***
В кои-то веки выходной день начинался нормально, по крайней мере до определенного момента. А если быть еще точнее, то до того момента, пока в окно не влетела сова с громовещателем от миссис Уизли. Гермиона уставала, жутко уставала. Ей так хотелось выспаться в свой первый и единственный за две прошедшие недели выходной, но надеждам, видимо, не суждено было сбыться. Вот уже на протяжении двух лет, а именно столько прошло после битвы за Хогвартс, девушка вертелась как белка в колесе. Началось все с того дня, когда она, спустя полгода попыток Рона добиться ее, согласилась встречаться с ним. В этих отношениях волшебницу устраивало все. Однако проблемы явились оттуда, откуда Грейнджер их совсем не ждала: вдруг, ни с того, ни с сего, миссис Уизли начала превращаться в гиперопекающего монстра, который хотел, чтобы Гермиона была идеальной во всем, что касалось и сына Молли. Но это, как оказалось, были еще цветочки, на которые раньше молодая волшебница мало обращала свое внимание, а если точнее сказать, просто закрывала на все глаза. Спустя год Рон предложил съехаться и она согласилась — вот тут начался настоящий кошмар. Гермиона столкнулась со всеми прелестями совместной жизни с одним из представителей рыжего семейства, и если сначала, она, опять-таки, ничего не замечала, вернее, очень старалась это делать, то в какой-то момент её терпение дало знать о том, что оно не бесконечно. Ведь совершенно невозможно не заметить разбросанные по всему дому чайные пакетики, которые Рон даже не пытался убрать, игнорируя все просьбы Гермионы, — девушка уже сама была не рада тому, что привнесла в их быт парочку маггловских изобретений. Еще одной проблемой стала, теперь уже замечаемая девушкой, миссис Уизли, так старательно лезущая в личную жизнь молодых людей. Молли старалась контролировать абсолютно все и вся, начиная с того, что малыш Ронни съел на завтрак, заканчивая тем, не забыл ли он надеть термобелье, ведь на улице уже поздняя осень. Гермиона держалась только на том, что действительно питала нежные чувства к Рону, и что он тоже любит ее, хотя именно эти слова он не забывал произносить только после того, как накосячит и Гермиона это заметит. Единственным местом, где девушка могла отдохнуть, была ее сложная, заковыристая, но поистине любимая работа. После окончания Хогвартса, волшебница долго не могла определиться, где найти себе применение. Как ни прельщал Аврорат, ей не хотелось поступать на эту службу — набегалась уже по лесам, а детская мечта бороться за независимость домашних эльфов и права других магических существ стала казаться действительно детской и быстро отошла на второй план. Но выход нашелся, и нашелся благодаря старшему брату Рона, Биллу. Однажды, на очередных семейных посиделках в Норе, старший сын семьи Уизли, рассказывал про свою работу, вернее про одно дело, над которым он долго трудился последнее время. Гермиона ухватилась за идею стать ликвидатором заклятий, где-где, а в чарах и решении сложных, в том числе и логических, задач она была лучшей; и, обратившись за помощью к Биллу, который в этой помощи, конечно же, не отказал, она стала помощником ликвидатора заклятий лондонского отделения Гринготтса, Уильяма Уизли. Конечно, все не прошло так просто и гладко, как было только что изложено. В гоблинский банк не брали просто так, по просьбе одного из работников, даже если одного из лучших. Гермиона старательно готовилась к тем тестам, которые должна была пройти, и ее старания окупились: девушка стала полноправным сотрудником волшебного банка. Так она получила любимую работу и обрела хорошего друга в лице Билла, с которым они прекрасно сработались и даже периодически сидели в маггловских кафе после работы и разговаривали на отвлеченные темы, что несомненно приносило ей огромное удовольствие — не каждый раз попадается такой потрясающий собеседник. Работа и общение с Биллом были ее отдушиной в непрекращающемся круговороте совместной жизни с Роном и жуткой опеки миссис Уизли. Вернемся к тому, что Гермиону разбудил громовещатель. Не успела она толком подняться, как послание завопило, даже не удосужившись упасть в руки к получателю, чтобы дать шанс волшебнице не слышать с утра визгов Молли. Громовещатель уведомлял их с Роном о том, что миссис Уизли ожидает их на семейном обеде, ведь цитата: «Мы так давно не виделись». — Конечно, — фыркнула волшебница, — всего два дня — это теперь целая вечность. Дальше следовал перечень инструкций для Гермионы, касающихся того, как и что она должна сделать, чтобы с Роном, не приведи Мерлин, ничего не произошло. Признаться, девушка давно выучила этот список наизусть и лишь скривилась, когда вновь услышала его.***
Обед проходил как обычно, под веселые шутки близнецов, постоянно подкалывающих Рона за его чавканье, под заинтересованные и никогда не прекращающиеся вопросы от мистера Уизли о маггловской жизни, направленные сегодня только на Гермиону, так как Гарри с Джинни отсутствовали из-за того, что неделю назад отправились в свадебное путешествие. Как ни странно, Билл все время молчал, он даже почти не реагировал на очередные веселые ремарки Фреда и Джорджа, хотя обычно охотно вставлял свои пять копеек, а на вопрос где Флер, так и не ответил. Наконец, после того, как за столом вдруг установилась тишина, что само по себе явление из ряда вон выходящее, старший сын Уизли заговорил безразличным, что совсем не свойственно ему, голосом: — Мы с Флер расстались. Она мне изменила. Установилась еще более гнетущая тишина, теперь даже изредка не прерываемая стуком приборов о тарелки. Все были в шоке, который, однако, спал довольно быстро. Первой очнулась, конечно же, миссис Уизли. Полной неожиданностью для Гермионы стало то, что Молли никак не поддержала сына, а, наоборот, тут же стала его расспрашивать на предмет того, вдруг он сделал что-то не так. Билл стойко вынес кудахтанье Молли, раздражение выдавали лишь руки, постоянно комкавшие салфетку, пока он не «взорвался» и не вылетел из комнаты. Обед был безнадёжно испорчен, все присутствующие разом засобирались домой, а прощание вышло слишком неловким и скомканным. Единственное, что успела сделать Гермиона перед уходом из Норы — порывисто приобнять Билла, появившегося буквально через пару мгновений после того, как самый младший из братьев Уизли исчез в камине, прошептать ему что-то успокаивающее и приободряющее и пригласить его к ним с Роном домой.***
После того памятного обеда прошло два месяца. Гермиона стала жить намного спокойнее, Миссис Уизли стала меньше лезть в их с Роном дела. Рон же, стал уделять ей меньше внимания, что в принципе уже не так уж и сильно беспокоило мисс Грейнджер, она полностью углубилась в совместную работу с Уильямом Уизли. Единственным, что теперь ее волновало помимо исследования и ликвидирования заклятий, был Билл, который стойко перенёс весь бракоразводный процесс и теперь стоически переносил атаки Молли, направленные, по ее мнению, на «вразумление» старшего сына. Внезапный развод Уизли вдруг сблизил волшебников еще больше. Первое время Гермиона старалась чаще находиться рядом с ним, чтобы поддержать, несмотря на все протесты. А затем стена, так тщательно возводимая волшебником, пала, и перед мисс Грейнджер предстал совершенно другой человек, она открыла Билла для себя с абсолютно новой стороны. Теперь их посиделки стали иметь систематический характер, перенеслись из маггловских кафе к Уильяму домой и стали сопровождаться еще и разговорами на более личные темы, разговорами о переживаниях, которыми они делились друг с другом, и им становилось легче.***
С самого утра Гермиону преследовало предчувствие, которое явно не предвещало ничего хорошего. Хотя, по идее, из-за чего? Сегодня их с Рональдом годовщина, и, как ни странно, проснулась она не от будильника, ежедневно звонящего ровно в семь, а из-за голоса Рона, призывающего ее проснуться, и непередаваемого аромата только что приготовленного завтрака. Девушка была просто поражена таким поведением. В голове крутилось множество вопросов: «Это тот же самый Рон, который еле-еле встаёт по утрам? Это тот же самый Рон, который последнее время практически перестал обращать на неё внимание?» От этого дурацкое предчувствие лишь усилилось. Из раздумий девушку вытащил парень: — Просыпайся любимая, — после чего поставил перед ней маленький столик с подносом, на котором возвышался стакан сока и свежие тосты с джемом, — с годовщиной, — Рон улыбнулся и нежно поцеловал девушку в губы. Гермиона машинально ответила на поцелуй, все еще мысленно поражаясь такой внезапной перемене в своем парне. — Ты сегодня до скольких? — спросил Рон, по-прежнему мило улыбаясь Гермионе. Вопрос Рона показался донельзя странным, кажется, что за последнее время она слишком часто слышала его от своего парня, но девушка тут же отмела все ненужные мысли, это же Рональд, и, улыбнувшись, ответила: — До шести, а что? — но вопрос так и остался без ответа, потому что Уизли затянул Гермиону в новый поцелуй, и даже завтрак, мирно покоящийся на прикроватной тумбочке, отошел на второй план.***
Плохое предчувствие нарастало все больше и больше, и особенно усилилось в то время, когда на работе она сказала Биллу о том, что уйдет на пару часов пораньше, и предупредила его о том, что сегодня посидеть не получится. И, посетив маггловский супермаркет, Гермиона отправилась домой с пакетами, полными продуктов, купленными для приготовления праздничного ужина. Когда волшебница вошла в квартиру, плохое предчувствие достигло своего апогея. Девушка начала понимать, что оно не просто так ее мучило на протяжении всего дня. Еще из прихожей Грейнджер услышала плохо различимые полувздохи-полустоны. Пройдя вглубь квартиры, Гермиона распахнула дверь спальни и увидела потрясающую её воображение картину: на их с Роном кровати расположились, собственно, Рон и какая-то девица, в весьма недвусмысленной позе, оставляющей мало простора для воображения. Парочка была настолько увлечена друг другом, что даже не отвлеклась на звук выпавших из рук девушки сумок. Гермиона стояла в полном оцепенении и от шока не могла даже сдвинуться с места, и лишь спустя несколько минут девушка, которая так усиленно стонала под парнем волшебницы противным писклявым голосом, обнаружила присутствие Грейнджер в спальне: — Бон-Бон, что эта девушка делает в твоей квартире? Рон, наконец отвлекшись от любовницы и увидев Гермиону, переменился в лице, тут же соскользнул с кровати и начал бормотать самую банальную из всех речей, которую только можно было произнести в настоящий момент: — Гермиона? Ты же говорила, что ты до шести, еще же столько времени до… Эээ... Это совсем не то о чем ты подумала, - повторяя последнюю фразу, он стал как можно скорее одеваться и то же самое приказал любовнице. Девица, явно сообразив, что происходит, быстро оделась и, наградив младшего Уизли хорошей оплеухой, покинула квартиру. Рон же, остался наедине с Гермионой, все так же бормоча несвязные извинения, только теперь ухватив Грейнджер за руку. Не сказав ни слова, Гермиона вырвала запястье из «захвата» Рона, развернулась, бросила сухое: " Между нами все кончено", и, выходя из квартиры, трансгрессировала в ближайший парк.***
Оказавшись в парке, она присела на первую попавшуюся на пути скамейку и задумалась о своем нынешнем положении. Ей отчаянно хотелось оказаться в таком месте, где ее всегда ждут, где всегда готовы поделиться своим теплом и поддержат в любой ситуации. Раньше таким местом был родительский дом, но после того, как Гермиона вернула память матери и отцу, они не захотели возвращаться в Англию и спокойно продолжили жить в Австралии, почти забыв про свою дочь. После, этим теплым и уютным домом стала Нора, но теперь, когда как Молли, так и Артур, стали невероятно назойливы, жилище семейства Уизли ни в ком случае не прельщало. Из печальных мыслей Гермиону выдернул счастливый хохот влюблённой парочки, прогуливающейся по парковой аллее. Грустно усмехнувшись, девушка вновь погрузилась в невеселые мысли. Ведь, если подумать, то кто у неё остался? Родители? Они слишком далеко и слишком давно живут своей жизнью. Молли? Артур? В связи с последними событиями, точно нет. Гарри и Джинни? Слишком неправильно было бы их отвлекать в такое счастливое для них время. Рон? А что, собственно, Рон? Вернуться сейчас к нему, после всего того, что он сделал? Его поступок стал последней каплей в том глубоком океане негатива, переполнявшего чашу ее терпения. У Гермионы оставался только Билл. Он единственный, с кем она достигла такого невероятного взаимопонимания, которому многие позавидовали бы. Не сомневаясь в том, что Билл сможет хоть как-то ее поддержать и не дать углубиться в свои страдания, девушка трансгрессировала к нему.***
Внезапный звонок в дверь удивил Билла. Сегодня он точно никого не ждал, ведь Гермиона предупредила мужчину об их с Роном годовщине, и Уизли опять планировал коротать вечер в гордом одиночестве. Открыв дверь квартиры, он ожидал увидеть кого угодно, кроме совершенно невменяемой, на первый взгляд, Гермионы, с взъерошенными, как на первом курсе, волосами и красными от слёз, остекленевшими глазами. Билл был поражен. Что же могло произойти, чтобы такая девушка, как Грейнджер, явилась к нему на порог в подобном виде? Все что он мог сделать — это, осторожно взяв под руку волшебницу, отвести ее в гостиную и, убедившись, что девушка сидит на диване, предупредил ее о том, что сделает чай, и отправился на кухню. Гермиона практически никак не отреагировала, лишь слабо качнула головой. Когда мужчина вернулся с дымящейся кружкой, ему предстала все та же картина, что и прежде: волшебница сидела ровно, вытянувшись словно по струнке, и сверлила взглядом пространство. Осторожно, чтобы не пролить горячий напиток, Билл присел на диван, вручил кружку девушке, тут же принявшую ее, и наконец произнес: — Ты являешься ко мне, вся в слезах, когда должна отмечать годовщину с моим младшим братом. — Грейнджер всхлипнула и судорожно стерла дорожки слез, так некстати текущие из глаз, она ведь даже не заметила того, как они появились на лице. — Что случилось, Гермиона? Грейнджер дернулась и совершенно бесцветным, ничего не выражающим голосом ответила: — Рон мне изменил. — Волшебница замолчала, сделала глоток чая, поставила кружку на журнальный столик и продолжила. — Только что застала его в нашей постели, — она опять прервалась, утерев рукой вновь набежавшие слезы — в нашей с ним постели, трахающего какую-то девицу. Девушка в очередной раз всхлипнула и придвинулась ближе к магу, словно в поисках поддержки. Билл, заметив движение Гермионы, тут же приблизился и обнял ее. Волшебница дернулась, но тут же расслабилась, и, так и не сумев подавить надвигающуюся истерику, разрыдалась, уткнувшись носом в шею мужчины. Биллу ничего не оставалось делать, кроме как осторожно сжимать девушку в объятиях, непрерывно гладя по взъерошенным волосам и шепча что-то успокаивающее на ухо. Он впервые видел Грейнджер такой. Всегда собранная, спокойная, всегда готовая поддержать и подбодрить, излучающая свет на всех, кого могла охватить, с несгибаемым стержнем внутри, вдруг сломалась, не выдержала. У Билла возникло с трудом сдерживаемое желание пойти и как следует врезать младшему брату за то, во что он превратил эту светлую девочку. Но он не мог её бросить в такой момент. Сейчас в его руках рыдала совершенно другая Гермиона, хрупкая, ранимая, покинутая теми, кого она любила. Он не знал, сколько они вот так просидели, волшебница уже почти перестала рыдать и теперь просто прижималась к нему, ища и находя в нем защиту и опору, вдыхая тонкий мускусный аромат, исходящий от мужчины. Спустя еще некоторое время девушка немного отстранилась, но не стала выпутываться из объятий. Она стала жадно вглядываться в его испещрённое шрамами лицо, стараясь изучить и запомнить каждую черточку. Вдруг, девушка неожиданно для них обоих потянулась к губам мужчины и поцеловала мага. Билл опешил и несколько секунд не отвечал, а затем и вовсе отстранился. — Ты понимаешь, что ты делаешь, Герм? — Да, теперь я делаю то, что хочется именно мне. То, что давно хотелось сделать, — голос стал более твердым, чем несколько часов назад, но глаза выражали что-то новое и абсолютно непонятное для него, из-за чего маг все еще сомневался в том, что Грейнджер осознавала свои действия. — Ты уверена? — Билла не покидала мысль о том, что это, пусть уже бывшая, но девушка его брата. Собственно, именно эта мысль его в последнее время и останавливала. — Да, уверена. И, будто угадав, кому посвящены мысли волшебника, произнесла: — Забудь о нем. Эта фраза стала своеобразным толчком для него: мужчина отмел все ненужные мысли. Не долго думая, он впился в губы, о которых давно мечтал, своими. Он пробовал их на вкус сначала медленно и неторопливо, а затем все с большим и большим напором. Уизли жадно целовал девушку, постепенно занимая все ее мысли, вытесняя из ее головы все плохое, все, что так тяготило ее. Гермиона все также тянулась к нему, отвечая со всей страстью и трепетом, на которые только была способна. Все постепенно отошло на второй план: все ненужные мысли, чувства, эмоции. Остались только он и она, их руки, срывающие друг с друга одежду, их губы, касающиеся так, как не прикасались никогда и ни к кому раньше, приносящие непередаваемое удовольствие, их тела, сгорающие в несуществующем, но таком реальном пожаре, сплетающиеся в безумно нежном и страстном танце снова и снова.***
— Знаешь, у меня к тебе есть очень заманчивое предложение, — впервые за долгое время оторвавшись от ее губ произнес Билл. — Какое? — Девушка заинтересованно приподнялась на локтях. — Останься со мной, — и тихое, едва слышное, — навсегда. Вместо ответа девушка приблизилась к его губам и вновь нежно коснулась их своими. — И что же это значит, ммм? — Прервав поцелуй, вопросил Билл. — Ты же был лучшим учеником школы, — девушка фыркнула, — мог бы догадаться, что это значит. — Это значит да? — Это значит да, — глупо хихикнув, девушка опять втянула мага в поцелуй, благодаря которому, этим вечером Гермионе и Биллу уже было не до разговоров.***
Мокрые, разгоряченные и уставшие, маги лежали теперь уже на кровати, утопая в скомканном постельном белье. Гермиона расположилась на рельефной груди Билла, вырисовывая на ней пальчиком какие-то неизвестные узоры, и постепенно проваливалась в сон. Рука мужчины покоилась на спине девушки, прижимая ее к собственному телу, периодически поглаживая. Билл, с нескрываемым интересом рассматривал практически лежащую на нем, теперь уже тихо посапывающую девушку. Лицо ее казалось как никогда прекрасным: маленький, аккуратный, слегка вздёрнутый носик, выразительные скулы, темные ресницы, бросающие небольшие тени на лицо. Длинные, беспорядочно вьющиеся волосы, в которые так и хотелось зарываться снова и снова, вдыхая нежный цветочный аромат. Молочно-белая кожа, сейчас приобрела какой-то невероятный золотистый оттенок благодаря едва показавшемуся на небосводе солнцу, купающему в своих лучах двух обнаженных прижимающихся друг к другу людей...людей, которые, кажется, нашли в этих объятиях свое счастье.