Он рядом

Вернувшись в Коноху, они отчитались перед Рокудайме и, приняв слова благодарности за отлично выполненную миссию, стремительно покинули его кабинет. Каждый шаг давался Карин с каким-то особым трудом, потому она, прогоняя сдавливающую головную боль, замерла на месте, на что напарник обратил особое внимание и остановился посреди коридора напротив неё. Почувствовав слабость, Карин обессиленно рухнула прямо в руки мужчины. Ибики привык, что девушка постоянно влипает в различные неприятности — и в очередной раз совместная миссия завершилась не без происшествий. Наказание какое-то. Он не мог проигнорировать её частое, глубокое дыхание. Ибики наспех поднял потерявшую сознание девушку на руки и прильнул губами ко влажному лбу — жар. Смерив её обмякшее тело укоризненным взглядом, в котором можно было заметить и толику сочувствия, Ибики поспешил в свою маленькую квартиру. За окном сыпал снег, создавая на улицах Конохи сказку, в то время как Карин спала в постели, под натянутым до подбородка одеялом, а рядом сидел он. Сидел и смотрел, по неведомой причине не желая оставлять одну. Ибики не допускал прочих мыслей, кроме одной: когда она, имея взрывной характер, непробиваемую волю и крепкое здоровье, позволила себе стать такой слабой и хрупкой? Когда перестала полагаться лишь на себя и доверилась ему? Спросить прямо? — это слишком. Слишком неправильно, возможно, грубо и неуместно. Но они напарники, а значит, не посторонние друг другу. Он встряхнул головой, прогоняя мысли: и когда он впустил её в свой разум? Только сегодня или?.. Морино снова потянул руку к её лбу, чтобы снять мокрое, уже нагретое полотенце, и, подавшись вперёд, губами коснулся горячей кожи — повышенная температура ещё держится. Мужчина нахмурил брови, отошёл смочить полотенце холодной водой, а после положил его обратно, параллельно вспоминая о бульоне, оставленном на плите — всё-таки необходимо отлучиться. — От…вали, не трогай, — тихо прошептала Узумаки, объятая жаром. — У…бью. Приоткрытые сухие губы задрожали, а глаза зажмурились. Карин с трудом разлепила веки, когда спать было уже невыносимо — это не сны, а смесь не связанных между собой, искажённых картинок. Сквозь прозрачно-белую пелену разбитый взгляд усиленно распознавал очертания незнакомой комнаты, а оттого сознание не в состоянии было склеить полученную информацию по кусочкам: что произошло? Карин заметила перед собой мужское лицо и прищурилась: до боли знакомые шрамы, расплывающиеся по смугловатой коже, грубые черты лица, тёмные глаза — не враг, уже хорошо. Губы девушки растянулись в чересчур довольной улыбке. — Не мелькай тут, — прикрыв глаза вылезшей из-под одеяла рукой, сипло выдавила она и закашляла. — Не разговаривай, — Морино опустился на стул и, усадив в постели падающую от слабости Карин, взял с тумбы кружку с горячим куриным бульоном. — Пей лучше, — следя за больной, вцепившейся пальцами в уезжающую куда-то голову, мужчина тяжело вздыхал: она не в состоянии держаться сама, что уж говорить о наполненной доверха кружке. Он присел на край постели и, избавив её лицо от цепких пальцев, приложил кружку к её губам. Карин послушно отпила бульон и перевела разбитый вдребезги взор на Ибики, не понимая, зачем он делает всё это. Голова предательски потяжелела и завалилась на бок, но тут же встретилась с крепким плечом. — Почему? — только и спросила она, заглядывая в его глаза. — У тебя ведь нет никого, — тихо ответил он, но мгновенно сменил тон, когда осознал, что нить происходящего где-то затерялась, потому был вынужден чуть повысить голос: — Я же сказал: пей. Карин недовольно поморщила нос и вновь прильнула губами к кружке. А бульон-то вкусный, но пить его всё равно не хотела, как и валяться овощем в его постели. Терпеть его строгую натуру несколько дней в тесной квартире ей также хотелось меньше всего. Но сейчас от него веяло таким теплом и заботой, что она желала лишь прижаться плотнее и уснуть на его крепкой груди. Узумаки настолько сломила какая-то простуда, что она перестала понимать и осознавать, что попросту бредит. Ибики оставил её ненадолго, как только кружка опустела. Тело Карин и внутри, и снаружи источало немыслимый жар — после горячей порции бульона требовалось как следует пропотеть под одеялом. К глубокой ночи температура, наконец, опустилась до нормальной отметки, и вот тогда Карин нешуточно замёрзла, ощущая, как к телу липнет одежда. Лежащий на футоне мужчина поднялся, озарил комнату светом и очутился рядом как нельзя кстати. — Давай, снимай, — приказал он, на что Узумаки залилась краской и с возмущённым лицом воскликнула: — Д-да ты извращенец! — и в лихорадке закашляла, отвернувшись к стене. Горло болело, да и в грудной клетке жгло, о чём говорить девушка явно не собиралась. Ибики не тот человек, от которого стоило бы ждать великодушия, понимания и гуманных методов лечения — без ущерба здоровью и психологическому состоянию. Ибики оперативно и без лишних слов сам стянул с девушки, кипящей внутри, светлую рубашку, оставив её в бюстгальтере. Если бы не слабость из-за болезни, она бы ему устроила… Карин, поджав губы, спрятала руками грудь, в то время как Морино уже открыл баночку с лечебной мазью. — Спиной ко мне сядь, кашель сам себя не вылечит, — терпеливо выдохнул полной грудью мужчина, наблюдая, как в её обжигающем взгляде потихоньку затухает огонёк возмущения и злости. Девушка послушно села лицом к стене, позволяя Ибики коснуться спины жёсткими пальцами. Тело Карин на секунду охватил холодок. — Лёгкие застудила. И где тебя так угораздило? — Давно я… так не болела, — отрывисто прошептала Узумаки. — Ничего, через пару дней будешь как огурчик! — С такими методами конечно, чёртов извращенец! — огрызнулась Карин. — Помолчи, неугомонная, — втирая мазь, Ибики вдавливал пальцы в кожу с такой силой, отчего та буквально вспыхивала пожаром. Карин жмурила глаза, терпеливо ожидая завершения процедуры. В душной комнате запахло травами. — Я же для тебя стараюсь. — И что это на тебя нашло? — пробурчала Узумаки. С трудом ей верилось, что мастер пыток мог даже заботиться о ком-то, тем более о ней. — А кто мне будет на нервы действовать во время миссий, если с тобой что-то случится? Повернись, теперь грудь. — В её глазах блеснула ярость. Его суровое шрамированное лицо также не оставило Карин равнодушной — вцепилась бы ногтями так, что за ненадобностью Ибики обзавёлся бы ещё парочкой шрамов. Вместо этого девушка лишь пуще покраснела, но груди коснуться всё-таки позволила. — Как ребёнок, — покачал головой Морино и поднял глаза на смущённое, залитое красной краской лицо. Он мог бы и любоваться сейчас, ведь полуобнажённую девушку не каждый день увидишь, однако твёрдость стального духа не позволила ему допускать лишние мысли: первостепенно необходимо вылечить эту неугомонную. — Умеешь утешить! — она находит силы, чтобы в очередной раз огрызнуться. Ему казалось, что дерзкую Карин ничто не способно вывести из строя. Узумаки же в эту минуту пугало и настораживало чрезмерное спокойствие Ибики, словно он часто касается полуобнажённых девушек, а потому даже бровь на его лице ни разу не дёрнулась. — Жизнь тебя ничему не учит, — Ибики намекнул на её хамское отношение к другим людям и неумение отвечать благодарностью. Вместе с тем он подавлял личные интересы в происходящем: сначала дело, потом всё остальное. — Давай, поговори тут ещё, — девушка гордо отвернула голову в сторону, избегая встречи с его тёмными глазами. Ибики растёр грудь мазью и велел Карин лечь в постель под одеяло, в то время как сам отлучился вскипятить чайник. На улице в кромешной тьме по-прежнему шёл снег, укрывая землю и крыши домов. Заглядывая в окно, мужчина о чём-то думал и глубоко вздыхал. Вскоре чайник вскипел, и Ибики наполнил кружку кипятком до верха, заваривая ароматный чай для отдыхающей в кровати Карин, в голове которой творилось невесть что. Он раздражал её до кончиков пальцев и в то же время напрашивался на особое отношение. И уже не впервые Карин замечала это за собой — слишком часто посещали подобные мысли её голову. Наверное, одиночество и совместные миссии, где он часто спасал её, делали своё дело. А эта болезнь выбила из колеи их обоих. — Пей, пока горячий, — он протянул кружку присевшей в кровати Узумаки, которая коснулась пальцами тыльной стороны его ладони и задержала их, а мужчина, застыв на месте, не спешил освобождать руку. Миновало несколько секунд, прежде чем он уточнил: — У тебя и со слухом что-то не так? Карин, негодуя, скорчила лицо в зловещей, но такой забавной гримасе, на что он даже позволил себе тихонько улыбнуться. Оставшаяся часть ночи прошла во снах; из-за апатии и болезни Карин спала так крепко, что Ибики бы даже взволновался: жива ли она вообще? — если бы не её шумное сопение. А проснулась Узумаки оттого, что ноги её окутал чудовищный холод, да и озноб потихоньку возвращался. Морино покачал головой и исчез, но вскоре вернулся с тазиком и чайником в руках. Карин вопросительно посмотрела на него. Закутавшись в одеяло, она уселась и окунула ноги в горячую воду, проклиная простуду. Ибики снова принёс ей чашку с куриным бульоном и присел рядом. — Что-то ты совсем расклеилась, — заметил он, наблюдая, как Карин, чуть вздрагивая, пьёт уже понравившийся ей бульон. Она бы не отказалась, чтобы он всегда о ней так заботился. Или это снова бредни из-за накрывшей болезни? Даже стыдно и думать об этом, как и о том, что она по-прежнему не поблагодарила его. Ведь он добровольно пытается поставить её на ноги, прикладывает усилия, толком не спит. А ведь она его не просила об этом. Ей вдруг стало по-настоящему стыдно. — С… спасибо, — прошептала Карин, крепче сжимая кружку пальцами. Будь у неё чудовищная сила, как у Цунаде, та бы давно раскололась. Ибики даже вскинул брови: сама Карин его поблагодарила? Невозможно. — Лучшая благодарность — скорее поправиться, — до мурашек серьёзно, без толики радости или теплоты сказал Морино, глядя на рыжую макушку. Следом послышались всхлипы, Карин поставила кружку на тумбу и наспех утёрла слёзы с покрасневших глаз и щёк. — Тебе соплей, что ли, мало? — в шутку добавил Ибики и развернул девушку лицом к себе. — Перестань. — Идиот. — Очередная слеза предательски покатилась по щеке. — Я со всей душой, а ты! — яростный взгляд уставился прямо в тёмные, казалось, холодные глаза. Он заботливо прикрыл её тело упавшим с плеч одеялом и задержал ладони на её спине. — И я, — его брови нахмурились, на что Карин вновь вздрогнула, округлив заплаканные глаза. — Я, может, даже рада, что ты делаешь это, ведь обо мне никто никогда не заботился, кроме матери. Может, я хочу, чтоб ты всегда рядом был! Морино тяжело вздохнул и прильнул губами к её горячему лбу: — Ты бредишь, ложись спать, — только и сказал он. — И снова ты меня бросаешь, лучше бы поговорил со мной! — в Ибики полетела подушка, которую он мгновенно поймал, а после не поленился взбить и положить обратно к изголовью кровати. Карин была в отчаянии. — Тебе отдыхать нужно. Она считала его хладнокровным и жестоким, не способным понять её чувств и принять их, и долго злилась, лёжа в постели в попытках уснуть. Но потом, наконец, поняла, что бесчувственный человек не будет проявлять заботы. А значит, у него всё же что-то есть по отношению к ней? И Карин надеялась, что это не обыкновенная жалость. Нет ничего хуже неё. И нужно это как-то проверить, опровергнуть. Девушка поджала губы, чуть унявшись, и вскоре заснула. Но чудовищный кашель не позволил ей как следует отдохнуть, он скорее вымотал её ещё больше. Ибики заваривал настой из трав, пока Карин, сосредоточив в ладони чакру, пыталась хотя бы снять боль в застуженных лёгких и воспалённом горле, при этом часто кашляя. Морино, став свидетелем этого зрелища, только разозлился и, сев рядом, взял её руки в свои ладони: — И так слаба, тебе недостаточно? — Ибики не выпускал её рук, и Карин поймала себя на мысли, что ей это даже нравится. И даже то, что он ругает её, отчитывает, не позволяет наделать глупостей, хочет всё сделать сам. Она подняла изучающе-утомлённый взгляд на него. Ибики тяжело вздохнул и потянулся за кружкой. — Ничего, отлежишься, будешь огурцом. Оставшийся день он отпаивал её, постоянно касался лба, чтобы удостовериться, что ей стало лучше, и при этом не заводил разговоров. Он и правда желал ей скорейшего выздоровления, хотя заботиться о ней, такой беспомощной и слабой, ему даже нравилось. Но это не может продолжаться вечно… Она поправится, а затем снова рутина, совместные миссии, её зловещие взгляды и бесконечные упрёки, на что он будет оставаться безэмоциональным и равнодушным. Он в очередной раз присел рядом и потянулся к Карин в попытке проверить температуру, но замер, столкнувшись с её глазами. Она пыталась прочесть в его взгляде хоть что-нибудь светлое и сердцу приятное, но Ибики был убийственно серьёзен, что ей попросту хотелось зареветь. Карин не сдалась: её ладонь коснулась шрамированной щеки и задержалась на ней, а пересохшие губы прильнули к его губам, осторожно целуя. Нет, у этой девчонки точно жар! Ибики бы вырвался, отпрянул, если бы хотел этого. Но он, вскинув брови в изумлении, просто всматривался в её закрытые веки и пытался понять, что она сейчас вытворяет? Для чего? С ума сошла, наверное. Но она знала, чувствовала сердцем! И он этого не сможет скрыть — она не позволит. Карин целовала неуверенно, храня веру в то, что мужчина ей, наконец, ответит взаимностью. Собравшись духом, Узумаки обвила его шею руками и пересела на его колени, что встряхнуло Морино. — Ты понимаешь, что делаешь? — отстранившись, с привычной серьёзностью заметил мужчина. Она могла бы принять это за грубость с его стороны, но сейчас оставалась совершенно умиротворённой. Ему казалось, что Карин как минимум недолюбливает его, иначе откуда в ней ранее было столько агрессии? Потому-то он ждал, что она вот-вот вспылит и набросится на него с кулаками, но вместо этого Карин густо покраснела, и отнюдь не из-за простуды. — Что хочу, то и делаю, — томно вздохнула Узумаки и настойчиво потянулась к его губам снова. — Я не умею, как ты, молчать всю жизнь, если люблю! — обжигающе выдохнула она в его губы, на что его тело ответило лёгким, почти незаметным вздрагиванием. Ибики даже усмехнуться не успел, как вновь оказался во власти девушки, которая определённо для него что-то значила. И на этот раз он ответил на поцелуй, хоть и опасался никому непредвиденных последствий. Но… какая разница, что будет в результате, если ты и правда любишь?