качели

      — не свались оттуда, ладно?       стоя на стуле лишь одной ногой и слегка покачиваясь из стороны в сторону, юноша тянулся одними кончиками пальцев к единственной книге, чей корешок заметно выпирал из глади ровно составленных томов. по глазам совсем некстати били яркие отблески лета, отдавая бликами каждый раз, когда юноша пытался их сморгнуть. шторы в библиотеке всегда распахнуты. Миссис говорит, что прятаться от внешнего мира бесполезно; если ему будет нужно — он настигнет вас через мир внутренний. никому точно не известно, что она имеет в виду, однако нарушать негласные правила единственной в городе библиотеки никто не спешит. солнце же опаляло сегодня гораздо настойчивее прежнего.       дотянувшись наконец до обложки и едва касаясь её, Джун однако был несказанно рад. одно усилие, и книга, соскользнув, полетела вниз и спустя миг лежала рядом с сидящим на полу и занятым чтением брюнетом.       тот, на удивление, не повёл даже взглядом. привычка ожидать чего угодно от своего друга укоренилась в нем с тех пор, как тот притащил на урок биологии мышонка, по его словам еле живого. и хотя он мог держать волнение под контролем, где он нашёл зверька и почему решил, что учитель биологии сможет заменить ветеринара, остаётся лишь гадать. к счастью, последнее не было необходимо: мышонок был вполне здоров, зато Джун с тех пор то и дело терпит шутки лучшего друга.       — как думаешь, что там?       — не знаю что, но мышонок прочтёт это от корки до корки, даже если там инструкция по изготовлению атомной бомбы.       — ха, смешно! ты видишь? я смеюсь!       Минхао взглянул на юношу и обнаружил лишь подобие недоухмылки, словно её обладатель только что услышал что-то невероятно тупое. Мин предпочёл бы его обычную улыбку, которую Джун дарит ему с поводом и без. ему и всем, кого невольно коснётся его неутомимый взгляд. Мин предпочёл бы, чтобы так Джун улыбался только ему.       — сейчас челюсть треснет.       Джун, будто пропустив мимо ушей либо вовсе не услышав, неуклюже перебирая ногами, в начале опустился коленями на стул, а затем наконец ступил на слегка поскрипывающий дощатый пол. не прошло и минуты, как голова его уже покоилась на животе друга, а взгляд облюбовывал обложку книги.       — ну и что ты там достал?       — «Парадоксы человеческой памяти» — так она называется, — немного нахмурившись, произнёс Джун и на мгновение замер.       заметив замешательство друга, Минхао выхватил книгу из его рук.       — это не очень интересно, поверь. какие-нибудь жамевю и прескевю… — гримасничал юноша. — кому это надо.       — но-но я не знаю, что это, — рыжеволосый смутился и, задрав голову, взглянул на друга снизу вверх. — расскажи?       лицо Джуна отражало некое недоумение вперемешку в любопытством, отчего он был крайне очарователен, думалось Минхао. такому просто невозможно отказать.       — их вроде всего три, но если я не прав, можешь побить меня позже.       — я побью тебя сейчас, рассказывай давай!       их действительно было три, однако каждый из них был потенциальной угрозой. почти полгода прошло после выписки Джуна, но большая часть воспоминаний до сих пор не вернулась.       конечно, он этого не скажет, но юноша стесняется, когда не может вспомнить тех или иных важных вещей. близкие реагируют на это лишь тёплой улыбкой, говорят что ничего страшного и память рано или поздно вернётся, но Джун продолжает смущаться из раза в раз.       совсем недавно, только успел сойти последний снег, он и Минхао ходили в парк, который, по словам второго, был их любимым местом, сколько он себя помнит. вечно поскрипывающие качели, запах наливающихся смолой вишневых почек, и неизменно персиковый, с оттенками розового, закат. время здесь всегда останавливалось, и не было необходимости запоминать каждое мгновение: оно было лишь одно каждый раз. так было и тогда, но юноше все же отчего-то было сложно вдохнуть полной грудью такой знакомый аромат.       не было и сомнений, что Джун узнает свои любимые качели: первым же делом юноша подошёл именно к ним. краска на них изрядно потускнела после зимы, но блеск в глазах рыжеволосого был так же ярок. он с воодушевлением заметил, что качался на них в последний раз лишь прошлой зимой.       — Джун, если ты отморозишь себе задницу, я не потащу тебя домой на своей спине, запомни.       — ой, не очень-то и хотелось, — юноша лишь показал язык, дразня друга, и неряшливо приземлился на свои любимые качели. мороз ощутимо покалывал кожу на щеках, отчего та заметно покраснела, но это ни капли ли портило атмосферу зимнего вечера и отчего-то очень хорошего настроения.       стоит ли говорить, что замёрзнуть он все же успел, хотя, даже дрожа, продолжал смотреть на Мина и, казалось бы, без причины улыбаться, что лишь вводило второго в ступор. нам всем иногда хочется быть немного загадочными. странными, непонятными, такими словно у нас поехала крыша или мы вовсе обезумели. словно маемся никому не нужной ерундой, все только лишь усложняющей. хочется просто забыть, что это жизнь, а не книжная история, но Джун не мог. погода была потрясающей, редкие хлопья снега ложились на ресницы, заставляя рыжеволосого то и дело смаргивать их, а брюнета — умирать, но он был бы не он, если бы не скрывал до последнего, что ему нравится происходящее ничуть не меньше, если даже не больше, чем самому Джуну.       — говорил я тебе, не садись на эти качели. вот что мне с тобой, оболтусом, делать?       Минхао, продолжая ворчать, присел перед другом и аккуратно взял его ладони в свои, согревая их теплом собственно дыхания.       — ой, я тоже тебя люблю.       для Джуна, казалось, слова любви были не более, чем брошенной вскользь шуткой. но он не понимал, какую силу они имеют над Минхао, залившимся краской, которую впрочем Джун списал на мороз.       сейчас, сидя на качелях и смотря на друга, рыжеволосый не мог справиться с дежавю, накрывающим его с головой, но отчётливо не понимал, в чем дело. он заметил оттенок немой надежды в глазах брюнета. такой оттенок обычно бывает в глазах тех, кто с нетерпением разрывает конверт с письмом от близкого человека, но Джун не понимал. то, что семью месяцами ранее Минхао держал в своих ладонях его, казалось, испарилось без следа.       — о, дежавю — это как когда мы с тобой ходили в тот парк весной. Тогда я чувствовал что-то такое.       пятисекундная заминка. Минхао кладёт ладонь поверх руки Джуна и несмело проводит пальцами по еле заметному шраму с такой нежностью, на которую только способен, отчего Джун на мгновение замирает. не понимая происходящее, он однако не желает по неизвестной ему причине его портить.       когда ты влюблен, все взгляды и прикосновения, хоть случайные и мимолетные, ты считаешь чем-то значимым, до безумия трепетным и нежным, предназначенным именно тебе.       в воздухе витал запах лилий. мама Джуна принесла сюда цветы сразу после того как сына положили в эту палату. сразу после операции. она была убеждена, так сын очнется скорее — лилии всегда были его любимыми.       — милый, поспи хоть немного, — еле слышно проговорила она, накидывая мягкий плед на плечи Мина. — я скажу тебе, когда он очнется.       лицо юноши заметно осунулось спустя пару бессонных ночей, но оставить того, кого негласно любил больше всех, он был не в силах.       — я принесу тебе кофе.       Миссис Вэн ласково потрепала его волосы, а затем вышла из палаты. Джун дружил с Минхао с самого детства, за сотней совместных воспоминаний брюнет стал для семьи Вэн родным. именно он был тем, кому Джун попросил позвонить врача в скорой.       руки юноши несмело сжимали перебинтованную кисть, едва касаясь катетора от капельницы.       под бинтом останется шрам. так же, как и в сердце юноши, услышавшего «ваш друг попал в аварию, приезжайте в больницу номер…»       — часто ты так делал до моей аварии?       Минхао одергивает руку, ругая себя за самонадеянную смелость.       — сегодня в первый раз. о чем мы? ах да. дальше жамевю, — брюнет прочистил горло в попытке взять себя в руки. — оно противоположно дежавю. когда обстановка, которую ты на самом деле знаешь, кажется незнакомой.       — как у меня постоянно, да?       — нет... нет, я так не думаю. ты не помнишь из-за аварии, а жамевю происходит само по себе. помнишь, как-то Сынен, весь такой уверенный, залетел в класс математики, а затем замер и такой «где я?» — Минхао не мог сдержать умиления над заливающимся смехом другом. — вот, думаю это как раз было жамевю.       — нет, это было хитрожопство, Минхао, ты совсем не умеешь разбираться в людях, — юноша все так же не мог сдержать смеха.       — ну почему, я могу разобраться в тебе.       — и что я сейчас чувствую, умник?       Джун лукаво взглянул на Минхао. даже ничего толком не сделав, он его ломал. брюнету казалось, терпкий трепет со дна живота поднимается к самому сердцу, а затем рвётся наружу, словно неугомонная птица. Мину казалось, он горит в огне. казалось, тонет. без шансов на спасение.       неожиданно даже для самого брюнета спустя миг его губы коснулись лба друга, задержавшись лишь на пару секунд. Минхао отстранился молниеносно, сгорая от стыда и неловкости, и благодарил всех существующих богов за то что Джун лежал лицом к окну и не видел его залившегося краской лица. только эти же боги и знают, чего ему стоило унять дрожь и произнести так спокойно, как он сейчас только мог:       — сейчас ты чувствуешь смущение.       Джун чувствовал. прикосновение тёплых губ было столь же неожиданно, сколь мурашки, покрывшие руки после. между ними никогда не было неловкости, ведь вместе были пройдены и огонь, и вода, и даже горечь разлуки, но пытаясь расслышать звук сердца, Джун терялся в собственных ощущениях. происходящее казалось ему чем-то нереальным, но оттого не менее загадочным, чем декабрьский вечер под редкими хлопьями снега.       — что для тебя любовь?       неожиданный вопрос повис в воздухе на добрые пару минут, прежде чем Минхао осознал, что он не был риторическим. однако при кажущейся сложности, ответ оказалось найти не так сложно. слова вырвались из него, будто томились взаперти уже долгие годы, а юноша был больше не в силах их сдерживать.       — это единственное, что спасает нас. любовь ко всему. к чему бы то ни было. к людям, к природе, к миру. когда ты любишь, отпадает желание злиться, завидовать, мстить, совершать непоправимое. отпадает необходимость быть чудовищем. когда ты любишь, искренне любишь, ты плывешь по течению, оглядываясь по сторонам и замечая вокруг лишь уют и томное желание жить ради кого-то.       — говоришь так, словно это тебе знакомо, — рыжеволосый попытался свести все к шутке, в глубине души надеясь что его догадки не имеют ничего общего с правдой.       Минхао молчал. он не мог набраться смелости закончить начатое, но находить силы держать в себе было сложнее с каждым днем.       — прескевю — это ситуация, когда ты не можешь вспомнить то, что всегда знал, что вертится на языке, но никак не может найти свое истинное обличье.       — как слова «я тебя люблю», верно?       загонять Мина в тупик это определённо талант, которым владеет лишь один человек. не отвечая, юноша смелее прежнего, но с той же лаской целует лоб друга, и едва имея возможность сказать что-то, все же тихо отвечает.       — как тебе такой ответ?       за какие-то два часа дружба ломается, крошится и испаряется, уступая место неопределённости. один из них пытается унять бурю в сердце, да безуспешно, но виду не подаёт. другой боится своих чувств, обнаруживая среди них что-то новое, прежде скрытое под пеленой не слишком глубокого сна.       один из них боится, что все закончится, не начавшись.       другой хочет начать.       — посмотри на меня, — Джун медленно поднимается и кидает взгляд на… друга? надоедливые солнечные зайчики слепят глаза, от них не скроется ничего на свете. томное волнение, еле заметно дрожащие руки, сбитое дыхание и безграничная нежность в глазах. Минхао не до конца осознавал, что происходит, когда Джун, словно боясь своих же действий, нырнул в нахлынувшие ощущения с головой, не давая себе шанса передумать. несмело, со свойственным лишь ему очарованием он коснулся губ брюнета совсем неумело, однако Минхао не спешил перенимать инициативу. чувства ударили в голову слишком неожиданно, напрочь лишив возможности мыслить трезво.       совсем недавно качели покрасили в жёлтый, и те каждый день с любовью встречают привычный персиковый, с оттенками розового, закат.       наверное, в конечном счёте мы все влюблены. и чувства преследуют нас сквозь закрытые шторы и ворох мыслей, а мы, не удержав равновесия, окунаемся в них с головой.       наверное, Миссис была права.