрывая рот рукой. Но не из-за того, что он сказал что-то смешное, а из-за Леви, который вызвал улыбку одним своим довольным видом. Он смеялся, запрокинув голову, смеялся с какой-то хрипотцой в голосе, смеялся и постоянно перемещал руки то на лицо, то на волосы, не зная, куда их деть. При смехе у него приподнималась верхняя губа и был виден верхний ряд зубов, а глаза сужались. Смех его не был звучен, а скорее напоминал тарахтение мотора автомобиля на последнем издыхании. Но сам Леви выглядил каким-то до боли забавным с этим еле поступающим румянцем на скулах, что не начать смеяться с него было невозможно.
— Что смешного? — спросил Луссурия, отсмеявшись.
— Я тебе не "мальчик из подворотни", чтобы ты говорил мне какие-то слащавые фразочки, — с ехидной улыбкой отвечает Леви.
— А по тебе и скажешь.
— Я намного лучше этого мусора.
— Да-а, ты сладкий мужчина из Варии, — лукаво улыбается Лусс.
— Ой, заткнись.
И уже Луссурия смеётся, а Леви его подхватывает, но теперь они достаточно быстро успокаиваются: быстро начинает сводить скулы. Ничего откровенно смешного не происходит, но иногда достаточно лишь начать, чтобы смех не сходил ещё долго.
— Вообще, я не сомневаюсь, — говорит Леви, успокоившись.
— М?
— Ну, то, что ты говорил. Я не сомневаюсь, — он чешет рукой затылок.
— О, очень этому рад, дорогуша.
Луссурия не знает, что к этому добавить: внезапные порывы смеха выбили из головы все мысли.
— Засунь свою радость куда подальше. Просто уж постарайся сделать так, чтобы это было правдой.
— Можешь не сомневаться, постараюсь.
Луссурия разводит руки в стороны, как бы намекая на объятья, которые всегда происходят после трогательных разговоров в дешёвых фильмах. Леви закатывает глаза, но на объятья отвечает и обнимает так крепко, как будто они делают это в последний раз. В конце концов, никто из них не знает: подстрелят их завтра или нет, поэтому они пользуются этой блажью уединения и близости, которой может скоро не стать.